При мысли об этом у меня кольнуло в сердце, и я сказал:
– Хорошо бы затащить сюда стол. Он мне нужен для Работы.
– Нет проблем, – бодро откликнулся Дуэйн. – У меня есть старая дверь, которую можно поставить на козлы.
– Спасибо. Ты радушный хозяин. И у тебя очень чисто.
– Помнишь миссис Сандерсон, что живет вниз по дороге? Тута Сандерсон? У нее умер муж пару лет назад, и она живет со своим сыном Редом и его женой. У Реда хорошая ферма, почти как у Джерома. В общем, я договорился с Тутой, чтобы она каждый день готовила тебе, стирала и убирала в комнате. Вчера она уже была, – он замялся. – Она хочет пять долларов в неделю плюс твои продукты. Она не может ездить в магазин с тех пор, как ей удалили катаракту. Ты согласен?
– Конечно. И пусть берет семь долларов. А то мне будет казаться, что я ее обкрадываю.
– Как хочешь. Но она сказала “пять”, а с ней не поспоришь. Давай достанем пиво.
Мы вышли во двор, согретый солнцем и пропитанный запахами фермы. На воздухе пороховой запах Дуэйна чувствовался сильнее, и я спрятался от него в машине.
Взяв пиво, мы пошли мимо сарая, мимо амбара к большому баку, стоящему возле коровника.
– Ты в письме писал, что работаешь над книгой.
– Это моя диссертация.
– И о чем?
– Об одном английском писателе.
– Много он написал?
– Много, – я засмеялся. – Чертовски много. Дуэйн тоже засмеялся.
– А почему ты им занялся?
– Долгая история. Слушай, я хотел навестить кое-кого из знакомых. Здесь остался кто-нибудь?
Он задумался, пока мы проходили мимо бурого пятна, где когда-то была беседка.
– Помнишь Белого Медведя Говра? Он сейчас шериф в Ардене.
Я чуть не выронил пиво:
– Белый Медведь? Этот хулиган? – когда мне было десять, а Белому Медведю семнадцать, мы с ним обкидывали прихожан в церкви Гетсемана шариками из жеваной бумаги.
– Именно. Он хорошо работает.
– Надо ему позвонить. Он мне всегда нравился, хотя был слишком неравнодушен к Алисон.
Дуэйн удивленно взглянул на меня и продолжил:
– Боюсь, сейчас ему не до тебя. Я вспомнил другое лицо из прошлого – самого доброго и смышленого из всех арденских парней.
– А где Пол Кант? Неужели он здесь? Я думал, он уехал в университет и не вернулся.
– Нет, он здесь. Работает в Ардене, в универмаге Зумго. По крайней мере, так я слышал.
– Не могу поверить. Он работает в универмаге? Он что, менеджер?
– Просто работает, – Дуэйн снова взглянул на меня, на этот раз чуть виновато. – Говорят, он немного не в себе.
– Не в себе?
– Ну ты же знаешь, какие длинные у людей языки. Позвони ему и узнай сам.
– Я знаю, какие у них языки, – я вспомнил жену Энди. – Обо мне они достаточно поговорили. А некоторые и до сих пор говорят.
Мы подошли к баку, и я наклонился над его поросшей мхом кромкой и стал опускать бутылки в зеленоватую воду.
Показания Дуэйна Апдаля 16 июля
Конечно, я вам все расскажу про Майлса. Я много могу о нем порассказать. Он всегда был здесь чужим, с самого детства, а когда вернулся – особенно. Говорил так, будто ему краб вцепился в задницу, на городской манер. Как будто шутил надо мной. Когда мы понесли бутылки с пивом в мой бак за сараем, вы знаете, он сказал, что хочет видеть Белого Медведя, ну, в смысле, шерифа Говра (смех), потом сказал, что хочет видеть Канта, и я сказал: давай-давай, понятно (смех), а потом он сказал что-то про людей, которые о нем говорят. Он едва не побил бутылки, пока клал их в бак. Но когда он начал вести себя действительно странно – это когда пришла моя дочь.
* * *
Мой носовой платок зацепился за пробку последней бутылки и, отделившись от моей руки, белым пятном лег на дно бака. Холодная вода обожгла рану; струйка крови медленно задымилась в зеленой воде, и я невольно подумал об акулах.
– Что с тобой? – спросил стоящий рядом Дуэйн, глядя на мою кровоточащую руку.
– Трудно объяснить, – я вытащил руку из воды и прижал ее к дальнему краю бака, где мох был чуть не в дюйм толщиной. Боль как по волшебству прекратилась; ощущение было удивительно приятным. Если бы я мог так стоять целый день, прижимая руку к прохладному мягкому мху, рана зажила бы сразу.
– Тебе больно? – спросил – Дуэйн.
Я смотрел вдаль. По обе стороны от ручья за дорогой росли пшеница и альфальфа. Те же две культуры с четкой линией разделения тянулись и по склону холма, а выше рос лес, неправдоподобно четкий, как на картине Руссо. Мне хотелось взять в руку пригоршню мха и идти туда, забыв все о моей диссертации и о Нью-Йорке.
– Тебе больно?
Кровь через мох просачивалась в воду. Я все еще смотрел на край поля, где начинался лес. Мне показалось, что я вижу тоненькую фигурку, выглянувшую из-за деревьев и шмыгнувшую обратно, как лиса. Прежде чем я успел ее разглядеть, фигурка скрылась.
– Как ты? – голос Дуэйна стал нетерпеливее.
– Нормально. Тут гуляют дети, в этом лесу?
– Вряд ли. Лес слишком густой. А что?
– Нет. Ничего.
– Там водится кое-что. Но охотиться не очень удобно. Если только у тебя нет ружья, стреляющего вокруг деревьев.
– Может, у Энди такие продаются, – я отнял руку ото мха, и она тут же начала ныть.
* * *
Показания Дуэйна Апдаля 16 июля
Похоже, он что-то задумал тогда. Что-то его влекло, можно так сказать. Видели бы вы, как он стоял возле бака и смотрел на этот лес. Мне бы еще тогда догадаться, что с этим лесом что-то неладно.
* * *
Когда Дуэйн сказал: “Пойдем домой, я завяжу это бинтом”, – я удивил его, оторвав пригоршню мха от серого проржавевшего края бака и зажав его в больной Руке. Ноющая боль немного утихла.
– Ты прямо как старая индианка, – сказал Дуэйн. – веришь в целебные травы и все такое. Как тетя Ринн.
Там же грязно. Нужно вымыть, прежде чем накладывать бинт. Как это тебя угораздило?
– Да так, приступ злости.
Мох потемнел от крови, стал неприятным на ощупь, и я плюхнул влажный комок на траву и пошел в дом. У амбара затявкал пес.
– Ты что, дрался?
– Не совсем. Так, маленькое происшествие.
– Помнишь, как ты разбил машину за Арденом?
– Не думаю, что смогу это забыть, – сказал я. – Я ведь только ее купил.
– Это было как раз перед...
– Да, там, – перебил я, не желая, чтобы он произнес слово “пруд”.
– Я ехал за тобой на грузовике, – продолжал он. – А когда ты свернул вправо, поехал дальше к Либерти. А через час...
– Ладно, хватит.
– Знаешь, я ведь...
– Хватит. Это все в прошлом, – я хотел, чтобы он замолчал, жалея, что мы вообще коснулись этой темы.
Пес невдалеке начал выть, и Дуэйн швырнул в него камнем. Я держал руку на весу, позволяя каплям крови капать в траву, и воображал черно-белое животное, крадущееся за мной. Камень попал в цель; пес взвизгнул от боли и убрался на безопасное расстояние. Я оглянулся и увидел в траве цепочку блестящих капель.
– Ты позвонишь сегодня тете Ринн? – спросил Дуэйн у цементных ступенек дома. – Я говорил ей, что ты приезжаешь, Майлс, и думаю, что она захочет тебя увидеть.
– Ринн? – спросил я, не веря своим ушам. – Она еще жива? Я думал, она давно в могиле.
Он улыбнулся:
– В могиле? Эта старая ворона? Да она нас всех переживет.
Он вошел в дом, и я последовал за ним. Кухня осталась почти такой же, как при дяде Джилберте: затертый линолеум на полу, длинный стол, объеденный муравьями, фаянсовая печь. Только стены пожелтели, и везде витал дух заброшенности, подчеркиваемый грязными следами рук на холодильнике и стопкой немытых тарелок в раковине. Грязь была даже на зеркале. Кухня выглядела так, будто за ее стенами пряталась мышино-муравьиная армия, ожидая, когда погасят свет.
Он увидел, что я осматриваюсь:
– Дочь обещала поддерживать на кухне порядок, но в ней ответственности, как, – он пожал плечами, – как в коровьей лепешке.
– Представляю, что сказала бы твоя мать.
– Я тоже, – он вздохнул. – Но стоит ли так держаться за прошлое?
Я подумал, что он не прав. Я всегда держался за прошлое и тысячу раз готов был повторить, что именно прошлое вдыхает жизнь в грудь настоящего. Но говорить с Дуэйном на эту тему я не хотел.
– Расскажи про тетю Ринн, – попросил я его, подойдя к раковине и сунув руку под холодную воду.
– Подожди, я принесу бинт, – он проковылял в ванную и вернулся с бинтом и пластырем. – Видишь ли, нельзя сказать, что она слепая или глухая. Просто она видит то, что хочет видеть, и слышит то, что хочет слышать. Но она все соображает, и лучше не вести себя с ней, как с ребенком.
– А из дома она выходит?
– Не часто. Соседи привозят ей продукты – ей и нужна-то самая малость, – но кур она все еще разводит.
Свой участок она сдает Оскару Джонстаду. Теперь ей уже за восемьдесят, и мы редко видим ее даже в церкви.
Дуэйн оказался на удивление хорошей медсестрой. Не прерывая разговора, он быстро вытер мне руку полотенцем, приложил к ране большой клок ваты и завязал ее бинтом, пропустив его за большим пальцем.
– Вот, – сказал он, когда закончил, – теперь ты похож на фермера.
На фермах часто бывают несчастные случаи, и бинты, повязки и ампутированные конечности так же типичны для них, как самоубийства, припадки и вялотекущая шизофрения. В последнем (но не в первом) они напоминают научные центры. А ведь о тех и других часто думают, как об островках безмятежности. Я развлекался такими мыслями, пока Дуэйн проделывал заключительную операцию с моей рукой, разорвав бинт и крепко стянув его концы. Да, я стал похож на фермера; хорошая награда за мою опасную работу.
О да, она была опасной, как оскорбление богов. Пока пальцы левой руки начинали неметь, сигнализируя о том, что Дуэйн перетянул бинт, я думал о том, насколько мне противна литературная критика. Я пообещал себе, что, как только закончу книгу и обезопашу тем самым свою карьеру, ничего больше не напишу на эту тему.
– В любом случае, – продолжал Дуэйн, – можешь ей позвонить или зайти.
Я мог. Я решил заехать к ней в ближайшие день-два, как только размещусь в старом доме. Тетя Ринн в определенной степени была призраком, таким же как девочка, чья фотография могла превратить мой язык в камень. Я услышал, как за моей спиной хлопнула дверь.
– Алисон, – сказал Дуэйн совершенно буднично, – где ты ходишь? Кузен Майлс хотел на тебя взглянуть.
Я повернулся, боясь, что выгляжу не совсем нормально. На меня с сочувственно-заинтересованной усмешкой смотрела плотная светловолосая девушка лет семнадцати-восемнадцати. Его дочь.
– Ух ты, – сказала она. Это ее я встретил утром на мотоцикле с парнем в черной коже. – Что-то он неважно выглядит. Ты что, его бил?
Я покачал головой, чувствуя себя идиотом. Широкобедрая, с полной грудью под тонкой майкой, она была привлекательной девушкой, и я не хотел предстать перед ней в дурацком виде.
Дуэйн взглянул на меня, без сомнения заметив, что я дрожу.
– Это моя дочь Алисон, Майлс. Может, сядешь?
– Нет. Спасибо.
– Где ты была? – спросил Дуэйн.
– Какое твое дело? – воинственно отозвался викинг со светлыми норвежскими волосами. – Гуляла.
– Одна?
– Ну, допустим, с Заком. Он может подтвердить, – опять воинственный взгляд в мою сторону. – Мы встретили его на дороге.
– Я не слышал мотоцикла.
– Боже, – простонала она. – Ладно, он остановился возле другого дома, чтобы ты не слышал. Доволен?
Я понял, что за напускной грубостью она скрывает застенчивость, как это часто делают подростки. И, конечно, в первую очередь она стеснялась меня.
– Мне не нравится, что ты встречаешься с ним.
– Попробуй мне запретить, – она прошла мимо нас в другую часть дома. Через минуту включился телевизор. – Что с тобой? – спросил Дуэйн. – Ты выглядишь как-то странно.
– Небольшое головокружение. А что с этим Заком? Твоя дочь, – я еще не готов был называть этого викинга Алисон, – она кажется достаточно разумной.
– Да, – он нервно улыбнулся. – Вообще-то она хорошая девка. Такая хорошая, будто сделана не из женского материала.
– Наверно, – согласился я, хотя определение мне не очень понравилось. – Так что с этим Заком такое?
– Не нравится он мне. Странный. Слушай, мне нужно сделать кое-какую работу, но давай сперва перетащим твой стол. Или я скажу тебе, где все лежит, и ты сделаешь это сам.
Сквозь шум телевизора Дуэйн объяснил мне, где найти дверь и козлы, сказав: “Будь как дома”, – и ушел. Я смотрел через окно, как он исчез в сарае и появился вновь за штурвалом гигантского трактора. Выглядел он так же уверенно, как другой на спине лошади. Откуда-то он извлек кепку с козырьком и натянул ее, направляя трактор в сторону пшеничного поля.
Я направился на звук телевизора в неизвестную мне комнату, где скрылась Алисон Апдаль. В пору моего детства это была кладовка. Дуэйн перестроил ее – похоже, он сильно усовершенствовался со времен Волшебного Замка. Теперь комната увеличилась раза в три и была наполнена коврами и дорогой мебелью. Дочь моего кузена лежала на диване и смотрела цветной телевизор, напоминая в своих майке и джинсах тинэйджера из богатого пригорода Чикаго или Детройта. Когда я вошел, она не подняла глаз, погруженная в какие-то мысли.
– Какая красивая комната, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Хорошо бы затащить сюда стол. Он мне нужен для Работы.
– Нет проблем, – бодро откликнулся Дуэйн. – У меня есть старая дверь, которую можно поставить на козлы.
– Спасибо. Ты радушный хозяин. И у тебя очень чисто.
– Помнишь миссис Сандерсон, что живет вниз по дороге? Тута Сандерсон? У нее умер муж пару лет назад, и она живет со своим сыном Редом и его женой. У Реда хорошая ферма, почти как у Джерома. В общем, я договорился с Тутой, чтобы она каждый день готовила тебе, стирала и убирала в комнате. Вчера она уже была, – он замялся. – Она хочет пять долларов в неделю плюс твои продукты. Она не может ездить в магазин с тех пор, как ей удалили катаракту. Ты согласен?
– Конечно. И пусть берет семь долларов. А то мне будет казаться, что я ее обкрадываю.
– Как хочешь. Но она сказала “пять”, а с ней не поспоришь. Давай достанем пиво.
Мы вышли во двор, согретый солнцем и пропитанный запахами фермы. На воздухе пороховой запах Дуэйна чувствовался сильнее, и я спрятался от него в машине.
Взяв пиво, мы пошли мимо сарая, мимо амбара к большому баку, стоящему возле коровника.
– Ты в письме писал, что работаешь над книгой.
– Это моя диссертация.
– И о чем?
– Об одном английском писателе.
– Много он написал?
– Много, – я засмеялся. – Чертовски много. Дуэйн тоже засмеялся.
– А почему ты им занялся?
– Долгая история. Слушай, я хотел навестить кое-кого из знакомых. Здесь остался кто-нибудь?
Он задумался, пока мы проходили мимо бурого пятна, где когда-то была беседка.
– Помнишь Белого Медведя Говра? Он сейчас шериф в Ардене.
Я чуть не выронил пиво:
– Белый Медведь? Этот хулиган? – когда мне было десять, а Белому Медведю семнадцать, мы с ним обкидывали прихожан в церкви Гетсемана шариками из жеваной бумаги.
– Именно. Он хорошо работает.
– Надо ему позвонить. Он мне всегда нравился, хотя был слишком неравнодушен к Алисон.
Дуэйн удивленно взглянул на меня и продолжил:
– Боюсь, сейчас ему не до тебя. Я вспомнил другое лицо из прошлого – самого доброго и смышленого из всех арденских парней.
– А где Пол Кант? Неужели он здесь? Я думал, он уехал в университет и не вернулся.
– Нет, он здесь. Работает в Ардене, в универмаге Зумго. По крайней мере, так я слышал.
– Не могу поверить. Он работает в универмаге? Он что, менеджер?
– Просто работает, – Дуэйн снова взглянул на меня, на этот раз чуть виновато. – Говорят, он немного не в себе.
– Не в себе?
– Ну ты же знаешь, какие длинные у людей языки. Позвони ему и узнай сам.
– Я знаю, какие у них языки, – я вспомнил жену Энди. – Обо мне они достаточно поговорили. А некоторые и до сих пор говорят.
Мы подошли к баку, и я наклонился над его поросшей мхом кромкой и стал опускать бутылки в зеленоватую воду.
Показания Дуэйна Апдаля 16 июля
Конечно, я вам все расскажу про Майлса. Я много могу о нем порассказать. Он всегда был здесь чужим, с самого детства, а когда вернулся – особенно. Говорил так, будто ему краб вцепился в задницу, на городской манер. Как будто шутил надо мной. Когда мы понесли бутылки с пивом в мой бак за сараем, вы знаете, он сказал, что хочет видеть Белого Медведя, ну, в смысле, шерифа Говра (смех), потом сказал, что хочет видеть Канта, и я сказал: давай-давай, понятно (смех), а потом он сказал что-то про людей, которые о нем говорят. Он едва не побил бутылки, пока клал их в бак. Но когда он начал вести себя действительно странно – это когда пришла моя дочь.
* * *
Мой носовой платок зацепился за пробку последней бутылки и, отделившись от моей руки, белым пятном лег на дно бака. Холодная вода обожгла рану; струйка крови медленно задымилась в зеленой воде, и я невольно подумал об акулах.
– Что с тобой? – спросил стоящий рядом Дуэйн, глядя на мою кровоточащую руку.
– Трудно объяснить, – я вытащил руку из воды и прижал ее к дальнему краю бака, где мох был чуть не в дюйм толщиной. Боль как по волшебству прекратилась; ощущение было удивительно приятным. Если бы я мог так стоять целый день, прижимая руку к прохладному мягкому мху, рана зажила бы сразу.
– Тебе больно? – спросил – Дуэйн.
Я смотрел вдаль. По обе стороны от ручья за дорогой росли пшеница и альфальфа. Те же две культуры с четкой линией разделения тянулись и по склону холма, а выше рос лес, неправдоподобно четкий, как на картине Руссо. Мне хотелось взять в руку пригоршню мха и идти туда, забыв все о моей диссертации и о Нью-Йорке.
– Тебе больно?
Кровь через мох просачивалась в воду. Я все еще смотрел на край поля, где начинался лес. Мне показалось, что я вижу тоненькую фигурку, выглянувшую из-за деревьев и шмыгнувшую обратно, как лиса. Прежде чем я успел ее разглядеть, фигурка скрылась.
– Как ты? – голос Дуэйна стал нетерпеливее.
– Нормально. Тут гуляют дети, в этом лесу?
– Вряд ли. Лес слишком густой. А что?
– Нет. Ничего.
– Там водится кое-что. Но охотиться не очень удобно. Если только у тебя нет ружья, стреляющего вокруг деревьев.
– Может, у Энди такие продаются, – я отнял руку ото мха, и она тут же начала ныть.
* * *
Показания Дуэйна Апдаля 16 июля
Похоже, он что-то задумал тогда. Что-то его влекло, можно так сказать. Видели бы вы, как он стоял возле бака и смотрел на этот лес. Мне бы еще тогда догадаться, что с этим лесом что-то неладно.
* * *
Когда Дуэйн сказал: “Пойдем домой, я завяжу это бинтом”, – я удивил его, оторвав пригоршню мха от серого проржавевшего края бака и зажав его в больной Руке. Ноющая боль немного утихла.
– Ты прямо как старая индианка, – сказал Дуэйн. – веришь в целебные травы и все такое. Как тетя Ринн.
Там же грязно. Нужно вымыть, прежде чем накладывать бинт. Как это тебя угораздило?
– Да так, приступ злости.
Мох потемнел от крови, стал неприятным на ощупь, и я плюхнул влажный комок на траву и пошел в дом. У амбара затявкал пес.
– Ты что, дрался?
– Не совсем. Так, маленькое происшествие.
– Помнишь, как ты разбил машину за Арденом?
– Не думаю, что смогу это забыть, – сказал я. – Я ведь только ее купил.
– Это было как раз перед...
– Да, там, – перебил я, не желая, чтобы он произнес слово “пруд”.
– Я ехал за тобой на грузовике, – продолжал он. – А когда ты свернул вправо, поехал дальше к Либерти. А через час...
– Ладно, хватит.
– Знаешь, я ведь...
– Хватит. Это все в прошлом, – я хотел, чтобы он замолчал, жалея, что мы вообще коснулись этой темы.
Пес невдалеке начал выть, и Дуэйн швырнул в него камнем. Я держал руку на весу, позволяя каплям крови капать в траву, и воображал черно-белое животное, крадущееся за мной. Камень попал в цель; пес взвизгнул от боли и убрался на безопасное расстояние. Я оглянулся и увидел в траве цепочку блестящих капель.
– Ты позвонишь сегодня тете Ринн? – спросил Дуэйн у цементных ступенек дома. – Я говорил ей, что ты приезжаешь, Майлс, и думаю, что она захочет тебя увидеть.
– Ринн? – спросил я, не веря своим ушам. – Она еще жива? Я думал, она давно в могиле.
Он улыбнулся:
– В могиле? Эта старая ворона? Да она нас всех переживет.
Он вошел в дом, и я последовал за ним. Кухня осталась почти такой же, как при дяде Джилберте: затертый линолеум на полу, длинный стол, объеденный муравьями, фаянсовая печь. Только стены пожелтели, и везде витал дух заброшенности, подчеркиваемый грязными следами рук на холодильнике и стопкой немытых тарелок в раковине. Грязь была даже на зеркале. Кухня выглядела так, будто за ее стенами пряталась мышино-муравьиная армия, ожидая, когда погасят свет.
Он увидел, что я осматриваюсь:
– Дочь обещала поддерживать на кухне порядок, но в ней ответственности, как, – он пожал плечами, – как в коровьей лепешке.
– Представляю, что сказала бы твоя мать.
– Я тоже, – он вздохнул. – Но стоит ли так держаться за прошлое?
Я подумал, что он не прав. Я всегда держался за прошлое и тысячу раз готов был повторить, что именно прошлое вдыхает жизнь в грудь настоящего. Но говорить с Дуэйном на эту тему я не хотел.
– Расскажи про тетю Ринн, – попросил я его, подойдя к раковине и сунув руку под холодную воду.
– Подожди, я принесу бинт, – он проковылял в ванную и вернулся с бинтом и пластырем. – Видишь ли, нельзя сказать, что она слепая или глухая. Просто она видит то, что хочет видеть, и слышит то, что хочет слышать. Но она все соображает, и лучше не вести себя с ней, как с ребенком.
– А из дома она выходит?
– Не часто. Соседи привозят ей продукты – ей и нужна-то самая малость, – но кур она все еще разводит.
Свой участок она сдает Оскару Джонстаду. Теперь ей уже за восемьдесят, и мы редко видим ее даже в церкви.
Дуэйн оказался на удивление хорошей медсестрой. Не прерывая разговора, он быстро вытер мне руку полотенцем, приложил к ране большой клок ваты и завязал ее бинтом, пропустив его за большим пальцем.
– Вот, – сказал он, когда закончил, – теперь ты похож на фермера.
На фермах часто бывают несчастные случаи, и бинты, повязки и ампутированные конечности так же типичны для них, как самоубийства, припадки и вялотекущая шизофрения. В последнем (но не в первом) они напоминают научные центры. А ведь о тех и других часто думают, как об островках безмятежности. Я развлекался такими мыслями, пока Дуэйн проделывал заключительную операцию с моей рукой, разорвав бинт и крепко стянув его концы. Да, я стал похож на фермера; хорошая награда за мою опасную работу.
О да, она была опасной, как оскорбление богов. Пока пальцы левой руки начинали неметь, сигнализируя о том, что Дуэйн перетянул бинт, я думал о том, насколько мне противна литературная критика. Я пообещал себе, что, как только закончу книгу и обезопашу тем самым свою карьеру, ничего больше не напишу на эту тему.
– В любом случае, – продолжал Дуэйн, – можешь ей позвонить или зайти.
Я мог. Я решил заехать к ней в ближайшие день-два, как только размещусь в старом доме. Тетя Ринн в определенной степени была призраком, таким же как девочка, чья фотография могла превратить мой язык в камень. Я услышал, как за моей спиной хлопнула дверь.
– Алисон, – сказал Дуэйн совершенно буднично, – где ты ходишь? Кузен Майлс хотел на тебя взглянуть.
Я повернулся, боясь, что выгляжу не совсем нормально. На меня с сочувственно-заинтересованной усмешкой смотрела плотная светловолосая девушка лет семнадцати-восемнадцати. Его дочь.
– Ух ты, – сказала она. Это ее я встретил утром на мотоцикле с парнем в черной коже. – Что-то он неважно выглядит. Ты что, его бил?
Я покачал головой, чувствуя себя идиотом. Широкобедрая, с полной грудью под тонкой майкой, она была привлекательной девушкой, и я не хотел предстать перед ней в дурацком виде.
Дуэйн взглянул на меня, без сомнения заметив, что я дрожу.
– Это моя дочь Алисон, Майлс. Может, сядешь?
– Нет. Спасибо.
– Где ты была? – спросил Дуэйн.
– Какое твое дело? – воинственно отозвался викинг со светлыми норвежскими волосами. – Гуляла.
– Одна?
– Ну, допустим, с Заком. Он может подтвердить, – опять воинственный взгляд в мою сторону. – Мы встретили его на дороге.
– Я не слышал мотоцикла.
– Боже, – простонала она. – Ладно, он остановился возле другого дома, чтобы ты не слышал. Доволен?
Я понял, что за напускной грубостью она скрывает застенчивость, как это часто делают подростки. И, конечно, в первую очередь она стеснялась меня.
– Мне не нравится, что ты встречаешься с ним.
– Попробуй мне запретить, – она прошла мимо нас в другую часть дома. Через минуту включился телевизор. – Что с тобой? – спросил Дуэйн. – Ты выглядишь как-то странно.
– Небольшое головокружение. А что с этим Заком? Твоя дочь, – я еще не готов был называть этого викинга Алисон, – она кажется достаточно разумной.
– Да, – он нервно улыбнулся. – Вообще-то она хорошая девка. Такая хорошая, будто сделана не из женского материала.
– Наверно, – согласился я, хотя определение мне не очень понравилось. – Так что с этим Заком такое?
– Не нравится он мне. Странный. Слушай, мне нужно сделать кое-какую работу, но давай сперва перетащим твой стол. Или я скажу тебе, где все лежит, и ты сделаешь это сам.
Сквозь шум телевизора Дуэйн объяснил мне, где найти дверь и козлы, сказав: “Будь как дома”, – и ушел. Я смотрел через окно, как он исчез в сарае и появился вновь за штурвалом гигантского трактора. Выглядел он так же уверенно, как другой на спине лошади. Откуда-то он извлек кепку с козырьком и натянул ее, направляя трактор в сторону пшеничного поля.
Я направился на звук телевизора в неизвестную мне комнату, где скрылась Алисон Апдаль. В пору моего детства это была кладовка. Дуэйн перестроил ее – похоже, он сильно усовершенствовался со времен Волшебного Замка. Теперь комната увеличилась раза в три и была наполнена коврами и дорогой мебелью. Дочь моего кузена лежала на диване и смотрела цветной телевизор, напоминая в своих майке и джинсах тинэйджера из богатого пригорода Чикаго или Детройта. Когда я вошел, она не подняла глаз, погруженная в какие-то мысли.
– Какая красивая комната, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33