Франко спокойно встретил ее гневный взгляд.
— Мне пришло в голову, что в подходящем месте ты сможешь продать эту информацию за сотни тысяч фунтов. Смерть отца приведет к панике на валютных биржах по всему миру. Если о его неизлечимой болезни станет известно сейчас, некоторые дельцы смогут заработать на этом состояния. Разумеется, в ущерб мне. И даже если ты просто решишь предоставить эти сведения какой-нибудь бульварной газетенке, то все равно получишь более чем достаточную сумму, чтобы избавить своего отца от его обязательств передо мной.
Глубоко уязвленная его отношением к себе, Полетт смотрела на него с изумлением.
— И ты полагаешь, что я бы так поступила?
— Лучше скажем, что я не видел смысла подвергать тебя неоправданному риску. А точнее, соблазну.
Полетт удрученно покачала головой.
— Боже мой, за кого же ты меня принимаешь?
— За весьма упрямую даму. От которой всякого можно ожидать, — парировал Франко с сухой насмешкой. — Изящная обертка на стальном каркасе.
— Я никогда не поступила бы так отвратительно! — страстно воскликнула Полетт. — Я тебя слишком уважаю, чтобы пойти на такое.
Медового цвета глаза насмешливо блеснули.
— Тогда где же ты была шесть лет назад, сага!
— То была ошибка… ужасная, непростительная ошибка…
Издав короткий смешок, Франко опустошил свой бокал.
— Ты меня называешь ошибкой… или его? — тихо проговорил он.
Полетт вся дрожала, но не сдавалась. Она поняла, что сболтнула лишнее.
— А ты как думаешь?
— Что я в любом случае никогда не прощу тебе этого… Ты твердишь себе сейчас, что не нуждаешься в моем прощении, — произнес Франко, тщательно выговаривая слова. — Но позже ты поймешь, что это не так. Ты ведь уже ждешь меня, когда меня нет рядом, не так ли? Как тебе спалось последними ночами? Ты ведь ожидала, что я позвоню, и удивлялась, отчего я не делаю этого? А что ты почувствовала, когда впервые увидела меня сегодня… Подъем настроения? Сексуальное возбуждение? Ты же влюблена в меня! От меня такого не скроешь. Я узнаю все симптомы этого и в иных обстоятельствах пресекаю дальнейшие попытки к сближению. Но не в отношениях с тобой.
— Ты сошел с ума, — прошептала Полетт. — Я никогда не полюблю тебя.
— А на меньшее я не рассчитываю, — произнес Франко с потрясающей самоуверенностью.
— Ты примитивный человек, Франко! — рассмеялась Полетт, но смех этот прозвучал неестественно даже для ее собственных ушей. — Ты всерьез полагаешь, что я настолько не в состоянии контролировать свои эмоции?
Франко окинул ее таким пренебрежительным взглядом, что Полетт испытала неодолимое желание развернуться и со всего размаху врезать ему по его смазливой физиономии.
— Не люблю быть жестоким, но уверен, что ты очень слабо контролируешь желания своего тела…
Переполненная яростью, Полетт схватила свой бокал и выплеснула содержимое ему в лицо.
— …и еще слабее — свой нрав. — Вытащив носовой платок, Франко спокойно вытер капли кока-колы с лица. — Собственно, когда ты теряешь голову, то ужасно незрела в своих реакциях. Будто ребенок, который при вспышке злости колотит все вокруг, — спокойно продолжал он. — Ты словно не можешь позволить себе роскошь свободно изливать свой гнев чаще…
Проницательность, заключенная в его реплике, испугала Полетт, и она отшатнулась.
— Теперь игра переходит в стадию терапии? — спросила она с усмешкой, за которой пыталась спрятать свое смущение.
— Во-первых, — уточнил Франко, — для меня это не игра. И во-вторых, это скорее лечение шоком, чем терапия.
Полетт следовало отразить его атаку, но она слишком боялась, что в гневе может открыть ему слишком многое. К ее еще большему раздражению, Франко улыбнулся, что, впрочем, не смыло с его лица выражения холодной отчужденности.
— Тебе стоило бы пока пойти полежать. Я разбужу тебя, когда будем подлетать.
— Я не хочу ложиться. — Каждая частичка ее души бунтовала против возможности отступления. — Твой отец живет на самом Барбадосе?
— Он живет на острове Парадиз. Это его частное владение.
Полетт заерзала в кресле. Как бы ей хотелось сохранить самообладание и не вспоминать о бесстыдном стремлении Франко к мести.
— И давно он там живет?
— Пять лет. Он купил этот маленький вечнозеленый островок, когда понял, что смертельная болезнь начинает подрывать его силы, — равнодушным голосом проговорил Франко.
— Я вижу, ты не слишком преисполнен сострадания к родному тебе человеку.
— Он явно не из тех людей, что жаждут сострадания, — сухо заметил Франко. — И он бы пришел в ярость, если бы кто-нибудь попытался проявить подобное чувство к нему. Он прожил свою жизнь именно так, как и собирался прожить ее. Он никогда не подчинялся советам врачей. Он курил, пил, чревоугодничал, а его сексуальные аппетиты стали легендарными. Можно было бы подумать, что тяжелое детство обратило его к стремлению к роскоши, но дело в том, что мистер Мендоса никогда не испытывал нужды ни в чем — и никогда, насколько мне известно, не ставил потребности любого другого человеческого существа превыше своих собственных.
— Да ты ведь описываешь его как монстра, Франко, — изумилась Полетт.
Неожиданно для нее он рассмеялся.
— Для тебя, вероятно, умеренность во всем — это своего рода священная корова для индуса, верно? Все, что пристойно и достойно, все, что абсолютно предсказуемо…
Она отвела от него изумленный взгляд.
— Но ведь ты говоришь о собственном отце…
— Он жутко капризен, болезненно горд — и, безо всякого сомнения, горько обижен тем, что силы его убывают. Ему хочется бороться за жизнь до последней капли крови, и, пожалуй, он умрет, проклиная всех тех, кто пережил его хотя бы на один день.
— Включая тебя?
— Надеюсь, что нет. — Лицо Франко потемнело, но он тут же невозмутимо пожал плечами. — Однако я вовсе не собираюсь быть бледной тенью своего папаши. Он слишком уж непредсказуем, любит удивлять людей. Он может напялить на себя овечью шкуру, а секунду спустя превратиться в лютого хищника…
— То есть совсем как ты, — пробормотала Полетт в ответ.
Ну и что же тебя там ожидает? — задавала она себе вопрос, отводя глаза от испытующего и всепроникающего взгляда Франко. Посмотри, как он безжалостен к тебе. Подождал, пока мы поднимемся в воздух, и только потом объявил, что уготовил для тебя длительную пытку. Но он не дождется, чтобы ты полюбила его. Прелюдией к любви должны быть уважение, взаимное влечение и общность взглядов.
Как только могло прийти ему в голову, что она сможет продать сведения о близящейся смерти его отца тем, кто побольше заплатит? Полетт вздрогнула от отвращения. Ей стало не по себе. Да и кто воспримет подобное обвинение без содрогания? Значит, он не верит ей? Ни на грош не верит? Почему же он такой недоверчивый? Что же сделало Франко таким? Полетт вспомнила его слова о том, что знание — грозное оружие в руках женщин и что исходит сей факт из самой женской натуры. Несомненно, Франко когда-то жестоко обжегся при общении с одной из представительниц ее пола, и память об этом терзает его, заставляет быть настороже, делает циничным и подозрительным… Но почему она позволяет ему доводить себя до такого состояния? Какое это все имеет для нее значение? Между нею и этим мужчиной нет ничего, кроме ее… патологического влечения к нему. Унизительная страсть с ее стороны, похоть — с его. Хотя, пожалуй, похоть — слишком сильное слово. Судя по всему, Франко руководствуется скорее стремлением к мести, нежели сексуальными побуждениями. Секс — это лишь повод, посредством которого он стремится отомстить ей за то, что она пренебрегла им когда-то. Неужели он полагает, что сможет заставить ее влюбиться в него?..
Подавив очередной нервный смешок, Полетт вдруг почувствовала новый приступ неприязни к Франко.
— Ты провонял чужими духами. Пожалуй, тебе следует принять душ. — Предложение это столь неожиданно сорвалось с уст Полетт, что трудно было сказать, кого из них сильнее ошеломили произнесенные ею слова.
— Что? — переспросил Франко, уставившись на нее холодным вопрошающим взглядом.
Полетт наигранно сморщила носик.
— Этот запах прилипает, как губная помада к воротничку.
— О чем, черт побери, ты говоришь?
— Дама оставила на тебе свой автограф, саго, — проронила она елейным голоском. — Ее духи! Ты ими насквозь пропах.
Лицо его озарилось улыбкой.
— Из тебя бы вышел чудесный сыщик… Я так и вижу, как ты, прячась от дождя в подворотне, выслеживаешь какого-нибудь бедолагу, изменяющего по соседству своей супруге. К несчастью для тебя, Полетт, я не женат…
— Я не имею ни малейшего желания знать, чем ты занимался прошлой ночью! — воскликнула Полетт. — Мне все равно, но как ты можешь…
— Это не могло произойти прошлой ночью, — не спеша проговорил Франко. — К тому же сегодня утром я уже принимал душ.
Взбешенная его насмешливым тоном, Полетт подскочила.
— Да мне плевать, когда и с кем ты занимался любовью!
Франко лишь лениво потянулся.
— Это одна моя секретарша из нью-йоркского филиала. Молода, красива, изумительные золотисто-каштановые волосы… Прелесть, а не девочка! — задумчиво описывал он, сложив в поцелуй свои чувственные губы. — Она была такой страстной и горячей — впрочем, как и я. Я овладел ею во время перерыва на завтрак.
Изумленная, что Франко может столь открыто и цинично признаваться в подобных поступках, Полетт задохнулась от возмущения.
— И во время обеда. Она была ненасытна, — смаковал слова Франко. — К несчастью, лифт, поднимающийся к моей квартире, был занят. А то бы… И все же мы прекрасно порезвились на полу, в постели, в ванной, на кухонном столе… а потом она позвонила своей подружке — и тогда уж началось настоящее веселье… тебе еще повезло, что я успел на самолет…
Ничего уже не соображая, Полетт отвернулась. Это была пытка — с таким же успехом он мог резать ее ножом без наркоза.
— Неужели тебе не интересно, какими извращенными способами мы себя услаждали? — с откровенным удивлением поднял брови Франко. — Боюсь, что моей фантазии уже не хватает горючего. Вот… лови!
Завернутая в подарочную упаковку коробка приземлилась Полетт на колени, но она, даже не заметив этого, уже рванулась в направлении туалета. Ее стошнило от отвращения. На мгновение придя в себя, Полетт услышала, как Франко изумленно выругался. Последнее, чего ожидала она от него теперь, — это помощи. Но Франко открыл кабину, прижал холодное полотенце к ее вспотевшему лбу и предложил стакан воды, чтобы прополоскать рот. Затем подхватил ее на руки, пинком отворил какую-то дверь и уложил Полетт на постель.
Полетт уставилась на него затравленным взглядом.
— Девочка моя! — простонал Франко удрученно, склоняясь над ней. — Да я же пошутил!
Полетт закрыла глаза, слишком потрясенная, чтобы осознать его слова, затем резко перекатилась на дальнюю половину кровати и свернулась там калачиком.
— Ничего этого никогда не было! Ты что, считаешь меня сексуальным маньяком? — виновато прошептал Франко. — Я же все это выдумал! Я пошутил! Предложил тебе то, чего ты, казалось бы, ожидала. У меня на самом деле числится в штате рыжеволосая амазонка лет сорока, да вот только фигурой она похожа на бочку, живет в счастливом браке и имеет четверых детишек. И я больше ни за что на свете не стану покупать тебе духов…
Полетт сморщила носик, сдерживая подкатывающиеся к глазам слезы. Пусть лучше ее сварят заживо, нежели она позволит себе разрыдаться у него на глазах.
— Если бы ты висел на краю пропасти, я бы наступила тебе на пальцы, — отрывисто произнесла Полетт.
Послышался звук разрываемой бумаги. На постель рядом с ней приземлился флакон духов «Влечение».
— Меня привлекло название, — сообщил Франко, — а эта глупая продавщица попрыскала ими меня. Это было еще вчера, но я до сих пор не могу избавиться от запаха.
Наступило тягостное молчание. Полетт сжала кулачки, но ей все равно не удавалось сдержать сотрясающую тело дрожь.
— Извини. — Голос Франко звучал огорченно и растерянно. — Я не собирался расстраивать тебя. В моей постели уже несколько недель не было женщин. Ты это хотела услышать?
Да, вдруг подумала Полетт. Как бы она хотела, чтобы у него не было ни одной другой женщины все эти долгие шесть лет. Франко вдруг дал ей возможность прекрасно осознать самое себя. Теперь у нее не осталось перед собою секретов. Никакое гордое притворство не способно скрыть то, что он только что заставил ее пережить. Для Полетт невыносима была сама мысль, что у него может быть другая женщина… Все эти годы, не раз позволяя себе смотреть в глаза реальности, Полетт даже и представить себе не могла, что реальность эта может принести ей столько мучительной боли.
В подсознании она, оказывается, всегда считала Франко только своим. Но до сего момента и не подозревала, что внутри нее так глубоко гнездится эта безумная вера.
Полетт ощутила, как рядом с нею подался матрас.
— О чем ты думаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22