Через пару месяцев дни так насобачились подражать мне, что любой
из них мог открывать свою собственную школу. Я им постоянно твердил, чтобы
они не торопились воображать себя способ-ными на то, что делаю я. Легко
усвоить внешние формы поведения. Но глубинные секреты мастерства постигаются
годами. Главные мои мето-ды будут доступны им по крайней мере через год, да
и то в минимальной степени. Но, увы, ученики редко слушаются учителей в
таких случаях и сами стремятся как можно скорее стать учителями.
Вскоре, однако, обнаружился другой аспект деятельности моих
по-мощников, объяснивший их энтузиазм и успехи в первом, упомянутом выше
аспекте: корысть. Они развернули "левую" деятельность за мой счет
(консультации якобы от моего имени) и стали брать с учеников и пациентов
взятки по каждому поводу, главным образом за прием "без очереди", за
"секретную литературу", за "новейшие методы лечения", короче говоря, за все.
Одна женщина, приходившая ко мне лечиться от рака матки, заплатила моему
"секретарю" (Серому) двести рублей за один прием и сто рублей одному из моих
ассистентов якобы за блат. Это превратилось в систему. Я сказал Серому, что
нам нужны специальные люди для надзора за жуликами, иначе они совсем
дискредитируют нашу Школу и привлекут внимание милиции. Серый сказал, что от
этого будет еще хуже, ибо надсмотрщики будут мошенничать вместе с
апостолами. Мы теперь работаем по общим законам советского общества и
избежать таких явлений в принципе не сможем. Но сократить или по крайней
мере ввести их в терпимые рамки можно, пользуясь обычными советскими
методами коммунистического воспитания и контроля общественности. Необходимо
провести общее собрание!
На собрании с докладом об итогах работы Школы в прошедшем полугодии
выступил Серый. В разделе о недостатках нашей работы он рассказал и о
случаях нарушения социалистической законности. Он предупредил, что, если
такие случаи будут продолжаться, придется ставить в известность милицию, а
это, сами понимаете, пахнет плохими последствиями.
После собрания апостолы некоторое время вели себя прилично. Но потом
снова распоясались и с удвоенной силой стали обирать учеников и пациентов.
Кое-кто стал принимать пациентов у себя дома. Студентка
театрального института устроила что-то вроде своей школы красоты. Узнав
об этом, Серый уволил ее. Через месяц, однако, ее Школа красоты прогорела, и
она пришла снова к нам "доучиваться". Но место ее уже было занято -- Серый
устроил на это место свою любовницу, которая деньги брала, но не работала.
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В связи с тем, что возросло число желающих пройти полный курс в Школе и
число людей, жаждущих получить у нас консультацию по самым различным
вопросам, пришлось удвоить число моих приездов в Москву, и моя жизнь за
городом стала обременительной. Тем более моя Хозяйка буквально измучила меня
своей похотливостью. Я все чаще оставался ночевать в городе, главным образом
у моих учениц и пациенток, что точно так же подтачивало мои силы. Я
взбунтовался и потребовал от Серого снять мне комнату в Москве. Он
согласился, но почему-то неохотно. Я не стал выяснять причину этой
неохоты,-- это его дело. Мне было важно одно-- возможность отдохнуть после
тяжелых занятий в Школе и уединиться для размышления. К заняти-ям, между
прочим, надо было готовиться. Я делал это в поезде. Но это было терпимо пару
раз в неделю, а не четыре. К тому же занятия пришлось сместить так, что мои
поездки выпадали на часы, когда поезда были набиты сверх меры.
Наконец Серый нашел мне хорошую комнату на окраине города, в чистой и
тихой квартире. Хозяева -- одинокие старики, чему я обрадо-вался особенно. И
добрые. Они сразу проявили ко мне что-то вроде родительских чувств и стали
за мной ухаживать-- подкармливать, стирать и чинить белье. Я сомневался, что
Серый оплачивал это, и отдавал им часть своих "карманных" денег. Они
настолько вошли в роль родителей, что не ложились ночью спать до тех пор,
пока я не приходил домой, и очень сердились, если я не приходил совсем. Мне
такая жизнь пришлась по душе. И я начал подумывать о том, чтобы покончить со
Школой, найти какую-нибудь работенку и пожить нормаль-ной семейной жизнью
хотя бы несколько лет. Я же впервые попал в семейную обстановку!
СОБЛАЗНЫ И НАМЕРЕНИЯ
С первых же дней работы в школе на меня обрушились соблазны. Первым
делом меня попытались вовлечь в некую религиозную секту. Потом было
несколько поползновений со стороны гомосексуалистов, несколько попыток
старых баб с квартирами и хорошей зарплатой женить на себе, несколько
предложений позировать художникам и даже сниматься в кино. Я действительно
являл собою зрелище живописное. Работал я до изнеможения -- лекции, уроки,
консультации, визиты... Отощал. Глаза стали огромными и горящими. Начали
седеть волосы и борода. Когда я шел по улицам, меня принимали за индийского
йога, приехавшего работать в Советский Союз-- помогать создавать совет-скую
школу йоги. Парень из института, о котором говорил Ассистент и который
аккуратно посещал все мои занятия, предложил устроить меня на постоянную
работу в их секретную лабораторию. Он соблазнял меня отдельной квартирой,
высокой зарплатой и кандидатской степенью через три года.
-- Ты себе цены не знаешь,-- говорил он.-- Ты же такие чудеса мог
бы творить в нашей лаборатории! Ты бы сразу поднялся до самых высших
лиц! До Самого! Наверняка тебя бы сразу включили в Его Личную группу.
Соглашайся добровольно. А то ведь все равно рано или поздно вашу лавочку
прикроют, а тебя передадут нам. Только уже без тех благ, какие ты можешь
иметь сейчас.
Я отсекал все эти соблазны. Я хотел одного-- выложиться до конца, как
можно больше отдать людям из того, чем я обладал. Не может быть, думал я,
чтобы все пропало впустую. Что-то останется в людях от меня, что-то
сохранится и даст ростки. Задача Бога-- посеять свои семена в душах людей.
Посеять как можно больше, ибо лишь немногое может сохраниться и дать жизнь.
Прошло три месяца без особых изменений. Я работал, как одержи-мый. Я
чувствовал необычайный подъем. Чувствовал, что люди слуша-ют меня и хотят
слушать. Во время моих лекций нами всеми владело состояние, которое я бы
назвал священным трепетом за неимением более сильных выражений. Может быть,
слово "экстаз" здесь подойдет. Антипод называл это коллективным психозом.
Тот парень, о котором я упоминал, снова имел со мной разговор.
-- Решайся,-- сказал он,-- остались считанные дни. Этой лавочке скоро
конец. Я сообщил о разговоре Серому. Тот не на шутку встревожился.
-- Кажется, дело идет к развязке,-- сказал он.-- Пора сворачивать-ся.
Объявим новый расширенный набор учеников!
Желающих на сей раз оказалось более тысячи. И все внесли месяч-ную
плату в качестве аванса.
КОНЕЦ ШКОЛЫ
Серый сам приехал ко мне.
-- Обстоятельства сложились так,-- сказал он,-- что нашу лавочку
придется закрыть раньше, чем мы предполагали. Вот тебе паспорт на имя..,
билет на самолет в Н., адрес и деньги. Этих денег тебе хватит месяца на три.
Отдыхай, загорай, отсыпайся. В Школе больше не появляйся -- она уже не
существует, вернее, она уже в ведении КГБ.
Мне было жаль мою Школу -- я к ней привык. Я не изложил еще и половины
своих идей. Но делать было нечего. В Н. я решил не лететь:
что мне там делать? Билет и новый паспорт выбросил. Решил, что мой
старый лучше, хотя временная прописка кончилась, а возобновить, без Серого я
не смогу. Мои старики ни за что не хотели меня отпускать, решив усыновить
меня и добиться постоянной прописки.
ЧТО БЫЛО
Ночью ко мне пришел сам Христос, и мы с ним поговорили с полной
откровенностью.
-- Скажи честно,-- спросил я его в конце беседы,-- был ты на самом деле
или нет?
-- Был,-- ответил он.
-- Ты на самом деле сын Божий?
-- Не говори глупостей! Никакого Бога нет. Мои родители-- обыч-ные
люди.
-- Кто был ты?
-- Целитель, проповедник или учитель. Таких, как я, было много.
-- Но ты был крупнее всех?
-- Вряд ли. Сравнивать невозможно.
-- Но почему же?..
-- Потому что меня казнили.
-- За что?
-- Слишком много развелось учителей вроде меня. Это обеспокоило
римские власти. Они решили покончить с нами. Для назиданияпрочим
выбрали меня и казнили.
-- Почему тебя?
-- Мою кандидатуру им предложили еврейские священники. Они не любили
меня за то, что я становился популярен как целитель.
-- Ты не воскресал?
-- Нет, конечно. Тот, "воскресший", был самозванец.
-- А учение?
-- Кое-что из того, что сохранилось, проповедовал я сам. Кое-что мне
приписали от других. Но главное содержание моего учения не сохрани-лось.
-- Что именно не сохранилось?'
-- Все то, чему учил ты.
-- Как?! Неужели и тогда?!
-- Эти истины вечны. Пройдет время, и их снова откроет кто-нибудь. В
нашем деле авторство сохранить невозможно. Да оно и не играет роли.
-- Что будет со мной?
-- Ничего.
-- Как так?! Я же!..
-- Именно поэтому.
ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ
.Блаженствовал я всего три месяца. Смешно, мои старики добивались для
меня постоянной прописки и затеяли дело об усыновлении, я ходил с ними по
всяким учреждениям, в том числе в милицию, где затребовали справки из моего
города и получили их, а в это время был объявлен всесоюзный розыск меня как
важного государственного пре-ступника. Я узнал об этом потом. Если бы я
сбрил бороду и укоротил кудри, меня бы так и не нашли. И зажил бы я
счастливой жизнью единственного и любимого сына в тихой семье. Но от судьбы
не уйдешь. Меня случайно встретил на улице один из бывших учеников и вызвал
милицию. И тут аналогия с Христом. Очевидно, тут тоже есть некое общее
правило.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Первым делом мне остригли голову и сбрили усы и бороду. Из-под моей
волосатости показался тощий мальчишка с растерянными глаза-ми -- жалкое
зрелище для Бога. Увидев меня в таком виде, следова-тель схватился за
голову.
-- Боже мой,-- вырвалось у него,-- с кем мы воюем?! А что делать? Я бы
тебя, парень, отпустил домой. Но я не Бог. Слишком много развелось всяческих
"святых", "целителей", "учителей", "пророков". Есть директива свыше
покончить с ними и провести показательный процесс. Твое дело сочли наиболее
подходящим. Дело миллионное. Пахнет высшей мерой. В назидание прочим. Понял,
в какую грязную историю ты вляпался?
ВЫБОР
Мне предложили на выбор: либо я признаюсь, что я мошенник, раскаюсь и
призову прочих жуликов такого рода последовать моему примеру, и тогда мне
дадут небольшой срок, либо я упорствую, и тогда... Как быть? Я сравнил свое
положение с таковым Христа.
Я тоже невиновен, как и Христос. Но он не был ничьим сообщником и
орудием, а я был орудием и сообщником преступников. Он был беспредельно
одержим ролью Бога, а у меня дважды возникало желание отказаться от своей
претензии быть Богом. Если бы меня не схватили, то не исключено, что я
сделал бы это. Мне надоело быть Богом. Исход суда не зависел от поведения
Христа, он не вынуждался к сотрудничеству с судьями, у него не было выбора.
Потому он был пассивен. Он не раскаялся в содеянном. Меня же принуждают к
со-трудничеству с судьями. И если я помогу им разоблачить меня самого и мне
подобных, мне сохранят жизнь. Мне искренне захотелось помочь судьям.
-- Где же твоя религия сопротивления и бунтарства? -- послышал-ся мне
ехидный голос Антипода.-- Ты скатился ниже самого Христа в его
рабско-холуйской установке на непротивление злу. На Христа насильно взвалили
крест, на котором его распяли. А ты?.. Я презираю тебя. Тебя выручает только
одно: из того материала, какой собрало следствие, при всех комбинациях и
ухищрениях следует то, что ты единственный, кого не за что судить. К тому же
и у тебя фактически нет выбора. Судьба твоя все равно предрешена, признаешь
ты себя преступ-ником или будешь настаивать на своей невиновности. Тебя все
равно осудят на казнь в назидание другим. Это уже решено на самом "верху".
И я избрал путь Христа: безразличия к суду. Я решил молчать. В начале
лаптизма, как христианства, должна быть невинная и беззвуч-ная жертва.
АДЕКВАТНОСТЬ ЭПОХЕ
Я в доказательство показывал вам раны. И все же вами я остался не
опознан.
Я понял это слишком поздно,
Что я вернулся слишком рано.
Или скорее понял рано,
Что возвращаться уже поздно.
СУД
Суд устроили показательный, в зале какого-то клуба, с представите-лями
трудящихся, с прессой. Но задуманный спектакль не получился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
из них мог открывать свою собственную школу. Я им постоянно твердил, чтобы
они не торопились воображать себя способ-ными на то, что делаю я. Легко
усвоить внешние формы поведения. Но глубинные секреты мастерства постигаются
годами. Главные мои мето-ды будут доступны им по крайней мере через год, да
и то в минимальной степени. Но, увы, ученики редко слушаются учителей в
таких случаях и сами стремятся как можно скорее стать учителями.
Вскоре, однако, обнаружился другой аспект деятельности моих
по-мощников, объяснивший их энтузиазм и успехи в первом, упомянутом выше
аспекте: корысть. Они развернули "левую" деятельность за мой счет
(консультации якобы от моего имени) и стали брать с учеников и пациентов
взятки по каждому поводу, главным образом за прием "без очереди", за
"секретную литературу", за "новейшие методы лечения", короче говоря, за все.
Одна женщина, приходившая ко мне лечиться от рака матки, заплатила моему
"секретарю" (Серому) двести рублей за один прием и сто рублей одному из моих
ассистентов якобы за блат. Это превратилось в систему. Я сказал Серому, что
нам нужны специальные люди для надзора за жуликами, иначе они совсем
дискредитируют нашу Школу и привлекут внимание милиции. Серый сказал, что от
этого будет еще хуже, ибо надсмотрщики будут мошенничать вместе с
апостолами. Мы теперь работаем по общим законам советского общества и
избежать таких явлений в принципе не сможем. Но сократить или по крайней
мере ввести их в терпимые рамки можно, пользуясь обычными советскими
методами коммунистического воспитания и контроля общественности. Необходимо
провести общее собрание!
На собрании с докладом об итогах работы Школы в прошедшем полугодии
выступил Серый. В разделе о недостатках нашей работы он рассказал и о
случаях нарушения социалистической законности. Он предупредил, что, если
такие случаи будут продолжаться, придется ставить в известность милицию, а
это, сами понимаете, пахнет плохими последствиями.
После собрания апостолы некоторое время вели себя прилично. Но потом
снова распоясались и с удвоенной силой стали обирать учеников и пациентов.
Кое-кто стал принимать пациентов у себя дома. Студентка
театрального института устроила что-то вроде своей школы красоты. Узнав
об этом, Серый уволил ее. Через месяц, однако, ее Школа красоты прогорела, и
она пришла снова к нам "доучиваться". Но место ее уже было занято -- Серый
устроил на это место свою любовницу, которая деньги брала, но не работала.
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В связи с тем, что возросло число желающих пройти полный курс в Школе и
число людей, жаждущих получить у нас консультацию по самым различным
вопросам, пришлось удвоить число моих приездов в Москву, и моя жизнь за
городом стала обременительной. Тем более моя Хозяйка буквально измучила меня
своей похотливостью. Я все чаще оставался ночевать в городе, главным образом
у моих учениц и пациенток, что точно так же подтачивало мои силы. Я
взбунтовался и потребовал от Серого снять мне комнату в Москве. Он
согласился, но почему-то неохотно. Я не стал выяснять причину этой
неохоты,-- это его дело. Мне было важно одно-- возможность отдохнуть после
тяжелых занятий в Школе и уединиться для размышления. К заняти-ям, между
прочим, надо было готовиться. Я делал это в поезде. Но это было терпимо пару
раз в неделю, а не четыре. К тому же занятия пришлось сместить так, что мои
поездки выпадали на часы, когда поезда были набиты сверх меры.
Наконец Серый нашел мне хорошую комнату на окраине города, в чистой и
тихой квартире. Хозяева -- одинокие старики, чему я обрадо-вался особенно. И
добрые. Они сразу проявили ко мне что-то вроде родительских чувств и стали
за мной ухаживать-- подкармливать, стирать и чинить белье. Я сомневался, что
Серый оплачивал это, и отдавал им часть своих "карманных" денег. Они
настолько вошли в роль родителей, что не ложились ночью спать до тех пор,
пока я не приходил домой, и очень сердились, если я не приходил совсем. Мне
такая жизнь пришлась по душе. И я начал подумывать о том, чтобы покончить со
Школой, найти какую-нибудь работенку и пожить нормаль-ной семейной жизнью
хотя бы несколько лет. Я же впервые попал в семейную обстановку!
СОБЛАЗНЫ И НАМЕРЕНИЯ
С первых же дней работы в школе на меня обрушились соблазны. Первым
делом меня попытались вовлечь в некую религиозную секту. Потом было
несколько поползновений со стороны гомосексуалистов, несколько попыток
старых баб с квартирами и хорошей зарплатой женить на себе, несколько
предложений позировать художникам и даже сниматься в кино. Я действительно
являл собою зрелище живописное. Работал я до изнеможения -- лекции, уроки,
консультации, визиты... Отощал. Глаза стали огромными и горящими. Начали
седеть волосы и борода. Когда я шел по улицам, меня принимали за индийского
йога, приехавшего работать в Советский Союз-- помогать создавать совет-скую
школу йоги. Парень из института, о котором говорил Ассистент и который
аккуратно посещал все мои занятия, предложил устроить меня на постоянную
работу в их секретную лабораторию. Он соблазнял меня отдельной квартирой,
высокой зарплатой и кандидатской степенью через три года.
-- Ты себе цены не знаешь,-- говорил он.-- Ты же такие чудеса мог
бы творить в нашей лаборатории! Ты бы сразу поднялся до самых высших
лиц! До Самого! Наверняка тебя бы сразу включили в Его Личную группу.
Соглашайся добровольно. А то ведь все равно рано или поздно вашу лавочку
прикроют, а тебя передадут нам. Только уже без тех благ, какие ты можешь
иметь сейчас.
Я отсекал все эти соблазны. Я хотел одного-- выложиться до конца, как
можно больше отдать людям из того, чем я обладал. Не может быть, думал я,
чтобы все пропало впустую. Что-то останется в людях от меня, что-то
сохранится и даст ростки. Задача Бога-- посеять свои семена в душах людей.
Посеять как можно больше, ибо лишь немногое может сохраниться и дать жизнь.
Прошло три месяца без особых изменений. Я работал, как одержи-мый. Я
чувствовал необычайный подъем. Чувствовал, что люди слуша-ют меня и хотят
слушать. Во время моих лекций нами всеми владело состояние, которое я бы
назвал священным трепетом за неимением более сильных выражений. Может быть,
слово "экстаз" здесь подойдет. Антипод называл это коллективным психозом.
Тот парень, о котором я упоминал, снова имел со мной разговор.
-- Решайся,-- сказал он,-- остались считанные дни. Этой лавочке скоро
конец. Я сообщил о разговоре Серому. Тот не на шутку встревожился.
-- Кажется, дело идет к развязке,-- сказал он.-- Пора сворачивать-ся.
Объявим новый расширенный набор учеников!
Желающих на сей раз оказалось более тысячи. И все внесли месяч-ную
плату в качестве аванса.
КОНЕЦ ШКОЛЫ
Серый сам приехал ко мне.
-- Обстоятельства сложились так,-- сказал он,-- что нашу лавочку
придется закрыть раньше, чем мы предполагали. Вот тебе паспорт на имя..,
билет на самолет в Н., адрес и деньги. Этих денег тебе хватит месяца на три.
Отдыхай, загорай, отсыпайся. В Школе больше не появляйся -- она уже не
существует, вернее, она уже в ведении КГБ.
Мне было жаль мою Школу -- я к ней привык. Я не изложил еще и половины
своих идей. Но делать было нечего. В Н. я решил не лететь:
что мне там делать? Билет и новый паспорт выбросил. Решил, что мой
старый лучше, хотя временная прописка кончилась, а возобновить, без Серого я
не смогу. Мои старики ни за что не хотели меня отпускать, решив усыновить
меня и добиться постоянной прописки.
ЧТО БЫЛО
Ночью ко мне пришел сам Христос, и мы с ним поговорили с полной
откровенностью.
-- Скажи честно,-- спросил я его в конце беседы,-- был ты на самом деле
или нет?
-- Был,-- ответил он.
-- Ты на самом деле сын Божий?
-- Не говори глупостей! Никакого Бога нет. Мои родители-- обыч-ные
люди.
-- Кто был ты?
-- Целитель, проповедник или учитель. Таких, как я, было много.
-- Но ты был крупнее всех?
-- Вряд ли. Сравнивать невозможно.
-- Но почему же?..
-- Потому что меня казнили.
-- За что?
-- Слишком много развелось учителей вроде меня. Это обеспокоило
римские власти. Они решили покончить с нами. Для назиданияпрочим
выбрали меня и казнили.
-- Почему тебя?
-- Мою кандидатуру им предложили еврейские священники. Они не любили
меня за то, что я становился популярен как целитель.
-- Ты не воскресал?
-- Нет, конечно. Тот, "воскресший", был самозванец.
-- А учение?
-- Кое-что из того, что сохранилось, проповедовал я сам. Кое-что мне
приписали от других. Но главное содержание моего учения не сохрани-лось.
-- Что именно не сохранилось?'
-- Все то, чему учил ты.
-- Как?! Неужели и тогда?!
-- Эти истины вечны. Пройдет время, и их снова откроет кто-нибудь. В
нашем деле авторство сохранить невозможно. Да оно и не играет роли.
-- Что будет со мной?
-- Ничего.
-- Как так?! Я же!..
-- Именно поэтому.
ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ
.Блаженствовал я всего три месяца. Смешно, мои старики добивались для
меня постоянной прописки и затеяли дело об усыновлении, я ходил с ними по
всяким учреждениям, в том числе в милицию, где затребовали справки из моего
города и получили их, а в это время был объявлен всесоюзный розыск меня как
важного государственного пре-ступника. Я узнал об этом потом. Если бы я
сбрил бороду и укоротил кудри, меня бы так и не нашли. И зажил бы я
счастливой жизнью единственного и любимого сына в тихой семье. Но от судьбы
не уйдешь. Меня случайно встретил на улице один из бывших учеников и вызвал
милицию. И тут аналогия с Христом. Очевидно, тут тоже есть некое общее
правило.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Первым делом мне остригли голову и сбрили усы и бороду. Из-под моей
волосатости показался тощий мальчишка с растерянными глаза-ми -- жалкое
зрелище для Бога. Увидев меня в таком виде, следова-тель схватился за
голову.
-- Боже мой,-- вырвалось у него,-- с кем мы воюем?! А что делать? Я бы
тебя, парень, отпустил домой. Но я не Бог. Слишком много развелось всяческих
"святых", "целителей", "учителей", "пророков". Есть директива свыше
покончить с ними и провести показательный процесс. Твое дело сочли наиболее
подходящим. Дело миллионное. Пахнет высшей мерой. В назидание прочим. Понял,
в какую грязную историю ты вляпался?
ВЫБОР
Мне предложили на выбор: либо я признаюсь, что я мошенник, раскаюсь и
призову прочих жуликов такого рода последовать моему примеру, и тогда мне
дадут небольшой срок, либо я упорствую, и тогда... Как быть? Я сравнил свое
положение с таковым Христа.
Я тоже невиновен, как и Христос. Но он не был ничьим сообщником и
орудием, а я был орудием и сообщником преступников. Он был беспредельно
одержим ролью Бога, а у меня дважды возникало желание отказаться от своей
претензии быть Богом. Если бы меня не схватили, то не исключено, что я
сделал бы это. Мне надоело быть Богом. Исход суда не зависел от поведения
Христа, он не вынуждался к сотрудничеству с судьями, у него не было выбора.
Потому он был пассивен. Он не раскаялся в содеянном. Меня же принуждают к
со-трудничеству с судьями. И если я помогу им разоблачить меня самого и мне
подобных, мне сохранят жизнь. Мне искренне захотелось помочь судьям.
-- Где же твоя религия сопротивления и бунтарства? -- послышал-ся мне
ехидный голос Антипода.-- Ты скатился ниже самого Христа в его
рабско-холуйской установке на непротивление злу. На Христа насильно взвалили
крест, на котором его распяли. А ты?.. Я презираю тебя. Тебя выручает только
одно: из того материала, какой собрало следствие, при всех комбинациях и
ухищрениях следует то, что ты единственный, кого не за что судить. К тому же
и у тебя фактически нет выбора. Судьба твоя все равно предрешена, признаешь
ты себя преступ-ником или будешь настаивать на своей невиновности. Тебя все
равно осудят на казнь в назидание другим. Это уже решено на самом "верху".
И я избрал путь Христа: безразличия к суду. Я решил молчать. В начале
лаптизма, как христианства, должна быть невинная и беззвуч-ная жертва.
АДЕКВАТНОСТЬ ЭПОХЕ
Я в доказательство показывал вам раны. И все же вами я остался не
опознан.
Я понял это слишком поздно,
Что я вернулся слишком рано.
Или скорее понял рано,
Что возвращаться уже поздно.
СУД
Суд устроили показательный, в зале какого-то клуба, с представите-лями
трудящихся, с прессой. Но задуманный спектакль не получился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35