с водкой, коньяком,
настойкой, наливкой, вином, пивом и комбинациями упомянутых жид-костей.
Делалось это, разумеется, за государственный счет. Сам товарищ Горбань в это
время тоже "пробовал" экспериментальные материалы, и я бы не сказал, что в
дегустаторских дозах. Когда эксперимент успешно закончился (то есть не
осталось ни капли спиртного), товарищ Горбань сказал, что мой метод имеет
огромное значение для работы советских разведчиков и дипломатов на Западе, и
взял с меня подписку "о неразглашении". Но его докладная записка, по всей
вероятности, застряла где-то в сетях бюрократизма. Оказывается, и в случае
государ-ственных интересов первостепенной важности новое пробивает дорогу
себе в жестокой борьбе со старым. В данном случае под "старым" я имею в виду
дедовский метод -- два пальца в рот. Впрочем, может быть, я отстал от жизни.
Не исключено, что советские разведчики и дипломаты на Западе суют в рот не
два, а три пальца. Между прочим, в конце эксперимента сам товарищ Горбань
был трезвее, чем в начале его,-- феномен, непостижимый для моего
божественного разума. Я спросил его, как это он ухитряется делать.
-- Это, брат, высшее искусство, это не всякому дано,-- ответил он.--
Это тебе не фокусы в забегаловках показывать.
Но о своем "высшем искусстве" докладную записку в высшие инстан-ции он
не послал.
ПРИЧУДЫ ИСТОРИИ
Горбань оценил мой метод лишь настолько, насколько это касалось
спиртного и интересов нашей страны на Западе. Я встречал одного талантливого
самородка, который мог глотать даже гвозди и стекла, мог все проглоченное
выбрасывать обратно через рот или с поразительной скоростью прогонять по
кишечнику и выбрасывать с другой стороны. Я рассказал о нем товарищу
Горбаню.
-- Кто же наших товарищей на Западе будет гвоздями и стеклами угощать?
-- сказал он с усмешкой государственного руководителя большого масштаба.--
Да и кормят там не то что у нас. Мало, но вкусно и калорийно. Зачем
выбрасывать? Пусть это на пользу государству идет.
Я И АНТИПОД
Как мужу суждена жена,
Так Богу нужен Сатана.
Муж, бросивший жену, уже не муж.
Бог, одолевший Сатану, низложен этим уж.
Самое большое искушение для меня, однако, есть порождение Сатаны --
идеология; В меня она врывается в лице Антипода.
-- Ты упомянул о современной культуре,-- говорит он.-- А что это такое?
Наука? Техника? Медицина? Гигиена? Искусство? Литература? Что?! Ты
претендуешь быть на вершине ее. В какой мере обоснована твоя претензия?
Насколько мне известно, ты не преуспел ни в одной сфере современной
культуры...
-- В одной я все-таки преуспел. Это та сфера культуры, в которой я
действую,-- духовная культура.
-- Допустим. Но эта сфера культуры еще должна только быть развита на
основе чего-то другого, а именно того, в чем ты не преуспел.
-- Чтобы создавать духовную культуру на уровне современной "мир-ской"
(скажем так) культуры, 'необязательно быть выдающимся уче-ным, писателем,
художником, артистом... Достаточно быть среднетипичным представителем своего
общества, так или иначе впитавшим в себя идеи и результаты культуры своего
времени, ее дух. Духовная культура и есть в некотором роде ее квинтэссенция,
нечто разлитое в обществе и определяющее тип менталитета и эмоциональности
человека нашего времени. Христос ведь тоже не был всезнайкой и всеумельцем.
-- Но в таком случае надо создавать идеологию, а не религию, то есть
нечто антирелигиозное. Тем более ты-- атеист.
-- А что такое идеология?
-- Идеология есть учение о мире, об обществе, о человеке и о позна-нии,
опирающееся на достижения науки и техники. Задача идеологии -- сделать
сознание людей адекватным условиям их существования.
-- Зачем?
-- В интересах целостности общества и в интересах самого человека как
частички единого целого.
-- А ты уверен, что превращение человека в частичку целого не наносит
ущерба человеку как суверенной личности? Дает ли идеология защиту человеку
от его полного поглощения целым?
-- Нет, конечно. Но для этого есть неписаная, практическая идеоло-гия.
Вот некоторые ее принципы. Человек есть ничтожная тварь. Возьми от жизни
все, что можешь. Не пойман -- не вор. Работа дураков любит. Не важно, кто ты
есть, важно, кем ты слывешь... Хватит?
-- Хватит. Но ведь эти же принципы другие обратят на тебя.
-- Выживает сильнейший.
-- Если бы сильнейший! Выживает наиболее живучий, низводя каче-ство
жизни до уровня ничтожности.
-- А что предлагаешь ты?
-- Возвысить качество жизни до уровня Бога.
То есть манию величия?
-- Пусть так. Но это все равно лучше, чем мания ничтожности.
ВТОРОЙ ИСТОЧНИК
Чтоб путь к успеху не был долог
И чтобы был он не тернист,
Тебе поможет идеолог,
Все объяснивший ленинист.
Вот в таком духе мы препираемся иногда часами. И в этом смысле
идеология есть второй источник и соответственно вторая часть иванианства. В
свое время сталинизм и гитлеризм уподоблялись друг другу, будучи врагами.
Будучи врагом идеологии, иванианство невольно уподо-бляется ей хотя бы уже
тем, что включает в себя проблематику идеологии и дает ей свое решение.
Современная религия может раз-виться в нечто значительное лишь как антипод и
конкурент современной идеологии, причем самым лучшим ее текстам.
-- Вот тебе пример преимущества идеологии,-- говорит Антипод.--
Идеология ставит вопрос "Что есть истина?" и дает ему развернутый ответ. А
религия? Этот вопрос перед ней был поставлен извне. И он остался без ответа.
Не так ли?
-- Так,-- говорю я.-- Но проблема истины не есть проблема рели-гии.
Проблема религии есть вера.
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА
Христос не ответил на вопрос Понтия Пилата "Что есть истина?". Вернее
он решил проблему, уклонившись от ответа на вопрос: проблема истины и лжи
вообще не есть проблема религии. Любой ответ Христа означал бы нарушение
существа религии.
-- Что есть истина и ложь?-- говорит мой собеседник,-- Жизнь прожил,
умирать пора, а не знаю. В начале войны был я курсантом военного училища.
Немцы дошли до Сталинграда. Положение крити-ческое. В училище поступил
приказ: отчислить четыреста курсантов в пехоту, под Сталинград. Я попал в
число отчисленных. На подго-товку к участию в боях нам дали всего месяц. Как
мы готови-лись -- смех. Впрочем, от нас другого и не требовалось. Когда нас
бросили в бой, наша задача свелась к тому, чтобы бежать, падать, мерзнуть и
быть убитыми. Можешь вообразить такое: мы наносили удар по противнику тем,
что давали возможность убить себя. И что самое удивительное-- мы победили.
Но дело не в этом. Наша под-готовка сводилась к тому, что мы спали, добывали
самыми немысли-мыми способами добавку к жалкой еде и по очереди ходили к
одной девчонке в хутор километров за пятнадцать. Девчонка молоденькая, но
видавшая виды. Видать, не один полк пропустила через себя. И страшненькая к
тому же. Но что поделать?! Нам было не до принцесс. Скоро в бой. Наверняка
убьют. Обидно умирать, не попро-бовав бабу. Мы ей, конечно, кое-что носили.
Кто что мог-- еду, обмундирование. Посуду воровали в столовой. И был в нашем
взво-де парнишка. Интеллигентный, начитанный, даже утонченный. Мы его
Аристократом звали. Красавец. Он осуждал наше скотское (как он утверждал)
поведение. Сам же он нашел себе где-то девчонку, к ко-торой питал самые что
ни на есть чистые чувства. Уходил он к ней после отбоя и приходил под утро.
Приходил грязный и измученный:
дорога и днем-то была хуже не придумаешь, а ночью... Из лужи
в лужу... Как он нам описывал свою красотку! Принцесса! Сначала мы не
верили, смеялись. Но он так убедительно говорил о ней, что мы
вольно-невольно поверили. И стали ему завидовать. И убогими стали казаться
нам наши походы к страшненькой потаскушке. Мы уговаривали его, чтобы он
"трахнул" ее и потом с нами поделился. Он возмущался, говорил о чистой и
непорочной любви. Стихи сочи-нял. Неплохие, между прочим. Мы переписывали,
заучивали наизусть. Аристократ сказал нам, что его Принцесса поклялась ему в
вечной любви и верности, а он, если останется жив, вернется к ней и же-нится
на ней. Промчался месяц. Мы приготовились к отправке на фронт. И Принцесса
сама пришла проводить нашего Аристократа. Мы, естественно, все бросились
взглянуть на нее, игнорируя крики ко-мандиров. Прибежали мы туда, где
Аристократ прощался со своей Принцессой, и... остолбенели от изумления. Это
была она-- наша страшненькая потаскушка. Можешь представить себе, как мы
хохота-ли, когда прошло первое изумление! Хохотали до слез, до колик в
животе. Падали на землю, корчась от хохота. Но надо было видеть их самих--
Аристократа и его Принцессу! До смерти не забуду эту картину. Они не подали
друг другу руки, не взглянули друг на дру-га, разошлись, не промолвив ни
слова. Но лица! Лица! Надо было видеть их лица. Глаза! И это-- любовь?
Чистая и непорочная лю-бовь? Где она, эта "чистая и непорочная", скажи мне?
Я понимаю, что мы были последними сволочами. Но почему они разошлись так?
Если была любовь (была же она!), куда она девалась? Куда? И по-чему в жизни
все происходит так грязно и подло? Ответь, почему? Мне эта проблема с тех
пор покоя не дает. Жизнь прожил, а так ни разу и не видал ничего такого
"чистого и непорочного". Почему? Отвечай! Что есть истина?
НЕ ВСЕ В ВОЛЕ БОЖИЕЙ
Выслушав того человека, я сказал себе следующее. Жалкий червяк! Ты
претендуешь на роль высшего изо всех мыслимых существ-- на роль Бога, а не
можешь решить самую примитивную задачку самого примитивного человечка!
Признай свое ничтожество! Завтра же иди в комиссию по трудоустройству и
соглашайся на любую работу, какую тебе предложат! Это будет твой самый
весомый вклад в дело спасения человечества.
Приняв такое решение покончить со своей божественной миссией, я
почувствовал необычайное облегчение. Сразу пропала изжога, появив-шаяся
после только что съеденного обеда. Взгляд мой стал задержи-ваться на
встречных женщинах. Но это продолжалось недолго. Я вспомнил о том, что мне
через полчаса предстоит встреча с партийным руководителем городского
масштаба, жаждущим вылечиться от заика-ния. И понял, что люди просто не
позволят мне снять с себя функции Бога. Я им нужен именно как Бог, а не как
ничтожный страдалец, радующийся простейшим проявлениям жизни.
Я им нужен как страдающий, но как Бог-- как страдающий Бог.
Я И АНТИПОД
-- Почему ты думаешь, что твое идеологическое учение есть исти-на? --
спрашиваю я.
-- Потому что оно основано на науке,-- говорит он.
-- А на чем основана уверенность в истинностиутверждений нау-ки?-- не
унимаюсь я.
-- На практике,-- говорит он.
-- Но практика отвергла массу утверждении, считавшихся научными,-- не
сдаюсь я.-- И кто сосчитал, сколько утверждений науки и религии отвергла и
подтвердила практика? К тому же твоя идеология такая же фантазия, как и
религия. Она сосет соки науки, но сама не есть наука. Возьми утверждение
идеологии о бесконечности мира в про-странстве и времени. Логически оно
недоказуемо. Опытным путем его не подтвердишь. Чем оно с этой точки зрения
лучше утверждения о сотво-рении мира неким высшим существом?
-- Есть опыт людей в течение миллионов лет,-- говорит он.-- Есть
правила интерполяции и экстраполяции...
-- Они суть правила логики, а не закона природы,-- говорю я.
-- Идеология в духе эпохи,-- пускает он в ход последний аргумент.
-- А ты уверен, что "дух эпохи" не изменится в ближайшее вре-мя? --
наношу я свой решающий удар.
На этот раз я победил. Но чаще побеждает он. Меня это не смущает. Немцы
в прошлую войну выиграли все битвы, но продули войну в целом.
Так и я могу проиграть Антиподу все отдельные дискуссии, но могу
выиграть в конечном результате, ибо религия побеждает, идя дорогой
поражений,-- такова ее историческая роль.
МОЙ МЕДИЦИНСКИЙ СТАТУС
Само собой разумеется, меня поставили на учет в психиатрическом
диспансере, хотя я там до этого ни разу не был и никакого обследова-ния с
этой точки зрения не проходил. Произошло это так. За мелкое хулиганство,
которого на самом деле не было (меня избили незнакомые лица), меня осудили
на пятнадцать суток. В один из этих дней меня посетила "комиссия" из трех
человек. Главный из них просил меня "признаться чистосердечно", являюсь я
шизофреником или нет.
-- Если я скажу "нет",-- ответил я им,-- то вы будете рассуждать так:
он шизофреник, поскольку шизофреники отрицают, что они шизоф-реники. А если
я скажу "да", вы будете рассуждать так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
настойкой, наливкой, вином, пивом и комбинациями упомянутых жид-костей.
Делалось это, разумеется, за государственный счет. Сам товарищ Горбань в это
время тоже "пробовал" экспериментальные материалы, и я бы не сказал, что в
дегустаторских дозах. Когда эксперимент успешно закончился (то есть не
осталось ни капли спиртного), товарищ Горбань сказал, что мой метод имеет
огромное значение для работы советских разведчиков и дипломатов на Западе, и
взял с меня подписку "о неразглашении". Но его докладная записка, по всей
вероятности, застряла где-то в сетях бюрократизма. Оказывается, и в случае
государ-ственных интересов первостепенной важности новое пробивает дорогу
себе в жестокой борьбе со старым. В данном случае под "старым" я имею в виду
дедовский метод -- два пальца в рот. Впрочем, может быть, я отстал от жизни.
Не исключено, что советские разведчики и дипломаты на Западе суют в рот не
два, а три пальца. Между прочим, в конце эксперимента сам товарищ Горбань
был трезвее, чем в начале его,-- феномен, непостижимый для моего
божественного разума. Я спросил его, как это он ухитряется делать.
-- Это, брат, высшее искусство, это не всякому дано,-- ответил он.--
Это тебе не фокусы в забегаловках показывать.
Но о своем "высшем искусстве" докладную записку в высшие инстан-ции он
не послал.
ПРИЧУДЫ ИСТОРИИ
Горбань оценил мой метод лишь настолько, насколько это касалось
спиртного и интересов нашей страны на Западе. Я встречал одного талантливого
самородка, который мог глотать даже гвозди и стекла, мог все проглоченное
выбрасывать обратно через рот или с поразительной скоростью прогонять по
кишечнику и выбрасывать с другой стороны. Я рассказал о нем товарищу
Горбаню.
-- Кто же наших товарищей на Западе будет гвоздями и стеклами угощать?
-- сказал он с усмешкой государственного руководителя большого масштаба.--
Да и кормят там не то что у нас. Мало, но вкусно и калорийно. Зачем
выбрасывать? Пусть это на пользу государству идет.
Я И АНТИПОД
Как мужу суждена жена,
Так Богу нужен Сатана.
Муж, бросивший жену, уже не муж.
Бог, одолевший Сатану, низложен этим уж.
Самое большое искушение для меня, однако, есть порождение Сатаны --
идеология; В меня она врывается в лице Антипода.
-- Ты упомянул о современной культуре,-- говорит он.-- А что это такое?
Наука? Техника? Медицина? Гигиена? Искусство? Литература? Что?! Ты
претендуешь быть на вершине ее. В какой мере обоснована твоя претензия?
Насколько мне известно, ты не преуспел ни в одной сфере современной
культуры...
-- В одной я все-таки преуспел. Это та сфера культуры, в которой я
действую,-- духовная культура.
-- Допустим. Но эта сфера культуры еще должна только быть развита на
основе чего-то другого, а именно того, в чем ты не преуспел.
-- Чтобы создавать духовную культуру на уровне современной "мир-ской"
(скажем так) культуры, 'необязательно быть выдающимся уче-ным, писателем,
художником, артистом... Достаточно быть среднетипичным представителем своего
общества, так или иначе впитавшим в себя идеи и результаты культуры своего
времени, ее дух. Духовная культура и есть в некотором роде ее квинтэссенция,
нечто разлитое в обществе и определяющее тип менталитета и эмоциональности
человека нашего времени. Христос ведь тоже не был всезнайкой и всеумельцем.
-- Но в таком случае надо создавать идеологию, а не религию, то есть
нечто антирелигиозное. Тем более ты-- атеист.
-- А что такое идеология?
-- Идеология есть учение о мире, об обществе, о человеке и о позна-нии,
опирающееся на достижения науки и техники. Задача идеологии -- сделать
сознание людей адекватным условиям их существования.
-- Зачем?
-- В интересах целостности общества и в интересах самого человека как
частички единого целого.
-- А ты уверен, что превращение человека в частичку целого не наносит
ущерба человеку как суверенной личности? Дает ли идеология защиту человеку
от его полного поглощения целым?
-- Нет, конечно. Но для этого есть неписаная, практическая идеоло-гия.
Вот некоторые ее принципы. Человек есть ничтожная тварь. Возьми от жизни
все, что можешь. Не пойман -- не вор. Работа дураков любит. Не важно, кто ты
есть, важно, кем ты слывешь... Хватит?
-- Хватит. Но ведь эти же принципы другие обратят на тебя.
-- Выживает сильнейший.
-- Если бы сильнейший! Выживает наиболее живучий, низводя каче-ство
жизни до уровня ничтожности.
-- А что предлагаешь ты?
-- Возвысить качество жизни до уровня Бога.
То есть манию величия?
-- Пусть так. Но это все равно лучше, чем мания ничтожности.
ВТОРОЙ ИСТОЧНИК
Чтоб путь к успеху не был долог
И чтобы был он не тернист,
Тебе поможет идеолог,
Все объяснивший ленинист.
Вот в таком духе мы препираемся иногда часами. И в этом смысле
идеология есть второй источник и соответственно вторая часть иванианства. В
свое время сталинизм и гитлеризм уподоблялись друг другу, будучи врагами.
Будучи врагом идеологии, иванианство невольно уподо-бляется ей хотя бы уже
тем, что включает в себя проблематику идеологии и дает ей свое решение.
Современная религия может раз-виться в нечто значительное лишь как антипод и
конкурент современной идеологии, причем самым лучшим ее текстам.
-- Вот тебе пример преимущества идеологии,-- говорит Антипод.--
Идеология ставит вопрос "Что есть истина?" и дает ему развернутый ответ. А
религия? Этот вопрос перед ней был поставлен извне. И он остался без ответа.
Не так ли?
-- Так,-- говорю я.-- Но проблема истины не есть проблема рели-гии.
Проблема религии есть вера.
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА
Христос не ответил на вопрос Понтия Пилата "Что есть истина?". Вернее
он решил проблему, уклонившись от ответа на вопрос: проблема истины и лжи
вообще не есть проблема религии. Любой ответ Христа означал бы нарушение
существа религии.
-- Что есть истина и ложь?-- говорит мой собеседник,-- Жизнь прожил,
умирать пора, а не знаю. В начале войны был я курсантом военного училища.
Немцы дошли до Сталинграда. Положение крити-ческое. В училище поступил
приказ: отчислить четыреста курсантов в пехоту, под Сталинград. Я попал в
число отчисленных. На подго-товку к участию в боях нам дали всего месяц. Как
мы готови-лись -- смех. Впрочем, от нас другого и не требовалось. Когда нас
бросили в бой, наша задача свелась к тому, чтобы бежать, падать, мерзнуть и
быть убитыми. Можешь вообразить такое: мы наносили удар по противнику тем,
что давали возможность убить себя. И что самое удивительное-- мы победили.
Но дело не в этом. Наша под-готовка сводилась к тому, что мы спали, добывали
самыми немысли-мыми способами добавку к жалкой еде и по очереди ходили к
одной девчонке в хутор километров за пятнадцать. Девчонка молоденькая, но
видавшая виды. Видать, не один полк пропустила через себя. И страшненькая к
тому же. Но что поделать?! Нам было не до принцесс. Скоро в бой. Наверняка
убьют. Обидно умирать, не попро-бовав бабу. Мы ей, конечно, кое-что носили.
Кто что мог-- еду, обмундирование. Посуду воровали в столовой. И был в нашем
взво-де парнишка. Интеллигентный, начитанный, даже утонченный. Мы его
Аристократом звали. Красавец. Он осуждал наше скотское (как он утверждал)
поведение. Сам же он нашел себе где-то девчонку, к ко-торой питал самые что
ни на есть чистые чувства. Уходил он к ней после отбоя и приходил под утро.
Приходил грязный и измученный:
дорога и днем-то была хуже не придумаешь, а ночью... Из лужи
в лужу... Как он нам описывал свою красотку! Принцесса! Сначала мы не
верили, смеялись. Но он так убедительно говорил о ней, что мы
вольно-невольно поверили. И стали ему завидовать. И убогими стали казаться
нам наши походы к страшненькой потаскушке. Мы уговаривали его, чтобы он
"трахнул" ее и потом с нами поделился. Он возмущался, говорил о чистой и
непорочной любви. Стихи сочи-нял. Неплохие, между прочим. Мы переписывали,
заучивали наизусть. Аристократ сказал нам, что его Принцесса поклялась ему в
вечной любви и верности, а он, если останется жив, вернется к ней и же-нится
на ней. Промчался месяц. Мы приготовились к отправке на фронт. И Принцесса
сама пришла проводить нашего Аристократа. Мы, естественно, все бросились
взглянуть на нее, игнорируя крики ко-мандиров. Прибежали мы туда, где
Аристократ прощался со своей Принцессой, и... остолбенели от изумления. Это
была она-- наша страшненькая потаскушка. Можешь представить себе, как мы
хохота-ли, когда прошло первое изумление! Хохотали до слез, до колик в
животе. Падали на землю, корчась от хохота. Но надо было видеть их самих--
Аристократа и его Принцессу! До смерти не забуду эту картину. Они не подали
друг другу руки, не взглянули друг на дру-га, разошлись, не промолвив ни
слова. Но лица! Лица! Надо было видеть их лица. Глаза! И это-- любовь?
Чистая и непорочная лю-бовь? Где она, эта "чистая и непорочная", скажи мне?
Я понимаю, что мы были последними сволочами. Но почему они разошлись так?
Если была любовь (была же она!), куда она девалась? Куда? И по-чему в жизни
все происходит так грязно и подло? Ответь, почему? Мне эта проблема с тех
пор покоя не дает. Жизнь прожил, а так ни разу и не видал ничего такого
"чистого и непорочного". Почему? Отвечай! Что есть истина?
НЕ ВСЕ В ВОЛЕ БОЖИЕЙ
Выслушав того человека, я сказал себе следующее. Жалкий червяк! Ты
претендуешь на роль высшего изо всех мыслимых существ-- на роль Бога, а не
можешь решить самую примитивную задачку самого примитивного человечка!
Признай свое ничтожество! Завтра же иди в комиссию по трудоустройству и
соглашайся на любую работу, какую тебе предложат! Это будет твой самый
весомый вклад в дело спасения человечества.
Приняв такое решение покончить со своей божественной миссией, я
почувствовал необычайное облегчение. Сразу пропала изжога, появив-шаяся
после только что съеденного обеда. Взгляд мой стал задержи-ваться на
встречных женщинах. Но это продолжалось недолго. Я вспомнил о том, что мне
через полчаса предстоит встреча с партийным руководителем городского
масштаба, жаждущим вылечиться от заика-ния. И понял, что люди просто не
позволят мне снять с себя функции Бога. Я им нужен именно как Бог, а не как
ничтожный страдалец, радующийся простейшим проявлениям жизни.
Я им нужен как страдающий, но как Бог-- как страдающий Бог.
Я И АНТИПОД
-- Почему ты думаешь, что твое идеологическое учение есть исти-на? --
спрашиваю я.
-- Потому что оно основано на науке,-- говорит он.
-- А на чем основана уверенность в истинностиутверждений нау-ки?-- не
унимаюсь я.
-- На практике,-- говорит он.
-- Но практика отвергла массу утверждении, считавшихся научными,-- не
сдаюсь я.-- И кто сосчитал, сколько утверждений науки и религии отвергла и
подтвердила практика? К тому же твоя идеология такая же фантазия, как и
религия. Она сосет соки науки, но сама не есть наука. Возьми утверждение
идеологии о бесконечности мира в про-странстве и времени. Логически оно
недоказуемо. Опытным путем его не подтвердишь. Чем оно с этой точки зрения
лучше утверждения о сотво-рении мира неким высшим существом?
-- Есть опыт людей в течение миллионов лет,-- говорит он.-- Есть
правила интерполяции и экстраполяции...
-- Они суть правила логики, а не закона природы,-- говорю я.
-- Идеология в духе эпохи,-- пускает он в ход последний аргумент.
-- А ты уверен, что "дух эпохи" не изменится в ближайшее вре-мя? --
наношу я свой решающий удар.
На этот раз я победил. Но чаще побеждает он. Меня это не смущает. Немцы
в прошлую войну выиграли все битвы, но продули войну в целом.
Так и я могу проиграть Антиподу все отдельные дискуссии, но могу
выиграть в конечном результате, ибо религия побеждает, идя дорогой
поражений,-- такова ее историческая роль.
МОЙ МЕДИЦИНСКИЙ СТАТУС
Само собой разумеется, меня поставили на учет в психиатрическом
диспансере, хотя я там до этого ни разу не был и никакого обследова-ния с
этой точки зрения не проходил. Произошло это так. За мелкое хулиганство,
которого на самом деле не было (меня избили незнакомые лица), меня осудили
на пятнадцать суток. В один из этих дней меня посетила "комиссия" из трех
человек. Главный из них просил меня "признаться чистосердечно", являюсь я
шизофреником или нет.
-- Если я скажу "нет",-- ответил я им,-- то вы будете рассуждать так:
он шизофреник, поскольку шизофреники отрицают, что они шизоф-реники. А если
я скажу "да", вы будете рассуждать так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35