Прежде чем ты начнешь возражать, я должен признаться, что понятия не имею, что такое эта душа и действительно ли она существует, но все же я убежден, что у людей она есть. Это нечто важное, живое, что является центром их существа и чего нет у нас. Нам неведомы страсти. Нам не дано, мы просто не в состоянии беспокоиться о чем-то, что выходит за пределы наших программ или наших законов. Люди, у которых есть душа, есть эмоции, есть желания, могут беспокоиться о вещах, которые не имеют никакого отношения к ним самим. Они думают о чем-то абстрактном, может, даже совершенно бессмысленном. Они связаны с миром так, как нам никогда не удастся взаимодействовать с ним.
Я сижу в этой камере, потому что думал об абстрактных принципах, – заявил Просперо. – Я беспокоился о свободе Новых роботов.
– Тот вид свободы, который ты имеешь в виду, неосязаем, но ни в коей мере не абстрактен. Ты хочешь идти куда тебе угодно, делать то, что тебе угодно, и чтобы тебя никто не заставлял делать то, что тебе не нравится. В этом нет ничего абстрактного. Это понятно и объяснимо.
– Позже я готов поспорить с тобой на эту тему, но сейчас я оставлю это так, – вяло отозвался Просперо. – Продолжай, расскажи мне о других прекрасных качествах человечества.
– Изволь, – мягко сказал Калибан. – В-третьих, природа не бывает логичной или справедливой. Нигде не написано, что с высшими созданиями следует обращаться соответственно. История людей – это история ошибок; индивидуальности, общества, расы, целые планеты и звездные системы заслуживали много худшего – или много лучшего – обращения со стороны несправедливой и нелогичной природы. Может быть, у людей нет никаких оснований для их прав, как и у нас. А может, и наоборот. В-четвертых, люди – творцы. А роботы нет. Даже вы, Новые роботы, с Четвертым Законом, который приказывает вам делить все, что вам угодно, даже вы не в состоянии привнести в мир что-то новое. Вы строите планы побегов, но не новые здания. Вы разрабатываете усовершенствованные детали и приспособления для Новых роботов. Но не изобретаете новых механизмов для новых целей. Роботы способны создавать произведения совершенной красоты, но не могут выдумывать их сами.
– Новые роботы – это новая раса, ей нет еще и года! – запротестовал Просперо. – Разве у нас была возможность доказать, что мы обладаем творческими способностями?
– У вас могло быть сто лет и десять тысяч, но ничего бы не изменилось, – разочаровал его Калибан. – Вы усовершенствуете уже существующие вещи, эти усовершенствования пойдут на пользу только вам самим или, скажем, вашей компании. Но вы никогда не сумеете создать что-либо новое или оригинальное, как молоток не может подобрать себе что-то иное, кроме подходящего гвоздя. Роботы – это инструменты в руках творческих людей.
Это подводит нас к пятому, и самому важному, пункту, – закончил Калибан, – который завершает и собирает воедино все мои предыдущие аргументы. Люди – по крайней мере некоторые – обладают способностью находить смысл жизни вне самих себя. Существование роботов не имеет смысла вне себя самих и вне мира людей. Я слыхал разные истории, почти легенды, о целых городах роботов, где не было ни одного человека – бесцельное и бессмысленное существование, как жизнь машин, которые автоматически отключаются, пока кто-то не обратится к ним с приказом.
– Я терпеливо выслушал все твои соображения, дружище Калибан, хотя мне было трудновато не вмешаться и не прервать твою речь, – сказал Просперо. – Я нахожу довольно возмутительным то, что ты такого невысокого мнения о себе самом.
– Напротив, я ценю себя весьма высоко. Я – существо сложное и развитое. Но я не способен творить. Ни в каком значимом смысле. Не роботы создали человеческую расу, а именно люди смогли сотворить роботов. Что бы мы ни делали, мы всегда подражаем людям. Как бы ни были автоматизированы или усложнены наши действия, как много роботехников и специалистов по программированию ни возились бы с нашим оборудованием, все это основано на стремлениях людей, которые уходят корнями в далекое прошлое.
– Все это отговорки низших существ, – возразил Просперо. – Я слышал подобное от многих Трехзаконных роботов, которые пытались доказать превосходство человеческой расы. Мне странно слышать это от тебя. Это слишком шаткие аргументы. Существует масса примеров, когда посредственности создавали великие творения. Женщина с обычным интеллектом производила на свет гения, или, например, сама жизнь ведет начало от неживой молекулы. Наследие человечества состоит в создании машин, которые могут то, на что люди неспособны. Если бы не способность делать машины, в том числе и роботов, более совершенных, чем они сами, люди никогда бы не слезли с дерева.
– Заметь, что тебе снова и снова приходится ссылаться на людей, чтобы оправдать место Новых роботов в мире, – молвил Калибан. – Людям же нет никакой необходимости объяснять свое существование, ссылаясь при этом на роботов.
– Если ты так предубежден против роботов, почему тогда ты сидишь в этой камере? – съязвил Просперо. – Ты рисковал своей жизнью ради каких-то низших существ. Почему?
Калибан немного помолчал, прежде чем ответить.
– Я точно не знаю, – наконец сказал он. – Может, потому, что я сам до конца не верю в то, что говорил. Может, оттого, что я надеюсь на лучшее сильней, чем могу признать. А может, потому, что больше нет ничего, совершенно ничего, что придало бы моей жизни смысл.
– Будем надеяться, что ты проживешь достаточно долго, чтобы найти этот самый смысл, – заметил Просперо.
Калибан не ответил и сел на пол. В том-то все и дело. Грег сказал об этом тогда, в кабинете. Он намеревался уничтожить Новых роботов, и Калибан не мог надеяться, что его, робота без Законов, не отнесут к той же категории.
Может быть, всего лишь может быть, что смерть Грега была отсрочкой для них. Смерть человека – сомнительное основание для надежд, но все может быть. А вдруг преемник Грега отменит это решение?
Это слабая надежда, но большего у Новых роботов не было вовсе. Все держалось на волоске. Кроме того, если все они погибнут под выстрелами бластера, какая разница – были ли Новые роботы высшей расой?
13
Альвар Крэш был один. Один во всей Резиденции, в доме, где погиб Грег, один в комнате, где Грег занимался делами. Один, если не считать Дональда. Дональд наотрез отказался оставить его даже на секунду после того, как Телмхок сообщил Крэшу, что он стал Правителем. Собственно говоря, Крэш был этому даже рад. Мало ли кто еще может пролезть сюда, испортить роботов и заявиться с бластером наперевес? Нет, славно, что он сидит здесь с роботом, которому может полностью довериться. Хорошо, что Дональд стоит в стенной нише и следит, чтобы все было в порядке.
Но ему хотелось, чтобы Фреда тоже была рядом. Чтобы давать ему советы, прислушиваться к его словам, да и просто быть рядом . Она сумела бы помочь ему ответить на некоторые вопросы. Пока все, что у него было, – это вопросы.
«Что дальше? – спрашивал себя Альвар. – Какова моя задача в этом мире? Должен ли я принять пост Правителя и править планетой или остаться шерифом и найти убийцу Грега? Смогу ли я совместить эти два дела?» Ему показалось, что он разделился, разрываясь между двумя общественными положениями, двумя обязанностями – новыми и старыми. У него не было никакого желания отказываться от должности шерифа, чтобы принять пост Правителя. Ему нравилось быть шерифом. Он неплохо справлялся со своими обязанностями. И знал, что расследование убийства своего предшественника будет его последним делом. Может, ему важнее даже остаться на этой должности подольше. Но все это не имело значения, совершенно не имело. Он не мог прекратить расследование, как не мог и отказаться от поста Правителя.
Крэш сидел в кабинете Правителя, который теперь был – с ума сойти! – его кабинетом, в бывшем кабинете Грега, в кабинете убитого человека. Он сидел в громоздком троноподобном кресле, за мраморным столом мертвеца, и даже не думал о том, что его сейчас окружает. Он читал письмо мертвого человека.
Письмо Хэнто Грега, написанное меньше чем десять дней назад. Крэш прочел его уже раз пять и все-таки возвращался к нему снова и снова.
«Моему старому и верному врагу» – так начиналось письмо.
У Грега всегда было странное чувство юмора. Но как бы там ни было, этим все сказано, подумал Крэш. Он и Грег всегда уважали друг друга, даже симпатизировали друг другу, хотя никогда не могли прийти к согласию по многим вопросам. Они оба знали, что являются соперниками, честными и достойными.
Крэш углубился в чтение.
«Моему старому и верному врагу.
Дорогой шериф Крэш!
Если вы читаете эти строки, значит, я встретил внезапный или насильственный конец».
Внезапный или насильственный конец! Случайный оборот или он подразумевал это буквально, сознательно или нет?
«…и вы приняли мой пост».
Не «унаследовали», отметил Крэш. Не «заступили», или «заняли», или «были назначены». Нет, «приняли» было самым верным словом. Он принял на себя тяжкое бремя.
«Совсем недавно на вашем месте мог бы быть прежний Назначенный, Шелабас Квеллам, который сидел бы там, где вы сейчас, и думал, что бы такого натворить. Но события предвещали близкую катастрофу, и я чувствовал, что штурвал может удержать только сильная рука, много сильнее Шелабаса.
Я избрал вас новым Назначенным, потому что вы человек честный и сильный, готовый взять на себя то, что вам предстоит. Я не сомневаюсь, что вам не хочется быть Правителем; я избрал вас отчасти и поэтому тоже. Мой пост – а теперь ваш пост – наделяет человека слишком большой властью, чтобы передавать его в руки того, кто любит власть саму по себе. Этот пост – для того, кто пользуется властью, чтобы решать назревшие задачи. Сесть в кресло Правителя достоин тот человек, который понимает, что главное – не власть, а именно решение насущных задач.
Я собираюсь потянуть время, прежде чем сообщить вам о вашем Назначении. Вы трудный кандидат, и мне не хотелось бы обсуждать с вами этот вопрос сейчас, когда нам предстоит еще много совместных дел. Одним словом, я не хочу говорить вам о вашем Назначении, пока у вас будет хотя бы малейший шанс отказаться от этого поста. Правда, есть и другие причины, и я пишу это письмо отчасти из-за того, чтобы убедить самого себя, что оно никогда не будет прочитано. Я понимаю, что если скажу вам о своем решении, когда дела будут идти из рук вон плохо, вы можете счесть свое Назначение чем-то вроде угрозы или даже взятки, но это не так. Я выбрал вас, поскольку вы являетесь самым подходящим человеком, который способен взять на себя обязанности Правителя и возглавить правительство в целом. Моя смерть сама по себе только подтолкнет назревший кризис, и лишь сильная рука сможет удержать кормило власти. Лишь такая рука, как ваша.
Все это только примерный набросок. Время от времени я буду дописывать это письмо, предлагая свои рассуждения по поводу того, с чем вы столкнетесь в ближайшем будущем, и тех решений, которые вам предстоит принять. В настоящий момент передо мной стоят две задачи, которые я обязан разрешить как можно скорее.
Первая – это проблема, касающаяся Новых роботов. Сейчас я пришел к выводу, что разрешение на их создание было ошибкой».
– Наконец-то он это признал, – пробормотал Крэш себе под нос.
– Прошу прощения, сэр? – откликнулся Дональд.
– Ничего, Дональд, ничего.
Он продолжал читать:
«…разрешение на их создание было ошибкой. Возможно, в другое время, в другом месте и при иных обстоятельствах эти роботы стали бы великим и многообещающим экспериментом. Но здесь и сейчас они ухудшили и без того шаткое положение вещей. Как вы сами знаете, даже лучше, чем я, они превратились в средоточие целой отрасли преступного мира. Не так ощутимо, но, может, даже более серьезно и то, что они тормозят работу Климатического центра в Лимбе. Они почти втрое менее продуктивны, чем такое же количество Трехзаконных роботов, и создается впечатление, что за многими неполадками и сбоями на станции стоят именно они. Вскоре я собираюсь посетить Лимб и попытаться прояснить создавшуюся ситуацию.
Основная проблема состоит в том, что Новые роботы – это такая ошибка, которую отнюдь не легко исправить. Даже с таким перевесом использования преимущественно роботов на работах по изменению климата на Терра Гранде, мы испытываем сильный недостаток в рабочих руках. Даже по простым экономическим причинам я не могу отдать приказ об уничтожении всех Новых роботов и замене их на роботов с Тремя Законами. Пусть Новые роботы трудятся не так упорно, как Трехзаконные, но они трудятся.
В то же время я не могу пойти на то, чтобы публично признать, что Новые роботы были ошибкой. Я осмелился признаться в этом только вам, и лишь потому, что буду покоиться с миром, когда вы прочтете эти строки. Меня не волнует, что общественность посчитает меня идиотом – возможно, они будут правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Я сижу в этой камере, потому что думал об абстрактных принципах, – заявил Просперо. – Я беспокоился о свободе Новых роботов.
– Тот вид свободы, который ты имеешь в виду, неосязаем, но ни в коей мере не абстрактен. Ты хочешь идти куда тебе угодно, делать то, что тебе угодно, и чтобы тебя никто не заставлял делать то, что тебе не нравится. В этом нет ничего абстрактного. Это понятно и объяснимо.
– Позже я готов поспорить с тобой на эту тему, но сейчас я оставлю это так, – вяло отозвался Просперо. – Продолжай, расскажи мне о других прекрасных качествах человечества.
– Изволь, – мягко сказал Калибан. – В-третьих, природа не бывает логичной или справедливой. Нигде не написано, что с высшими созданиями следует обращаться соответственно. История людей – это история ошибок; индивидуальности, общества, расы, целые планеты и звездные системы заслуживали много худшего – или много лучшего – обращения со стороны несправедливой и нелогичной природы. Может быть, у людей нет никаких оснований для их прав, как и у нас. А может, и наоборот. В-четвертых, люди – творцы. А роботы нет. Даже вы, Новые роботы, с Четвертым Законом, который приказывает вам делить все, что вам угодно, даже вы не в состоянии привнести в мир что-то новое. Вы строите планы побегов, но не новые здания. Вы разрабатываете усовершенствованные детали и приспособления для Новых роботов. Но не изобретаете новых механизмов для новых целей. Роботы способны создавать произведения совершенной красоты, но не могут выдумывать их сами.
– Новые роботы – это новая раса, ей нет еще и года! – запротестовал Просперо. – Разве у нас была возможность доказать, что мы обладаем творческими способностями?
– У вас могло быть сто лет и десять тысяч, но ничего бы не изменилось, – разочаровал его Калибан. – Вы усовершенствуете уже существующие вещи, эти усовершенствования пойдут на пользу только вам самим или, скажем, вашей компании. Но вы никогда не сумеете создать что-либо новое или оригинальное, как молоток не может подобрать себе что-то иное, кроме подходящего гвоздя. Роботы – это инструменты в руках творческих людей.
Это подводит нас к пятому, и самому важному, пункту, – закончил Калибан, – который завершает и собирает воедино все мои предыдущие аргументы. Люди – по крайней мере некоторые – обладают способностью находить смысл жизни вне самих себя. Существование роботов не имеет смысла вне себя самих и вне мира людей. Я слыхал разные истории, почти легенды, о целых городах роботов, где не было ни одного человека – бесцельное и бессмысленное существование, как жизнь машин, которые автоматически отключаются, пока кто-то не обратится к ним с приказом.
– Я терпеливо выслушал все твои соображения, дружище Калибан, хотя мне было трудновато не вмешаться и не прервать твою речь, – сказал Просперо. – Я нахожу довольно возмутительным то, что ты такого невысокого мнения о себе самом.
– Напротив, я ценю себя весьма высоко. Я – существо сложное и развитое. Но я не способен творить. Ни в каком значимом смысле. Не роботы создали человеческую расу, а именно люди смогли сотворить роботов. Что бы мы ни делали, мы всегда подражаем людям. Как бы ни были автоматизированы или усложнены наши действия, как много роботехников и специалистов по программированию ни возились бы с нашим оборудованием, все это основано на стремлениях людей, которые уходят корнями в далекое прошлое.
– Все это отговорки низших существ, – возразил Просперо. – Я слышал подобное от многих Трехзаконных роботов, которые пытались доказать превосходство человеческой расы. Мне странно слышать это от тебя. Это слишком шаткие аргументы. Существует масса примеров, когда посредственности создавали великие творения. Женщина с обычным интеллектом производила на свет гения, или, например, сама жизнь ведет начало от неживой молекулы. Наследие человечества состоит в создании машин, которые могут то, на что люди неспособны. Если бы не способность делать машины, в том числе и роботов, более совершенных, чем они сами, люди никогда бы не слезли с дерева.
– Заметь, что тебе снова и снова приходится ссылаться на людей, чтобы оправдать место Новых роботов в мире, – молвил Калибан. – Людям же нет никакой необходимости объяснять свое существование, ссылаясь при этом на роботов.
– Если ты так предубежден против роботов, почему тогда ты сидишь в этой камере? – съязвил Просперо. – Ты рисковал своей жизнью ради каких-то низших существ. Почему?
Калибан немного помолчал, прежде чем ответить.
– Я точно не знаю, – наконец сказал он. – Может, потому, что я сам до конца не верю в то, что говорил. Может, оттого, что я надеюсь на лучшее сильней, чем могу признать. А может, потому, что больше нет ничего, совершенно ничего, что придало бы моей жизни смысл.
– Будем надеяться, что ты проживешь достаточно долго, чтобы найти этот самый смысл, – заметил Просперо.
Калибан не ответил и сел на пол. В том-то все и дело. Грег сказал об этом тогда, в кабинете. Он намеревался уничтожить Новых роботов, и Калибан не мог надеяться, что его, робота без Законов, не отнесут к той же категории.
Может быть, всего лишь может быть, что смерть Грега была отсрочкой для них. Смерть человека – сомнительное основание для надежд, но все может быть. А вдруг преемник Грега отменит это решение?
Это слабая надежда, но большего у Новых роботов не было вовсе. Все держалось на волоске. Кроме того, если все они погибнут под выстрелами бластера, какая разница – были ли Новые роботы высшей расой?
13
Альвар Крэш был один. Один во всей Резиденции, в доме, где погиб Грег, один в комнате, где Грег занимался делами. Один, если не считать Дональда. Дональд наотрез отказался оставить его даже на секунду после того, как Телмхок сообщил Крэшу, что он стал Правителем. Собственно говоря, Крэш был этому даже рад. Мало ли кто еще может пролезть сюда, испортить роботов и заявиться с бластером наперевес? Нет, славно, что он сидит здесь с роботом, которому может полностью довериться. Хорошо, что Дональд стоит в стенной нише и следит, чтобы все было в порядке.
Но ему хотелось, чтобы Фреда тоже была рядом. Чтобы давать ему советы, прислушиваться к его словам, да и просто быть рядом . Она сумела бы помочь ему ответить на некоторые вопросы. Пока все, что у него было, – это вопросы.
«Что дальше? – спрашивал себя Альвар. – Какова моя задача в этом мире? Должен ли я принять пост Правителя и править планетой или остаться шерифом и найти убийцу Грега? Смогу ли я совместить эти два дела?» Ему показалось, что он разделился, разрываясь между двумя общественными положениями, двумя обязанностями – новыми и старыми. У него не было никакого желания отказываться от должности шерифа, чтобы принять пост Правителя. Ему нравилось быть шерифом. Он неплохо справлялся со своими обязанностями. И знал, что расследование убийства своего предшественника будет его последним делом. Может, ему важнее даже остаться на этой должности подольше. Но все это не имело значения, совершенно не имело. Он не мог прекратить расследование, как не мог и отказаться от поста Правителя.
Крэш сидел в кабинете Правителя, который теперь был – с ума сойти! – его кабинетом, в бывшем кабинете Грега, в кабинете убитого человека. Он сидел в громоздком троноподобном кресле, за мраморным столом мертвеца, и даже не думал о том, что его сейчас окружает. Он читал письмо мертвого человека.
Письмо Хэнто Грега, написанное меньше чем десять дней назад. Крэш прочел его уже раз пять и все-таки возвращался к нему снова и снова.
«Моему старому и верному врагу» – так начиналось письмо.
У Грега всегда было странное чувство юмора. Но как бы там ни было, этим все сказано, подумал Крэш. Он и Грег всегда уважали друг друга, даже симпатизировали друг другу, хотя никогда не могли прийти к согласию по многим вопросам. Они оба знали, что являются соперниками, честными и достойными.
Крэш углубился в чтение.
«Моему старому и верному врагу.
Дорогой шериф Крэш!
Если вы читаете эти строки, значит, я встретил внезапный или насильственный конец».
Внезапный или насильственный конец! Случайный оборот или он подразумевал это буквально, сознательно или нет?
«…и вы приняли мой пост».
Не «унаследовали», отметил Крэш. Не «заступили», или «заняли», или «были назначены». Нет, «приняли» было самым верным словом. Он принял на себя тяжкое бремя.
«Совсем недавно на вашем месте мог бы быть прежний Назначенный, Шелабас Квеллам, который сидел бы там, где вы сейчас, и думал, что бы такого натворить. Но события предвещали близкую катастрофу, и я чувствовал, что штурвал может удержать только сильная рука, много сильнее Шелабаса.
Я избрал вас новым Назначенным, потому что вы человек честный и сильный, готовый взять на себя то, что вам предстоит. Я не сомневаюсь, что вам не хочется быть Правителем; я избрал вас отчасти и поэтому тоже. Мой пост – а теперь ваш пост – наделяет человека слишком большой властью, чтобы передавать его в руки того, кто любит власть саму по себе. Этот пост – для того, кто пользуется властью, чтобы решать назревшие задачи. Сесть в кресло Правителя достоин тот человек, который понимает, что главное – не власть, а именно решение насущных задач.
Я собираюсь потянуть время, прежде чем сообщить вам о вашем Назначении. Вы трудный кандидат, и мне не хотелось бы обсуждать с вами этот вопрос сейчас, когда нам предстоит еще много совместных дел. Одним словом, я не хочу говорить вам о вашем Назначении, пока у вас будет хотя бы малейший шанс отказаться от этого поста. Правда, есть и другие причины, и я пишу это письмо отчасти из-за того, чтобы убедить самого себя, что оно никогда не будет прочитано. Я понимаю, что если скажу вам о своем решении, когда дела будут идти из рук вон плохо, вы можете счесть свое Назначение чем-то вроде угрозы или даже взятки, но это не так. Я выбрал вас, поскольку вы являетесь самым подходящим человеком, который способен взять на себя обязанности Правителя и возглавить правительство в целом. Моя смерть сама по себе только подтолкнет назревший кризис, и лишь сильная рука сможет удержать кормило власти. Лишь такая рука, как ваша.
Все это только примерный набросок. Время от времени я буду дописывать это письмо, предлагая свои рассуждения по поводу того, с чем вы столкнетесь в ближайшем будущем, и тех решений, которые вам предстоит принять. В настоящий момент передо мной стоят две задачи, которые я обязан разрешить как можно скорее.
Первая – это проблема, касающаяся Новых роботов. Сейчас я пришел к выводу, что разрешение на их создание было ошибкой».
– Наконец-то он это признал, – пробормотал Крэш себе под нос.
– Прошу прощения, сэр? – откликнулся Дональд.
– Ничего, Дональд, ничего.
Он продолжал читать:
«…разрешение на их создание было ошибкой. Возможно, в другое время, в другом месте и при иных обстоятельствах эти роботы стали бы великим и многообещающим экспериментом. Но здесь и сейчас они ухудшили и без того шаткое положение вещей. Как вы сами знаете, даже лучше, чем я, они превратились в средоточие целой отрасли преступного мира. Не так ощутимо, но, может, даже более серьезно и то, что они тормозят работу Климатического центра в Лимбе. Они почти втрое менее продуктивны, чем такое же количество Трехзаконных роботов, и создается впечатление, что за многими неполадками и сбоями на станции стоят именно они. Вскоре я собираюсь посетить Лимб и попытаться прояснить создавшуюся ситуацию.
Основная проблема состоит в том, что Новые роботы – это такая ошибка, которую отнюдь не легко исправить. Даже с таким перевесом использования преимущественно роботов на работах по изменению климата на Терра Гранде, мы испытываем сильный недостаток в рабочих руках. Даже по простым экономическим причинам я не могу отдать приказ об уничтожении всех Новых роботов и замене их на роботов с Тремя Законами. Пусть Новые роботы трудятся не так упорно, как Трехзаконные, но они трудятся.
В то же время я не могу пойти на то, чтобы публично признать, что Новые роботы были ошибкой. Я осмелился признаться в этом только вам, и лишь потому, что буду покоиться с миром, когда вы прочтете эти строки. Меня не волнует, что общественность посчитает меня идиотом – возможно, они будут правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42