Он пытается это отрицать, но это правда. Эта детская игра кажется ему реальностью. Ему нравилось быть частью целого.
– Гарри тоже, видимо, жил настоящей жизнью только во Вьетнаме.
– Весь фокус в том, что Майклу хочется назад. Опять быть одним из отряда.
– А Гарри, мне кажется, хочется делать хоть что-нибудь.
– Что-нибудь делать? Но ведь он мог бы найти работу. Опять работать юристом.
– М-м-м, что ж, может быть.
– Ты знаешь, что Майкл собирается продать практику, точнее, свою долю? Что он хочет перебраться в Уэстерхолм и работать в трущобах? Ему кажется, что он делает недостаточно. У него пунктик, что надо работать в таком месте, чтобы иметь право считать себя настоящим врачом. Не пытаться заняться политикой, а быть ближе к жизни.
– Значит, он решил использовать эту поездку, чтобы лишний раз все обдумать? – предположила Пэт.
– Он решил использовать эту поездку, чтобы поиграть в армию. Об этом его комплексе вины по поводу Я-Тук я вообще не хочу упоминать.
– О, а Гарри всегда гордился тем, что произошло в Я-Тук. Когда-нибудь я покажу тебе его письма. По поводу Я-Тук я вообще не хочу даже упоминать.
3
В ночь перед отъездом в Сингапур Майклу Пулу приснилось, что он бредет ночью мимо гор к людям в форме, сидящим вокруг костра. Подойдя ближе, Майкл видит, что это не люди, а призраки: через их тела просвечивает костер. Призраки смотрят, как он приближается. Форма их была изодрана и заляпана грязью. Во сне Майкл просто спокойно отметил про себя, что когда-то служил с этими людьми. Затем один из призраков, Мелвин О.Элван, встал и вышел вперед.
– Не связывайся с Андерхиллом, – сказал Элван. – Мир полон жестокости.
* * *
Той же ночью Тино Пумо приснилось, что он лежит на кровати у себя в комнате, а Мэгги Ла ходит по комнате (на самом деле Мэгги опять исчезла, как только лицо Пумо начало заживать).
– Тебе не избежать катастрофы, – говорила Мэгги. – Придется постараться, чтобы хоть голова осталась над водой. Вспомни слона, его серьезность, его грацию, его внутреннее благородство. Сожги ресторан и начни все с начала.
11
Коко
Ставни бунгало были закрыты от жары. Розовые оштукатуренные стены были в капельках от испарений. Воздух в комнате был теплым, влажным и каким-то темно-розовым. В воздухе висел удушливый темно-коричневый запах экскрементов. Мужчина в одном из двух тяжелых кресел время от времени шевелился, издавал какие-то странные хрюкающие звуки и хватался руками за веревки. Женщина во втором кресле не шевелилась – она была мертва. Коко был невидим, но мужчина следил за ним глазами. Когда знаешь, что сейчас умрешь, обретаешь способность видеть невидимое.
Например, если вы в деревне...
Если дым очага, качнувшись, вновь устремляется прямо в небо. Если цыпленок замирает, подняв одну ногу. Если свинья начинает прислушиваться, прижав уши. Если ты все это видел. Видел, как дрожит лист на дереве, как кружится в воздухе пыль...
Тогда вы, возможно, можете разглядеть жилку, бьющуюся на шее Коко. Можете увидеть Коко, прислонившегося к стене, с бьющейся на шее жилкой.
Коко знал точно одно: всегда можно найти пустое место. Даже в городах, где люди спят на тротуарах, в городах, переполненных настолько, что люди сходили с ума, лежа в собственной постели, переполненных настолько, что каждый человек в отдельности никогда не может чувствовать себя спокойно. Так вот, именно в этих городах, как нигде в другом месте, много пустых пространств, царств, принадлежащих вечности, забытых всеми. Богатые люди проходят мимо таких мест, или же это сам город проходит мимо них, а по ночам вечность является в образе Коко.
Отец его любил сидеть в одном из двух тяжелых кресел, которые богатые люди тоже оставляют без внимания. “Мы используем все, – говорил отец. – Никакая часть животного не пропадает зря”.
И ни одно кресло не пропадает зря.
К нему все время приходили воспоминания о пещере, и в этих воспоминаниях ни одна часть животного не пропадала зря.
Коко точно знал: они считали, что стулья недостаточно для них хороши. Везде, где они бывали, стояли стулья гораздо лучше.
Женщина была не в счет. Просто Роберто Ортиз привез ее с собой. У него было недостаточно карт даже для тех, кто имел значение, и уж тем более для тех, кого они привозят с собой. Когда они отвечали на письма, предполагалось, что они приедут одни, но некоторые, вроде Роберто Ортиза, считали, что там, куда они едут, их не ждет ничего особенного и со всем можно покончить минут за десять... Им ведь никогда не приходилось думать о картах, над ними никто не склонялся среди ночи и не говорил: “Никакая часть животного не пропадает даром”. Женщина была наполовину индианкой, или китаянкой, или чем-то в этом роде, просто женщина, которую приволок с собой Роберто Ортиз, которую он собирался трахать, как Пумо-Пума трахал когда-то проститутку по имени Дон Кучио в Сиднее, Австралия. Просто мертвая женщина в кресле, труп, которому не полагалось даже карты.
В правом кармане его пиджака лежали пять карт со слонами на рубашке, тех, которыми они играли в полку, на четырех из них карандашом были едва заметно написаны имена: Биверс, Пул, Пумо, Линклейтер. Они пригодятся, когда Коко поедет в Америку.
В левом кармане лежала обычная колода игральных карт, сделанная в Тайване.
Он сразу понял, зачем в комнате два кресла, когда открыл им дверь, нацепив на лицо широкую улыбку Тима Андерхилла, казалось, говорившую: “Привет, парень, как дела?”. Он сразу понял, для кого второе кресло, когда увидел женщину, стоявшую рядом с Ортизом. Ее улыбка означала: “Привет, не обращайте на меня внимания”.
В пещере не было кресел. Ни для кого на свете. Пещера заставляла Коко дрожать от страха. Еще его заставляли дрожать от страха родной отец и дьявол.
– Все в порядке, – заверил он Ортиза. – Здесь немного. Вот кресло, садитесь и просмотрите. Извините, что здесь все так голо. Все время приходится что-то менять. Я, в общем, не работаю здесь. О, я здесь молюсь.
Они уселись в кресла. Мистер Роберто Ортиз, как и предполагалось, принес с собой все документы. Улыбаясь, он достал папку, и на лице его начали проявляться первые признаки любопытства – Ортиз заметил пыль, заметил пустоту.
Взяв документы из рук Ортиза, Коко сделался невидимым.
Он отправил всем одно и то же письмо:
“Дорогой (имя),
Я понял, что не могу больше молчать, скрывать правду о событиях, происшедших в деревне Я-Тук – в одном из мест дислокации частей Первого корпуса в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Справедливость должна наконец восторжествовать. В дальнейшем вы поймете, что я не могу сам донести правду об этих событиях до мировой общественности. Я был их участником, и ужас, которым наполнило меня все это, не дает мне обратить информацию, имеющуюся в моем распоряжении, в художественное произведение. Не заинтересует ли вас как представителя – не важно, нынешнего или бывшего – мировой прессы, побывавшего когда-то на месте не раскрытого до сих пор преступления, дальнейшее обсуждение этого вопроса? Меня не интересует прибыль, которую можно получить от опубликования истории Я-Тук. Если да, то напишите мне по нижеследующему адресу, готовы ли вы ради этого приехать на Восток. Из соображений собственной безопасности я вынужден просить вас воздержаться от обсуждения этого вопроса и даже от упоминания о нем кому бы то ни было до момента нашей встречи, а также чтобы вы не заносили никакой информации обо мне или о деревне Я-Тук в дневники или какие-нибудь другие записи. На нашу первую встречу я прошу вас явиться, имея при себе следующие доказательства, подтверждающие, что я имею дело именно с вами: а) паспорт и б) копии всех рассказов и статей, как опубликованных вами лично, так и тех, в написании которых вы принимали участие, касающихся действий Американской армии в Я-Тук. Убежден, что наша встреча будет взаимно полезной.
Искренне Ваш
Тимоти Андерхилл”.
Коко нравился Роберто Ортиз. Очень нравился.
– Я думаю, – сказал тот, – что, когда вы посмотрите наши паспорта, мы оставим папку и пойдем. Мы с мисс Баландран собирались прогуляться к Лоле – мисс Баландран почему-то очень хочет, чтобы я посмотрел на Лолу, это одно из модных развлечений в этом городишке. Не могли бы вы зайти завтра ко мне в отель? Вместе позавтракаем. А за это время вы как раз успеете проглядеть содержимое папки... Вы знаете Лолу?
– Нет.
Коко нравилась гладкая оливковая кожа Ортиза, лоснящиеся волосы и уверенная улыбка. На нем была самая белая на свете рубашка, самый блестящий галстук, самый синий блейзер. И у него была мисс Баландран, у которой в свою очередь были длинные ноги, покрытые золотистым загаром, и которая разбиралась в местной культуре. Ортиз собирался смотаться сейчас и перенести их встречу на свою территорию, совсем как те французы.
Но у французов не было мисс Баландран, которая так очаровательно улыбалась, так мило и спокойно и в то же время так сексуально, убеждая его согласиться.
– Конечно, – произнес наконец Коко. – Вы должны сделать так, как хочет ваш очаровательный эскорт – посмотреть все местные достопримечательности. Только задержитесь на секунду, выпейте чего-нибудь, а я пока брошу беглый взгляд на то, что вы привезли.
Роберто Ортиз не заметил, как покраснела мисс Баландран при слове “эскорт”.
Два паспорта?
Они сидели в креслах, глядя на него так уверенно, улыбаясь почти покровительственно, у них была такая красивая одежда, такие безукоризненные манеры, они нисколько не сомневались, что через несколько минут будут на пути в ночной клуб, где их ждут обед, выпивка, разные другие удовольствия.
– Двойное гражданство, – произнес Ортиз, быстро взглянув на мисс Баландран. – Я не только американец, но и гражданин Гондураса. Там, в папке, вы найдете, кроме известных вам публикаций, еще несколько на испанском языке.
– Очень интересно, – сказал Коко. – Действительно очень интересно. Я вернусь через несколько секунд с вашей выпивкой, и мы сможем произнести тост за успех нашего мероприятия и за то, чтобы вы провели сегодня приятный вечер.
Он прошел в кухню и включил кран с холодной водой.
– Я давно хотел сказать, что мне очень нравятся ваши книги, – кричал из гостиной Ортиз.
На столике рядом с раковиной лежали молоток, огромный нож, автоматический пистолет, новый моток клейкой ленты и маленький коричневый бумажный пакет. Коко выбрал молоток и пистолет.
– Самая любимая мной, пожалуй, “Расколотый надвое”, – продолжал Роберто Ортиз.
Коко положил пистолет в карман куртки и попробовал на вес молоток.
– Спасибо, – ответил он Ортизу.
Они так и сидели в своих креслах. Коко выскользнул из кухни. Он был невидим и не издавал ни звука. Они сидели и ждали свою выпивку. Коко встал за спиной Ортиза и поднял молоток. Мисс Баландран даже не поняла, что он здесь, пока не раздался глухой звук удара, опустившегося на голову ее спутника.
– Тихо! – сказал Коко.
Роберто Ортиз обвис в кресле без сознания, но не мертвый. Тоненькая струйка крови вытекала из его носа.
Коко бросил молоток и быстро прошел между креслами.
Мисс Баландран судорожно вцепилась в ручки кресла и уставилась на Коко глазами величиной с обеденную тарелку.
– Ты красивая, – сказал Коко, вынул пистолет и выстрелил ей в живот.
Люди по-разному реагируют на боль и страх. Все, что имеет отношение к вечности, заставляет их показать свое истинное нутро. “Никакая часть животного не пропадает даром”. Опять воспоминания. Коко думал, что девушка встанет и двинется к нему, пройдет несколько шагов, прежде чем поймет, что половина ее кишок осталась в кресле. Девушка казалась ему забиякой, умеющей постоять за себя. Но она не смогла даже подняться с кресла – ей даже в голову не пришло подняться с кресла. Ей понадобилось несколько минут на то, чтобы отпустить наконец ручки кресла. Она наделала под себя, совсем как лейтенант “Обжора” Биверс там, в Долине Дракона.
– Господи Иисусе, – произнес Коко и выстрелил ей в грудь. Ушам его стало больно от звука выстрела. Тело девушки обвисло. Коко показалось, что звук убил ее на секунду раньше, чем пуля вошла в ее тело.
– Все, что у меня есть, это веревка, – сказал Коко. – Видишь?
Он опустился на колени и, просунув руку между ног Роберто Ортиза, достал веревку из-под кресла.
Все время, пока он связывал Ортиза, тот только постанывал. Когда веревка крепко сдавила его грудь и перетянула руки, Ортиз тяжело вздохнул. В воздухе запахло зубным эликсиром. Кровоподтек размером с бейсбольный мяч раздувался на голове жертвы. От красного бугра по затылку стекала струйка крови, вызвавшая в памяти Коко воспоминания о дороге, нанесенной на карту.
Коко принес с кухни нож, ролик клейкой ленты и бумажный пакет. Он бросил нож на пол и вынул из пакета чистую тряпку. Зажав нос Ортиза между двумя пальцами, он заставил того раскрыть рот и засунул туда тряпку. Затем он оторвал кусок клейкой ленты и раза три обмотал его вокруг головы Ортиза, закрепляя тряпку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Гарри тоже, видимо, жил настоящей жизнью только во Вьетнаме.
– Весь фокус в том, что Майклу хочется назад. Опять быть одним из отряда.
– А Гарри, мне кажется, хочется делать хоть что-нибудь.
– Что-нибудь делать? Но ведь он мог бы найти работу. Опять работать юристом.
– М-м-м, что ж, может быть.
– Ты знаешь, что Майкл собирается продать практику, точнее, свою долю? Что он хочет перебраться в Уэстерхолм и работать в трущобах? Ему кажется, что он делает недостаточно. У него пунктик, что надо работать в таком месте, чтобы иметь право считать себя настоящим врачом. Не пытаться заняться политикой, а быть ближе к жизни.
– Значит, он решил использовать эту поездку, чтобы лишний раз все обдумать? – предположила Пэт.
– Он решил использовать эту поездку, чтобы поиграть в армию. Об этом его комплексе вины по поводу Я-Тук я вообще не хочу упоминать.
– О, а Гарри всегда гордился тем, что произошло в Я-Тук. Когда-нибудь я покажу тебе его письма. По поводу Я-Тук я вообще не хочу даже упоминать.
3
В ночь перед отъездом в Сингапур Майклу Пулу приснилось, что он бредет ночью мимо гор к людям в форме, сидящим вокруг костра. Подойдя ближе, Майкл видит, что это не люди, а призраки: через их тела просвечивает костер. Призраки смотрят, как он приближается. Форма их была изодрана и заляпана грязью. Во сне Майкл просто спокойно отметил про себя, что когда-то служил с этими людьми. Затем один из призраков, Мелвин О.Элван, встал и вышел вперед.
– Не связывайся с Андерхиллом, – сказал Элван. – Мир полон жестокости.
* * *
Той же ночью Тино Пумо приснилось, что он лежит на кровати у себя в комнате, а Мэгги Ла ходит по комнате (на самом деле Мэгги опять исчезла, как только лицо Пумо начало заживать).
– Тебе не избежать катастрофы, – говорила Мэгги. – Придется постараться, чтобы хоть голова осталась над водой. Вспомни слона, его серьезность, его грацию, его внутреннее благородство. Сожги ресторан и начни все с начала.
11
Коко
Ставни бунгало были закрыты от жары. Розовые оштукатуренные стены были в капельках от испарений. Воздух в комнате был теплым, влажным и каким-то темно-розовым. В воздухе висел удушливый темно-коричневый запах экскрементов. Мужчина в одном из двух тяжелых кресел время от времени шевелился, издавал какие-то странные хрюкающие звуки и хватался руками за веревки. Женщина во втором кресле не шевелилась – она была мертва. Коко был невидим, но мужчина следил за ним глазами. Когда знаешь, что сейчас умрешь, обретаешь способность видеть невидимое.
Например, если вы в деревне...
Если дым очага, качнувшись, вновь устремляется прямо в небо. Если цыпленок замирает, подняв одну ногу. Если свинья начинает прислушиваться, прижав уши. Если ты все это видел. Видел, как дрожит лист на дереве, как кружится в воздухе пыль...
Тогда вы, возможно, можете разглядеть жилку, бьющуюся на шее Коко. Можете увидеть Коко, прислонившегося к стене, с бьющейся на шее жилкой.
Коко знал точно одно: всегда можно найти пустое место. Даже в городах, где люди спят на тротуарах, в городах, переполненных настолько, что люди сходили с ума, лежа в собственной постели, переполненных настолько, что каждый человек в отдельности никогда не может чувствовать себя спокойно. Так вот, именно в этих городах, как нигде в другом месте, много пустых пространств, царств, принадлежащих вечности, забытых всеми. Богатые люди проходят мимо таких мест, или же это сам город проходит мимо них, а по ночам вечность является в образе Коко.
Отец его любил сидеть в одном из двух тяжелых кресел, которые богатые люди тоже оставляют без внимания. “Мы используем все, – говорил отец. – Никакая часть животного не пропадает зря”.
И ни одно кресло не пропадает зря.
К нему все время приходили воспоминания о пещере, и в этих воспоминаниях ни одна часть животного не пропадала зря.
Коко точно знал: они считали, что стулья недостаточно для них хороши. Везде, где они бывали, стояли стулья гораздо лучше.
Женщина была не в счет. Просто Роберто Ортиз привез ее с собой. У него было недостаточно карт даже для тех, кто имел значение, и уж тем более для тех, кого они привозят с собой. Когда они отвечали на письма, предполагалось, что они приедут одни, но некоторые, вроде Роберто Ортиза, считали, что там, куда они едут, их не ждет ничего особенного и со всем можно покончить минут за десять... Им ведь никогда не приходилось думать о картах, над ними никто не склонялся среди ночи и не говорил: “Никакая часть животного не пропадает даром”. Женщина была наполовину индианкой, или китаянкой, или чем-то в этом роде, просто женщина, которую приволок с собой Роберто Ортиз, которую он собирался трахать, как Пумо-Пума трахал когда-то проститутку по имени Дон Кучио в Сиднее, Австралия. Просто мертвая женщина в кресле, труп, которому не полагалось даже карты.
В правом кармане его пиджака лежали пять карт со слонами на рубашке, тех, которыми они играли в полку, на четырех из них карандашом были едва заметно написаны имена: Биверс, Пул, Пумо, Линклейтер. Они пригодятся, когда Коко поедет в Америку.
В левом кармане лежала обычная колода игральных карт, сделанная в Тайване.
Он сразу понял, зачем в комнате два кресла, когда открыл им дверь, нацепив на лицо широкую улыбку Тима Андерхилла, казалось, говорившую: “Привет, парень, как дела?”. Он сразу понял, для кого второе кресло, когда увидел женщину, стоявшую рядом с Ортизом. Ее улыбка означала: “Привет, не обращайте на меня внимания”.
В пещере не было кресел. Ни для кого на свете. Пещера заставляла Коко дрожать от страха. Еще его заставляли дрожать от страха родной отец и дьявол.
– Все в порядке, – заверил он Ортиза. – Здесь немного. Вот кресло, садитесь и просмотрите. Извините, что здесь все так голо. Все время приходится что-то менять. Я, в общем, не работаю здесь. О, я здесь молюсь.
Они уселись в кресла. Мистер Роберто Ортиз, как и предполагалось, принес с собой все документы. Улыбаясь, он достал папку, и на лице его начали проявляться первые признаки любопытства – Ортиз заметил пыль, заметил пустоту.
Взяв документы из рук Ортиза, Коко сделался невидимым.
Он отправил всем одно и то же письмо:
“Дорогой (имя),
Я понял, что не могу больше молчать, скрывать правду о событиях, происшедших в деревне Я-Тук – в одном из мест дислокации частей Первого корпуса в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Справедливость должна наконец восторжествовать. В дальнейшем вы поймете, что я не могу сам донести правду об этих событиях до мировой общественности. Я был их участником, и ужас, которым наполнило меня все это, не дает мне обратить информацию, имеющуюся в моем распоряжении, в художественное произведение. Не заинтересует ли вас как представителя – не важно, нынешнего или бывшего – мировой прессы, побывавшего когда-то на месте не раскрытого до сих пор преступления, дальнейшее обсуждение этого вопроса? Меня не интересует прибыль, которую можно получить от опубликования истории Я-Тук. Если да, то напишите мне по нижеследующему адресу, готовы ли вы ради этого приехать на Восток. Из соображений собственной безопасности я вынужден просить вас воздержаться от обсуждения этого вопроса и даже от упоминания о нем кому бы то ни было до момента нашей встречи, а также чтобы вы не заносили никакой информации обо мне или о деревне Я-Тук в дневники или какие-нибудь другие записи. На нашу первую встречу я прошу вас явиться, имея при себе следующие доказательства, подтверждающие, что я имею дело именно с вами: а) паспорт и б) копии всех рассказов и статей, как опубликованных вами лично, так и тех, в написании которых вы принимали участие, касающихся действий Американской армии в Я-Тук. Убежден, что наша встреча будет взаимно полезной.
Искренне Ваш
Тимоти Андерхилл”.
Коко нравился Роберто Ортиз. Очень нравился.
– Я думаю, – сказал тот, – что, когда вы посмотрите наши паспорта, мы оставим папку и пойдем. Мы с мисс Баландран собирались прогуляться к Лоле – мисс Баландран почему-то очень хочет, чтобы я посмотрел на Лолу, это одно из модных развлечений в этом городишке. Не могли бы вы зайти завтра ко мне в отель? Вместе позавтракаем. А за это время вы как раз успеете проглядеть содержимое папки... Вы знаете Лолу?
– Нет.
Коко нравилась гладкая оливковая кожа Ортиза, лоснящиеся волосы и уверенная улыбка. На нем была самая белая на свете рубашка, самый блестящий галстук, самый синий блейзер. И у него была мисс Баландран, у которой в свою очередь были длинные ноги, покрытые золотистым загаром, и которая разбиралась в местной культуре. Ортиз собирался смотаться сейчас и перенести их встречу на свою территорию, совсем как те французы.
Но у французов не было мисс Баландран, которая так очаровательно улыбалась, так мило и спокойно и в то же время так сексуально, убеждая его согласиться.
– Конечно, – произнес наконец Коко. – Вы должны сделать так, как хочет ваш очаровательный эскорт – посмотреть все местные достопримечательности. Только задержитесь на секунду, выпейте чего-нибудь, а я пока брошу беглый взгляд на то, что вы привезли.
Роберто Ортиз не заметил, как покраснела мисс Баландран при слове “эскорт”.
Два паспорта?
Они сидели в креслах, глядя на него так уверенно, улыбаясь почти покровительственно, у них была такая красивая одежда, такие безукоризненные манеры, они нисколько не сомневались, что через несколько минут будут на пути в ночной клуб, где их ждут обед, выпивка, разные другие удовольствия.
– Двойное гражданство, – произнес Ортиз, быстро взглянув на мисс Баландран. – Я не только американец, но и гражданин Гондураса. Там, в папке, вы найдете, кроме известных вам публикаций, еще несколько на испанском языке.
– Очень интересно, – сказал Коко. – Действительно очень интересно. Я вернусь через несколько секунд с вашей выпивкой, и мы сможем произнести тост за успех нашего мероприятия и за то, чтобы вы провели сегодня приятный вечер.
Он прошел в кухню и включил кран с холодной водой.
– Я давно хотел сказать, что мне очень нравятся ваши книги, – кричал из гостиной Ортиз.
На столике рядом с раковиной лежали молоток, огромный нож, автоматический пистолет, новый моток клейкой ленты и маленький коричневый бумажный пакет. Коко выбрал молоток и пистолет.
– Самая любимая мной, пожалуй, “Расколотый надвое”, – продолжал Роберто Ортиз.
Коко положил пистолет в карман куртки и попробовал на вес молоток.
– Спасибо, – ответил он Ортизу.
Они так и сидели в своих креслах. Коко выскользнул из кухни. Он был невидим и не издавал ни звука. Они сидели и ждали свою выпивку. Коко встал за спиной Ортиза и поднял молоток. Мисс Баландран даже не поняла, что он здесь, пока не раздался глухой звук удара, опустившегося на голову ее спутника.
– Тихо! – сказал Коко.
Роберто Ортиз обвис в кресле без сознания, но не мертвый. Тоненькая струйка крови вытекала из его носа.
Коко бросил молоток и быстро прошел между креслами.
Мисс Баландран судорожно вцепилась в ручки кресла и уставилась на Коко глазами величиной с обеденную тарелку.
– Ты красивая, – сказал Коко, вынул пистолет и выстрелил ей в живот.
Люди по-разному реагируют на боль и страх. Все, что имеет отношение к вечности, заставляет их показать свое истинное нутро. “Никакая часть животного не пропадает даром”. Опять воспоминания. Коко думал, что девушка встанет и двинется к нему, пройдет несколько шагов, прежде чем поймет, что половина ее кишок осталась в кресле. Девушка казалась ему забиякой, умеющей постоять за себя. Но она не смогла даже подняться с кресла – ей даже в голову не пришло подняться с кресла. Ей понадобилось несколько минут на то, чтобы отпустить наконец ручки кресла. Она наделала под себя, совсем как лейтенант “Обжора” Биверс там, в Долине Дракона.
– Господи Иисусе, – произнес Коко и выстрелил ей в грудь. Ушам его стало больно от звука выстрела. Тело девушки обвисло. Коко показалось, что звук убил ее на секунду раньше, чем пуля вошла в ее тело.
– Все, что у меня есть, это веревка, – сказал Коко. – Видишь?
Он опустился на колени и, просунув руку между ног Роберто Ортиза, достал веревку из-под кресла.
Все время, пока он связывал Ортиза, тот только постанывал. Когда веревка крепко сдавила его грудь и перетянула руки, Ортиз тяжело вздохнул. В воздухе запахло зубным эликсиром. Кровоподтек размером с бейсбольный мяч раздувался на голове жертвы. От красного бугра по затылку стекала струйка крови, вызвавшая в памяти Коко воспоминания о дороге, нанесенной на карту.
Коко принес с кухни нож, ролик клейкой ленты и бумажный пакет. Он бросил нож на пол и вынул из пакета чистую тряпку. Зажав нос Ортиза между двумя пальцами, он заставил того раскрыть рот и засунул туда тряпку. Затем он оторвал кусок клейкой ленты и раза три обмотал его вокруг головы Ортиза, закрепляя тряпку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92