А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Разве что прибьете вы меня, старика, за правду…
— А от-ткуд-да т-тебе знать, ч-что не приб-бьем? — осведомился Вульфила.
Дед вздохнул.
— Да ниоткуда… может, и прибьете, только вот мне это совершенно безразлично. Стар я и ничего не боюсь. А ты, разбойник, — он повернулся к Вульфиле, — сдается мне, северянин. Откуда ты родом? Из Ванахейма?
— Из Асгарда, — проворчал Вульфила.
— Наемник? — прищурился старик.
— Можно с-сказать, и н-наемник, т-только т-тебе до этого ч-что, с-с-ст… — Вульфила надолго застрял на этом слове; — С-старый хрыч!
— А вот был тут такой барон Велизарий, к югу от нас лютовал, говорят… Не из его ли ты людей, заика?
Вульфила кивнул.
— Уг-гадал…
Дед всплеснул руками.
— Так и есть, беда к нам на телеге пожаловала! Тебя-то какими ветрами сюда занесло? Сидел бы под боком у своего проклятого барона, жировал за чужой счет и горя бы не ведал.
— М-мертв Велизарий, — сказал Вульфила. И больше ничего прибавлять не стал.
Повисло молчание. Старик о чем-то размышлял, водя глазами: то на небо взглянет, то в сторону своего села, то вдруг начнет Вульфилу взором прощупывать.
— Да, — уронил он наконец. — Телесами ты богат, братец, умом тоже, пожалуй, не обделен, а как насчет совести — о том не ведаю. Если сов-
рал насчет барона — я заветное слово знаю, и у тебя все кости размягчатся, превратишься в мясной мякиш… Не веришь? Я одного известного враля вот так-то своим заветным словом однажды извел, можешь у кого угодно спросить — расскажут…
И завершив таким образом свою тираду, старик уставился на Рейтамиру. Та покраснела, закрыла лицо рукавом.
— Такая смелая была, а теперь прячешься! — укорил ее дед. Он как будто пробудился от долгой спячки, стряхнул с себя наросший за это время мох и теперь сделался проницательным и словоохотливым.
— Напугал ты меня, вот и прячусь, — тихо отвечала Рейтамира.
— Чем же это я тебя напугал, скажи на милость? Чего ты боишься?
— Грубости твоей боюсь, — прямо отозвалась девушка.
— Это ты правильно, — одобрил дед. — Я человек грубый. Что думаю, то и говорю. А думаю я, что не след девице бродяжничать в компании такого неотесанного сброда…
Арригон побелел.
— Остановись, почтенный, прошу тебя, иначе может случиться беда!
— А от тебя иного и не жду — одной только беды! — резко обернулся к гирканцу старик. Ленивой насмешки в его голосе как ни бывало. И глядел он на гирканца холодно и трезво. — Откуда эта девушка? Вы трое — чужаки, но она родилась в здешних краях! Кто из вас украл ее? Кому надлежит возвратить похищенную дочь?
— Я ушла с ними по доброй воле, — упрямо проговорила Рейтамира и опустила руку, открывая лицо. — Не оскорбляй их. Эти люди спасли меня от злой участи, а человек, которого ты именуешь бедоносцем, — муж мой.
— Ох, ох… — Старик тяжело вздохнул. — Вести ваши тревожные, и сами вы мне крепко не по душе. Подумай в последний раз, женщина, хочешь ли ты идти дальше с этими людьми. Скажи только слово — оставим тебя здесь, и никто тебе слова худого не молвит, а бродяг твоих отправим дальше, куда несут их хромые ноги да дохлая кляча.
— Нет, — повторила Рейтамира, — я с ними пойду…
— Дело твое, больше предлагать не стану. В селение не ходи. Явишься без спроса — затравим собаками, забьем дрекольем. Хлеба вам принесут, пожалуй, только немного, а платы никакой не нужно. Незачем брать от бедоносцев — еще оставите у нас свою беду…
Конан повел тяжелым плечом, отстранил старика и начал спускаться с холма.
— Ты куда? — визгнул дед.
— Заберу своего «грифа», — не оборачиваясь, отозвался киммериец. — Где у вас корова сдохла? Покажи!
Старик побежал, мелко семеня и быстренько перебирая посохом по земле, за широко шагавшим киммерийцем.
— Уходи! Не суйся в нашу деревню! Что тебе здесь нужно?
— Я же сказал, хочу забрать парня, — откликнулся Конан. — А что до всего остального, — тут он остановился и, развернувшись всем корпусом, уставился в сморщенное лицо, покрытое сетью мелких, каких-то бегающих морщинок: — то и нам вашего хлеба не надо! Неизвестно, какой пакости вы туда подмешиваете! Злобы вашей, подозрительности, глупости, лживой проницательности? Лучше уж нам вашими пороками не заражаться, а то ведь людские недостатки хуже всякого морового поветрия.
И, отодвинув от себя старца, Конан быстро пошел дальше.
Полоумный парень отыскался на заднем дворе одного из богатых крестьянских дворов. Конан заметил в воздухе скопление мух и побежал туда. Он застал удивительную картину. Околевшая скотина лежала, вытащенная из хлева. Двое крестьян стояли рядом с лопатами и волокушами — они как раз намеревались отвезти тушу подальше от села и закопать. Но выполнить это намерение они не успели. Бертен, ворча, размахивая руками и топоча ногами, налетел на них, оттеснил прочь и замер над своей добычей, поворачиваясь во все стороны и угрожающе вскрикивая.
На шум выбежали женщины, прискакали дети. Дети веселились при виде безумца — все, кроме одной девочки постарше, которая, наоборот, безутешно плакала. Женщины перепугались. Странное действие оказывает безумие на людей, которые почитают себя пребывающими в здравом рассудке. Одни боятся сумасшедших, другие над ними смеются, а третьи так жалеют и так огорчаются, что тотчас ударяются в слезы.
Бертена, казалось, беспокоило только одно: чтобы у него не отняли еду. Выкрикнув еще несколько бессвязных угроз, он набросился на тушу и начал грызть ее зубами.
И в этот момент на двор вбежал Конан.
Он схватил юношу за плечо и сильно дернул. Тот, не разжимая зубов, зарычал и мяса не выпустил.
— Идем, — сказал ему Конан.
Бертен затрясся и взрыл землю ногами.
Конан освободил плечо юноши, затем сжал пальцы в кулак и, не колеблясь ни мгновения, нанес безумцу сильный удар в висок. Послышался хруст — казалось, череп бедняги от этого улара проломлен. Бертен рухнул на землю, не издав ни единого звука. Конан наклонился, поднял его, взвалил себе на плечо бесчувственное тело и невозмутимо зашагал прочь. Уходя со двора, он обернулся и подмигнул ошеломленным крестьянам.
А потом уверенной походкой начал подниматься на холм.
— Ну их, этих мужланов, — проворчал он, взваливая Бертена, как куль, на телегу. — Поехали отсюда. Завтра сворачиваем от побережья в степь и начинаем охотиться.
Он сел на коня. Арригон поглядел на измазанное кровью лицо безумца, остававшегося без сознания, глянул на Конана, на Вульфилу, скисшего при мысли о том, что придется еще день сидеть без пищи, — и вдруг расхохотался.
— И в самом деле! — сказал гирканец. — На что нам эти оседлые люди и их невкусная еда? Она разве что для грифа хороша, да и то не для всякого. Нашему грифу я ихнюю падаль клевать не позволю.

* * *
И потянулась мимо путников бескрайняя степь. Разговаривали по пути о том, о сем — коротали дорогу.
Поначалу у Рейтамиры не заживала обида, полученная от старика: как это так, их, мирных и в общем-то хороших людей, гонят от порога, точно псов приблудных! Девушка выросла в состоятельной семье, которая пользовалась в ее родном селе уважением и почетом, и до сих пор не привыкла к своему новому положению изгнанницы, у которой нет ни кола ни двора.
— А м-мы и есть приб-блудные! — высказался Вульфила. Для него как раз такое состояние не было в новинку.
Конан промолчал, только презрительно скривил губы.
Рейтамира, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, рассказала историю, которую слыхала когда-то о здешнем люде. Говорили, будто главным божеством здесь считается простая обеденная ложка.
— Не может ложка быть богом! — не поверил Арригон.
— Д-для кого к-как, — заметил Вульфила.
— Да уж, для тебя, толстобрюхий, и ложка — святое, коли она не пуста! — огрызнулся Арригон.
Конан философски заметил:
— От крестьян можно ожидать чего угодно. Приободренная общим вниманием, Рейтамира
робко продолжала:
— Я сама не знаю, а при мне так говорили: они считают, будто круглая часть ложки — женщина, а длинная — мужчина, и в самом образе ложки мы видим мужа и жену на брачном ложе.
— Я теперь буду есть только с ножа, — объявил Конан. — У меня теперь при виде ложки будут возникать нескромные мысли.
— Ты, наверное, и так ешь только с ножа, — улыбнулась Рейтамира.
— Может быть, — не стал отпираться Конан, — но я только сейчас понял, почему это делаю.
— Арригон д-даже п-похлебку руками ест, — сообщил Вульфила. — С-сам в-видел.
— А еще рассказывали, — продолжала Рейтамира, — будто они верят: опуская ложку в пищу, человек чтит своих богов. И чем жирнее пища, тем лучше чтит.
— Ж-жратве п-поклоняются, — подытожил Вульфила.
Все трое почувствовали вдруг облегчение. Может быть, всю эту историю насчет бога-ложки
Рейтамира и выдумала нарочно, желая хотя бы издалека, безобидно, отомстить недоброму проницательному старцу за пренебрежительный прием, оказанный путникам в селении. А может, кстати, и не придумала. Разные люди — разные боги, Наверняка есть и такие, кому и жирная каша — божество… И водить дружбу с подобными людьми — лишнее.
И даже «гриф» громко крикнул, как будто соглашаясь со своими спутниками.

* * *
Вечерами, когда потрескивал костер, лошади, в темноте почти неразличимые, паслись неподалеку, а в горшке булькала густая похлебка, заваренная с мукой и грибами, либо истекала на вертеле жиром подстреленная днем птица, путники чувствовали себя — лучше некуда. И хотелось им, особенно Рейтамире, чтобы будущее никогда не наставало, чтобы вечно длилось настоящее.
— А что, — спросил у киммерийца Арригон, — давно ты возишься с этим полоумным юнцом?
Конан неопределенно пожал плечами. Юноша то и дело впадал в буйство, и его приходилось связывать, но обычно киммериец надеялся на свою силу и ограничивался тем, что набрасывал Бертену на шею веревку. Не хватало еще, чтобы освобожденный принц сбежал и начал вести жизнь дикой птицы в здешних степях! Ищи его потом…
Бертен примостился возле Конана, шевеля руками, как крыльями, и жадно поглядывая на заячью ножку, которую обгладывал киммериец. Он ждал, пока ему бросят кость.
— Во всяком случае, он еще не успел надоесть мне настолько, чтобы я захотел от него избавиться, — ответил наконец Конан и зевнул.
Бертен выхватил из его руки заячью ножку и, ворча, принялся обкусывать с нее остатки мяса. Конан невозмутимо протянул руку и взял себе еще порцию.
— Где ты нашел его? — продолжал расспросы Арригон.
Конан не ответил. Гирканец смотрел на него из темноты проницательными черными глазами. Плоское лицо степняка оставалось бесстрастным, но в углах рта зазмеилась нехорошая улыбка. Еле заметно пока что.
— Что ты пристал ко мне? — спросил наконец варвар, сердито отвлекаясь от трапезы. — Если мы с беднягой вам мешаем, то завтра же уйдем в степь, только вы нас и видели.
— Я не об этом спрашиваю, — напомнил Арригон.
Конан встал, приблизился к гирканцу и навис над ним. Впрочем, на того это не произвело ни малейшего впечатления. Сидя на земле со скрещенными ногами, Арригон задумчиво разглядывал киммерийца и ковырял в зубах ногтями.
— Видишь ли, Конан, — заговорил Арригон снова, — сдается мне, ты не все нам о себе рассказал при нашей первой встрече.
— Ты тоже не все поведал, — отозвался Конан вполне миролюбиво. — Например, не сообщил мне, кто твои родичи и почему ты прибился к Велизарию.
— Родные мои погибли, и ты об этом знаешь, — возразил Арригон, — а Велизарий дал мне место в боевом отряде, где я мог отдохнуть душой.
— Кром! Да ведь твой Велизарий был убийцей!
— Мне-то что? — отозвался гирканец почти равнодушно. — Я и сам убийца. Да и ты ведь не лучше.
— Мирных жителей и женщин я не убиваю, — сказал Конан.
Арригон неожиданно быстро и ловко вскочил на ноги.
— Я спросил тебя об этом парне, — повторил он. — Кто он такой? Где ты нашел его?
Конан вздохнул. Ну почему некоторым людям обязательно нужно докапываться до правды? Да еще так настойчиво… Половина войн из-за этой ненужной правды начинается.
— Этот парень — Бертен, младший сын владыки Хоарезма, — сказал Конан внятно. — Велизарий держал его у себя в подвале, злым колдовством превратив в стервятника. Теперь, когда Велизарий мертв, чары отчасти рассеялись, но мальчишка до сих пор не свободен от них. Я ищу способ очистить его от этой грязной магии. Я ответил на твой вопрос, Арригон?
Гирканец кивнул. И добавил:
— Я не стану тебя спрашивать о том, как умер Велизарий…
— Не лучшим образом, — фыркнул Конан.
— Т-ты уб-бил его? — вмешался Вульфила. Он побледнел, раздул ноздри. — А к-как же к-кол-дун?
— Что — колдун? — не понял киммериец.
— К-колдун д-должен был его защитить! — взорвался Вульфила. — Я же говорил, что этим к-колдунам н-нельзя верить!
— Не было никакого колдуна! — рявкнул Конан. — Как вы до сих пор этого не поняли! Велизарий и был колдуном, а вы ему служили. Вы, воины!
Наступило тягостное молчание. Потом Арригон отступил на шаг.
— Не знаю, что тебе и сказать, киммериец. Ты убил человека, который был нашим вождем, нашим благодетелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов