Помнишь Джейн. Тридцать шесть лет, разведена, убита в мае семьдесят седьмого.
– О, нет! – воскликнул я.
– Именно так. Джейн Райт жила в Аллертоне, Огайо, городке с населением пятнадцать тысяч на Огайо-ривер. С семьдесят третьего по семьдесят девятый год там произошло несколько убийств – двенадцать, если быть точным. По два в год – тела на полях и всякое такое – и примерно половина этих убийств остались нераскрытыми, но, как я понял из газет" местные жители предполагали, что все эти убийства совершил один и тот же человек, кто-то вроде бизнесмена, который периодически проезжал по делам через их город. А потом убийства прекратились.
– Джейн Райт, – сказал я. – Аллертон, Огайо. Ничего не понимаю.
– А ты попробуй. Имя детектива, который расследовал все эти дела, было Леонард Валентайн.
– Этого не может быть, – сказал я. – Мы ведь уже прорастали это направление. В мае семьдесят седьмого Пол Фонтейн был в Аллентауне, штат Пенсильвания.
– Так точно. Он был в Пенсильвании.
– Но тот старик, с которым я беседовал, – Хаббел, он сразу ткнул пальцем в лицо Фонтейна на фотографии.
– Может быть, он плохо видит.
– Он видит ужасно, – согласился я, вспомнив, как Хаббел клевал фотографию своим совиным клювом.
Том несколько секунд молчал, и я, не выдержав, застонал.
– Ты понимаешь, что это значит? Пол Фонтейн – единственный детектив в Миллхейвене, про которого точно известно, что он никак не мог убить Джейн Райт. Но тогда что он делал в том доме?
– Я думаю, он решил провести маленькое самостоятельное расследование, – сказал Том. – Разве может оказаться простым совпадением то, что женщина по имени Джейн Райт была убита в городе с подходящим названием именно в тот самый месяц того самого года? И что у детектива, который вел расследование, имя с инициалами Л. В. Ты можешь предположить, что это простое совпадение?
– Нет, – сказал я.
– Вот и я тоже. Но я все равно не понимаю всей этой истории с Л. В. Может быть, кто-то назвал себя Ленни Валентайном потому, что с тех же букв начиналось название Лэнг Во? Но это звучит странно.
– Том, – сказал я, вспомнив вдруг идею, посетившую меня сегодня утром. – Ты не мог бы узнать для меня, кому принадлежит одно здание?
– Прямо сейчас?
Я сказал, что лучше прямо сейчас.
– Хорошо, – сказал Том. – И что же это за здание?
Я сказал ему и, не задавая вопросов, он включил компьютер и стал вызывать нужные базы данных.
– Ну вот, – сказал он. – Теперь надо подождать. – И тут компьютер, видимо, выдал сообщение, потому что я услышал, как Том изумленно крякнул на другом конце провода. – Ты ведь уже знал это, так? – взволнованно спросил он. – Знал, кто владеет этим зданием.
– "Элви холдингс", – сказал я. – Но пока я не услышал, как ты крякнул, это была всего-навсего догадка.
– А теперь скажи мне, что это значит.
– Думаю, это значит, что мне надо возвращаться, – сказал и тут же замолчал, осознав до конца, что это значит. – Я вылечу завтра в полдень и позвоню тебе, как только прилечу.
– Как только ты прилетишь, ты увидишь меня у турникетов. И ты можешь поселиться во «Флориде», «Ранчо Дьюд» или «Палатах Генриха Восьмого».
– Где-где?
– Это названия комнат для гостей. Родители Леймона отличались некоторой эксцентричностью. В общем, я проветрю все три комнаты, чтобы у тебя был выбор.
– Так значит, Фонтейн не был Фи, – произнес я вслух то, что мы оба и так уже знали. – И не был Франклином Бачелором.
– Лично я неравнодушен к «Палатам Генриха Восьмого», – сказал Том. – И советую тебе держаться подальше от «Ранчо».
– Так кто же он?
– Ленни Валентайн. Жаль, что мы не знаем большего.
– Но как мы узнаем, кто такой Ленни Валентайн. – Сказав это, я вдруг понял как. – Мы можем использовать то здание.
– Ага, – сказал Том. – Я даже перестал испытывать депрессию. Неожиданно проглянуло солнце.
Часть шестнадцатая
Из опасных глубин
1
Итак, я снова летел в Миллхейвен, и дело снова было в нераскрытом убийстве. Я снова вошел с теми же сумками в тот же аэропорт и попал в объятия старого друга. Плечо немного заныло, но тут же отпустило. Прошлой ночью, положив телефонную трубку, я снял с руки шину и синюю перевязь. Том подхватил одну из моих сумок и, сделав шаг назад, широко улыбнулся. Он выглядел моложе и гораздо жизнерадостнее, чем во время своего визита ко мне в больницу. Все в нем казалось свежим, и ощущение свежести создавали не только запах мыла, шампуня и ясные голубые глаза, но и радостное возбуждение зверя, готового к схватке, светившееся в этих глазах.
Том спросил, как мое плечо, а затем сказал:
– Наверное, это сумасшествие, выдергивать тебя вот так, когда у нас так мало доказательств.
Мы шли по длинной серой трубе с окнами, ведущей от турникетов к центру терминала.
– Мне неважно, много доказательств или мало, – я действительно считал, что если доказательства верны, их количество не имеет значения. Если мы направим давление в нужном направлении, убитая женщина из небольшого городка в Огайо позволит нам открыть дверь в прошлое. Вчера ночью мы с Томом обсудили по телефону, как лучше это сделать. – Мне нравился Пол Фонтейн, и, хотя у нас были вроде бы убедительные доказательства, я никогда...
– Я тоже никогда не мог поверить в это до конца, – сказал Том. – Все сходилось на нем, но мне было как-то не по себе.
– Но этот старик из Танжента, Хаббел, указал прямо на него. Конечно, он видит не очень хорошо, но он все же не слепой.
– Значит, он сделал ошибку, – сказал Том. – Или ее делаем мы... Скоро это выяснится.
Перед нами открылись стеклянные двери, и мы вышли наружу. Я направился было в сторону стоянки, но Том сказал, что припарковал машину в другом месте.
Он махнул рукой в дальний конец площадки для высадки пассажиров, где в тени терминала прямо под знаком «Стоянка запрещена» стоял сверкающий синий «ягуар варден плас».
– Я и не знал, что у тебя есть машина, – сказал я.
– Она в основном стоит в гараже, – он открыл багажник и положил в него мои сумки. – Думаю, на меня что-то нашло. Десять лет назад я увидел эту машину в витрине автосалона и понял, что должен ее купить. Угадай, сколько миль я проехал на ней за эти десять лет.
– Пятьдесят тысяч, – сказал я и тут же упрекнул себя в консерватизме. За десять лет можно наездить пятьдесят тысяч миль, просто выезжая каждый день по магазинам.
– Восемь, – сказал Том. – Ты же знаешь – я редко отлучаюсь из дому.
Салон машины выглядел как кабина небольшого самолета. Когда Том повернул ключ зажигания, автомобиль издал звук, напоминавший урчание сытого и довольного кота, нежащегося в круге солнечного света.
– Иногда, когда чувствую, что не могу больше находиться дома, что засиделся или что мне не дается решение какой-то проблемы, я иду в гараж и разбираю машину. И чищу не только систему зажигания – я чищу мотор. – Мы свернули на шоссе. – Думаю, машина для меня не транспорт, а хобби – как ловля рыбы на мормышку.
Я представил себе Тома Пасмора в одном из его костюмов, сидящего на полу гаража среди ночи и полирующего детали двигателя. Наверное, пол его гаража начищен до блеска, и вообще гараж напоминает операционную.
Том прервал мои мысли вопросом:
– Если мы не тратим время зря и Фонтейн действительно невиновен, кто еще это может быть? Кто из них Фи Бандольер?
Именно над этим я размышлял в самолете.
– Это должен быть один из тех, кто использовал Билли Рида в качестве информатора. Если верить Гленрою, это или Хоган, или Монро, или Маккендлесс.
– Кто из них тебе больше нравится?
Я покачал головой.
– Думаю, мы можем исключить Маккендлесса по возрастному признаку.
Том спросил, сколько, по моему мнению, лет Маккендлессу, я сказал, что пятьдесят семь или восемь, а может, и все шестьдесят.
– Гадай дальше. Ему не больше пятидесяти. Просто он так выглядит.
– Боже правый! – воскликнул я при мысли, что угрожающая фигура, допрашивающая меня в больнице, принадлежит человеку почти одного со мной возраста. Он тут же стал моим любимым кандидатом на роль Фи Бандольера.
– А ты? – спросил я Тома. – На кого в первую очередь думаешь ты?
– Ну, я умудрился добраться до файлов городских служащих и проверить почти всех полицейских, уделяя особое внимание тому, кто из них когда поступил на службу.
– И?
– Росс Маккендлесс, Джозеф Монро и Майкл Хоган были переведены сюда на работу из других полицейских управлений в семьдесят девятом году с интервалами в несколько месяцев. Так же, как и Пол Фонтейн. Всех четверых брал на работу Энди Белин.
– Думаю, ни один из них не был переведен из Аллергена?
– Ни один из них не был переведен даже из Огайо. Маккендлесс прибыл из Массачусетса, Монро – из Калифорнии, а Хоган – из Делавэра.
– Что ж, по крайней мере в наших списках одни и те же кандидаты.
– Теперь надо только решить, что делать дальше, – сказал Том, и всю дорогу до Истерн Шор-роуд мы обсуждали этот вопрос: что делать с людьми, вошедшими в наши списки.
2
Гараж Тома напоминал скорее ремонтную яму при бензозаправке на Хьюстон-стрит, чем обычную мастерскую. Впрочем, возможно, здесь царил еще больший беспорядок, чем в яме. По какой-то непонятной причине этот факт подействовал на меня ободряюще. Мы достали из багажника «ягуара» мои вещи, прошли мимо груды тряпья и нагромождения коробок с инструментами и вошли в дом через кухонную дверь. Приятно было снова оказаться в доме Тома Пасмора.
Он провел меня наверх и – мимо кабинета – к узкой почти вертикальной лестнице, которая вела когда-то к комнатам для слуг на третьем этаже. Слегка потертый серо-синий ковер с цветочным орнаментом покрывал ступени лестницы и коридор третьего этажа. На каждой из трех находящихся там комнат висела табличка с названием: «Барак ранчо Дьюд», «Палаты Генриха Восьмого», «Флорида».
– Готов спорить, ты был уверен, что я пошутил, – сказал Том. – Родители Леймона действительно были немного странными людьми. В «Ранчо Дьюд» можно увидеть седла и плакаты «Разыскивается», а также полированные черепа, в «Палатах Генриха» висит на стене оружие, но кровать там, возможно, покажется тебе узкой. Во «Флориде» чудовищные обои, ратановые кресла и чучело аллигатора. Но зато она большая.
– Я выбираю «Флориду», – сказал я.
Том открыл дверь, и я увидел за ней несколько комнат с огромными окнами и белыми обоями с плоскими изображениями огромных листьев – это напомнило мне кухню «Сайгона». Желтые шторы неплохо подходили к ратановой мебели, а восьмифутовый крокодил улыбался гардеробу, словно дожидаясь обеда, чтобы сойти со своего места.
– Тебе помочь распаковать вещи? – спросил Том. – Нет? Тогда встретимся у меня в кабинете этажом ниже, как только ты будешь готов.
Я понес свои сумки в спальню, слыша за спиной шаги выходящего из комнаты Тома.
Над бамбуковым столиком со стеклянной крышкой висела фотография композитора Делиуса, написавшего когда-то произведение ярд названием «Флорида». На фотографии Делиус выглядел как сердитый наставник из довоенной английской школы. Фредерик Делиус и аллигатор – неплохое сочетание. Я вымыл руки и лицо, слегка поморщившись от боли, после того как неудачно пошевелил правым плечом, вытерся и пошел вниз, чтобы обсудить с Томом последнюю часть плана, придуманного нами в машине.
3
– Дик Мюллер был первым человеком, упомянувшим в разговоре с тобой о проекте Эйприл, правда? Итак, он намекает, что нашел в ее рукописи кое-что интересное.
– Кое-что, стоящее больших денег.
– И он устраивает нашу встречу. И тут наш парень проявляет себя.
– Остается только надеяться, – сказал я.
Мы сидели на диване в кабинете Тома, а прямо перед нами сменяли одна другую причудливые фантазии на экранах трех компьютеров. Теперь мы знали, что за здание изображено на фотографии. Компьютер оказался не так уж не прав. Странные цилиндрические формы у входа изображали круглую будку, в которой продавались билеты, – Бандольер собирался убить Хайнца Штенмица возле одного из самых подходящих в городе мест – кинотеатра «Белдам ориентал». Но то ли присутствие других людей, то ли сам Штенмиц внесли коррективы в действия Бандольера. Однако этот старый кинотеатр сохранил свою важность для его сына.
– Наверное, там он и держит свои записи, – предположил я. – Это единственное место, которое осталось.
Том кивнул.
– Ты уверен, что тебе удастся убедить его, будто ты – Дик Мюллер? Умеешь подделывать голоса?
– Пока нет, но я собираюсь брать уроки. В этой комнате есть телефонный справочник?
Том встал и снял с полки над столом толстую книгу.
– Уроки миллхейвенского произношения? – переспросил он, передавая мне справочник.
– Подожди – увидишь, – сказал я, начиная искать телефон Байрона Дориана.
Дориан вовсе не удивился моему звонку. Удивил его лишь тот факт, что я снова в Миллхейвене. Он сообщил мне, что собирается провести выставку в одной из галерей Чикаго и что написал еще одну картину, посвященную убийствам «Голубой розы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– О, нет! – воскликнул я.
– Именно так. Джейн Райт жила в Аллертоне, Огайо, городке с населением пятнадцать тысяч на Огайо-ривер. С семьдесят третьего по семьдесят девятый год там произошло несколько убийств – двенадцать, если быть точным. По два в год – тела на полях и всякое такое – и примерно половина этих убийств остались нераскрытыми, но, как я понял из газет" местные жители предполагали, что все эти убийства совершил один и тот же человек, кто-то вроде бизнесмена, который периодически проезжал по делам через их город. А потом убийства прекратились.
– Джейн Райт, – сказал я. – Аллертон, Огайо. Ничего не понимаю.
– А ты попробуй. Имя детектива, который расследовал все эти дела, было Леонард Валентайн.
– Этого не может быть, – сказал я. – Мы ведь уже прорастали это направление. В мае семьдесят седьмого Пол Фонтейн был в Аллентауне, штат Пенсильвания.
– Так точно. Он был в Пенсильвании.
– Но тот старик, с которым я беседовал, – Хаббел, он сразу ткнул пальцем в лицо Фонтейна на фотографии.
– Может быть, он плохо видит.
– Он видит ужасно, – согласился я, вспомнив, как Хаббел клевал фотографию своим совиным клювом.
Том несколько секунд молчал, и я, не выдержав, застонал.
– Ты понимаешь, что это значит? Пол Фонтейн – единственный детектив в Миллхейвене, про которого точно известно, что он никак не мог убить Джейн Райт. Но тогда что он делал в том доме?
– Я думаю, он решил провести маленькое самостоятельное расследование, – сказал Том. – Разве может оказаться простым совпадением то, что женщина по имени Джейн Райт была убита в городе с подходящим названием именно в тот самый месяц того самого года? И что у детектива, который вел расследование, имя с инициалами Л. В. Ты можешь предположить, что это простое совпадение?
– Нет, – сказал я.
– Вот и я тоже. Но я все равно не понимаю всей этой истории с Л. В. Может быть, кто-то назвал себя Ленни Валентайном потому, что с тех же букв начиналось название Лэнг Во? Но это звучит странно.
– Том, – сказал я, вспомнив вдруг идею, посетившую меня сегодня утром. – Ты не мог бы узнать для меня, кому принадлежит одно здание?
– Прямо сейчас?
Я сказал, что лучше прямо сейчас.
– Хорошо, – сказал Том. – И что же это за здание?
Я сказал ему и, не задавая вопросов, он включил компьютер и стал вызывать нужные базы данных.
– Ну вот, – сказал он. – Теперь надо подождать. – И тут компьютер, видимо, выдал сообщение, потому что я услышал, как Том изумленно крякнул на другом конце провода. – Ты ведь уже знал это, так? – взволнованно спросил он. – Знал, кто владеет этим зданием.
– "Элви холдингс", – сказал я. – Но пока я не услышал, как ты крякнул, это была всего-навсего догадка.
– А теперь скажи мне, что это значит.
– Думаю, это значит, что мне надо возвращаться, – сказал и тут же замолчал, осознав до конца, что это значит. – Я вылечу завтра в полдень и позвоню тебе, как только прилечу.
– Как только ты прилетишь, ты увидишь меня у турникетов. И ты можешь поселиться во «Флориде», «Ранчо Дьюд» или «Палатах Генриха Восьмого».
– Где-где?
– Это названия комнат для гостей. Родители Леймона отличались некоторой эксцентричностью. В общем, я проветрю все три комнаты, чтобы у тебя был выбор.
– Так значит, Фонтейн не был Фи, – произнес я вслух то, что мы оба и так уже знали. – И не был Франклином Бачелором.
– Лично я неравнодушен к «Палатам Генриха Восьмого», – сказал Том. – И советую тебе держаться подальше от «Ранчо».
– Так кто же он?
– Ленни Валентайн. Жаль, что мы не знаем большего.
– Но как мы узнаем, кто такой Ленни Валентайн. – Сказав это, я вдруг понял как. – Мы можем использовать то здание.
– Ага, – сказал Том. – Я даже перестал испытывать депрессию. Неожиданно проглянуло солнце.
Часть шестнадцатая
Из опасных глубин
1
Итак, я снова летел в Миллхейвен, и дело снова было в нераскрытом убийстве. Я снова вошел с теми же сумками в тот же аэропорт и попал в объятия старого друга. Плечо немного заныло, но тут же отпустило. Прошлой ночью, положив телефонную трубку, я снял с руки шину и синюю перевязь. Том подхватил одну из моих сумок и, сделав шаг назад, широко улыбнулся. Он выглядел моложе и гораздо жизнерадостнее, чем во время своего визита ко мне в больницу. Все в нем казалось свежим, и ощущение свежести создавали не только запах мыла, шампуня и ясные голубые глаза, но и радостное возбуждение зверя, готового к схватке, светившееся в этих глазах.
Том спросил, как мое плечо, а затем сказал:
– Наверное, это сумасшествие, выдергивать тебя вот так, когда у нас так мало доказательств.
Мы шли по длинной серой трубе с окнами, ведущей от турникетов к центру терминала.
– Мне неважно, много доказательств или мало, – я действительно считал, что если доказательства верны, их количество не имеет значения. Если мы направим давление в нужном направлении, убитая женщина из небольшого городка в Огайо позволит нам открыть дверь в прошлое. Вчера ночью мы с Томом обсудили по телефону, как лучше это сделать. – Мне нравился Пол Фонтейн, и, хотя у нас были вроде бы убедительные доказательства, я никогда...
– Я тоже никогда не мог поверить в это до конца, – сказал Том. – Все сходилось на нем, но мне было как-то не по себе.
– Но этот старик из Танжента, Хаббел, указал прямо на него. Конечно, он видит не очень хорошо, но он все же не слепой.
– Значит, он сделал ошибку, – сказал Том. – Или ее делаем мы... Скоро это выяснится.
Перед нами открылись стеклянные двери, и мы вышли наружу. Я направился было в сторону стоянки, но Том сказал, что припарковал машину в другом месте.
Он махнул рукой в дальний конец площадки для высадки пассажиров, где в тени терминала прямо под знаком «Стоянка запрещена» стоял сверкающий синий «ягуар варден плас».
– Я и не знал, что у тебя есть машина, – сказал я.
– Она в основном стоит в гараже, – он открыл багажник и положил в него мои сумки. – Думаю, на меня что-то нашло. Десять лет назад я увидел эту машину в витрине автосалона и понял, что должен ее купить. Угадай, сколько миль я проехал на ней за эти десять лет.
– Пятьдесят тысяч, – сказал я и тут же упрекнул себя в консерватизме. За десять лет можно наездить пятьдесят тысяч миль, просто выезжая каждый день по магазинам.
– Восемь, – сказал Том. – Ты же знаешь – я редко отлучаюсь из дому.
Салон машины выглядел как кабина небольшого самолета. Когда Том повернул ключ зажигания, автомобиль издал звук, напоминавший урчание сытого и довольного кота, нежащегося в круге солнечного света.
– Иногда, когда чувствую, что не могу больше находиться дома, что засиделся или что мне не дается решение какой-то проблемы, я иду в гараж и разбираю машину. И чищу не только систему зажигания – я чищу мотор. – Мы свернули на шоссе. – Думаю, машина для меня не транспорт, а хобби – как ловля рыбы на мормышку.
Я представил себе Тома Пасмора в одном из его костюмов, сидящего на полу гаража среди ночи и полирующего детали двигателя. Наверное, пол его гаража начищен до блеска, и вообще гараж напоминает операционную.
Том прервал мои мысли вопросом:
– Если мы не тратим время зря и Фонтейн действительно невиновен, кто еще это может быть? Кто из них Фи Бандольер?
Именно над этим я размышлял в самолете.
– Это должен быть один из тех, кто использовал Билли Рида в качестве информатора. Если верить Гленрою, это или Хоган, или Монро, или Маккендлесс.
– Кто из них тебе больше нравится?
Я покачал головой.
– Думаю, мы можем исключить Маккендлесса по возрастному признаку.
Том спросил, сколько, по моему мнению, лет Маккендлессу, я сказал, что пятьдесят семь или восемь, а может, и все шестьдесят.
– Гадай дальше. Ему не больше пятидесяти. Просто он так выглядит.
– Боже правый! – воскликнул я при мысли, что угрожающая фигура, допрашивающая меня в больнице, принадлежит человеку почти одного со мной возраста. Он тут же стал моим любимым кандидатом на роль Фи Бандольера.
– А ты? – спросил я Тома. – На кого в первую очередь думаешь ты?
– Ну, я умудрился добраться до файлов городских служащих и проверить почти всех полицейских, уделяя особое внимание тому, кто из них когда поступил на службу.
– И?
– Росс Маккендлесс, Джозеф Монро и Майкл Хоган были переведены сюда на работу из других полицейских управлений в семьдесят девятом году с интервалами в несколько месяцев. Так же, как и Пол Фонтейн. Всех четверых брал на работу Энди Белин.
– Думаю, ни один из них не был переведен из Аллергена?
– Ни один из них не был переведен даже из Огайо. Маккендлесс прибыл из Массачусетса, Монро – из Калифорнии, а Хоган – из Делавэра.
– Что ж, по крайней мере в наших списках одни и те же кандидаты.
– Теперь надо только решить, что делать дальше, – сказал Том, и всю дорогу до Истерн Шор-роуд мы обсуждали этот вопрос: что делать с людьми, вошедшими в наши списки.
2
Гараж Тома напоминал скорее ремонтную яму при бензозаправке на Хьюстон-стрит, чем обычную мастерскую. Впрочем, возможно, здесь царил еще больший беспорядок, чем в яме. По какой-то непонятной причине этот факт подействовал на меня ободряюще. Мы достали из багажника «ягуара» мои вещи, прошли мимо груды тряпья и нагромождения коробок с инструментами и вошли в дом через кухонную дверь. Приятно было снова оказаться в доме Тома Пасмора.
Он провел меня наверх и – мимо кабинета – к узкой почти вертикальной лестнице, которая вела когда-то к комнатам для слуг на третьем этаже. Слегка потертый серо-синий ковер с цветочным орнаментом покрывал ступени лестницы и коридор третьего этажа. На каждой из трех находящихся там комнат висела табличка с названием: «Барак ранчо Дьюд», «Палаты Генриха Восьмого», «Флорида».
– Готов спорить, ты был уверен, что я пошутил, – сказал Том. – Родители Леймона действительно были немного странными людьми. В «Ранчо Дьюд» можно увидеть седла и плакаты «Разыскивается», а также полированные черепа, в «Палатах Генриха» висит на стене оружие, но кровать там, возможно, покажется тебе узкой. Во «Флориде» чудовищные обои, ратановые кресла и чучело аллигатора. Но зато она большая.
– Я выбираю «Флориду», – сказал я.
Том открыл дверь, и я увидел за ней несколько комнат с огромными окнами и белыми обоями с плоскими изображениями огромных листьев – это напомнило мне кухню «Сайгона». Желтые шторы неплохо подходили к ратановой мебели, а восьмифутовый крокодил улыбался гардеробу, словно дожидаясь обеда, чтобы сойти со своего места.
– Тебе помочь распаковать вещи? – спросил Том. – Нет? Тогда встретимся у меня в кабинете этажом ниже, как только ты будешь готов.
Я понес свои сумки в спальню, слыша за спиной шаги выходящего из комнаты Тома.
Над бамбуковым столиком со стеклянной крышкой висела фотография композитора Делиуса, написавшего когда-то произведение ярд названием «Флорида». На фотографии Делиус выглядел как сердитый наставник из довоенной английской школы. Фредерик Делиус и аллигатор – неплохое сочетание. Я вымыл руки и лицо, слегка поморщившись от боли, после того как неудачно пошевелил правым плечом, вытерся и пошел вниз, чтобы обсудить с Томом последнюю часть плана, придуманного нами в машине.
3
– Дик Мюллер был первым человеком, упомянувшим в разговоре с тобой о проекте Эйприл, правда? Итак, он намекает, что нашел в ее рукописи кое-что интересное.
– Кое-что, стоящее больших денег.
– И он устраивает нашу встречу. И тут наш парень проявляет себя.
– Остается только надеяться, – сказал я.
Мы сидели на диване в кабинете Тома, а прямо перед нами сменяли одна другую причудливые фантазии на экранах трех компьютеров. Теперь мы знали, что за здание изображено на фотографии. Компьютер оказался не так уж не прав. Странные цилиндрические формы у входа изображали круглую будку, в которой продавались билеты, – Бандольер собирался убить Хайнца Штенмица возле одного из самых подходящих в городе мест – кинотеатра «Белдам ориентал». Но то ли присутствие других людей, то ли сам Штенмиц внесли коррективы в действия Бандольера. Однако этот старый кинотеатр сохранил свою важность для его сына.
– Наверное, там он и держит свои записи, – предположил я. – Это единственное место, которое осталось.
Том кивнул.
– Ты уверен, что тебе удастся убедить его, будто ты – Дик Мюллер? Умеешь подделывать голоса?
– Пока нет, но я собираюсь брать уроки. В этой комнате есть телефонный справочник?
Том встал и снял с полки над столом толстую книгу.
– Уроки миллхейвенского произношения? – переспросил он, передавая мне справочник.
– Подожди – увидишь, – сказал я, начиная искать телефон Байрона Дориана.
Дориан вовсе не удивился моему звонку. Удивил его лишь тот факт, что я снова в Миллхейвене. Он сообщил мне, что собирается провести выставку в одной из галерей Чикаго и что написал еще одну картину, посвященную убийствам «Голубой розы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103