Даже если бы он захотел отвести взгляд, то не смог бы. Его лицо побелело, и он постоянно сглатывал, будто у него болело горло.
— Боже, — наконец выдавил он, — я знал, что с тобой что-то не так, что-то серьезное. Я никак не мог понять, почему ты меня раздражаешь. Так вот почему.
«Я ему противен, — понял Джеймс. — Это уже не ненависть. Он просто думает, что я нежить».
Это не очень хорошо соотносилось с планом, который придумал Джеймс.
— Теперь ты понимаешь, как я хочу помочь Поппи?
Фил медленно покачал головой. Он все еще опирался о стену. Джеймс почувствовал, как в груди у него закипает гнев, и он теряет терпение.
— Поппи больна, а вампиры никогда не болеют. Тебе нужны еще какие-то объяснения?
По выражению лица Фила он понял, что объяснять все же нужно.
— Если я обменяюсь кровью с Поппи, она превра-тится в вампира и выздоровеет. Изменится каждая клеточка ее тела, и она станет высшим существом, не имеющим слабостей, не подверженным болезням. У нее будут такие возможности, о которых смертные могут только мечтать. И, в конце концов, она станет бессмертной.
Последовало долгое молчание. Джеймс наблюдал за реакцией Филиппа, но его мысли были так беспорядочны и хаотичны, что Джеймс не мог составить даже общего представления о них. Глаза Фила расширились, а лицо стало совершенно серым.
Наконец он произнес:
— Ты не можешь сделать с ней это.
Именно так он и сказал. Не то чтобы он возражал против самой идеи, он ее просто не воспринимал как необычную и слишком странную. Его реакция совсем не походила на реакцию Поппи в клинике. Он произнес эти слова с нескрываемым отвращением и ужасом, словно Джеймс собирался украсть ее душу.
— Это единственный способ спасти ей жизнь, -возразил Джеймс.
Фил снова медленно покачал головой.
— Нет-нет, она не согласилась бы на это, не такой ценой.
— Какой ценой?
Джеймс был взволнован и раздражен тем, что ему приходится обороняться. Если бы он знал заранее, что разговор превратится в философскую дискуссию, то выбрал бы для этого более уединенное место. А теперь он должен быть настороже, ожидая возможного вмешательства посторонних.
Филипп уже довольно крепко стоял на ногах. В его глазах метался ужас, но он смотрел Джеймсу прямо в лицо.
— Просто… существуют вещи, которые для нормальных людей важнее жизни. Ты это поймешь.
«Я в это не верю, — подумал Джеймс. — Эта фраза похожа на реплику капитана космического корабля из дешевого фантастического фильма, который разговаривает с пришельцами. Что-то вроде: „Ты поймешь, что землян не так просто завоевать, как ты думаешь“.
Но вслух он оказал:
— Ты что, сума сошел? Послушай, Фил, я родился в Сан-Франциско. Я не монстр с далекой планеты, на завтрак я ем овсяные хлопья.
— А что ты ешь в полночь на закуску? — Темные глаза Фила казались «почти детскими. — Или клыки просто для украшения?
«Неверный ход», — подсказал Джеймсу внутренний голос. Он посмотрел в сторону.
— Хорошо. Некоторые отличия есть, это правда. Я и не говорю, что я смертный. Но я не какой-нибудь…
— Если ты не чудовище, то я уж и не знаю, кого еще можно так назвать.
Джеймс лихорадочно твердил про себя: «Не убивай его. Ты должен его убедить».
— Фил, мы не такие, какими нас изображают в кино. Мы не всесильны, мы не можем проходить сквозь стены или путешествовать во времени, нам не нужно убивать, для того чтобы пить кровь. Мы не злодеи, по крайней мере не все из нас. Мы не проклятые.
— Вы неестественны, — мягко возразил Фил, и Джеймс почувствовал, что слова эти исходят из глубины его души, — вы неправильны, вы не должны существовать.
— Потому что находимся на высшей ступени в пищевой цепочке?
— Потому что люди… не могут питаться другими людьми.
Джеймс не сказал Филиппу, что ему подобные не считают смертных людьми. Он лишь заметил:
— Мы делаем это только, чтобы выжить. И Поппи уже согласилась.
Филипп похолодел.
— Нет, она не захочет стать такой, как ты.
— Она хочет жить, по крайней мере, хотела до того, как рассердилась на меня. Сейчас она не способна рассуждать здраво: ей не хватает моей крови, чтобы в ее организме произошли необходимые изменения. И все благодаря тебе.
Джеймс помедлил немного и задумчиво произнес:
— Фил, ты когда-нибудь видел труп трехнедельной давности? Я это спрашиваю потому, что, если я ей не помогу, это случится и с ней.
Фил глядел на него с перекошенным от ужаса лицом. Он развернулся и обрушил кулак на бампер машины.
— Думаешь, я не знаю? Я со вторника ни о чем другом думать не могу!
Джеймс стоял молча. Он слышал биение своего сердца, он чувствовал ярость, которая обуревала Филиппа, и боль в его руке. Лишь после долгой паузы он смог продолжить их словесную дуэль.
— И ты считаешь, что это лучше того, что предлагаю ей я?
— Это отвратительно, это дурно пахнет, но да, это лучше, чем превращаться в чудище, которое охотится на людей… Которое использует людей. Поэтому у тебя столько подружек, да?
И снова Джеймс не смог сразу ответить на вопрос Фила. «Его беда в том, что он слишком умен, — думал Джеймс, — слишком умен, и это ему мешает. Фил слишком много думает…»
— Да. Именно поэтому у меня столько подружек, — произнес он устало, стараясь не думать о том, какие чувства вызовет его признание в душе Фила.
— Скажи мне только одно, Расмуссен, — Фил выпрямился и смотрел теперь Джеймсу Прямо в глаза, — ты когда-нибудь… — тут он запнулся и судорожно сглотнул, — ты когда-нибудь делал это с Поппи до ее болезни?
— Нет.
Фил облегченно вздохнул.
— Тебе повезло. Потому что, если бы ты пил ее кровь, я бы тебя убил.
Джеймс верил ему. Он был сильнее Фила и бегал быстрее. Раньше он никогда не боялся смертных. Но сейчас он ни на минуту не сомневался, что Фил нашел бы способ выполнить свое обещание.
— Послушай, ты кое-чего не понимаешь. Поппи хотела этого, и мы уже начали… Она только начала изменяться. Если она умрет теперь, она не превратится в вампира. Но она может и вовсе не умереть. Она станет живым трупом, зомби. Понимаешь? Лишенным рассудка зомби. Разлагающимся, но бессмертным телом.
Губы Фила дрожали от отвращения.
— Ты говоришь это, чтобы напугать меня. Джеймс посмотрел куда-то вдаль.
— Я видел, как это бывает.
— Я тебе не верю.
— Я видел это собственными глазами. — Джеймс смутно осознавал, что кричит.
Он схватил Филиппа за ворот рубашки. Он не владел собой, но уже не думал об этом.
— Я видел, как это случилось с близким мне существом, понимаешь?!
Но Филипп по-прежнему недоверчиво качал головой. Джеймс продолжил:
— Мне было всего четыре года, и у меня была няня. У всех богатых детей в Сан-Франциско есть няни. Она была смертной.
— Отпусти, — пробормотал Фил, пытаясь освободиться из крепко сжимавших его рук. Он тяжело дышал: он не желал слушать эту историю.
— Я ее обожал. Она давала мне все, чего я не получал от собственной матери. Любовь, заботу и ласку.
У нее всегда находилось для меня время, она никогда не была слишком занята. Я звал ее мисс Эмма.
— Отпусти.
— Но мои родители сочли, что я слишком к ней привязался. Поэтому они взяли меня с собой на выходные и не давали мне питаться. И когда мы приехали домой, я умирал от голода… Они попросили мисс Эмму уложить меня спать.
Фил замер. Он перестал вырываться и стоял, наклонив голову и отведя глаза, чтобы не смотреть на Джеймса. Джеймс кричал ему в лицо:
— Мне тогда было всего четыре года. Я не мог остановиться. Я хотел и не мог. Я скорее умер бы сам, чем умертвил мисс Эмму. Но когда умираешь от голода, то теряешь контроль над собой. И я не мог сдержаться, и пил кровь, я плакал, хотел прекратить, но продолжал пить. Когда я наконец смог остановиться, было уже поздно.
Последовала долгая пауза. Джеймс только сейчас понял, что все это время крепко держал Фила за грудки. Он медленно отпустил воротник Фила. Фил молчал.
— Она лежала на полу. Я думал, что дам ей своей крови, она станет вампиром, и все будет хорошо.
Джеймс уже не кричал. Он смотрел на темную стоянку для машин.
— Я перерезал себе вены и вымазал ей губы кровью. Она глотнула немного, но тут пришли мои родители и остановили меня. Мисс Эмме не хватило того количества крови, которое она проглотила.
Джеймс замолчал, потом вдруг встрепенулся, словно вспомнил, зачем он рассказывает все это Филиппу.
— Она умерла той ночью. Это была тяжелая смерть. В ней боролись два вида крови. И вот к утру она снова ходила по дому, но это уже не была мисс Эмма. Ее черты заострились, кожа стала серой, глаза — плоскими, как у трупа. А когда она начала… разлагаться, отец отвез ее в Инвернес и похоронил. Но сначала убил.
Почти шепотом он добавил:
— Я надеюсь, что сначала убил.
Фил медленно обернулся и посмотрел на него. Впервые за этот вечер в его глазах Джеймс увидел не ужас и отвращение, а некое другое чувство. Это похоже на жалость, угадал Джеймс.
Он глубоко вздохнул: после тринадцати лет молчания он наконец рассказал эту историю, и кому! Филиппу Норту! Но сейчас не было времени размышлять над абсурдностью ситуации. Нужно было добиться своего.
— Так что советую тебе, если не уговоришь Поппи повидаться со мной, убедись, по крайней мере, что ей после смерти не будут делать вскрытие и бальзамирование. Ты же не хочешь, чтобы она разгуливала без внутренних органов. А еще приготовь осиновый кол на тот случай, если не сможешь больше выносить ее вида.
Жалость исчезла из глаз Фила. Его губы вытянулись в тонкую дрожащую линию.
— Мы не допустим, чтобы она превратилась в… ходячий труп. Или в вампира. Я понимаю, что тебе жаль твоей мисс Эммы, но это ничего не меняет.
— Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать. Но терпение Фила иссякло. Он лишь качал головой.
— Держись подальше от моей сестры, — сказал он. — Это все, о чем я тебя прошу. Сделаешь, как я говорю, я оставлю тебя в покое, если нет…
— Что тогда?
— Тогда я расскажу всем в Эль Камино, кто ты на самом деле. Я подниму на ноги полицию, мэра, я буду кричать об этом на всех углах.
Джеймс почувствовал, как у него холодеют руки. Фил не понимал, что теперь он просто обязан убить его. Любой смертный, проникший в тайны Царства Ночи, должен умереть, а смертный, который угрожает рассказать о них всем и каждому, должен погибнуть немедленно. Здесь нет места сомнениям, нет места милосердию.
Джеймс вдруг почувствовал сильную усталость, мысли у него в голове путались.
— Убирайся отсюда, Фил, — произнес он вялым бесцветным голосом. — Да поживее. Если ты действительно хочешь защитить Поппи, то никому ничего не скажешь, потому что они расследуют это дело и поймут, что Поппи тоже знает о существовании Царства Ночи. Они убьют ее… после допроса. Как видишь, ничего хорошего.
— Кто «они»? Твои родители?
— Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех, кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держи рот на замке.
Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся и направился к своей машине.
Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным. Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большая опасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не знал только одного: Джеймс был с ним полностью согласен.
По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквенным соком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последние два дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашалась что-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, — это всегда было что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы в супермаркете. Он.почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнее время, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, что с ней происходит?
Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. Теперь Поппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной. Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словно светились диким огнем.
Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку, которая постоянно присматривала бы за Поппи.
Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства. Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.
— Не понравилась дикая вишня? — спросил Фил, подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.
Еще глоток, и она поставила банку, с консервированной вишней на столик рядом с кроватью.
— Не знаю… Вообще-то я не голодна, — сказала она, откидываясь на подушки, — извини, что зря гоняла тебя в магазин.
— Да что ты, ерунда.
«Боже, она выглядит совсем больной», — подумал Фил.
— Может, хочешь еще чего-нибудь?
Закрыв глаза, Поппи покачала головой. Движение было слабое, едва уловимое.
— Ты замечательный, ты очень хороший брат, — рассеянно проговорила она.
«Она всегда была такой живой, — думал Фил. — Отец называл ее Киловатт или Нон-стоп. Она просто излучала энергию!»
— Я сегодня видел Джеймса Расмуссена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Боже, — наконец выдавил он, — я знал, что с тобой что-то не так, что-то серьезное. Я никак не мог понять, почему ты меня раздражаешь. Так вот почему.
«Я ему противен, — понял Джеймс. — Это уже не ненависть. Он просто думает, что я нежить».
Это не очень хорошо соотносилось с планом, который придумал Джеймс.
— Теперь ты понимаешь, как я хочу помочь Поппи?
Фил медленно покачал головой. Он все еще опирался о стену. Джеймс почувствовал, как в груди у него закипает гнев, и он теряет терпение.
— Поппи больна, а вампиры никогда не болеют. Тебе нужны еще какие-то объяснения?
По выражению лица Фила он понял, что объяснять все же нужно.
— Если я обменяюсь кровью с Поппи, она превра-тится в вампира и выздоровеет. Изменится каждая клеточка ее тела, и она станет высшим существом, не имеющим слабостей, не подверженным болезням. У нее будут такие возможности, о которых смертные могут только мечтать. И, в конце концов, она станет бессмертной.
Последовало долгое молчание. Джеймс наблюдал за реакцией Филиппа, но его мысли были так беспорядочны и хаотичны, что Джеймс не мог составить даже общего представления о них. Глаза Фила расширились, а лицо стало совершенно серым.
Наконец он произнес:
— Ты не можешь сделать с ней это.
Именно так он и сказал. Не то чтобы он возражал против самой идеи, он ее просто не воспринимал как необычную и слишком странную. Его реакция совсем не походила на реакцию Поппи в клинике. Он произнес эти слова с нескрываемым отвращением и ужасом, словно Джеймс собирался украсть ее душу.
— Это единственный способ спасти ей жизнь, -возразил Джеймс.
Фил снова медленно покачал головой.
— Нет-нет, она не согласилась бы на это, не такой ценой.
— Какой ценой?
Джеймс был взволнован и раздражен тем, что ему приходится обороняться. Если бы он знал заранее, что разговор превратится в философскую дискуссию, то выбрал бы для этого более уединенное место. А теперь он должен быть настороже, ожидая возможного вмешательства посторонних.
Филипп уже довольно крепко стоял на ногах. В его глазах метался ужас, но он смотрел Джеймсу прямо в лицо.
— Просто… существуют вещи, которые для нормальных людей важнее жизни. Ты это поймешь.
«Я в это не верю, — подумал Джеймс. — Эта фраза похожа на реплику капитана космического корабля из дешевого фантастического фильма, который разговаривает с пришельцами. Что-то вроде: „Ты поймешь, что землян не так просто завоевать, как ты думаешь“.
Но вслух он оказал:
— Ты что, сума сошел? Послушай, Фил, я родился в Сан-Франциско. Я не монстр с далекой планеты, на завтрак я ем овсяные хлопья.
— А что ты ешь в полночь на закуску? — Темные глаза Фила казались «почти детскими. — Или клыки просто для украшения?
«Неверный ход», — подсказал Джеймсу внутренний голос. Он посмотрел в сторону.
— Хорошо. Некоторые отличия есть, это правда. Я и не говорю, что я смертный. Но я не какой-нибудь…
— Если ты не чудовище, то я уж и не знаю, кого еще можно так назвать.
Джеймс лихорадочно твердил про себя: «Не убивай его. Ты должен его убедить».
— Фил, мы не такие, какими нас изображают в кино. Мы не всесильны, мы не можем проходить сквозь стены или путешествовать во времени, нам не нужно убивать, для того чтобы пить кровь. Мы не злодеи, по крайней мере не все из нас. Мы не проклятые.
— Вы неестественны, — мягко возразил Фил, и Джеймс почувствовал, что слова эти исходят из глубины его души, — вы неправильны, вы не должны существовать.
— Потому что находимся на высшей ступени в пищевой цепочке?
— Потому что люди… не могут питаться другими людьми.
Джеймс не сказал Филиппу, что ему подобные не считают смертных людьми. Он лишь заметил:
— Мы делаем это только, чтобы выжить. И Поппи уже согласилась.
Филипп похолодел.
— Нет, она не захочет стать такой, как ты.
— Она хочет жить, по крайней мере, хотела до того, как рассердилась на меня. Сейчас она не способна рассуждать здраво: ей не хватает моей крови, чтобы в ее организме произошли необходимые изменения. И все благодаря тебе.
Джеймс помедлил немного и задумчиво произнес:
— Фил, ты когда-нибудь видел труп трехнедельной давности? Я это спрашиваю потому, что, если я ей не помогу, это случится и с ней.
Фил глядел на него с перекошенным от ужаса лицом. Он развернулся и обрушил кулак на бампер машины.
— Думаешь, я не знаю? Я со вторника ни о чем другом думать не могу!
Джеймс стоял молча. Он слышал биение своего сердца, он чувствовал ярость, которая обуревала Филиппа, и боль в его руке. Лишь после долгой паузы он смог продолжить их словесную дуэль.
— И ты считаешь, что это лучше того, что предлагаю ей я?
— Это отвратительно, это дурно пахнет, но да, это лучше, чем превращаться в чудище, которое охотится на людей… Которое использует людей. Поэтому у тебя столько подружек, да?
И снова Джеймс не смог сразу ответить на вопрос Фила. «Его беда в том, что он слишком умен, — думал Джеймс, — слишком умен, и это ему мешает. Фил слишком много думает…»
— Да. Именно поэтому у меня столько подружек, — произнес он устало, стараясь не думать о том, какие чувства вызовет его признание в душе Фила.
— Скажи мне только одно, Расмуссен, — Фил выпрямился и смотрел теперь Джеймсу Прямо в глаза, — ты когда-нибудь… — тут он запнулся и судорожно сглотнул, — ты когда-нибудь делал это с Поппи до ее болезни?
— Нет.
Фил облегченно вздохнул.
— Тебе повезло. Потому что, если бы ты пил ее кровь, я бы тебя убил.
Джеймс верил ему. Он был сильнее Фила и бегал быстрее. Раньше он никогда не боялся смертных. Но сейчас он ни на минуту не сомневался, что Фил нашел бы способ выполнить свое обещание.
— Послушай, ты кое-чего не понимаешь. Поппи хотела этого, и мы уже начали… Она только начала изменяться. Если она умрет теперь, она не превратится в вампира. Но она может и вовсе не умереть. Она станет живым трупом, зомби. Понимаешь? Лишенным рассудка зомби. Разлагающимся, но бессмертным телом.
Губы Фила дрожали от отвращения.
— Ты говоришь это, чтобы напугать меня. Джеймс посмотрел куда-то вдаль.
— Я видел, как это бывает.
— Я тебе не верю.
— Я видел это собственными глазами. — Джеймс смутно осознавал, что кричит.
Он схватил Филиппа за ворот рубашки. Он не владел собой, но уже не думал об этом.
— Я видел, как это случилось с близким мне существом, понимаешь?!
Но Филипп по-прежнему недоверчиво качал головой. Джеймс продолжил:
— Мне было всего четыре года, и у меня была няня. У всех богатых детей в Сан-Франциско есть няни. Она была смертной.
— Отпусти, — пробормотал Фил, пытаясь освободиться из крепко сжимавших его рук. Он тяжело дышал: он не желал слушать эту историю.
— Я ее обожал. Она давала мне все, чего я не получал от собственной матери. Любовь, заботу и ласку.
У нее всегда находилось для меня время, она никогда не была слишком занята. Я звал ее мисс Эмма.
— Отпусти.
— Но мои родители сочли, что я слишком к ней привязался. Поэтому они взяли меня с собой на выходные и не давали мне питаться. И когда мы приехали домой, я умирал от голода… Они попросили мисс Эмму уложить меня спать.
Фил замер. Он перестал вырываться и стоял, наклонив голову и отведя глаза, чтобы не смотреть на Джеймса. Джеймс кричал ему в лицо:
— Мне тогда было всего четыре года. Я не мог остановиться. Я хотел и не мог. Я скорее умер бы сам, чем умертвил мисс Эмму. Но когда умираешь от голода, то теряешь контроль над собой. И я не мог сдержаться, и пил кровь, я плакал, хотел прекратить, но продолжал пить. Когда я наконец смог остановиться, было уже поздно.
Последовала долгая пауза. Джеймс только сейчас понял, что все это время крепко держал Фила за грудки. Он медленно отпустил воротник Фила. Фил молчал.
— Она лежала на полу. Я думал, что дам ей своей крови, она станет вампиром, и все будет хорошо.
Джеймс уже не кричал. Он смотрел на темную стоянку для машин.
— Я перерезал себе вены и вымазал ей губы кровью. Она глотнула немного, но тут пришли мои родители и остановили меня. Мисс Эмме не хватило того количества крови, которое она проглотила.
Джеймс замолчал, потом вдруг встрепенулся, словно вспомнил, зачем он рассказывает все это Филиппу.
— Она умерла той ночью. Это была тяжелая смерть. В ней боролись два вида крови. И вот к утру она снова ходила по дому, но это уже не была мисс Эмма. Ее черты заострились, кожа стала серой, глаза — плоскими, как у трупа. А когда она начала… разлагаться, отец отвез ее в Инвернес и похоронил. Но сначала убил.
Почти шепотом он добавил:
— Я надеюсь, что сначала убил.
Фил медленно обернулся и посмотрел на него. Впервые за этот вечер в его глазах Джеймс увидел не ужас и отвращение, а некое другое чувство. Это похоже на жалость, угадал Джеймс.
Он глубоко вздохнул: после тринадцати лет молчания он наконец рассказал эту историю, и кому! Филиппу Норту! Но сейчас не было времени размышлять над абсурдностью ситуации. Нужно было добиться своего.
— Так что советую тебе, если не уговоришь Поппи повидаться со мной, убедись, по крайней мере, что ей после смерти не будут делать вскрытие и бальзамирование. Ты же не хочешь, чтобы она разгуливала без внутренних органов. А еще приготовь осиновый кол на тот случай, если не сможешь больше выносить ее вида.
Жалость исчезла из глаз Фила. Его губы вытянулись в тонкую дрожащую линию.
— Мы не допустим, чтобы она превратилась в… ходячий труп. Или в вампира. Я понимаю, что тебе жаль твоей мисс Эммы, но это ничего не меняет.
— Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать. Но терпение Фила иссякло. Он лишь качал головой.
— Держись подальше от моей сестры, — сказал он. — Это все, о чем я тебя прошу. Сделаешь, как я говорю, я оставлю тебя в покое, если нет…
— Что тогда?
— Тогда я расскажу всем в Эль Камино, кто ты на самом деле. Я подниму на ноги полицию, мэра, я буду кричать об этом на всех углах.
Джеймс почувствовал, как у него холодеют руки. Фил не понимал, что теперь он просто обязан убить его. Любой смертный, проникший в тайны Царства Ночи, должен умереть, а смертный, который угрожает рассказать о них всем и каждому, должен погибнуть немедленно. Здесь нет места сомнениям, нет места милосердию.
Джеймс вдруг почувствовал сильную усталость, мысли у него в голове путались.
— Убирайся отсюда, Фил, — произнес он вялым бесцветным голосом. — Да поживее. Если ты действительно хочешь защитить Поппи, то никому ничего не скажешь, потому что они расследуют это дело и поймут, что Поппи тоже знает о существовании Царства Ночи. Они убьют ее… после допроса. Как видишь, ничего хорошего.
— Кто «они»? Твои родители?
— Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех, кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держи рот на замке.
Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся и направился к своей машине.
Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным. Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большая опасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не знал только одного: Джеймс был с ним полностью согласен.
По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквенным соком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последние два дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашалась что-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, — это всегда было что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы в супермаркете. Он.почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнее время, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, что с ней происходит?
Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. Теперь Поппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной. Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словно светились диким огнем.
Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку, которая постоянно присматривала бы за Поппи.
Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства. Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.
— Не понравилась дикая вишня? — спросил Фил, подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.
Еще глоток, и она поставила банку, с консервированной вишней на столик рядом с кроватью.
— Не знаю… Вообще-то я не голодна, — сказала она, откидываясь на подушки, — извини, что зря гоняла тебя в магазин.
— Да что ты, ерунда.
«Боже, она выглядит совсем больной», — подумал Фил.
— Может, хочешь еще чего-нибудь?
Закрыв глаза, Поппи покачала головой. Движение было слабое, едва уловимое.
— Ты замечательный, ты очень хороший брат, — рассеянно проговорила она.
«Она всегда была такой живой, — думал Фил. — Отец называл ее Киловатт или Нон-стоп. Она просто излучала энергию!»
— Я сегодня видел Джеймса Расмуссена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24