— Простите, миледи, я не хотел никого обидеть. Фиона милостиво кивнула.
— Ты все еще цепляешься за старые обиды, Коннал, а старые обиды имеют свойство притягивать новые.
Коннал вздохнул и потер лоб. «Здорово, — подумал он. — Теперь я разгневал вторую колдунью и отца первой». Он не мог понять, как случилось, что он потерял контроль над ситуацией. Ответ пришел скоро: это все Шинид со своим колдовством. Он поклялся себе, что не будет реагировать на ее обвинения, но, видно, напрасно. Эта женщина играла на его нервах, как арфистка на струнах. И от ее игры душа у него болела.
— Мне надо поговорить с ней прямо сейчас, Фиона схватила его за локоть, не дав уйти.
— Зачем тебе это?
— Мы должны договориться. Вы поймете, вы ведь тоже были в такой ситуации, когда король велел Рэймонду взять в жены ирландку. Я должен… мы должны повиноваться.
— Да, это я понимаю, но какие чувства ты к ней испытываешь?
Коннал кашлянул и неожиданно хриплым голосом сказал:
— Ничего из того, что можно назвать нежными чувствами. Черты лица Фионы заострились. Взгляд ее пронизывал.
Рэймонд, скрестив руки на груди, молча наблюдал за происходящим.
— Я никогда не обижу ее, не причиню вреда, и я хочу, чтобы вы это знали. Правда, начало получилось не очень хорошим.
«Не очень хорошее начало — слишком мягко сказано», — подумал Коннал. Скорее надо признать, что с момента его появления здесь у них с Шинид все получалось из рук вон плохо. Но и тогда, тринадцать лет назад, все закончилось не лучше, чем началось теперь. Он вспомнил, как Шинид девочкой криками ободряла его во время тренировок. Она мешала ему сосредоточиться, она мешала ему общаться со сверстниками, ибо они смеялись над ним, дразнили за то, что завел себе такую подружку. Сколько раз ему приходилось драться из-за нее! Он должен был трудиться втрое упорнее остальных, чтобы его не считали любимчиком наставника.
Ему пришлось ее оттолкнуть. Пришлось. Он не хотел. Шинид была девочкой, а он пытался стать мужчиной, завоевать право называться рыцарем. Он знал, что поступал жестоко, но он не мог жить той жизнью, какой хотел, потому что этот младенец в платье путался у него под ногами. Он не сожалел о том, как поступил с ней тогда, и сейчас не начал затевать все заново, повторял он себе, и все же… И все тот день, когда он положил конец ее назойливости, стал последним днем, когда она говорила с ним как с другом.
Де Клер подошел к нему и прошептал:
— Что бы вы там ни решили, будь осторожен с сердцем моей дочери, Коннал. Она сильна духом, но и ранима, как всякая женщина. А может, даже больше других.
У Коннала были причины в этом сомневаться, ибо он представить себе не мог, что могло бы пробить ее непоколебимое упрямство, лишенное всякого здравомыслия и человеческой логики.
— Но и власти у нее куда больше, чем у всякой женщины, милорд.
— Король приказал мне взять ирландскую невесту, Коннал, — со спокойной мудростью глядя на молодого собеседника, сказал Рэймонд. — Но я выбрал себе женщину по сердцу. — Он взглянул на Фиону и улыбнулся. — И я даю такое же право Шинид. — Коннал изумленно округлил глаза. — У меня на то есть причина. Когда я…
— Рэймонд, не надо! — перебила мужа Фиона, схватив его за руку.
Рэймонд поцеловал жену в лоб.
— Я доверяю ему, — прошептал он. — И потому, что король приказал им пожениться, он имеет право знать.
Коннал, нахмурившись, переводил взгляд с Фионы на Рэймонда. Страх липкой волной прокатился у него по спине. Он никогда не видел Фиону такой: виноватой и несчастной. Как будто что-то давнее, глубоко спрятанное, прорвалось наружу обидой и болью.
Она покачала головой:
— Не надо, милый, это очень личное, ты же знаешь.
Рэймонд кивнул и, обратившись к Конналу, загадочно произнес:
— Когда я выбирал за свою дочь, я сделал плохой выбор.
Коннал нахмурился. Что хотел сказать этим Рэймонд?
Что она была обручена? С кем? Что она любила кого-то? И почему она сейчас не замужем? По лицу Фионы было видно, что она сердится на мужа за то, что тот проговорился. Интересно, при каких обстоятельствах была разорвана эта помолвка? Коннал испытал странное чувство — нечто вроде ревности — и сам себе удивился. Рэймонд чуть подался вперед:
— Я говорю об этом лишь для того, чтобы ты знал: если она решит не выходить за тебя, я отправлю ее в надежное место, а с королем разберусь сам.
Она этого не допустит. Коннал был в этом уверен, и обсуждать тут было нечего. Как много раз до этого, она будет стоять на своем, но и отвечать за все будет сама. Он не может позволить ей страдать из-за собственного упрямства. Неповиновение приказу короля могло привести только к несчастью: король лишится надежной опоры, она погибнет, сопротивляясь воле монарха, или погибнет ее отец, а Коннал подпишет себе смертный приговор.
Гейлерон опять возник рядом. Он попросил прощения за то, что вмешивается в разговор, и Коннал резко обернулся к нему. Еще до того, как Гейлерон поднял руку, Коннал увидел, что его люди с интересом смотрят куда-то вверх.
Коннал скользнул взглядом по каменной лестнице, и то, что он там увидел, заставило его изумленно раскрыть рот.
— Ты хоть что-нибудь подобное в жизни видел? — шепнул ему Гейлерон.
Коннал молча покачал головой, онемев от восхищения.
По лестнице спускалась Шинид — сама красота и достоинство. Что ж, все верно, ведь в ней текла кровь вождей клана. Он теперь не мог поверить, что она и та разъяренная фурия, с какой ему пришлось иметь дело несколько минут назад, одна и та же женщина. Она излучала спокойствие и горделивую уверенность. В платье темно-синего бархата, она воплощала собой власть. Через плечо к бедру тянулись широкие полосы ткани — они символизировали клан О'Доннелов и дюжину других ирландских кланов. Красные, голубые, зеленые — они радугой сияли на ее платье.
«Ричард, — мысленно прошептал Коннал, — смотри, ты отправил меня воевать. Ибо победить ее одну будет труднее, чем победить дюжину ирландских лордов».
И вот взгляды их встретились. Она помедлила на последней ступеньке и улыбнулась женственно и нежно.
И эта улыбка была так удивительна и так неожиданна, что напоминала стрелу, нечаянно угодившую в сердце.
И в этот момент Коннал принял решение. Он станет сражаться с этой женщиной. За нее. За право обладать ею. За мир для Ирландии. За мир, что она принесет в его душу. Но никогда, сказал он себе, он не отдаст ей своего сердца.
Глава 5
Шинид затаила дыхание.
Коннал раздевал ее взглядом. Если бы он действительно мог видеть ее под одеждой, то заметил бы, что она горит от желания. Взгляд его был как капкан — она не могла пошевелиться, не замечала того, что все присутствующие смотрят на нее, а ее родители, Фиона и Рэймонд, переглядываются с легкой улыбкой. Она видела лишь Коннала.
Того самого ирландского рыцаря, что явился к ней, чтобы заявить на нее свои права.
Нет, с жестокой ясностью вдруг пронеслось у нее в голове, не на нее, а на ее земли и армии, которые давно уже хочет заполучить король. И ради своего короля Коннал готов был пожертвовать собой, а она должна была стать жертвенным алтарем.
«О Матерь Божья! Зачем ты создала его таким красивым? Неприступным. Надменным». Она смотрела на него теперь не как на юнца, только-только посвященного в рыцари, а как на мужчину, покрытого боевыми шрамами и закаленного в битвах. Умудренного жизнью. Она не могла представить себе, какого рода опыт выковал его, теперешнего. Что делает с человеком постоянная близость смерти? Хотела бы она это знать…
Она сделала последний шаг вниз, и Коннал шагнул ей навстречу. Но люди Коннала уже окружили ее. Улыбки, поклоны, шутки. Шинид весело улыбалась, но от нее не укрылось то, что среди людей Коннала было немало таких, кто не посчитал нужным даже поздороваться с ней. Итак, она уже стала причиной раскола в недавно дружных рядах армии Пендрагона. «Он припомнит мне это», — подумала она.
Шинид скользнула взглядом по толпе гостей. Странного вида мужчина, стоявший справа от нее, привлек ее внимание. Он раздвинул плечом тех, кто стоял возле нее, и рыцари Коннала послушно расступились, пропуская его вперед. Он был могуч, широк в плечах и высок. Лицо этого человека производило неизгладимое впечатление. Вытатуированные на смуглой коже черные полосы делали его лицо похожим на маску. Голову его венчал тюрбан, а одежда скорее служила для украшения, нежели для защиты от холода. Манжеты и ворот рубахи из желтого шелка были украшены затейливой вышивкой, широкие шаровары ниспадали свободными складками, нависая над лодыжками. За широкий шелковый пояс был заткнут целый арсенал. Из всех присутствующих лишь он один имел при себе оружие. Шинид встретилась с ним взглядом. Глаза у незнакомца были черны, как южная ночь, а взгляд тяжел и неприветлив. Он так пристально ее разглядывал, что она не очень удивилась бы, если бы он вдруг подошел и посмотрел на ее зубы.
— Она редкостная красавица, господин.
Шинид повернула голову и увидела, что Коннал подошел к человеку в тюрбане и остановился рядом, потягивая вино из кубка. Несмотря на отсутствие устрашающих татуировок и привычное платье, Коннал действовал на нее куда разрушительнее, чем тот, кто назвал Коннала господином.
Коннал усмехнулся, оглядел ее, и Шинид зарделась под его взглядом.
— Шинид, это Наджар.
Шинид медленно повторила непривычно звучащее имя, словно пробуя его на вкус.
— Наджар. Вы были в турецком плену, но ведь вы индиец, не так ли?
Наджар сдержанно кивнул.
Шинид вдруг протянула руку к его лицу и пробежала пальцами по черной полосе татуировки.
— Зачем вы это сделали?
— Разве мой вид не внушает вам страха?
Шинид наклонила голову, раздумывая над его словами.
— Вы похожи на сокола, а сокол, — Шинид скользнула пальцами вниз по его щеке, — красивая птица.
Наджара немало удивил ее ответ. На лице его отразилась внутренняя борьба.
— Так вы меня не боитесь?
— А разве я должна?
Наджар ненадолго задумался.
— Пожалуй, нет. Вы женщина господина. Я буду защищать вас, как защищаю его.
Шинид посмотрела на Коннала, и взгляды их встретились. Коннал ясно дал ей понять, что ни в ком и ни в чем не нуждается. Для него в жизни осталась лишь одна значимая вещь — присяга на верность Ричарду. Шинид перевела взгляд на Наджара.
— Говоришь, ты его защищаешь? Хорошо. Тогда я спокойна. Ты ведь должен будешь доставить его Ричарду в целости и сохранности, а иначе эти клятвы и договоры — пустые слова. Верно?
Наджар усмехнулся и стал похож на демона. Шинид ответила ему дружелюбной улыбкой и, окинув взглядом столы, ломящиеся от яств, посмотрела на Коннала. Тот рассматривал ее с нескрываемым любопытством, как будто увидел в ней нечто такое, о чем раньше не догадывался.
— Ты что-то хочешь сказать мне, Пендрагон?
Коннал отметил про себя, что она предпочитает не называть его по имени.
— Да. — Когда они смогут уединиться, он спросит ее о несостоявшейся помолвке и о причинах, по которым она сорвалась. — С тобой, — Коннал подался вперед, заслонив ее широкими плечами от гостей, — мне всегда есть о чем поговорить.
Наджар тактично отошел в сторону.
— Если ты опять собираешься говорить о клятвах на верность Ричарду и прочей ерунде, то избавь меня от этого хотя бы до завтрашнего утра. — При этом Шинид продолжала лучезарно улыбаться. Синие глаза ее были сама невинность.
Она всегда готова дать ему отповедь. За словом в карман никогда не полезет.
— Хочешь вытолкать меня отсюда взашей, да?
Шинид спокойно встретила его взгляд.
— Едва ли мне это удастся. Да и кому-нибудь другому тоже.
— А как же твоя магия? — насмешливо спросил он. Шинид покачала головой:
— Долго же ты пропадал, если забыл наши законы.
— Нет, помню. Но как-то раз тебя и законы не остановили.
— Ты намекаешь на детскую шалость, совершенную много лет назад?
— Да нет, я уже давно простил тебе попытку превратить меня… в козла.
Она заметила, что он слегка покраснел, и ей это не понравилось.
— Я была не права и знаю, что тебе было неприятно. В тот день моя мать лишила меня возможности колдовать.
Коннал недоуменно вскинул брови. Шинид прикоснулась к серебряной цепи, что носила на запястье.
— Только пять лет назад мне был возвращен мой дар.
Он продолжал смотреть на нее.
— А потом, когда ты продолжала меня преследовать?
Шинид почувствовала себя униженной. То унижение, какое казалось давно изжитым.
— Вспомни, — низким от волнения голосом проговорила она, — я хоть раз попробовала тебя заколдовать, когда ты кричал на меня при всех? Когда ты вытолкал меня из конюшни и назвал испорченной девчонкой, когда ты сказал, что я ничего для тебя не значу и не буду значить, — разве я навела на тебя порчу? Наслала беду?
Он почувствовал ее давнюю обиду с неожиданной остротой, как свою, может даже, еще сильнее.
— Я был всего лишь мальчишкой, Шинид.
— Ты был мужчиной шестнадцати лет. Без пяти минут Рыцарь.
Коннал кивнул, соглашаясь с ней.
— Я не могу взять обратно свои слова, но… прости неразумного подростка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44