— А вам никогда не приходилось бродить по улицам столицы в связь-фуражке и показывать гостям города места расположения общественных уборных?
Нам своих проблем хватает. А движение на главных проспектах регулировать и с туристами общаться, не наше дело.
— Молчите? — продолжил Директор и неожиданно пхнул в бок захрапевшего Герасима. — Вас спрашивают!
— Мм, — недовольно простонал несчастный Гера.
— А ты попререкайся! Развели тут, понимаешь, ночлежку.
За Герасима обидно. Человек, можно сказать, себя не щадит, на работе сгорает до самого конца, а его ногами.
Нет. Директор нас, конечно, любит. И заботиться о нас постоянно. Как праздник, обязательно грамоту или медальку приказом оформит. Правда, после праздника другим приказом все отнимает, но ведь внимание и спасателю приятно.
Мы часто у Директора в кабинете бываем. Выстроит он нас перед столом, Герасима на стулья подле стены уложит и любуется. Молча. А мы, как глупые спасатели, разглядываем пол, на котором красным мрамором выложен девиз подразделения 000: — «Каждый спасатель мечтает стать Директором, но не каждый Директор способен стать спасателем».
— Вот что, молодцы! — Директор спрыгнул со скамейки, оставив на ней протекторы фирменных ботинок. Боб в очередной раз скорчил кислую физиономию. — Бросайте метла и встаньте передо мной, как спасатели перед своим Директором. Сергеев, доложите, как положено.
Придерживая Герасима под мышки, мы вытянулись более-менее в постойке смирно:
— Команда спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать по вашему приказу построена, — не отдавая честь, руки Герасимом заняты, доложился я. — И хотя служащие подразделений 000 не подчиняются постовым регулировщикам… — смех Боба и полусонное хихиканье Герасима. — Мы рады вас приветствовать, товарищ Директор.
— Договоришься, Сергеев, — погрозил мне регулировочным жезлом Директор. — А теперь слушайте меня внимательно. Только что получен приказ. Отстранить вас от штрафных работ по благоустройству города и отправить команду по вызову. В городе ЧП, товарищи. И столица ждет вашей помощи.
Нюх спасателя меня никогда не подводил. Интересно, что случилось на этот раз? Перевозка мебели, или сбор кофе на подшефных полях?
— На шпиле Восточной башни сидит человек и взывает о помощи!
— Не! — разом замотали мы подбородками. — Мы лучше улицы подметать будем. Чистота улиц нам дороже.
— Я понимаю, что собирать бутылки безопасней, — по-доброму, по-хорошему, улыбнулся Директор. — Но человек, забравшийся на Восточную башню не рядовой налогоплательщик. Это…
Директор обнял нас могучим захватом и прошептал имя сумасшедшего, который с дуру залез не туда, куда следовало.
У нас вытянулись лица и мы сказали: — «О-о-о!»
— Полное восстановление в правах. Досрочное освобождение от штрафных работ. Зеленый свет на все действия. Ящик медалей, коробка грамот и мои личные благодарности.
Сбросив с себя недовольно постанывающего Герасима, я вытащил из кармана черный, с красной окантовкой, связь-берет спасателя и, придвинув микрофон вплотную ко рту, воззвал к спецмашине подразделения 000:
— Мыша! Командир на связи! Быстро сюда. У нас вызов!
Не успел я договорить, как из-за кустов, подминая гусеницами и колесами скамейки и скульптуры, вылетела Милашка. Даю один нарукавный шеврон на отрыв, что бессовестная машина подслушивала нас и только ждала команды, чтобы показать свою прыть.
— Командор! Спецмашина подразделения 000 к выполнению любого задания готова. Все механизмы в исправности. Все ядерные топки на полной мощности. Центральный мозг выведен на проектную мощность.
— Начать срочную погрузку команды! Закончить срочную погрузку команды. Товарищ Директор, разрешите приступить к выполнению задания?
Директор махнул рукой, разрешая.
— С российским двуглавым орлом, — напутствовал он. — Летите, сынки. Берегите Герасима. И помните, что от вас сейчас зависит судьба нашей Родины. Если что, я в центре Службы.
Пробежав глазами по приборам, и убедившись, что все функционирует согласно описанию, я повернулся к Бобу.
— Ну что, американец. Покажем, что такое дружба народов?
Боб, хрустя пальцами, кровожадно стрельнул глазами по личному сейфу:
— Сделаем все по высшему разряду, командир. Я готов.
— Милашка! Рабочий режим. Направление, надеюсь, известно. Свяжись с диспетчерской и запроси дополнительные сведения. Вперед.
Спецмашина подразделения 000, не дожидаясь дополнительных команд, врубила все наружные габариты, включила на полную мощность ревуны и, содрав гусеницами плодородный слой чернозема вместе с ухоженными клумбами, бросилась в указанном направлении.
— Дополнительные сведения об Объекте на шестнадцатом мониторе, — завывая от перенапряжения ядерных топок, доложила Милашка.
— Командир, вслух можно? — попросил второй номер.
— Можно. Значит так. Дела неважнецкие. Объект находится на самом конце шпиля Восточной башни. Ориентировочно уже два часа. Руки закоченели, ноги застыли. Того гляди свалится. Как он туда забрался, никому не известно. Охрана пробовала снять его с воздуха, но не получилось. Сильный ветер. Макушка башни дергается с амплитудой во столько-то метров.
— Не сладко ему там, — посочувствовал американец.
— Ни внутренних, ни наружных лестниц нет. Восточная башня была построена в конце двадцатого века для неизвестных целей. Несколько раз горела, пока не пришла в негодное состояние. Сто двадцать лет назад начала падать. Дабы избежать разрушений все внутренности залили стеклобетоном. Угол наклона двадцать пять градусов.
— Памятник старины?
— Возможно. Не отвлекай. Судя по данным из диспетчерской, там сейчас уйма народу. И никто не знает что делать.
— А мы знаем?
— И мы пока не знаем. На месте разберемся. Ведь мы спасатели. Правильно Боб?
Боб улыбнулся кончиками губ. Он всегда так улыбается, если впереди трудная и сложная работа.
— Милашка! Далеко до места?
— Практически прибыли, командор. Здесь тройное оцепление. Все перекрыто. Если будут проверять допуски, потеряем много времени.
— Систему оповещения по первому разряду, — приказал я, судорожно вставляя в уши затычки. Второй номер сделал тоже самое. О Герасиме мы не беспокоились. Третий номер внутренним чутьем всегда угадывал действия спецмашины и принимал адекватные меры по безопасности.
Милашка заржала динамиками, сверкнула предупредительными огоньками приборов и перешла на аварийную систему оповещения по первому разряду.
Представьте себе несущуюся громадину спецмашины подразделения 000. Все, что можно растопырено, все, что можно включено. Гладкая, словно мыльница. Черная, словно ночь. По бокам вереница огней. Спереди и сзади испепеляющий свет фар. Из многочисленных многоваттных усилителей непереносимый грохот, вой и визг. Из установок подавления тихий шелест ультразвука, сжимающий в недобром предчувствии сердце.
Когда спецмашина мчится по городу на аварийной системе оповещения по первому разряду в близлежащих домах перекрывается холодная и горячая вода, гаснет свет, заканчивается отопление и дохнут, занесенные в Красную книгу, тараканы.
Не случайно в народе бытует поговорка: — «Если в кране нет воды, значит, выпили спасатели подразделения 000». Или наоборот: — «Если в кране есть вода, значит, спасатели подразделения 000 даже близко не проезжали». Нас, спасателей, народ любит.
Миновав на полной скорости три ряда оцепления, по ходу смяв пластиковые надолбы и титановые «ежи», мы подкатили к Восточной башне. Здесь уже командовали другие ребята, и нам пришлось притормозить. Не давить же вставших на пути людей в черных контактных линзах?!
— И эти здесь, — пробормотал Боб, застегивая комбинезон на все кнопки.
— Куда без них, — согласился я, поправляя связь-наушники, как того требовали правила Службы. — Приказ по команде. Ни с кем кроме меня радио разговоры не вести, на вопросы без Директора не отвечать, запечатать все люки, кроме парадного, в глаза никому не смотреть. И вообще, не дерзите, не хамите и в драку не лезьте. Переговоры беру на себя.
В парадный люк позвонили.
— Не запылились, — прошептала Милашка тише обычного. — Командор! Может, спуститесь? А то на борт пускать их… Потом не выгонишь.
— Иду вниз, — принял я смелое решение. Снял с груди все ордена, медали, вынул из карманов документы, сложил все в коробку и передал Бобу. — Если что… Ты знаешь, кому это отдать.
Американец смотрел на меня со слезами на глазах. Наверно, он так до конца и не верит, что я собираюсь выйти из Милашки и пообщаться с ребятами в черных контактных линзах.
— Я… все сделаю, командир. Я… тебя никогда не забуду.
— Ну, ну, Боб, — прижал я американца к груди. — Не все так плохо. Мы на работе, они на работе. Должна же быть в мире справедливость. Прорвемся. Э-эх! Была, не была! Мыша, родимая! Надеюсь, в стволе твоего пулемета есть одна пуля для меня?
Из динамиков донеслись сдержанные рыдания. Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать не только уважала, но и любила своего командира. За что? А черт ее машину знает?
Покорчив перед стерео зеркалом мужественные рожицы, я кивнул внутреннему глазу Милашки. Открывай, мол, спецмашина двери. Командор идет на встречу с вохровцами.
Если не возражаете, немного истории.
Служба ВОХР — Вооруженная Охрана Ходячих Раритетов — была организована задолго до появления подразделения 000. Весьма и весьма секретная служба по организации безопасности неких государственных лиц. О ребятах в черных контактных линзах известно немного. Говорили, что на заре своего существования вохровцы занимались охраной государственных складов и мелкооптовых магазинов. И что в составе Службы ВОХР были преимущественно старенькие бабушки, большинство из которых вряд ли могли попасть белке в глаз с расстояния менее одного метра. Но все это, я думаю, наглое вранье.
Государственная служба ВОХР была, есть и будет самой могущественной, самой таинственной и самой влиятельной организацией в стране. Да и во всем мире, пожалуй. Это и есть самая настоящая правда.
Ребята в черных контактных линзах имели столько полномочий, сколько не снилось спасателям подразделения 000. Никто и никогда не смел указывать им, что делать, как делать и когда открывать огонь на поражение. Никто никогда не ограничивал их в средствах, и в праве выбора и применения оружия. Вохровцы, используя самые современные достижения науки и техники, охраняли очень высокопоставленных клиентов. Двух, трех, на всю страну. И надо отдать им должное, с работой они справлялись.
Одним словом, мы, спасатели, даже в подметки не годились серьезным ребятам в черных кантатных линзах.
— А где хлеб с солью?
Я, смущенный заданным вопросом, топтался на нижней ступеньке эскалатора Милашки. Необычный прием, оказанный мне, говорил о том, что у человека в черных линзах есть немного юмора. Обычно вохровцы тыкали в бок пистолет, а уж потом спрашивали, что и кому здесь надо.
Вохровец без погон и шевронов, но с глубоким шрамом поперек лица, не моргая, внимательно смотрел на меня. От этого взгляда стыла венозная кровь и закипала артериальная.
— Майор Сергеев я, — представился я, попытавшись поднять руку для отдания чести.
Не позволили. Навалилось человек пять. Прижали к пластику и размазали об него все лицо.
— Лежать! Руки за голову! Ноги врозь! — шептали они горячим воздухом в затылок. Говорить, а тем более кричать громко, им не позволял устав. Вохровец должен быть тих, незаметен, бесстрашен и ужасен.
— Лежу, — стонать с прижатым к дороге ртом не слишком удобно, но промолчать я не мог. Совсем бы на узел закрутили.
— Кто такие? — прошептал человек в черных контактных линзах, встретивший меня у трапа.
— Команда подразделения три нуля за номером тринадцать прибыла для проведения секретной спасательной операции по снятию со шпиля Восточной башни товарища …
Прижали посильней, и имя Объекта заглушила дорога. Я и сам понял, что сделал глупость. Правильно Герасим меня учил: — «Молчание, серебро, а слово, мордой об дорогу».
— Документы есть, или как всегда спрятали? — наклонился надо мной вохровец.
Из всех документов при мне был лишь письменный приказ Директора в виде серебряной таблички, который приказывал всем от имени правительства оказывать «подателю сего» всяческую помощь, обеспечивать бесплатный проезд во всех видах транспорта. Выдавать три раза в день горячую пищу и не заставлять убирать грязную посуду со стола. Эти льготы действовали по всей территории России, включая автономные деревни и кишлаки.
Но эти льготы, а также и на само письмо Директора вохровцам было наплевать.
— Нулевики! — процедил сквозь зубы человек в черных контактных линзах. Вохровцы никогда не любили спасателей, считая, что они выскочки, воображалы и бездельники.
— Они самые, — выдавил я из себя несколько слов. — Может, встанете с меня?
Перед тем, как освободить тело от груза пяти вохровцев, меня тщательно обыскали, прощупали и пощекотали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Нам своих проблем хватает. А движение на главных проспектах регулировать и с туристами общаться, не наше дело.
— Молчите? — продолжил Директор и неожиданно пхнул в бок захрапевшего Герасима. — Вас спрашивают!
— Мм, — недовольно простонал несчастный Гера.
— А ты попререкайся! Развели тут, понимаешь, ночлежку.
За Герасима обидно. Человек, можно сказать, себя не щадит, на работе сгорает до самого конца, а его ногами.
Нет. Директор нас, конечно, любит. И заботиться о нас постоянно. Как праздник, обязательно грамоту или медальку приказом оформит. Правда, после праздника другим приказом все отнимает, но ведь внимание и спасателю приятно.
Мы часто у Директора в кабинете бываем. Выстроит он нас перед столом, Герасима на стулья подле стены уложит и любуется. Молча. А мы, как глупые спасатели, разглядываем пол, на котором красным мрамором выложен девиз подразделения 000: — «Каждый спасатель мечтает стать Директором, но не каждый Директор способен стать спасателем».
— Вот что, молодцы! — Директор спрыгнул со скамейки, оставив на ней протекторы фирменных ботинок. Боб в очередной раз скорчил кислую физиономию. — Бросайте метла и встаньте передо мной, как спасатели перед своим Директором. Сергеев, доложите, как положено.
Придерживая Герасима под мышки, мы вытянулись более-менее в постойке смирно:
— Команда спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать по вашему приказу построена, — не отдавая честь, руки Герасимом заняты, доложился я. — И хотя служащие подразделений 000 не подчиняются постовым регулировщикам… — смех Боба и полусонное хихиканье Герасима. — Мы рады вас приветствовать, товарищ Директор.
— Договоришься, Сергеев, — погрозил мне регулировочным жезлом Директор. — А теперь слушайте меня внимательно. Только что получен приказ. Отстранить вас от штрафных работ по благоустройству города и отправить команду по вызову. В городе ЧП, товарищи. И столица ждет вашей помощи.
Нюх спасателя меня никогда не подводил. Интересно, что случилось на этот раз? Перевозка мебели, или сбор кофе на подшефных полях?
— На шпиле Восточной башни сидит человек и взывает о помощи!
— Не! — разом замотали мы подбородками. — Мы лучше улицы подметать будем. Чистота улиц нам дороже.
— Я понимаю, что собирать бутылки безопасней, — по-доброму, по-хорошему, улыбнулся Директор. — Но человек, забравшийся на Восточную башню не рядовой налогоплательщик. Это…
Директор обнял нас могучим захватом и прошептал имя сумасшедшего, который с дуру залез не туда, куда следовало.
У нас вытянулись лица и мы сказали: — «О-о-о!»
— Полное восстановление в правах. Досрочное освобождение от штрафных работ. Зеленый свет на все действия. Ящик медалей, коробка грамот и мои личные благодарности.
Сбросив с себя недовольно постанывающего Герасима, я вытащил из кармана черный, с красной окантовкой, связь-берет спасателя и, придвинув микрофон вплотную ко рту, воззвал к спецмашине подразделения 000:
— Мыша! Командир на связи! Быстро сюда. У нас вызов!
Не успел я договорить, как из-за кустов, подминая гусеницами и колесами скамейки и скульптуры, вылетела Милашка. Даю один нарукавный шеврон на отрыв, что бессовестная машина подслушивала нас и только ждала команды, чтобы показать свою прыть.
— Командор! Спецмашина подразделения 000 к выполнению любого задания готова. Все механизмы в исправности. Все ядерные топки на полной мощности. Центральный мозг выведен на проектную мощность.
— Начать срочную погрузку команды! Закончить срочную погрузку команды. Товарищ Директор, разрешите приступить к выполнению задания?
Директор махнул рукой, разрешая.
— С российским двуглавым орлом, — напутствовал он. — Летите, сынки. Берегите Герасима. И помните, что от вас сейчас зависит судьба нашей Родины. Если что, я в центре Службы.
Пробежав глазами по приборам, и убедившись, что все функционирует согласно описанию, я повернулся к Бобу.
— Ну что, американец. Покажем, что такое дружба народов?
Боб, хрустя пальцами, кровожадно стрельнул глазами по личному сейфу:
— Сделаем все по высшему разряду, командир. Я готов.
— Милашка! Рабочий режим. Направление, надеюсь, известно. Свяжись с диспетчерской и запроси дополнительные сведения. Вперед.
Спецмашина подразделения 000, не дожидаясь дополнительных команд, врубила все наружные габариты, включила на полную мощность ревуны и, содрав гусеницами плодородный слой чернозема вместе с ухоженными клумбами, бросилась в указанном направлении.
— Дополнительные сведения об Объекте на шестнадцатом мониторе, — завывая от перенапряжения ядерных топок, доложила Милашка.
— Командир, вслух можно? — попросил второй номер.
— Можно. Значит так. Дела неважнецкие. Объект находится на самом конце шпиля Восточной башни. Ориентировочно уже два часа. Руки закоченели, ноги застыли. Того гляди свалится. Как он туда забрался, никому не известно. Охрана пробовала снять его с воздуха, но не получилось. Сильный ветер. Макушка башни дергается с амплитудой во столько-то метров.
— Не сладко ему там, — посочувствовал американец.
— Ни внутренних, ни наружных лестниц нет. Восточная башня была построена в конце двадцатого века для неизвестных целей. Несколько раз горела, пока не пришла в негодное состояние. Сто двадцать лет назад начала падать. Дабы избежать разрушений все внутренности залили стеклобетоном. Угол наклона двадцать пять градусов.
— Памятник старины?
— Возможно. Не отвлекай. Судя по данным из диспетчерской, там сейчас уйма народу. И никто не знает что делать.
— А мы знаем?
— И мы пока не знаем. На месте разберемся. Ведь мы спасатели. Правильно Боб?
Боб улыбнулся кончиками губ. Он всегда так улыбается, если впереди трудная и сложная работа.
— Милашка! Далеко до места?
— Практически прибыли, командор. Здесь тройное оцепление. Все перекрыто. Если будут проверять допуски, потеряем много времени.
— Систему оповещения по первому разряду, — приказал я, судорожно вставляя в уши затычки. Второй номер сделал тоже самое. О Герасиме мы не беспокоились. Третий номер внутренним чутьем всегда угадывал действия спецмашины и принимал адекватные меры по безопасности.
Милашка заржала динамиками, сверкнула предупредительными огоньками приборов и перешла на аварийную систему оповещения по первому разряду.
Представьте себе несущуюся громадину спецмашины подразделения 000. Все, что можно растопырено, все, что можно включено. Гладкая, словно мыльница. Черная, словно ночь. По бокам вереница огней. Спереди и сзади испепеляющий свет фар. Из многочисленных многоваттных усилителей непереносимый грохот, вой и визг. Из установок подавления тихий шелест ультразвука, сжимающий в недобром предчувствии сердце.
Когда спецмашина мчится по городу на аварийной системе оповещения по первому разряду в близлежащих домах перекрывается холодная и горячая вода, гаснет свет, заканчивается отопление и дохнут, занесенные в Красную книгу, тараканы.
Не случайно в народе бытует поговорка: — «Если в кране нет воды, значит, выпили спасатели подразделения 000». Или наоборот: — «Если в кране есть вода, значит, спасатели подразделения 000 даже близко не проезжали». Нас, спасателей, народ любит.
Миновав на полной скорости три ряда оцепления, по ходу смяв пластиковые надолбы и титановые «ежи», мы подкатили к Восточной башне. Здесь уже командовали другие ребята, и нам пришлось притормозить. Не давить же вставших на пути людей в черных контактных линзах?!
— И эти здесь, — пробормотал Боб, застегивая комбинезон на все кнопки.
— Куда без них, — согласился я, поправляя связь-наушники, как того требовали правила Службы. — Приказ по команде. Ни с кем кроме меня радио разговоры не вести, на вопросы без Директора не отвечать, запечатать все люки, кроме парадного, в глаза никому не смотреть. И вообще, не дерзите, не хамите и в драку не лезьте. Переговоры беру на себя.
В парадный люк позвонили.
— Не запылились, — прошептала Милашка тише обычного. — Командор! Может, спуститесь? А то на борт пускать их… Потом не выгонишь.
— Иду вниз, — принял я смелое решение. Снял с груди все ордена, медали, вынул из карманов документы, сложил все в коробку и передал Бобу. — Если что… Ты знаешь, кому это отдать.
Американец смотрел на меня со слезами на глазах. Наверно, он так до конца и не верит, что я собираюсь выйти из Милашки и пообщаться с ребятами в черных контактных линзах.
— Я… все сделаю, командир. Я… тебя никогда не забуду.
— Ну, ну, Боб, — прижал я американца к груди. — Не все так плохо. Мы на работе, они на работе. Должна же быть в мире справедливость. Прорвемся. Э-эх! Была, не была! Мыша, родимая! Надеюсь, в стволе твоего пулемета есть одна пуля для меня?
Из динамиков донеслись сдержанные рыдания. Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать не только уважала, но и любила своего командира. За что? А черт ее машину знает?
Покорчив перед стерео зеркалом мужественные рожицы, я кивнул внутреннему глазу Милашки. Открывай, мол, спецмашина двери. Командор идет на встречу с вохровцами.
Если не возражаете, немного истории.
Служба ВОХР — Вооруженная Охрана Ходячих Раритетов — была организована задолго до появления подразделения 000. Весьма и весьма секретная служба по организации безопасности неких государственных лиц. О ребятах в черных контактных линзах известно немного. Говорили, что на заре своего существования вохровцы занимались охраной государственных складов и мелкооптовых магазинов. И что в составе Службы ВОХР были преимущественно старенькие бабушки, большинство из которых вряд ли могли попасть белке в глаз с расстояния менее одного метра. Но все это, я думаю, наглое вранье.
Государственная служба ВОХР была, есть и будет самой могущественной, самой таинственной и самой влиятельной организацией в стране. Да и во всем мире, пожалуй. Это и есть самая настоящая правда.
Ребята в черных контактных линзах имели столько полномочий, сколько не снилось спасателям подразделения 000. Никто и никогда не смел указывать им, что делать, как делать и когда открывать огонь на поражение. Никто никогда не ограничивал их в средствах, и в праве выбора и применения оружия. Вохровцы, используя самые современные достижения науки и техники, охраняли очень высокопоставленных клиентов. Двух, трех, на всю страну. И надо отдать им должное, с работой они справлялись.
Одним словом, мы, спасатели, даже в подметки не годились серьезным ребятам в черных кантатных линзах.
— А где хлеб с солью?
Я, смущенный заданным вопросом, топтался на нижней ступеньке эскалатора Милашки. Необычный прием, оказанный мне, говорил о том, что у человека в черных линзах есть немного юмора. Обычно вохровцы тыкали в бок пистолет, а уж потом спрашивали, что и кому здесь надо.
Вохровец без погон и шевронов, но с глубоким шрамом поперек лица, не моргая, внимательно смотрел на меня. От этого взгляда стыла венозная кровь и закипала артериальная.
— Майор Сергеев я, — представился я, попытавшись поднять руку для отдания чести.
Не позволили. Навалилось человек пять. Прижали к пластику и размазали об него все лицо.
— Лежать! Руки за голову! Ноги врозь! — шептали они горячим воздухом в затылок. Говорить, а тем более кричать громко, им не позволял устав. Вохровец должен быть тих, незаметен, бесстрашен и ужасен.
— Лежу, — стонать с прижатым к дороге ртом не слишком удобно, но промолчать я не мог. Совсем бы на узел закрутили.
— Кто такие? — прошептал человек в черных контактных линзах, встретивший меня у трапа.
— Команда подразделения три нуля за номером тринадцать прибыла для проведения секретной спасательной операции по снятию со шпиля Восточной башни товарища …
Прижали посильней, и имя Объекта заглушила дорога. Я и сам понял, что сделал глупость. Правильно Герасим меня учил: — «Молчание, серебро, а слово, мордой об дорогу».
— Документы есть, или как всегда спрятали? — наклонился надо мной вохровец.
Из всех документов при мне был лишь письменный приказ Директора в виде серебряной таблички, который приказывал всем от имени правительства оказывать «подателю сего» всяческую помощь, обеспечивать бесплатный проезд во всех видах транспорта. Выдавать три раза в день горячую пищу и не заставлять убирать грязную посуду со стола. Эти льготы действовали по всей территории России, включая автономные деревни и кишлаки.
Но эти льготы, а также и на само письмо Директора вохровцам было наплевать.
— Нулевики! — процедил сквозь зубы человек в черных контактных линзах. Вохровцы никогда не любили спасателей, считая, что они выскочки, воображалы и бездельники.
— Они самые, — выдавил я из себя несколько слов. — Может, встанете с меня?
Перед тем, как освободить тело от груза пяти вохровцев, меня тщательно обыскали, прощупали и пощекотали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50