– пробормотал себе под нос Рэнсом.
В субботу декан гуманитарного факультета Аркхэма оставил на автоответчике сообщение, что от совета попечителей и общества выпускников стали поступать жалобы на показанное по телевидению поведение профессора кафедры религии Рэнсома. Не мог бы профессор Рэнсом представить убедительные доказательства того, что со всеми юридическими последствиями его драки с журналистами будет покончено до наступления осеннего семестра? Еще нам пришлось в тот день, продравшись сквозь толпу журналистов, съездить в бюро похоронных услуг братьев Тротт. Так что мы неплохо поработали. Самым ужасным, с чем нам пришлось столкнуться в похоронном бюро, была манера его хозяйки держаться в стиле Джойса – «зовите меня просто Джойс». Тротт Брофи, единственное чадо единственною оставшегося в живых мистера Тротта, оказалась женщиной необъятных размеров на последнем месяце беременности. Репортеры казались по сравнению с ней невинными младенцами. Давно расставшись со способностью сочувствовать чужому горю, она, видимо, решила для себя, что лучший способ общения с пришедшими в бюро со своею бедою людьми состоял в том, чтобы беспардонно вмешиваться в их дела. Тротт называла это здравым смыслом.
– Мы делаем для вашей маленькой леди потрясающую работу мистер Рэнсом. Когда увидите, наверняка скажете, что она такая же хорошенькая, как в день свадьбы. Для того, чтобы выставить ее в день похорон, я рекомендую вам вот этот гробик, а об урне договоримся потом. У нас есть очень красивые. Посмотрите только на этот атлас – какой мягкий и блестящий. Будет словно прекрасная рамка вокруг красивой картины, если вы не возражаете против такой формулировки. Вы даже не представляете, как я намучилась с этим ребенком, которого приходится носить туда-сюда по залу. Господи, если бы Уолтеру Драгонетту понадобилось кого-нибудь похоронить, мы бы сбавили для него цену – он дал моему папочке столько работы! О, господи, опять газы. Вас мучили когда-нибудь газы? Мне лучше присесть и посидеть тут, пока вы с мужем все обсудите, не обращайте на меня внимания. Хотя я все равно все слышу. Люди обычно сами не понимают, что говорят, когда приходят сюда.
Мы провели в бюро часа два и на собственном опыте убедились в том, что даже самые ужасные вещи, если терпеть их достаточно долго, становятся просто скучными. За это время Джон взял в аренду «гробик», заказал приглашения и некролог, зарезервировал время в крематории, купил урну и место в колумбарии, оплатил услуги специального администратора, который должен был руководить ходом похорон, нанял машину для процессии к колумбарию, заказал органную мессу и часа полтора классической музыки на магнитофоне. Джон выписал чеков в общей сумме на десять тысяч долларов.
– Что ж, я люблю мужчин, которые знают, чего им хочется, – сказала миссис «Зовите меня просто Джойс». – Некоторые парни приходят сюда и так копаются во всем, словно собираются забрать с собой после похорон. Можете мне поверить, я была там – им это не удастся.
– Вы были там? – удивленно переспросил я.
– Я знаю все, что с вами случается, когда вы умираете. Я специально была там для этого. Если хотите что-то узнать об этом, могу вам рассказать.
– Думаю, нам пора ехать домой, – сказал Рэнсом.
Вечером Джон снова сидел в полутемной гостиной, уставясь в единственное светлое пятно, которым был, как всегда, экран телевизора. Снова показывали толпу на Армори-плейс. Я думал о миссис «Зовите меня просто Джойс» и ее ребенке. Когда-нибудь он унаследует похоронное бюро. Я представлял этого ребенка мужчиной за сорок, широко улыбающимся, накачивающим мускулы, закрывающим окна, веселящим компанию байкой о ловле форели. Господи, это была самая огромная рыба на свете. О, ребята, опять прихватил радикулит, подождите минуточку.
В мозгу моем вдруг открылась дверь, через которую хлынул яркий свет. Ни слова не говоря Рэнсому, я поднялся наверх и исписал около пятнадцати страниц блокнота, который засунул в последнюю минуту себе в сумку. Книга словно сама собой сделала новый шаг вперед.
3
Дверь в воображаемый мир отворилась благодаря Уолтеру Драгонетту и уверенности в том, что ребенок миссис «Зовите меня просто Джойс» непременно вырастет таким же, как его мать. Приехав утром в Шейди-Маунт, я обдумывал идею, которая впервые пришла мне в голову после смерти Эйприл Рэнсом, но с тех пор произошло много разных событий, так или иначе развивших эту самую идею. Так что, к тому моменту, когда я вернулся из воображаемого мира, идея уже напоминала целое крыло дома со своими коридорами, окнами и лестницами.
Я понял, что могу использовать кое-какую информацию об Уолтере Драгонетте для описания детства Чарли Карпентера. До встречи с Лили Шихан Чарли убил людей – маленького мальчика, молодую мать и еще двух-трех человек в городах, где он жил, прежде чем вернулся домой. Миллхейвен будет родным городом Чарли, но в книге у города будет другое название. Чарли делал то же, что Уолтер Драгонетт, но детство его было больше похоже на мое, надо только довести все обстоятельства до полного развития. В книге обязательно будет фигура вроде мистера Лансера. Я до сих пор содрогался, вспоминая, как склоняется ко мне огромная голова Хайнца Штенмица – бледно-голубые глаза и запах кровавого мяса.
В раннем детстве Чарли его отец убил нескольких человек по такой банальной причине, как ревность, и пятилетний Чарли всю жизнь хранил страшный секрет отца. Если начать описывать все как бы увиденное глазами Чарли, я начну как бы выворачивать наизнанку Уолтера Драгонетта. «Леджер» попыталась сделать это довольно-таки неуклюже, спрашивая мнения священников, социологов и полицейских. Примерно то же самое начал делать я в тот самый момент, когда прилепил на дверцу холодильника фотографию Теда Банди.
Второй раз за этот день книга вернулась к жизни внутри меня.
Я увидел пятилетнего Чарли Карпентера в моей комнате на Шестой южной улице, глядящего на узор из темно-синих роз, сплетенных в гирлянду на светло-голубом фоне, в отчаянии по поводу того, что отец снова избил мать. Чарли всегда хотелось войти внутрь обоев, оказаться в безопасности среди совершенства пестиков и лепестков.
Я видел ребенка, идущего в «Белдейм ориентал» по Ливермор-авеню. А там, в «Белдейм», притаился Минотавр, который пытается втянуть его к себе, сделать живым участником фильма о людском вероломстве и силе возбуждения. Реальность меркнет перед тем, что советует ему Минотавр. Настоящие чувства, вызванные реальными событиями, способны разорвать тебя на части, поэтому лучше о ни" забыть. Ты режешь свою память и засовываешь ее в сотни разных дыр. И довольный тобой, он обвивает тебя своими лапами и так крепко прижимает к груди, что весь мир вокруг меркнет.
Колонки цифр были полностью лишены каких-либо эмоции, и поэтому Чарли стал бухгалтером. Он жил в гостиничных номерах потому что они были абсолютно безликими. У него были постоянные привычки, и его посещали повторяющиеся сны. Он никогда не мог переспать с женщиной раньше, чем убьет ее хотя бы в воображении – убьет продуманно и методично. Раз в два месяца у него был быстрый и не запоминающийся секс с мужчинами, и не чаще раза в год, когда напивался особенно сильно, он снимал в баре для голубых какого-нибудь парня только для того, чтобы, бормоча что-то почти по-детски тереться лицом о его пенис.
Чарли служил во Вьетнаме.
Он собирался убить Лили Шихан, как только окажется в ее доме. Для этого он украл лодку и позволил ей уткнуться носом в заросли тростника и вообще приехал к Лили так рано утром.
Придется пробежаться по написанной уже трети книги и внести туда изменения, продиктованные новым прошлым Чарли Карпентера, которое я только что для него выдумал. То, что узнает о нем читатель – пристрастие к скучной работе, нежелание вступать в близкие отношения, – будет иметь зловещий оттенок. Читатель должен почувствовать, что Лили Шихан играет с огнем, пытаясь навязать Чарли сюжет в манере Кента Смита и Глории Грэм. О ты, мой дорогой читатель, ты, без которого не существовала бы ни одна книга на свете, читатель, открывший книгу, которая должна была быть романом о том, как невинный человек, попавший в ловушку, постепенно понимает, что женщина, пытающаяся им манипулировать, заслуживает весьма оригинального сюрприза.
Первая треть книги закончится убийством Лили Шихан. Вторую часть я посвящу описанию детства Чарли. Причем мне только что пришло в голову, что у Чарли-ребенка должно быть другое имя, так что сначала ты, дорогой читатель, удивишься, почему это я заставил тебя читать о детстве какого-то несчастного ребенка, не имеющего никакого отношения к событиям, описанным на первых двухстах страницах романа. Эта путаница ликвидируется, когда в конце второй части несчастный ребенок, дожив до восемнадцати лет, идет в армию под именем Чарли Карпентера. А третья часть посвящена поимке Чарли.
Я назову этот роман «Царствие небесное», и эпиграфом к нему будут слова из Евангелия от Фомы, которые я прочел в Центральном парке.
Связующей нитью всех частей романа будут поиски Минотавра Чарли вернется в Миллхейвен (или как он там будет называться) потому, что, хотя он сам себе в этом не признается, хочет найти человека, изнасиловавшего его когда-то в «Белдейм ориентал». Все поминания о Минотавре будут отравлять ему жизнь в последней части книги. И однажды – сам не понимая, что привело его сюда, он придет к полуразвалившемуся остову кинотеатра и переживет примерно то же, что пережил я вчера утром.
Минотавр будет похож на страшного бога, спрятавшегося на дне высокой пещеры, но следы его раскиданы по всему видимому миру.
Прежде чем я встал, чтобы спуститься вниз, меня посетила еще одна важная догадка. Фильмом, который смотрел Чарли Карпентер в кинотеатре, когда рядом с ним опустился улыбающийся монстр, будет картина «Из опасных глубин». Неважно, что я никогда не видел этого фильма, тем более что я могу посмотреть его, если надолго задержусь в Миллхейвене. Так или иначе для книги мне требовалось только название картины.
Теперь надо было изобрести причину, по которой такого маленького ребенка несколько дней подряд посылали одного в кино. И эта причина привяла мне в голову, как только в этом возникла необходимость. Мать маленького Чарли умирала. И тут же из недавнего прошлого всплыл подходящий образ – Эйприл Рэнсом. Я увидел ее бледное лицо, тело в синяках, распростертое на белых простынях. И вместе с этим образом пришло новое понимание вещей – я вдруг понял, что это отец Чарли избил жену до полусмерти и теперь позволял ей умирать. Неделю или больше мальчик, который станет потом Чарли Карпентером, жил в доме с умирающей матерью и убившим ее отцом. И в эти ужасные дни он встретился с Минотавром, который его поглотил.
Я отложил ручку. Теперь у меня была книга – «Царствие небесное». Мне хотелось завернуться в нее, как в одеяло. Хотелось убежать в эту историю, как маленькому Чарли, который, не став еще Чарли, мечтал слиться с синими розами на голубом фоне в моей спальне; стать листочком вяза на Ливермор-авеню, шипением сигареты, добрым голосом в темноте, серебряным светом, который привиделся ему на секунду на голове мужчины, пылью, пляшущей в луче света, проецирующего изображение на экран полупустого кинотеатра.
4
Уик-энд прошел так же, как все предыдущие дни, если не считать двух исключений. Рэнсом предложил мне спуститься с рукописью вниз и там, на столе в столовой, я радостно вычеркивал из того, что было написано еще в Нью-Йорке, абзацы и целые страницы, и с помощью мягких черных карандашей, очиненных до безукоризненной остроты в какой-то хитрой машинке, писал на желтых страницах блокнота новые подробности о детстве Чарли Карпентера.
Рэнсому не жаль было поделиться со мной дорогими фирменными карандашами, электроточилкой и блокнотами, но его угнетала и раздражала идея, что мне требуется непрерывно работать в течение двух-трех часов в день. Мне пришлось столкнуться с этой проблемой сразу же, как только Джон помог мне устроиться поудобнее за обеденным столом.
Он подозрительно посмотрел на блокнот, на электроточилку, на стопку листков с записями.
– Кажется, у тебя еще один мозговой штурм?
– Что-то вроде этого.
– Наверное, для тебя это хорошие новости.
Он так резко повернулся и ушел в гостиную, что я последовал за ним. Упав на диван, Джон тупо уставился в телевизор.
– Что случилось? – удивленно спросил я.
Но он даже не посмотрел в мою сторону. Мне вдруг пришло в голову, что с Эйприл он, возможно, вел себя так же. Выдержав эффектную паузу, Джон заявил:
– Если ты собираешься все время работать, то мог бы с таким же успехом вернуться в Нью-Йорк.
Очень многие думают, что книги пишутся между делом, в перерывах между рюмками или одним махом после прогулки по равнинам Йоркшира. Очевидно, Джон Рэнсом был одним из этих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
В субботу декан гуманитарного факультета Аркхэма оставил на автоответчике сообщение, что от совета попечителей и общества выпускников стали поступать жалобы на показанное по телевидению поведение профессора кафедры религии Рэнсома. Не мог бы профессор Рэнсом представить убедительные доказательства того, что со всеми юридическими последствиями его драки с журналистами будет покончено до наступления осеннего семестра? Еще нам пришлось в тот день, продравшись сквозь толпу журналистов, съездить в бюро похоронных услуг братьев Тротт. Так что мы неплохо поработали. Самым ужасным, с чем нам пришлось столкнуться в похоронном бюро, была манера его хозяйки держаться в стиле Джойса – «зовите меня просто Джойс». Тротт Брофи, единственное чадо единственною оставшегося в живых мистера Тротта, оказалась женщиной необъятных размеров на последнем месяце беременности. Репортеры казались по сравнению с ней невинными младенцами. Давно расставшись со способностью сочувствовать чужому горю, она, видимо, решила для себя, что лучший способ общения с пришедшими в бюро со своею бедою людьми состоял в том, чтобы беспардонно вмешиваться в их дела. Тротт называла это здравым смыслом.
– Мы делаем для вашей маленькой леди потрясающую работу мистер Рэнсом. Когда увидите, наверняка скажете, что она такая же хорошенькая, как в день свадьбы. Для того, чтобы выставить ее в день похорон, я рекомендую вам вот этот гробик, а об урне договоримся потом. У нас есть очень красивые. Посмотрите только на этот атлас – какой мягкий и блестящий. Будет словно прекрасная рамка вокруг красивой картины, если вы не возражаете против такой формулировки. Вы даже не представляете, как я намучилась с этим ребенком, которого приходится носить туда-сюда по залу. Господи, если бы Уолтеру Драгонетту понадобилось кого-нибудь похоронить, мы бы сбавили для него цену – он дал моему папочке столько работы! О, господи, опять газы. Вас мучили когда-нибудь газы? Мне лучше присесть и посидеть тут, пока вы с мужем все обсудите, не обращайте на меня внимания. Хотя я все равно все слышу. Люди обычно сами не понимают, что говорят, когда приходят сюда.
Мы провели в бюро часа два и на собственном опыте убедились в том, что даже самые ужасные вещи, если терпеть их достаточно долго, становятся просто скучными. За это время Джон взял в аренду «гробик», заказал приглашения и некролог, зарезервировал время в крематории, купил урну и место в колумбарии, оплатил услуги специального администратора, который должен был руководить ходом похорон, нанял машину для процессии к колумбарию, заказал органную мессу и часа полтора классической музыки на магнитофоне. Джон выписал чеков в общей сумме на десять тысяч долларов.
– Что ж, я люблю мужчин, которые знают, чего им хочется, – сказала миссис «Зовите меня просто Джойс». – Некоторые парни приходят сюда и так копаются во всем, словно собираются забрать с собой после похорон. Можете мне поверить, я была там – им это не удастся.
– Вы были там? – удивленно переспросил я.
– Я знаю все, что с вами случается, когда вы умираете. Я специально была там для этого. Если хотите что-то узнать об этом, могу вам рассказать.
– Думаю, нам пора ехать домой, – сказал Рэнсом.
Вечером Джон снова сидел в полутемной гостиной, уставясь в единственное светлое пятно, которым был, как всегда, экран телевизора. Снова показывали толпу на Армори-плейс. Я думал о миссис «Зовите меня просто Джойс» и ее ребенке. Когда-нибудь он унаследует похоронное бюро. Я представлял этого ребенка мужчиной за сорок, широко улыбающимся, накачивающим мускулы, закрывающим окна, веселящим компанию байкой о ловле форели. Господи, это была самая огромная рыба на свете. О, ребята, опять прихватил радикулит, подождите минуточку.
В мозгу моем вдруг открылась дверь, через которую хлынул яркий свет. Ни слова не говоря Рэнсому, я поднялся наверх и исписал около пятнадцати страниц блокнота, который засунул в последнюю минуту себе в сумку. Книга словно сама собой сделала новый шаг вперед.
3
Дверь в воображаемый мир отворилась благодаря Уолтеру Драгонетту и уверенности в том, что ребенок миссис «Зовите меня просто Джойс» непременно вырастет таким же, как его мать. Приехав утром в Шейди-Маунт, я обдумывал идею, которая впервые пришла мне в голову после смерти Эйприл Рэнсом, но с тех пор произошло много разных событий, так или иначе развивших эту самую идею. Так что, к тому моменту, когда я вернулся из воображаемого мира, идея уже напоминала целое крыло дома со своими коридорами, окнами и лестницами.
Я понял, что могу использовать кое-какую информацию об Уолтере Драгонетте для описания детства Чарли Карпентера. До встречи с Лили Шихан Чарли убил людей – маленького мальчика, молодую мать и еще двух-трех человек в городах, где он жил, прежде чем вернулся домой. Миллхейвен будет родным городом Чарли, но в книге у города будет другое название. Чарли делал то же, что Уолтер Драгонетт, но детство его было больше похоже на мое, надо только довести все обстоятельства до полного развития. В книге обязательно будет фигура вроде мистера Лансера. Я до сих пор содрогался, вспоминая, как склоняется ко мне огромная голова Хайнца Штенмица – бледно-голубые глаза и запах кровавого мяса.
В раннем детстве Чарли его отец убил нескольких человек по такой банальной причине, как ревность, и пятилетний Чарли всю жизнь хранил страшный секрет отца. Если начать описывать все как бы увиденное глазами Чарли, я начну как бы выворачивать наизнанку Уолтера Драгонетта. «Леджер» попыталась сделать это довольно-таки неуклюже, спрашивая мнения священников, социологов и полицейских. Примерно то же самое начал делать я в тот самый момент, когда прилепил на дверцу холодильника фотографию Теда Банди.
Второй раз за этот день книга вернулась к жизни внутри меня.
Я увидел пятилетнего Чарли Карпентера в моей комнате на Шестой южной улице, глядящего на узор из темно-синих роз, сплетенных в гирлянду на светло-голубом фоне, в отчаянии по поводу того, что отец снова избил мать. Чарли всегда хотелось войти внутрь обоев, оказаться в безопасности среди совершенства пестиков и лепестков.
Я видел ребенка, идущего в «Белдейм ориентал» по Ливермор-авеню. А там, в «Белдейм», притаился Минотавр, который пытается втянуть его к себе, сделать живым участником фильма о людском вероломстве и силе возбуждения. Реальность меркнет перед тем, что советует ему Минотавр. Настоящие чувства, вызванные реальными событиями, способны разорвать тебя на части, поэтому лучше о ни" забыть. Ты режешь свою память и засовываешь ее в сотни разных дыр. И довольный тобой, он обвивает тебя своими лапами и так крепко прижимает к груди, что весь мир вокруг меркнет.
Колонки цифр были полностью лишены каких-либо эмоции, и поэтому Чарли стал бухгалтером. Он жил в гостиничных номерах потому что они были абсолютно безликими. У него были постоянные привычки, и его посещали повторяющиеся сны. Он никогда не мог переспать с женщиной раньше, чем убьет ее хотя бы в воображении – убьет продуманно и методично. Раз в два месяца у него был быстрый и не запоминающийся секс с мужчинами, и не чаще раза в год, когда напивался особенно сильно, он снимал в баре для голубых какого-нибудь парня только для того, чтобы, бормоча что-то почти по-детски тереться лицом о его пенис.
Чарли служил во Вьетнаме.
Он собирался убить Лили Шихан, как только окажется в ее доме. Для этого он украл лодку и позволил ей уткнуться носом в заросли тростника и вообще приехал к Лили так рано утром.
Придется пробежаться по написанной уже трети книги и внести туда изменения, продиктованные новым прошлым Чарли Карпентера, которое я только что для него выдумал. То, что узнает о нем читатель – пристрастие к скучной работе, нежелание вступать в близкие отношения, – будет иметь зловещий оттенок. Читатель должен почувствовать, что Лили Шихан играет с огнем, пытаясь навязать Чарли сюжет в манере Кента Смита и Глории Грэм. О ты, мой дорогой читатель, ты, без которого не существовала бы ни одна книга на свете, читатель, открывший книгу, которая должна была быть романом о том, как невинный человек, попавший в ловушку, постепенно понимает, что женщина, пытающаяся им манипулировать, заслуживает весьма оригинального сюрприза.
Первая треть книги закончится убийством Лили Шихан. Вторую часть я посвящу описанию детства Чарли. Причем мне только что пришло в голову, что у Чарли-ребенка должно быть другое имя, так что сначала ты, дорогой читатель, удивишься, почему это я заставил тебя читать о детстве какого-то несчастного ребенка, не имеющего никакого отношения к событиям, описанным на первых двухстах страницах романа. Эта путаница ликвидируется, когда в конце второй части несчастный ребенок, дожив до восемнадцати лет, идет в армию под именем Чарли Карпентера. А третья часть посвящена поимке Чарли.
Я назову этот роман «Царствие небесное», и эпиграфом к нему будут слова из Евангелия от Фомы, которые я прочел в Центральном парке.
Связующей нитью всех частей романа будут поиски Минотавра Чарли вернется в Миллхейвен (или как он там будет называться) потому, что, хотя он сам себе в этом не признается, хочет найти человека, изнасиловавшего его когда-то в «Белдейм ориентал». Все поминания о Минотавре будут отравлять ему жизнь в последней части книги. И однажды – сам не понимая, что привело его сюда, он придет к полуразвалившемуся остову кинотеатра и переживет примерно то же, что пережил я вчера утром.
Минотавр будет похож на страшного бога, спрятавшегося на дне высокой пещеры, но следы его раскиданы по всему видимому миру.
Прежде чем я встал, чтобы спуститься вниз, меня посетила еще одна важная догадка. Фильмом, который смотрел Чарли Карпентер в кинотеатре, когда рядом с ним опустился улыбающийся монстр, будет картина «Из опасных глубин». Неважно, что я никогда не видел этого фильма, тем более что я могу посмотреть его, если надолго задержусь в Миллхейвене. Так или иначе для книги мне требовалось только название картины.
Теперь надо было изобрести причину, по которой такого маленького ребенка несколько дней подряд посылали одного в кино. И эта причина привяла мне в голову, как только в этом возникла необходимость. Мать маленького Чарли умирала. И тут же из недавнего прошлого всплыл подходящий образ – Эйприл Рэнсом. Я увидел ее бледное лицо, тело в синяках, распростертое на белых простынях. И вместе с этим образом пришло новое понимание вещей – я вдруг понял, что это отец Чарли избил жену до полусмерти и теперь позволял ей умирать. Неделю или больше мальчик, который станет потом Чарли Карпентером, жил в доме с умирающей матерью и убившим ее отцом. И в эти ужасные дни он встретился с Минотавром, который его поглотил.
Я отложил ручку. Теперь у меня была книга – «Царствие небесное». Мне хотелось завернуться в нее, как в одеяло. Хотелось убежать в эту историю, как маленькому Чарли, который, не став еще Чарли, мечтал слиться с синими розами на голубом фоне в моей спальне; стать листочком вяза на Ливермор-авеню, шипением сигареты, добрым голосом в темноте, серебряным светом, который привиделся ему на секунду на голове мужчины, пылью, пляшущей в луче света, проецирующего изображение на экран полупустого кинотеатра.
4
Уик-энд прошел так же, как все предыдущие дни, если не считать двух исключений. Рэнсом предложил мне спуститься с рукописью вниз и там, на столе в столовой, я радостно вычеркивал из того, что было написано еще в Нью-Йорке, абзацы и целые страницы, и с помощью мягких черных карандашей, очиненных до безукоризненной остроты в какой-то хитрой машинке, писал на желтых страницах блокнота новые подробности о детстве Чарли Карпентера.
Рэнсому не жаль было поделиться со мной дорогими фирменными карандашами, электроточилкой и блокнотами, но его угнетала и раздражала идея, что мне требуется непрерывно работать в течение двух-трех часов в день. Мне пришлось столкнуться с этой проблемой сразу же, как только Джон помог мне устроиться поудобнее за обеденным столом.
Он подозрительно посмотрел на блокнот, на электроточилку, на стопку листков с записями.
– Кажется, у тебя еще один мозговой штурм?
– Что-то вроде этого.
– Наверное, для тебя это хорошие новости.
Он так резко повернулся и ушел в гостиную, что я последовал за ним. Упав на диван, Джон тупо уставился в телевизор.
– Что случилось? – удивленно спросил я.
Но он даже не посмотрел в мою сторону. Мне вдруг пришло в голову, что с Эйприл он, возможно, вел себя так же. Выдержав эффектную паузу, Джон заявил:
– Если ты собираешься все время работать, то мог бы с таким же успехом вернуться в Нью-Йорк.
Очень многие думают, что книги пишутся между делом, в перерывах между рюмками или одним махом после прогулки по равнинам Йоркшира. Очевидно, Джон Рэнсом был одним из этих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103