– Тарханов, – представился он, справившись с замешательством и взяв себя в руки, – Борис Григорьевич Тарханов.
– Можете сесть, – разрешила Анна Николаевна, снова надев очки. Взгляд ее от этого стал несколько мягче, и весь облик немного убавил суровости.
Тарханов сел на стул с жесткой спинкой перед столом следователя и положил на колени портфель хорошей желтой кожи. Этот портфель должен был показать Громовой, что он очень занят и забежал к ней по пути, можно сказать, между делом. Громова это отлично поняла и проговорила, снова снимая очки:
– Разговор у нас будет долгий…
– А в чем, собственно, дело? – осведомился мужчина, с трудом сдерживаясь. – У меня важная встреча…
– Самая важная ваша встреча – это встреча со мной! – осадила его Анна Николаевна, обдав ледяным взглядом.
Сделав паузу, чтобы он успел осознать ее слова, она бросила взгляд на свои бумаги и процедила:
– Где вы были семнадцатого февраля, с десяти тридцати до одиннадцати тридцати?
– Вы меня что – подозреваете в убийстве Лены? – Тарханов вспыхнул и приподнялся со стула.
– Вопросы здесь задаю я! – оборвала его Громова таким тоном, что он резко побледнел и рухнул на стул как подстреленный. – Мне повторить вопрос?
– Не нужно… – Мужчина провел рукой по лицу и проговорил запинаясь: – В девять часов я выехал на объект… Моя компания ведет строительство торгового комплекса на Зеркальной улице… Это может подтвердить мой личный шофер, а также прораб, который встретил меня на объекте…
– Фамилии? – проговорила Анна Николаевна, надев очки и взглянув в свои записи.
Тарханов едва не переспросил чьи, но вовремя опомнился и торопливо сообщил:
– Шофер – Николай Климук, прораб – Олег Швыденко… Олег Митрофанович…
– Дальше, – проскрипела Громова.
– На объекте я пробыл около двух часов… примерно в одиннадцать сорок тот же шофер отвез меня с Зеркальной улицы в центр, в Комиссию по градостроительству. Там у меня была назначена встреча с заместителем председателя Игорем Леонидовичем Сазоновым, можете уточнить у его секретаря…
– Это меня не волнует, – оборвала его Громова. – Как я вам уже сказала, следствию интересен промежуток от десяти тридцати до одиннадцати тридцати…
– В этот промежуток времени была убита моя жена? – то ли спросил, то ли уточнил он.
– В этот промежуток времени была убита Елена Андреевна Серебровская.
Произнеся эти слова, Громова снова сняла очки и уставилась в глаза посетителя, следя за ним, как кошка за мышью.
– Я вам уже сказал, что в это время находился на строительной площадке в районе Зеркальной улицы, – тоскливым голосом проговорил Тарханов.
– Я это уже слышала, – подтвердила Громова, снова недобро улыбнувшись краем рта. – Однако прораб, Олег Митрофанович Швыденко, заявил, что не может уверенно подтвердить, что видел вас все означенное время…
– Ну естественно! – выпалил Тарханов. – Это же стройплощадка! Он отходил с рабочими, я осматривал разные участки строительства… это стройка, знаете ли, а не кукольный театр!
– При чем здесь кукольный театр? – Громова надела очки и заинтересованно взглянула на посетителя.
– Не знаю… так просто сказал… первое, что пришло в голову…
– Интересная оговорка! – Громова снова взглянула в свои записи.
– Не понимаю, чего вы от меня хотите, – выдавил из себя Тарханов. – Я же сказал, что до одиннадцати сорока находился на объекте, а в одиннадцать сорок шофер отвез меня в градостроительную комиссию… спросите у него, у Николая…
– Спросили, – многообещающим тоном проговорила Анна Николаевна.
– И что? – В голосе Тарханова прозвучало плохо скрытое волнение.
– Он это подтвердил.
– Ну вот видите! – Мужчина облегченно вздохнул. – Значит, я могу быть свободен?
– Это почему это? – Громова с интересом взглянула на него. – Мы с вами еще не все выяснили!
– Что еще? – тяжело вздохнул Борис Павлович.
– Насчет кукольного театра… – процедила Громова. – Я всегда считала, что случайные оговорки очень много говорят о человеке… Вы какой кукольный театр имели в виду – Большой театр кукол или Театр имени Деммени?
– Да ничего я не имел в виду! – простонал Тарханов. – Я это просто так сказал… для красного словца… вырвалось…
– Вот именно – вырвалось! – подхватила Громова, сверля его взглядом. – Лично я думаю, что вы имели в виду Большой театр кукол на улице Некрасова…
– Почему именно его? – переспросил Тарханов, но глаза его при этом забегали.
– Почему? – протянула Громова, явно оттягивая мгновение торжества. – А вот почему. – Она положила перед собой один из листков с записями и неторопливо, выразительно прочитала: – «Семнадцатого февраля сего года, приблизительно в одиннадцать часов, на улице Некрасова, рядом с Большим театром кукол, автомашина «ГАЗ-24» номер такой-то, нарушив правила движения, задела меня в районе пешеходного перехода. Автомашина покинула место происшествия, не остановившись и не оказав мне помощи. Этими действиями мне был причинен серьезный моральный и физический ущерб, на возмещении которого я настаиваю, а именно: многочисленные ушибы различных частей тела, разбитая бутылка водки «на березовых бруньках» и продукты на общую сумму…»
– Зачем вы мне читаете эту ахинею? – осведомился Тарханов, прервав Анну Николаевну. – Какое отношение все это имеет ко мне? Я никого не сбивал, машины «ГАЗ-24» не имею… зачем мне слушать про эти продукты… на березовых бруньках?
– А вы послушайте, послушайте! – вкрадчивым голосом проговорила она. – Дальше будет очень интересно! «…Мне удалось записать адреса двух свидетелей, которые прилагаю, а также запомнил номер машины «ауди», которая притормозила в момент наезда, так что водитель должен был все видеть и тоже может подтвердить факт события…»
– Ничего я не видел! – выпалил Тарханов. – Что за ерунда!
– А номер-то ваш! – Громова снова усмехнулась уголком рта. – Недаром вам пришел в голову кукольный театр! Значит, около одиннадцати часов вы находились не на строительном объекте, а проезжали на своей «ауди» по улице Некрасова, возле Большого театра кукол. Так что у вас была возможность в указанное время доехать до телестудии и убить гражданку Серебровскую… а потом вернуться на стройплощадку, чтобы обеспечить себе алиби.
– Бред! Чушь! Ерунда! – выпалил Тарханов. – На основании показаний какого-то старого, хромого пьяницы вы обвиняете меня в убийстве собственной жены?
– Очень интересно! – перебила его Анна Николаевна. – Откуда вы знаете, что свидетель был старым и хромым? Я вам этого не говорила! А его показания являются очень достоверными, поскольку всех свидетелей дорожного происшествия он описал очень точно и запомнил номер виновника… Так что, Борис Григорьевич, вам придется объяснить, с какой целью вы пытались ввести следствие в заблуждение своими заведомо ложными показаниями…
– Я не вводил… – Тарханов явно был в замешательстве. – Я не давал ложных показаний… и вообще, ее убили на телестудии, туда просто так не пускают, только по пропуску… так что ищите убийцу среди ее сослуживцев…
– Вы будете диктовать мне, как я должна проводить следствие? – проскрежетала Громова, сняв очки и сверля посетителя взглядом. – А впрочем… – Ее голос неожиданно изменился, она нажала на столе кнопку переговорного устройства и произнесла: – Ломтикова ко мне!
Видимо, этот Ломтиков сидел прямо под дверью кабинета, или подчиненные так боялись Громову, что мчались на ее зов со скоростью сверхзвукового самолета, во всяком случае, не успела Анна Николаевна выключить переговорник, как дверь кабинета распахнулась и на пороге появился маленький толстый розовощекий человечек в круглых металлических очках.
– Вызывали? – осведомился он, вытирая вспотевший лоб большим клетчатым платком.
– Ломтиков, вы вчера проводили следственные мероприятия на телевизионной студии?
– Так точно. – Ломтиков преданно смотрел в глаза начальницы. – Опрос свидетелей… осмотр места преступления и все прочее…
– Как вы прошли на территорию студии? – подала Громова следующую реплику.
– Как было приказано… не предъявляя служебного удостоверения. Подошел к дежурному на вахте, сообщил, что я приглашен в числе гостей на ток-шоу… Дежурный с кем-то созвонился, вышла такая девушка, – Ломтиков красноречивым жестом обрисовал в воздухе эффектную фигуру, – сказала: «Что же вы опаздываете? Все уже собрались», – и провела меня внутрь… Пока шли по коридору, я отстал и свернул за угол, потом переждал в туалете, а потом уже направился в нужный отдел для проведения следственных мероприятий…
– Спасибо, Ломтиков, можете идти! – милостиво разрешила Анна Николаевна.
Как только дверь за Ломтиковым закрылась, она сняла очки и уставилась на посетителя.
– Итак, Борис Григорьевич, в ходе следственного эксперимента мы установили, что проникнуть на территорию студии может любой человек, вовсе не являющийся ее сотрудником. А вы, поскольку там работала ваша жена… ваша покойная жена, – поправилась она, – вы наверняка хорошо знаете тамошние порядки, и для вас проникнуть туда не представляло никакого труда.
– Но зачем? – воскликнул Тарханов. – Зачем мне было убивать жену? У нас с ней были очень хорошие отношения!
– Вот, кстати, насчет отношений… – Громова снова надела очки, порылась в бумагах на своем столе и выхватила одну из них, как фокусник выхватывает из шляпы кролика, букет цветов или что-нибудь еще столь же бесполезное. – Вот показания вашей домработницы, Галины Лопатниковой. Она утверждает, что вы с женой жили практически как посторонние люди, между вами не было никакой близости и вы по многу дней вообще почти не встречались…
– Эта идиотка свихнулась от бесконечных телесериалов! – выпалил Тарханов. – Что она понимает?! Мы с женой прожили вместе много лет, и, конечно, у нас сейчас не медовый месяц, но отношения вполне приемлемые!
– Интересно, интересно! – пробормотала Громова и сделала в своих бумагах какую-то пометку. – Сколько, говорите, лет вы прожили с женой?
– Пять… пять с половиной… – проговорил Тарханов после секундного раздумья.
– Вы считаете – это много? – На лице Громовой появилось удивление.
– Я не понимаю – вы что, пригласили меня, чтобы обсуждать мои семейные отношения?
– Ваша жена убита! – проскрежетала следователь, сняв очки и обдав посетителя холодом. – И я буду выяснять все, что сочту нужным, чтобы найти ее убийцу!
– Извините, – стушевался Борис, – я не совсем верно выразился… Разумеется, я тоже хочу, чтобы убийца был найден… но вы понимаете, что у меня не было никакого мотива…
– Как раз мотив у вас был, – негромко ответила Громова и снова уставилась в свои бумаги.
Она молчала, перебирая записи, и Тарханов нервничал все больше и больше. Когда тишина стала невыносимой, он наконец прервал ее, проговорив:
– Какой?
Громова подняла на него удивленный взгляд, как будто забыла о его присутствии в своем кабинете.
– Что – какой?
– Вы сказали, что у меня был мотив… Что вы имели в виду?
– Ах мотив! – протянула Анна Николаевна и потянулась, как кошка, изловившая особенно крупную мышь. – Мотив найдется, стоит только как следует поискать. А уж я поищу, можете не сомневаться! – Она сняла очки и наградила Тарханова многообещающим взглядом.
Шурочка спиной открыла дверь и попыталась выйти в коридор. Руки у нее были заняты подносом с грязной посудой. Как обычно, никто из журналистов, операторов и прочих сотрудников студии, каждые пять минут требовавших от нее кофе, не удосужился вымыть свою чашку, и эта почетная миссия снова досталась ей.
Придерживая дверь плечом, Шурочка попыталась развернуться, и тут на нее кто-то налетел. Она взвизгнула, поднос накренился, пирамида из грязных чашек сползла на край… Шурочка уже предчувствовала, как все это великолепие рассыпается по полу грудой осколков, но тот человек, с которым она столкнулась, неожиданно ловко перехватил поднос и привел его в устойчивое положение. Шурочка облегченно вздохнула и подняла на своего спасителя глаза.
Это был маленький толстый розовощекий человечек в круглых металлических очках, с выражением мягкого укора на лице.
– Что же вы так много посуды нагрузили? – спросил он Шурочку, придерживая дверь.
– А вам-то что? – неожиданно для самой себя огрызнулась вежливая Шурочка. – И вообще, что вы тут делаете? Вас на ток-шоу к Яблокову пригласили? Так это в четвертой студии, налево по коридору…
– Я не к Яблокову, я к вам! – кротко ответил толстяк. – Давайте мы этот поднос куда-нибудь поставим, а то мне на него страшно смотреть…
– Ко мне? – недоуменно переспросила Шурочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34