Да, он стал вехой в ее жизни, но не более того. Когда-то она его обожала — он был тогда еще мальчиком, но что это дало ей, кроме боли? Эта любовь лишний раз доказала, что нельзя позволять невинному сердцу править кораблем жизни.
Править, чтобы разбиться.
Шинид махнула правой рукой, и меч появился из песка, словно кто-то невидимый вытолкнул его оттуда.
Коннал тихонько ругнулся.
Шинид знала, что он проделал весь этот долгий путь не для того, чтобы позволить ей жить так, как она хочет. Рано или поздно разговор состоится, так почему бы не сейчас?
Она повернулась к нему и посмотрела на него. Тяжелый меч она сжимала теперь обеими руками.
Потому, как вспыхнули его глаза, по быстрому движению зрачков — он окинул ее взглядом всю, с головы до ног, — она поняла, что Коннал не ожидал увидеть ее взрослой. Тринадцать лет… Тогда они оба были невинными и наивными, но как давно это было! Шинид и сама не ожидала увидеть его там, и даже ей потребовалось время, чтобы оправиться от удивления.
Феи и эльфы свидетели — перед ней стоял настоящий богатырь. Могучий, властный и суровый. С глазами зелеными, как морской лед. Но во взгляде его не было ничего, что могло бы ее согреть, — ни дружеского участия, ни нежности, ни радости узнавания. Только этот холодный льдистый огонь.
И этот огонь прожег ее душу.
Не сказать, чтобы ей это нравилось. Но она иного и не ждала.
Ветер шевелил подбитый мехом плащ на его плечах, отбрасывал его назад, открывая взгляду руки, сложенные на груди. Могучие предплечья и кисти в боевых рукавицах, сверкавших металлом. В кожаной куртке темно-коричневого цвета и надетой поверх кольчуге из металлической сетки — только боевого шлема не хватало — он выглядел здесь чужим: английский рыцарь, захватчик на ирландской земле. Этот английский наряд был словно клеймо, выдававшее в нем врага. Ветер шевелил его черные волосы, блестящие, как соболиный мех. Но в черноте его волос угадывался едва заметный рыжий оттенок — все, что осталось у него от детства. Только это, пожалуй, и напоминало того мальчика, каким он был тринадцать лет назад. Щеку его уродовал шрам — его он приобрел уже мужчиной.
Шинид вглядывалась в его лицо, в фигуру в тщетной попытке найти того мальчика, которого она когда-то любила, но нет, того ребенка заменил мужчина, и сердце ее отказывалось его узнавать.
— Нет, Пендрагон. Я не колдую. Хотя это тебя не касается.
Коннал нахмурился. Он отвык от подобного тона. Но была еще одна причина. Он даже представить себе не мог, что та девочка, что заглядывалась на него, ходила за ним по пятам, мешала ему в его занятиях и отпугивала от него других девчонок, могла говорить с ним вот так!
Впрочем, тринадцать лет — долгий срок. Она уже давно не была той девочкой. Перед ним стояла женщина, высокая, статная и умопомрачительно красивая. Она и ребенком была красива, это верно. Но его не могла обмануть внешность. Он знал, что под этой красивой оболочкой прячется испорченное существо. Другого — но не его — могли обмануть эти невинные синие глаза. Он знал, на что она способна. На какие жуткие поступки.
И все же… Он помнил, слишком хорошо помнил, как она говорила со стихиями. Сверкающая посреди зимней метели. В зеленом бархате со снежно-белой меховой оторочкой. Волосы треплет ветер — ее покрывало, ее защита. Ленточки, вплетенные в тонкие косички, — ленточки с письменами, часть ее магии и магия ее волос. Зеленый наряд говорил о благородстве ее происхождения, кельтский орнамент, вышитый золотом по подолу, выдавал в ней принцессу, и при этом не важно, считали ее таковой англичане или нет. И она держалась как истинная принцесса. Гордо поднятая голова, синие глаза, в которых был вызов.
— Теперь меня касается все, что ты делаешь.
Шинид подняла руку, призывая его замолчать.
— Больше ни слова, Пендрагон. Я знаю, зачем ты приехал. Но свадьбы не будет.
— Отчего же? — Он знал, что она ему откажет, почему же тогда ее слова так его задели?
— Потому что я так сказала.
Коннал усмехнулся, но Шинид почувствовала, что он обижен.
— Ты не можешь не подчиниться приказу короля Англии, Шинид.
Она презрительно усмехнулась в ответ:
— Короля, который предпочитает своей стране чужие земли, а править оставляет других? — Шинид подняла меч острием вверх и медленно пошла вдоль берега к тропинке, ведущей наверх, в замок. — Открой глаза свои, закрытые англичанами, Пендрагон, и посмотри на меня.
Он схватил ее за руку.
Он был почти готов к тому, чтобы почувствовать ожог, но боли не было, просто появилось ощущение, будто ладонь его пронзил мощный поток таинственной энергии, и энергия эта исходила от Шинид. Кожа занемела, по ладони побежали мурашки, сердце подскочило в груди, дыхание перехватило. Было так, словно он, не останавливаясь, бежал от самого Гленн-Тейза.
Коннал отдернул ладонь.
— Что ты сделала? — Он окинул взглядом ее лицо, такое изумительно красивое.
Шинид брезгливо поджала губы.
— Ты уже готов обвинить меня в том, что я наслала на тебя порчу. — Она крепче сжала рукоять меча. — Я теперь не та своевольная и глупая девчонка, Пендрагон, но ты, судя по всему, не слишком поумнел с тех пор. Хотя, — она на миг опустила взгляд на рукоять меча, — во всем остальном с тобой произошла разительная перемена.
— Какого дьявола все это значит? — рявкнул он и, не дождавшись ответа, продолжил: — Говори что хочешь, Шинид, оскорбляй, если не можешь без этого. Я привык.
Она окинула его медленным взглядом: его английский наряд, его английский меч, он и держался как настоящий англичанин. Сердце ее заныло от боли.
— Ты даже говорить стал, как они, — печально прошептала она. — Я выбрала себе судьбу, рыцарь. Я знаю, в чем мое предназначение, и буду бороться за то, чтобы его исполнить. Никто не может приказать мне, за кого выходить замуж и с кем ложиться в постель, и уж тем более мне не указ король, у которого не хватает ума даже на то, чтобы посетить ту страну, которую он завоевал.
Коннал не стал вдаваться в бессмысленные пререкания по поводу того, что приказ короля — закон для любого из его подданных.
— Этой страной правит брат короля, принц-регент.
— Можно подумать, ты не знаешь, сколько бед он натворил на этой земле! Ирландия для него что игрушка для неразумного мальчишки! А страдать приходится нам.
— Я здесь для того, чтобы страданий у вас поубавилось. Шинид усмехнулась, соболиная бровь приподнялась в насмешливом недоумении.
— Неужели, Пендрагон? На чьей же ты теперь стороне: на стороне моей Ирландии или твоей Англии?
Он побледнел, словно ему дали пощечину.
— Ирландия — моя родина.
— Если это так, то почему должно было пройти тринадцать лет, чтобы ты вернулся сюда? Да еще с приказом короля!
Коннал не мог оставаться равнодушным к той горечи, что прозвучала в ее вопросе. Сейчас она напомнила ему мать, которая произнесла почти те же слова, когда он приехал навестить ее в Донеголе. Но у него были серьезные причины чтобы не стремиться домой. Слишком острой болью и стыдом отзывались воспоминания о событиях тринадцатилетней давности. Уже тогда он поклялся себе, что никому не расскажет о пережитом унижении. Чтобы избыть свой стыд, он готов был весь остаток жизни провести в битвах.
— Я был… занят, — только и сказал он.
— Вот как, — протянула она, пристально глядя на него. — Занят — чем? Насаждением своей веры неверным? Убийством ради несметных богатств мусульман? И так же ты намерен поступить с моим народом, действуя от имени короля?
Шинид всегда умела задеть самую больную струну. Коннал едва сдержался, чтобы не нагрубить ей. Он шагнул к ней и могучей скалой навис над хрупкой девушкой.
— Я рыцарь короля Ричарда, Шинид. Мой долг действовать по его приказу и от его имени. И такие, как я, служат залогом мира!
— Я не так наивна в политических вопросах, как тебе кажется, Пендрагон. Ты ненавистен мне не сам по себе. Мне ненавистен человек, что скрывается за щитом и мечом другого и забывает, откуда он родом!
— Я беспристрастен. Моего в Ирландии почти ничего не осталось, — ответил он сдержанно.
— Вы слишком самонадеянны, сэр. Вы покинули родину ради англичан, в то время как я оставалась здесь, всеми силами стараясь сгладить тягостные последствия правления английских наместников. Теперь вы вернулись, чтобы забрать то, что я считаю своим. — Она приблизила к нему лицо, и глаза ее вызывающе блеснули. — Этому не бывать! Никогда! — Она повернулась к нему спиной и стала подниматься на замковый холм, используя меч как трость.
— Шинид!
Она не оглянулась. Походка ее была плавной, она словно парила над снежной равниной.
— Все решено, Шинид. Антрим принадлежит королю.
— И ты тоже, — эхом откликнулась Шинид.
Коннал мрачно усмехнулся и начал подниматься следом. К своим товарищам, поджидавшим его на вершине холма.
— Похоже, и тут промашка вышла, — философски заметил Гейлерон, подавая Конналу поводья его коня.
Коннал бросил взгляд в сторону женщины, идущей под снежной сенью деревьев, и невесело произнес:
— Напротив, я ожидал худшего.
Но сам он прекрасно понимал, что Шинид просто ждет удобного момента, чтобы одержать над ним верх. Она стала мудрее и не говорит всего, что у нее на душе. Она научилась скрывать свои чувства. Она овладела искусством владеть собой едва ли не лучше, чем он сам.
Коннал вскочил на коня и огляделся.
— Она разгуливает в одиночестве? Без сопровождения? Без охраны?
Шинид была вооружена, но меч был слишком тяжел для женской руки, обороняться с его помощью она бы не сумела.
— Никого рядом с ней нет, милорд, — пожал плечами Гейлерон.
Мужчины озабоченно переглянулись и одновременно посмотрели на женщину, идущую к замку.
— Она прямо нарывается на неприятности, — пробурчал Коннал и окликнул Шинид, но она не повернула головы. Она шла быстро, гораздо быстрее, чем по понятиям Коннала могла идти женщина. Когда она подошла ближе, Коннал увидел, что вокруг ее головы образовался нимб из крохотных птичек. Миниатюрные создания весело щебетали, две или три уселись ей на плечо. Не успевшие полинять крольчата выскочили из норы и бросились следом за ней, словно игривые щенки.
Шинид остановилась, взяла самого маленького крольчонка на руки, что-то шепнула ему и отпустила. На губах ее играла улыбка. Крольчата походили на коричневые меховые мячики, подскакивающие на снегу.
Свистящий звук, до боли знакомый, прорезал тишину. Коннал стремительно развернулся и увидел, как стрелы пронзили крольчат, тех, что так доверчиво жались к ногам Шинид… Птицы с тревожным криком разлетелись.
— Не стрелять! — закричал Коннал.
Шинид закачалась и медленно осела на землю. Коннал в испуге подумал, что стрела угодила в нее. Глаза ее помутнели от горя — последняя стрела убила крохотного крольчонка того, что был к ней ближе всех. Снег окрасился в цвет крови. Шинид протяжно застонала.
— Шинид! — крикнул Коннал, бросаясь к ней.
— Ты здесь всего лишь пару дней, Коннал, а уже сеешь вокруг себя смерть.
Слова ее смутили его, а ведь он думал, что душа его накрепко защищена панцирем равнодушия к чужой боли.
— Побойся Бога, женщина! Солдаты добывают себе пропитание. Инстинкт охотников у них в крови.
— Ни одна душа в Антриме не голодает с тех пор, как вернулась из изгнания моя мать. Мы все следим за тем, чтобы люди здесь были сыты, и охотимся только по необходимости! — со злой досадой ответила Шинид.
— Что значит «мы»? Мои люди в большинстве своем живут не в замках и питаются тем, что смогут добыть. И хочу сразу тебя предупредить, — поторопился добавить Коннал, — мне наплевать, что ты по этому поводу думаешь, но я не отдам приказа прекратить охоту!
— Тогда вели им охотиться на взрослых зверей. — Острием меча она указала на кровь на снегу. — Не на детенышей!
«У детенышей мясо нежнее», — хотел он ответить ей, но мудро промолчал.
— . Это произошло случайно. Приношу свои соболезнования. — Коннал бросил взгляд на дичь на снегу. — Смею заверить, ни мясо, ни мех не пропадут.
— Жертва была напрасной! — в сердцах воскликнула Шинид. — Предупреди их, — она кивнула в сторону группы солдат, — если они еще хоть раз убьют того, кто способен произвести потомство, мы вообще перестанем давать им еду. — С этими словами Шинид поплотнее запахнула плащ и пропала, растворилась среди деревьев.
Коннал удивленно заморгал, когда на том месте, где она только что стояла, остался лишь красный дымок, который быстро рассеялся. Девочкой она никогда не проделывала подобные трюки. Он всегда считал, что лишь мать ее способна на подобное волшебство. Но видно, он ошибся. Какие же еще чародейские штучки она припасла для него? И как ему с этим быть? Когда она станет его женой, он запретит ей колдовать. Впрочем, он тут же напомнил себе, что мечтает о невозможном. Если ее народ и эта земля проживут и без ее колдовства, то Шинид, мятежница, предпочтет погибнуть, но не покориться. Он должен быть готов к яростному сопротивлению и утонченному коварству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Править, чтобы разбиться.
Шинид махнула правой рукой, и меч появился из песка, словно кто-то невидимый вытолкнул его оттуда.
Коннал тихонько ругнулся.
Шинид знала, что он проделал весь этот долгий путь не для того, чтобы позволить ей жить так, как она хочет. Рано или поздно разговор состоится, так почему бы не сейчас?
Она повернулась к нему и посмотрела на него. Тяжелый меч она сжимала теперь обеими руками.
Потому, как вспыхнули его глаза, по быстрому движению зрачков — он окинул ее взглядом всю, с головы до ног, — она поняла, что Коннал не ожидал увидеть ее взрослой. Тринадцать лет… Тогда они оба были невинными и наивными, но как давно это было! Шинид и сама не ожидала увидеть его там, и даже ей потребовалось время, чтобы оправиться от удивления.
Феи и эльфы свидетели — перед ней стоял настоящий богатырь. Могучий, властный и суровый. С глазами зелеными, как морской лед. Но во взгляде его не было ничего, что могло бы ее согреть, — ни дружеского участия, ни нежности, ни радости узнавания. Только этот холодный льдистый огонь.
И этот огонь прожег ее душу.
Не сказать, чтобы ей это нравилось. Но она иного и не ждала.
Ветер шевелил подбитый мехом плащ на его плечах, отбрасывал его назад, открывая взгляду руки, сложенные на груди. Могучие предплечья и кисти в боевых рукавицах, сверкавших металлом. В кожаной куртке темно-коричневого цвета и надетой поверх кольчуге из металлической сетки — только боевого шлема не хватало — он выглядел здесь чужим: английский рыцарь, захватчик на ирландской земле. Этот английский наряд был словно клеймо, выдававшее в нем врага. Ветер шевелил его черные волосы, блестящие, как соболиный мех. Но в черноте его волос угадывался едва заметный рыжий оттенок — все, что осталось у него от детства. Только это, пожалуй, и напоминало того мальчика, каким он был тринадцать лет назад. Щеку его уродовал шрам — его он приобрел уже мужчиной.
Шинид вглядывалась в его лицо, в фигуру в тщетной попытке найти того мальчика, которого она когда-то любила, но нет, того ребенка заменил мужчина, и сердце ее отказывалось его узнавать.
— Нет, Пендрагон. Я не колдую. Хотя это тебя не касается.
Коннал нахмурился. Он отвык от подобного тона. Но была еще одна причина. Он даже представить себе не мог, что та девочка, что заглядывалась на него, ходила за ним по пятам, мешала ему в его занятиях и отпугивала от него других девчонок, могла говорить с ним вот так!
Впрочем, тринадцать лет — долгий срок. Она уже давно не была той девочкой. Перед ним стояла женщина, высокая, статная и умопомрачительно красивая. Она и ребенком была красива, это верно. Но его не могла обмануть внешность. Он знал, что под этой красивой оболочкой прячется испорченное существо. Другого — но не его — могли обмануть эти невинные синие глаза. Он знал, на что она способна. На какие жуткие поступки.
И все же… Он помнил, слишком хорошо помнил, как она говорила со стихиями. Сверкающая посреди зимней метели. В зеленом бархате со снежно-белой меховой оторочкой. Волосы треплет ветер — ее покрывало, ее защита. Ленточки, вплетенные в тонкие косички, — ленточки с письменами, часть ее магии и магия ее волос. Зеленый наряд говорил о благородстве ее происхождения, кельтский орнамент, вышитый золотом по подолу, выдавал в ней принцессу, и при этом не важно, считали ее таковой англичане или нет. И она держалась как истинная принцесса. Гордо поднятая голова, синие глаза, в которых был вызов.
— Теперь меня касается все, что ты делаешь.
Шинид подняла руку, призывая его замолчать.
— Больше ни слова, Пендрагон. Я знаю, зачем ты приехал. Но свадьбы не будет.
— Отчего же? — Он знал, что она ему откажет, почему же тогда ее слова так его задели?
— Потому что я так сказала.
Коннал усмехнулся, но Шинид почувствовала, что он обижен.
— Ты не можешь не подчиниться приказу короля Англии, Шинид.
Она презрительно усмехнулась в ответ:
— Короля, который предпочитает своей стране чужие земли, а править оставляет других? — Шинид подняла меч острием вверх и медленно пошла вдоль берега к тропинке, ведущей наверх, в замок. — Открой глаза свои, закрытые англичанами, Пендрагон, и посмотри на меня.
Он схватил ее за руку.
Он был почти готов к тому, чтобы почувствовать ожог, но боли не было, просто появилось ощущение, будто ладонь его пронзил мощный поток таинственной энергии, и энергия эта исходила от Шинид. Кожа занемела, по ладони побежали мурашки, сердце подскочило в груди, дыхание перехватило. Было так, словно он, не останавливаясь, бежал от самого Гленн-Тейза.
Коннал отдернул ладонь.
— Что ты сделала? — Он окинул взглядом ее лицо, такое изумительно красивое.
Шинид брезгливо поджала губы.
— Ты уже готов обвинить меня в том, что я наслала на тебя порчу. — Она крепче сжала рукоять меча. — Я теперь не та своевольная и глупая девчонка, Пендрагон, но ты, судя по всему, не слишком поумнел с тех пор. Хотя, — она на миг опустила взгляд на рукоять меча, — во всем остальном с тобой произошла разительная перемена.
— Какого дьявола все это значит? — рявкнул он и, не дождавшись ответа, продолжил: — Говори что хочешь, Шинид, оскорбляй, если не можешь без этого. Я привык.
Она окинула его медленным взглядом: его английский наряд, его английский меч, он и держался как настоящий англичанин. Сердце ее заныло от боли.
— Ты даже говорить стал, как они, — печально прошептала она. — Я выбрала себе судьбу, рыцарь. Я знаю, в чем мое предназначение, и буду бороться за то, чтобы его исполнить. Никто не может приказать мне, за кого выходить замуж и с кем ложиться в постель, и уж тем более мне не указ король, у которого не хватает ума даже на то, чтобы посетить ту страну, которую он завоевал.
Коннал не стал вдаваться в бессмысленные пререкания по поводу того, что приказ короля — закон для любого из его подданных.
— Этой страной правит брат короля, принц-регент.
— Можно подумать, ты не знаешь, сколько бед он натворил на этой земле! Ирландия для него что игрушка для неразумного мальчишки! А страдать приходится нам.
— Я здесь для того, чтобы страданий у вас поубавилось. Шинид усмехнулась, соболиная бровь приподнялась в насмешливом недоумении.
— Неужели, Пендрагон? На чьей же ты теперь стороне: на стороне моей Ирландии или твоей Англии?
Он побледнел, словно ему дали пощечину.
— Ирландия — моя родина.
— Если это так, то почему должно было пройти тринадцать лет, чтобы ты вернулся сюда? Да еще с приказом короля!
Коннал не мог оставаться равнодушным к той горечи, что прозвучала в ее вопросе. Сейчас она напомнила ему мать, которая произнесла почти те же слова, когда он приехал навестить ее в Донеголе. Но у него были серьезные причины чтобы не стремиться домой. Слишком острой болью и стыдом отзывались воспоминания о событиях тринадцатилетней давности. Уже тогда он поклялся себе, что никому не расскажет о пережитом унижении. Чтобы избыть свой стыд, он готов был весь остаток жизни провести в битвах.
— Я был… занят, — только и сказал он.
— Вот как, — протянула она, пристально глядя на него. — Занят — чем? Насаждением своей веры неверным? Убийством ради несметных богатств мусульман? И так же ты намерен поступить с моим народом, действуя от имени короля?
Шинид всегда умела задеть самую больную струну. Коннал едва сдержался, чтобы не нагрубить ей. Он шагнул к ней и могучей скалой навис над хрупкой девушкой.
— Я рыцарь короля Ричарда, Шинид. Мой долг действовать по его приказу и от его имени. И такие, как я, служат залогом мира!
— Я не так наивна в политических вопросах, как тебе кажется, Пендрагон. Ты ненавистен мне не сам по себе. Мне ненавистен человек, что скрывается за щитом и мечом другого и забывает, откуда он родом!
— Я беспристрастен. Моего в Ирландии почти ничего не осталось, — ответил он сдержанно.
— Вы слишком самонадеянны, сэр. Вы покинули родину ради англичан, в то время как я оставалась здесь, всеми силами стараясь сгладить тягостные последствия правления английских наместников. Теперь вы вернулись, чтобы забрать то, что я считаю своим. — Она приблизила к нему лицо, и глаза ее вызывающе блеснули. — Этому не бывать! Никогда! — Она повернулась к нему спиной и стала подниматься на замковый холм, используя меч как трость.
— Шинид!
Она не оглянулась. Походка ее была плавной, она словно парила над снежной равниной.
— Все решено, Шинид. Антрим принадлежит королю.
— И ты тоже, — эхом откликнулась Шинид.
Коннал мрачно усмехнулся и начал подниматься следом. К своим товарищам, поджидавшим его на вершине холма.
— Похоже, и тут промашка вышла, — философски заметил Гейлерон, подавая Конналу поводья его коня.
Коннал бросил взгляд в сторону женщины, идущей под снежной сенью деревьев, и невесело произнес:
— Напротив, я ожидал худшего.
Но сам он прекрасно понимал, что Шинид просто ждет удобного момента, чтобы одержать над ним верх. Она стала мудрее и не говорит всего, что у нее на душе. Она научилась скрывать свои чувства. Она овладела искусством владеть собой едва ли не лучше, чем он сам.
Коннал вскочил на коня и огляделся.
— Она разгуливает в одиночестве? Без сопровождения? Без охраны?
Шинид была вооружена, но меч был слишком тяжел для женской руки, обороняться с его помощью она бы не сумела.
— Никого рядом с ней нет, милорд, — пожал плечами Гейлерон.
Мужчины озабоченно переглянулись и одновременно посмотрели на женщину, идущую к замку.
— Она прямо нарывается на неприятности, — пробурчал Коннал и окликнул Шинид, но она не повернула головы. Она шла быстро, гораздо быстрее, чем по понятиям Коннала могла идти женщина. Когда она подошла ближе, Коннал увидел, что вокруг ее головы образовался нимб из крохотных птичек. Миниатюрные создания весело щебетали, две или три уселись ей на плечо. Не успевшие полинять крольчата выскочили из норы и бросились следом за ней, словно игривые щенки.
Шинид остановилась, взяла самого маленького крольчонка на руки, что-то шепнула ему и отпустила. На губах ее играла улыбка. Крольчата походили на коричневые меховые мячики, подскакивающие на снегу.
Свистящий звук, до боли знакомый, прорезал тишину. Коннал стремительно развернулся и увидел, как стрелы пронзили крольчат, тех, что так доверчиво жались к ногам Шинид… Птицы с тревожным криком разлетелись.
— Не стрелять! — закричал Коннал.
Шинид закачалась и медленно осела на землю. Коннал в испуге подумал, что стрела угодила в нее. Глаза ее помутнели от горя — последняя стрела убила крохотного крольчонка того, что был к ней ближе всех. Снег окрасился в цвет крови. Шинид протяжно застонала.
— Шинид! — крикнул Коннал, бросаясь к ней.
— Ты здесь всего лишь пару дней, Коннал, а уже сеешь вокруг себя смерть.
Слова ее смутили его, а ведь он думал, что душа его накрепко защищена панцирем равнодушия к чужой боли.
— Побойся Бога, женщина! Солдаты добывают себе пропитание. Инстинкт охотников у них в крови.
— Ни одна душа в Антриме не голодает с тех пор, как вернулась из изгнания моя мать. Мы все следим за тем, чтобы люди здесь были сыты, и охотимся только по необходимости! — со злой досадой ответила Шинид.
— Что значит «мы»? Мои люди в большинстве своем живут не в замках и питаются тем, что смогут добыть. И хочу сразу тебя предупредить, — поторопился добавить Коннал, — мне наплевать, что ты по этому поводу думаешь, но я не отдам приказа прекратить охоту!
— Тогда вели им охотиться на взрослых зверей. — Острием меча она указала на кровь на снегу. — Не на детенышей!
«У детенышей мясо нежнее», — хотел он ответить ей, но мудро промолчал.
— . Это произошло случайно. Приношу свои соболезнования. — Коннал бросил взгляд на дичь на снегу. — Смею заверить, ни мясо, ни мех не пропадут.
— Жертва была напрасной! — в сердцах воскликнула Шинид. — Предупреди их, — она кивнула в сторону группы солдат, — если они еще хоть раз убьют того, кто способен произвести потомство, мы вообще перестанем давать им еду. — С этими словами Шинид поплотнее запахнула плащ и пропала, растворилась среди деревьев.
Коннал удивленно заморгал, когда на том месте, где она только что стояла, остался лишь красный дымок, который быстро рассеялся. Девочкой она никогда не проделывала подобные трюки. Он всегда считал, что лишь мать ее способна на подобное волшебство. Но видно, он ошибся. Какие же еще чародейские штучки она припасла для него? И как ему с этим быть? Когда она станет его женой, он запретит ей колдовать. Впрочем, он тут же напомнил себе, что мечтает о невозможном. Если ее народ и эта земля проживут и без ее колдовства, то Шинид, мятежница, предпочтет погибнуть, но не покориться. Он должен быть готов к яростному сопротивлению и утонченному коварству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44