Они чокнулись рюмками, Никита выпил залпом, чуть пригубил и Чернышёв.
Застрекотал мотор. Укутавшись в одеяло, я прильнул к иллюминатору.
За румпелем сидел Птаха, у мотора хлопотал Воротилин. Лица Корсакова я не видел — лишь согнутую спину.
— А жаль, — послышался скрипучий голос Чернышёва. — Твоего шефа, Никита, мне будет не хватать. Знающий, очень способный специалист.
Стрекот мотора отдалялся,
— К сожалению, способный на все, — тихо сказал Никита.
«Шкурный вопрос»
Теперь я лежал на «адмиральской койке» в примыкавшей к салону крохотной спаленке, наслаждаясь одиночеством и покоем. Все разошлись, из салона доносился лишь перестук пишущей машинки. «Семён Дежнев» все ещё оставался под защитой ледяного поля, время от времени ворочаясь, чтобы не примёрзнуть.
Жар у меня спал, голова почти не болела, и я изо всех сил старался выздороветь. Никакой простуды у тебя нет, уговаривал я свой организм, кончай саботаж и учти, что к выходу в море я обязан быть в форме. По расписанию, вывешенному на доске объявлений у столовой команды, мне поручалась околка надстройки левого борта, от аврала освобождались только капитан, рулевой и вахтенный моторист, так что кровь из носа, но я должен «махать кайлом, а не авторучкой». В чем другом, а в этом Перышкин прав: в море болеют только сачки. И вообще «все болезни от нервов», как говорила Захаровна, редакционная курьерша, даже зубная боль, потому что каждый зуб для боли оснащён собственным нервом; и далее следовал мудрый совет: «Пей валерьянку с пустырником и будешь всю жизнь здоров».
Я достал из портфеля магнитофон, надел наушники и наугад прослушал последние записи. Не очень чёткие, но разобрать вполне можно. «Уходите!.. Немедленно!» — вот тебе и тишайший, интеллигентнейший Илья Михалыч. А ведь артист взял слишком высокую ноту и дал петуха — переборщил: оскорблением можно человека унизить, смешать его с грязью, но не убедить! «Способный на все…» — голос Никиты, я дальше: «Вы не его, себя пожалейте, Алексеи Архипыч, он-то вас жалеть не станет». Никита, конечно, лучше знает своего шефа, такой унижения не простит, кого сможет — раздавит, мне-то уж точно быть в отделе писем…
К моему удивлению, эта мысль, впервые меня не обескуражила. И Приморск, и редакция, и даже воскресшие надежды на перемены в личной жизни — все это представлялось бесконечно далёким и нереальным; меня не покидало ощущение, что самым важным, в жизни будет сегодняшний день. Ну, может быть, не сегодняшний, а завтрашний или послезавтрашний, но это уже не имело значения: мир целиком сосредоточился здесь, на этой скорлупке, и, как солдату перед боем, самыми близкими мне стали люди, которые разделят со мной мою участь.
Дверь скрипнула и неслышно отворилась, Никита на цыпочках подошёл к шкафу и достал из папки несколько листов копирки.
— Брось писанину, — сказал я, — развлеки умирающего. Никита вздрогнул.
— Фу-ты, напугал!
— Нервы у тебя пошаливают. На спицах вязать не пробовал?
Никита присел у меня в ногах.
— Переходим на «ты»? Представь себе, Оля меня учила, этот свитер она связала.
— Хороший свитер.
— Да, тёплый.
— Вернёшься, спасибо скажешь, — вкрадчиво ввернул я.
— Не надо об этом, — попросил Никита, — сжёг мост — не оглядывайся.
— К ней ты моста не сжигал.
— Не знаю, — с грустью сказал Никита, — жизнь покажет. Ты порываешься спросить, отвечу сразу: нет, не жалею. Знаю, все теперь может пойти шиворот-навыворот, а всё равно не жалею. — Лицо его на мгновение стало злым.
— Я был для него… тряпкой, о которую он вытирал ботинки; это очень противно, омерзительно быть тряпкой. Ты никогда не был тряпкой, Паша?
— Кажется, никогда.
— И я больше не буду, — гордо сказал Никита. — Если, конечно, — он улыбнулся, — благополучно вернёмся.
— Обязательно вернёмся, мне ещё повесть написать нужно.
— Раньше ты мечтал об очерках.
— То раньше.
— Тебе хорошо, — Никита снова погрустнел. — Есть куда и к кому возвращаться…
— Мы же договорились, сдам тебе койку… Ш-ш!
— Никого, — послышался голос Чернышёва, — отдышался мастер сенсаций, рванул куда-то. Здесь лучше, Антоныч, капитанская каюта на людей давит.
Я приложил палец ко рту, Никита понимающе кивнул.
— Давай здесь, — согласился Лыков. — С кого начнёшь санобработку?
— С тебя.
— Пошёл ты…
— Я серьёзно, Антоныч, — с какой-то несвойственной ему теплотой сказал Чернышёв. — Сам справлюсь, шестеро их у тебя…
— Я тебе не Корсаков, — угрожающе, — я и врезать могу!
— Ладно, не ерепенься, — отозвался Чернышёв. — Зови машинную команду.
Хлопнула дверь. В выступившей тишине было слышно, как Чернышёв расхаживает по салону. Не обращая внимания на негодующую мимику Никиты, я включил магнитофон. Плёнки в кассете, по расчёту, должно было хватить минут на сорок.
— Звали? — Один за другим в салон входили люди.
— Присаживайтесь… Вахонин где?
— Здесь я.
Дверь ещё раз громыхнула, люди рассаживались по креслам.
— Шкурный вопрос, ребята, — начал Чернышёв, — в том смысле, что своя шкура ближе к году. Без шуток: идём на большой лёд, надо помочь науке. Дело, сами понимаете, небезопасное, наберём больше, чем в прошлый раз. Опрокидывать я вас не собираюсь, но и гарантий никаких давать не буду.
— Толку от них, — произнёс кто-то, — если что, не взыщешь.
— Вот именно, — сказал Чернышёв. — Потому и не буду.
— К чему тогда разговор? — Это, кажется, Шевчук. — Мы и так пуганые, нам в случае чего из машины не выйти.
— Не беспокойся, Витя, остальные тоже не успеют, — это Чалый, старший моторист. — Один Охрименко с «Бокситогорска» морского черта надул.
— Не успеют, — подтвердил Чернышёв. — Пугать никого не пугаю, а имею предложение: желающие могут перейти на «Буйный».
— Как так перейти? — удивился Шевчук. — А добровольная подписка?
— Подписку снимаю, — ответил Чернышёв. — Считай, что никто её не давал.
— Честно или воспитательная работа?
— Вы ж меня знаете, ребята, на ветер слов не пускаю. Подписка снимается без всяких последствий.
— А почему Деда не позвали, Архипыч?
— С Дедом говорил, он остаётся и за машину ручается.
— А за тех, кто в машине?
— Подумать надо, Архипыч, не на рыбу идём… Не было у бабы хлопот, лучше б не звал…
— Науке, говоришь, помочь… А главный-то учёный топ-топ, на «Буйный» смылся?
— Я ж предупредил, вопрос шкурный, — отозвался Чернышёв.
— Ты нас тоже пойми, — это Чалый, — мы с тобой столько лет, всей душой… Спасибо, конечно, что волю дал, кому переворачиваться охота, семьи у нас.
— У ребят с «Бокситогорска» и «Нахичевани» тоже были семьи, — тихо сказал Чернышёв. — Ты, Петя, ни разу не тонул, а я — три, мне тоже переворачиваться неохота. Только ведь другие будут, если мы эту штуку не поймём — обледенение. Не стану, ребята, повторяться, агитировать никого не намерен. На размышления даю час, каждый доложит лично.
— Сюда приходить, что ли?
— Найдёшь где-нибудь, по походке узнаешь… Все свободны.
И снова были слышны лишь шаги Чернышёва. Щелчок — это, наверное, он прикурил от зажигалки, потом стал крутить телефонный диск.
— Присылай палубную команду, Антоныч… Разошлись, пусть думают, ты ни на кого не дави… Да, скажи Раисе и Зине, чтоб собирались… Нет, вызывать не надо, в приказном порядке.
Я сделал страшные глаза: Никита вознамерился чихнуть. Нашёл место и время! Зажав нос пальцами, он кое-как удержался, потряс головой и подмигнул, потому что меня самого потянуло на кашель. Я нырнул под одеяло, нахлобучил на голову подушку, откашлялся и пропустил начало разговора.
— Знаем, — сказал Птаха. — Мотористы в столовой митингуют, доложили.
— Это тебе доложили, — послышался голос Перышкина. — Об чем лай?
— Собаки в подворотне лают, — пробасил Воротилин.
— Все он знает, Филимон Аркадьевич, везде побывал!
Я позволил себе расслабиться: Чернышёв излагал ситуацию примерно в тех же словах.
— Совсем другое дело! — весело удивился Перышкин. — Если без всяких последствий… И в характеристике ничего не будет?
— Что заслужил, то и будет, — сухо ответил Чернышёв.
— Намылился? — насмешливо спросил Птаха и добавил несколько слов, которые я тут же решил в будущем не расшифровывать. — Дуй до горы, Федя, «Байкал» все спишет!
— Вот именно, — буркнул Чернышёв.
— Гладко стелете, Алексей Архипыч! — запротестовал Перышкин. — Раз без последствий, так и скажите.
— Я так и сказал, — проскрипел Чернышёв. — Этого в характеристике не будет.
— Не дури, Федя, — просительно сказал Воротилин.
— А ты его не уговаривай! — разозлился Птаха.
— Как не уговаривать, кореш ведь.
— Кореш у него на «Буйном», — сказал Дуганов, — Виктор Сергеич Корсаков.
— Поумней тебя в тысячу раз, — огрызнулся Перышкин.
— Вот и поцелуй его в…
— Кончай базар! — рыкнул Чернышёв. — Кореш не кореш, а ты, Федор, не опасайся, съезжай.
— Задал ты задачу, Архипыч… — это Вяткин, пожилой и самый тихий матрос. — Раз больше наберём, чем в прошлый раз…
— Думай, Матвеич, — мягко сказал Чернышёв. — Жаль тебя терять, но слово есть слово.
— И думать нечего, — обрадованный поддержкой произнёс Перышкин. — Было бы из-за чего…
Тут послышались быстрые шаги и громкие женские голоса — в салон вбежали Рая и Зина.
— Кто звал? — с недовольством спросил Чернышёв. — Мотайте отсюда, не до вас.
— А мы что, хуже всех?
— Не люди, да?
— Бабы, дуры неграмотные?
— Нам только посуду мыть и палубу подметать!
— Цыц! — развеселился Чернышёв. — Утешу: не одни на «Буйный» перебираетесь — с кавалером! Я не выдержал, подобрался к двери и заглянул в щёлочку. Рая уничтожающе смотрела на Перышкина, на лице которого застыла ненужная усмешка.
— Кавале-ер… — протянула Рая. — Хочешь, юбку подарю? Грянул смех. Перышкин угрожающе замахнулся, но Рая даже не отпрянула.
— Попробуй только, герой…
— Мы тоже в расписании есть! — выкрикнула Зина. — Не пойдём!
— Уговорили, — добродушно проурчал Чернышёв. — Не пойдёте, на шлюпке поплывёте. Укладывайте барахлишко — приказ!
Он силой выставил девушек из салона, обернулся.
— Если вопросов нет, идите, — сказал он. — На размышления даю час, кто опоздает — пеняй на себя, гонять шлюпку не буду.
Оставшись один, Чернышёв сел в кресло и угрюмо задумался. Сейчас, когда ему не надо было бодриться и играть роль, он выглядел утомлённым и старым. Морщась, он потёр виски, достал и положил в рот таблетку, запил её водой прямо из чайника и тяжело, безрадостно вздохнул. Ещё посидел немного, пригорюнившись, потом встал и, хромая сильнее обычного, ушёл.
А дальше события развивались так.
Рая и Зина забаррикадировались в своей каюте и на все уговоры Лыкова кричали: «Ломай дверь, если не жалко!» Только тогда, когда сам Чернышёв дал честное слово, что никуда их не отправит, они, торжествуя, вышли на свободу.
В последний момент передумал спускаться в шлюпку Перышкин. Постоял у борта, посмотрел исподлобья на маячивший вдали «Буйный», сплюнул в воду и потащил чемодан обратно в кубрик.
Чернышёв не показывался. Прошёл час, и Птаха, весело выпалив в пространство длиннющую, малоосмысленную тираду, велел поднимать шлюпку.
Люди пообедали в непривычной тишине, потом разошлись по каютам отдыхать.
Борт «Семена Дежнева» не покинул никто.
Фрагменты из служебной переписки
НАЧАЛЬНИКУ ПРИМОРРЫБПРОМА ДАНИЛОВУ Копия СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» ЧЕРНЫШЁВУ Игнорируя ваше распоряжение 5 февраля номером 37 дробь 3 Чернышёв намерен ближайшие часы выйти район интенсивного обледенения целью достижения критической ледовой нагрузки тчк Просим срочного вмешательства = Васютин Корсаков
«БУЙНЫЙ» ВАСЮТИНУ КОРСАКОВУ Копия СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» ЧЕРНЫШЁВУ Учитывая объяснение Чернышёва также просьбу членов экспедиции разрешаю заключительную часть эксперимента разбить два этапа тчк Первом этапе осуществить непрерывную околку льда момента начала ледообразования целью проверки действенности всех имеющихся средств защиты зпт втором этапе идти предельное обледенение тридцать тире тридцать пять тонн тчк «Буйному» держаться полной готовности непосредственной близости «Семена Дежнева» тчк Случае опасности потери остойчивости немедленно прекратить эксперимент выходом близлежащее ледяное поле тчк Сообщите причину перехода Корсакова на «Буйный « = Данилов
СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» КРЮКОВУ П. Г. Немедленно возвращайтесь редакцию каждый день задержки буду квалифицировать как прогул = Матвеев
СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» КРЮКОВУ ПАВЛУ Инна подделала твою подпись прописалась нашей жилплощади читает мораль на крышу не пускает жизни нет приезжай скорей = Монах.
НАЧАЛЬНИКУ ПРИМОРРЫБПРОМА ДАНИЛОВУ Корсаков переправлен на «Буйный» причине самоуправства Чернышёва = Васютин
СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» ЧЕРНЫШЁВУ Предлагаю принять Корсакова борт «Семена Дежнева» = Данилов
СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» ЧЕРНЫШЁВУ Вторично предлагаю немедленно принять Корсакова борт «Семена Дежнева» тчк Исполнение доложить = Данилов
«БУЙНЫЙ» КОРСАКОВУ ВИКТОРУ СЕРГЕЕВИЧУ Копия ПРИМОРРЫБПРОМ ДАНИЛОВУ Согласно распоряжению ПРИМОРРЫБПРОМА можете наличии желания возвратиться «Семён Дежнев» = Чернышёв
СРТ «СЕМЁН ДЕЖНЕВ» ЧЕРНЫШЁВУ Копия ПРИМОРРЫБПРОМ ДАНИЛОВУ Связи тем что выполнение распоряжения тов Данилова вами затянуто начала шторма возвращение Корсакова борт «Семена Дежнева» не представляется возможным = Васютин
«БУЙНЫЙ» ВАСЮТИНУ Дорогой мой человек поздравляю днём рождения целую = Чернышёв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32