Холод пробрал Дженни до костей, словно огромный крылатый силуэт на миг заслонил солнце, и она направила Лунную Лошадку к Джону.
Он сказал, не оборачиваясь:
— А знаешь, я тут кое-что придумал. Храм Сармендеса — это четверть мили в глубь Большого Туннеля, если Дромар говорил правду. Если погнать Оспри во весь опор, мы с ним можем перехватить дракона в Рыночном Зале, сразу за Вратами. Даже если он почует нас еще на Холме, выбраться наружу и взлететь он просто не успеет. А места для драки в Рыночном Зале достаточно… Это мой единственный шанс.
— Нет, — тихо сказала Дженни, и он посмотрел на нее, приподняв брови.
— У тебя есть другой шанс. Мы сейчас поворачиваем и возвращаемся в Бел. Зиерн должна помочь тебе подкрасться к дракону с тыла, из пещер. Кроме того, ее заклинания защитят тебя, а мои — нет.
— Джен… — Его настороженное лицо внезапно расплылось в улыбке. Он протянул руку, чтобы помочь Дженни слезть с седла, и отрицательно помотал головой.
Она не шевельнулась.
— По крайней мере, в ее интересах сохранить тебе жизнь, если она и вправду хочет, чтобы дракон был убит. А остальное — не твое дело.
Улыбка Джона стала еще шире.
— Все верно, милая, — согласился он. — Но вот бобы она готовить, бьюсь об заклад, не умеет.
И он помог Дженни спешиться.
Дурное предчувствие, тяготившее Дженни, не исчезло — напротив, продолжало нарастать. Зря она твердила себе, очерчивая магический круг и разводя в его середине огонь, что гадания на воде всегда лживы, что в чаше можно увидеть лишь один вариант будущего, которому, может быть, даже и не суждено сбыться. Но ощущение надвигающегося несчастья сдавливало сердце, и, пока день вечерел, в огне под котелком, в котором побулькивало ядовитое варево, не раз возникали все те же картины: кольчуга Джона, прорванная страшными когтями, и мерцание темной крови на ее погнутых звеньях.
Дженни развела костер в дальнем конце Холма, чтобы ветер не относил напоенный ядом дым ни к лагерю, ни в Долину, и весь полдень упорно трудилась, заклиная зелье и гарпуны. Мэб подсказала ей рецепт более действенной драконьей отравы, а те составные, которых не нашлось в оскудевших запасах гномов, Дженни раздобыла на улице Аптекарей в портовых кварталах Бела. Пока она работала, мужчины, стараясь не мешать, обустраивали лагерь и носили воду лошадям из маленького отдаленного источника, поскольку от акведука, питавшего Холм, остались одни только горы щебня. Джон по-прежнему хранил молчание, а Гарет уже весь дрожал от ужаса и восторга.
Дженни была, честно говоря, слегка удивлена, когда Джон предложил Гарету ехать с ними, хотя сама хотела попросить его о том же. Прихватить с собой мальчишку было необходимо, но, конечно, не для того, чтобы дать ему возможность посмотреть вблизи на поединок с драконом. Просто Дженни (как, впрочем, и Джон) прекрасно сознавала, что с их исчезновением Гарет останется в Беле без защиты.
«Возможно, Мэб была и права, — думала Дженни, отворачиваясь от удушливых испарений и отирая лицо тыльной стороной перчатки. — Дракон — не самое страшное зло в этих землях. В крайнем случае, он может тебя убить, но не более того…»
Ее слуха коснулись голоса мужчин, занявшихся стряпней на той стороне лагеря. Дженни обратила внимание, что на краю Холма никто из них не осмеливается заговорить громко.
— Когда-нибудь я все-таки научусь их печь, — сказал Джон. Шлепнул тесто на сковородку и посмотрел на Гарета. — Что из себя представляет этот Рыночный Зал? Черт ногу сломит?
— Не думаю, — поразмыслив, отозвался Гарет. — Дракон ведь вползал туда, а потом выползал наружу. Дромар говорит, это огромная пещера: сотня футов в высоту, а в ширину даже больше. Сверху торчат каменные клыки, кроме того, висят сотни цепей для ламп. Пол гномы выровняли для всяких лотков и навесов — это был самый большой рынок королевства. Теперь там, наверное, все сгорело…
Аверсин шлепнул на сковороду последнюю лепешку и выпрямился, вытирая пальцы краем пледа. Голубые сумерки опускались на Холм Кожевников. Костер обвел силуэты мужчин золотистой каймой. Они избегали подходить к Дженни: отчасти — из-за ядовитого смрада, отчасти — чтобы не заступить круг заклятий. Ключ к магии — сама магия; Дженни казалось, что она смотрит на них из другого мира — одна, опаляемая жаром и клубами ядовитых испарений, с тяжестью смертельных заклинаний в сердце.
Джон подошел к краю Холма — наверное, десятый раз за этот вечер. Поверх руин на него в упор смотрела черная глазница Врат. Стальные плиты и обугленные деревянные обломки лежали в беспорядке на широких гранитных ступенях, едва различимые в водянистом свете ущербной луны. Сам городок заливала беспросветная тьма.
— Не так уж и далеко, — с надеждой проговорил Гарет. — Даже если он услышит тебя сразу же, как ты спустишься в Долину, у тебя еще будет время доскакать до Рыночного Зала.
Джон вздохнул.
— Я в этом далеко не так уверен, мой герой. Драконы двигаются быстро не только в воздухе. И земля внизу мне что-то не нравится. Боюсь, что Оспри обычной своей резвости здесь не покажет. И не разведаешь ничего заранее… Остается только надеяться, что нам не подвернется какой-нибудь открытый подвал или выгребная яма, пока мы будем скакать к Вратам.
Гарет засмеялся смущенно.
— Забавно, но я никогда об этом не думал. В балладах конь героя никогда не оступается перед битвой с драконом, а ведь даже на турнирах это случается сплошь и рядом, хотя земля на ристалище ровная. Совсем прямая. Честно говоря, я полагал, что, приехав в Бел, ты сразу поскачешь к Бездне, на дракона…
— Не дав коню отдыха и не изучив местности? — Глаза Джона смеялись за линзами очков. — Теперь понятно, почему все королевские рыцари были убиты.
— Он вздохнул. — Меня одно беспокоит: опоздай я хоть на немного, и сам угожу ему в пасть, когда он выберется из Врат…
Джон вдруг закашлялся, разгоняя ладонью воздух, и, вскричав: «Ах, чума тебя порази!» — кинулся снимать обуглившиеся лепешки со сковороды. Тряся обожженными пальцами, он сказал обиженно:
— Ну что за проклятая штука, даже Адрик умеет их готовить лучше меня…
Дженни отвернулась от них и от нежной ночной темноты по ту сторону ее костерка. Острия гарпунов одно за другим погружались в бурлящее густеющее варево. Потные волосы приклеились к щекам, липли к коже между засученными рукавами сорочки и раструбами длинных перчаток; жар лежал, словно красноватая слизь, на пальцах ног — по обыкновению Дженни творила магию босиком.
Подобно Джону, она чувствовала некую отрешенность, странно отделенная от того, что делает. Заклинания смерти висели вокруг нее в воздухе, как смрад; голова уже начинала болеть от напряжения и жары. Даже употребленная во благо, магия утомляет, изматывает, и нет против этой усталости средства.
Золотой Дракон вновь возник в ее памяти: сердце остановилось, когда он упал с небес подобно янтарной молнии, и первая мысль была: «Как прекрасен…» Немедленно вспомнились обрубки дымящейся плоти в узком овраге, едкие лужи ядовитой крови и слабое серебряное пение, замирающее в дрожащем воздухе. Может быть, виной были ядовитые пары, которые она вдыхала, но Дженни внезапно почувствовала себя совершенно больной.
Она убивала мьюинков, она калечила их, обрекая на съедение собственной братии; ее пальцы помнили ощущение сальных липких волос на висках умирающего бандита. Но никто из них не был драконом. Они были тем, чем они были.
«А кто я такая?»
«Кто ты, Дженни Уэйнест?»
И она не могла найти подходящего ответа.
Со стороны другого костра донесся голос Гарета:
— Я все хотел тебя спросить еще об одной вещи, которой нет в балладах. Я знаю, это прозвучит глупо, но… Как это ты делаешь, что очки у тебя в битве не разбиваются?
— Снимаю, вот и все, — незамедлительно отозвался Джон. — Если ты видишь, что очки могут разбиться, то, значит, уже поздно. Кроме того, я попросил Джен наложить на них заклятие, чтобы они не слетали и не бились в то время, когда я их ношу.
Она поглядела на них из сгущающегося облака смертельных заклятий, клубящегося вокруг котелка с ядом. Отблески костра лежали на металлических заплатах камзола, словно золотые клейма, впечатанные в бархат.
— Я так полагаю, что раз уж я позволил разбить свое сердце ведьме, то должен иметь от этого какую-то выгоду…
Над отрогом Злого Хребта висела луна на ущербе — полуприкрытый белый глаз. И, словно пораженная в сердце металлическим прутом, Дженни вспомнила, что это означает.
В молчании она вернулась из внешнего мира дружбы, любви и глупостей в свой уединенный мирок смерти, разрушительных заклятий и бесплодного напряжения сил. Она сама выбрала свой путь и ненавидела себя за это. Но, как и у Джона, иного пути у нее не было.
— Ты думаешь, тебе удастся убить его? — допытывался Гарет. Руины лежали перед ними в лиловых и грифельных тенях раннего утра. Дженни держала под уздцы боевого коня Оспри, и его дыхание грело ей руки.
— А что мне еще остается! — Джон подтянул подпругу и единым махом взлетел в седло. Холодное отражение рассветного неба скользнуло по его лицу, густо покрытому мазью от ожогов, на изготовление которой Дженни потратила весь остаток ночи. Смерзшиеся сорняки захрустели под копытами загарцевавшего Оспри. Последнее, что наскоро успела сделать Дженни перед самым рассветом, — разогнать туман, поползший было в Долину из лесов, и воздух теперь был алмазно чист, тусклые зимние краски прояснялись, теплели. Дженни ощущала холод и пустоту внутри, все силы были вложены в отраву. Голова болела. Самоосквернение и привкус желчи… Казалось, два разных человека жили сейчас в Дженни. То же самое чувство испытывала она, когда Аверсин шел на своего первого дракона. Безнадежность лежала на сердце пятном гнили, и она уже хотела только одного: чтобы день этот кончился — — так или иначе.
Звенья кольчужных перчаток Джона звякнули, когда он наклонился принять из рук Дженни гарпуны. Их было шесть — в заспинном колчане; зазубренная сталь сияла на утреннем солнце, и лишь самые жала гарпунов злобно чернели, покрытые вязкой слизью отравы. Кожа рукояток была туга и тверда на ощупь. Поверх заплатанного металлом камзола Джон надел мелкокольчатую броню. Без очков, без каштановой гривы, убранной под тесный кольчужный капюшон, лицо его с выступившими вдруг скулами казалось исхудалым и постаревшим, как бы являя его портрет в старости. В старости, которой он, может быть, и не достигнет.
Наверное, нужно было что-то сказать ему, но что сказать, Дженни так и не придумала.
Джон разобрал поводья.
— Если дракон выберется из Врат раньше, чем я до них доеду, мне бы хотелось, чтобы вы двое успели скрыться, — предупредил он ровным голосом.
— Прячьтесь так глубоко, как только сможете, и чем дальше от кромки Холма
— тем лучше. Если сумеете, отпустите лошадей — дракон наверняка кинется за ними.
Естественно, он и не подумал прибавить, что сам к этому времени будет мертв.
Последовало короткое молчание. Затем Джон наклонился с седла и коснулся губами губ Дженни. Как всегда, они были у него удивительно нежные. Ей так и не довелось поговорить с ним в эту последнюю ночь, да и зачем? Оба все понимали без слов.
Джон развернул коня, всматриваясь в черную глазницу Врат, в глубинах которой таилась черная тварь. Оспри снова загарцевал, почувствовав настроение хозяина. Открытая местность Долины показалась вдруг огромным, усеянным препятствиями полем. Каждая опрокинутая стена виделась Дженни высокой, как дом, которым когда-то была; каждый проваленный подвал — зияющей бездной. «Не успеет…» — подумала она.
Джон наклонился и ободряюще потрепал Оспри по серой в яблоках шее.
— Оспри, дружище, — негромко проговорил он. — Ты уж на меня не серчай.
Он дал шпоры, и резкий хруст железных подков прозвучал, как отзвук летнего грома. Подойдя к кромке Холма, Дженни видела, как серый конь и свинцово-смутный силуэт всадника нырнули в лабиринт проваленных фундаментов, сломанных стропил, луж бог знает какой глубины с плавающими обломками горелого дерева, — туда, к отверстой черной пасти Врат. Сердце болезненно ударяло в ребра. Дженни направила чувства в сторону входа в Бездну, прислушалась напряженно. Воздух в Долине, казалось, был напоен разумом дракона. Где-то во мраке скрипнула, потащилась по камням металлическая чешуя…
Нечего было и думать о том, чтобы увидеть дракона в магическом кристалле, и все же Дженни села куда придется — на осыпающуюся закопченную гальку склона — и достала из кармана куртки осколок грязновато-белого кристалла на цепочке. Она слышала, как Гарет окликнул ее по имени с вершины Холма, но не ответила ни словом, ни взглядом. На той стороне Долины Оспри уже одолевал широкую гранитную лестницу, ведущую к разоренным Вратам; холодная голубоватая тень коня и всадника прополоскалась по ступеням, как плащ, а затем Бездна поглотила обоих.
Солнечный свет лег на грань кристалла, заиграли блики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Он сказал, не оборачиваясь:
— А знаешь, я тут кое-что придумал. Храм Сармендеса — это четверть мили в глубь Большого Туннеля, если Дромар говорил правду. Если погнать Оспри во весь опор, мы с ним можем перехватить дракона в Рыночном Зале, сразу за Вратами. Даже если он почует нас еще на Холме, выбраться наружу и взлететь он просто не успеет. А места для драки в Рыночном Зале достаточно… Это мой единственный шанс.
— Нет, — тихо сказала Дженни, и он посмотрел на нее, приподняв брови.
— У тебя есть другой шанс. Мы сейчас поворачиваем и возвращаемся в Бел. Зиерн должна помочь тебе подкрасться к дракону с тыла, из пещер. Кроме того, ее заклинания защитят тебя, а мои — нет.
— Джен… — Его настороженное лицо внезапно расплылось в улыбке. Он протянул руку, чтобы помочь Дженни слезть с седла, и отрицательно помотал головой.
Она не шевельнулась.
— По крайней мере, в ее интересах сохранить тебе жизнь, если она и вправду хочет, чтобы дракон был убит. А остальное — не твое дело.
Улыбка Джона стала еще шире.
— Все верно, милая, — согласился он. — Но вот бобы она готовить, бьюсь об заклад, не умеет.
И он помог Дженни спешиться.
Дурное предчувствие, тяготившее Дженни, не исчезло — напротив, продолжало нарастать. Зря она твердила себе, очерчивая магический круг и разводя в его середине огонь, что гадания на воде всегда лживы, что в чаше можно увидеть лишь один вариант будущего, которому, может быть, даже и не суждено сбыться. Но ощущение надвигающегося несчастья сдавливало сердце, и, пока день вечерел, в огне под котелком, в котором побулькивало ядовитое варево, не раз возникали все те же картины: кольчуга Джона, прорванная страшными когтями, и мерцание темной крови на ее погнутых звеньях.
Дженни развела костер в дальнем конце Холма, чтобы ветер не относил напоенный ядом дым ни к лагерю, ни в Долину, и весь полдень упорно трудилась, заклиная зелье и гарпуны. Мэб подсказала ей рецепт более действенной драконьей отравы, а те составные, которых не нашлось в оскудевших запасах гномов, Дженни раздобыла на улице Аптекарей в портовых кварталах Бела. Пока она работала, мужчины, стараясь не мешать, обустраивали лагерь и носили воду лошадям из маленького отдаленного источника, поскольку от акведука, питавшего Холм, остались одни только горы щебня. Джон по-прежнему хранил молчание, а Гарет уже весь дрожал от ужаса и восторга.
Дженни была, честно говоря, слегка удивлена, когда Джон предложил Гарету ехать с ними, хотя сама хотела попросить его о том же. Прихватить с собой мальчишку было необходимо, но, конечно, не для того, чтобы дать ему возможность посмотреть вблизи на поединок с драконом. Просто Дженни (как, впрочем, и Джон) прекрасно сознавала, что с их исчезновением Гарет останется в Беле без защиты.
«Возможно, Мэб была и права, — думала Дженни, отворачиваясь от удушливых испарений и отирая лицо тыльной стороной перчатки. — Дракон — не самое страшное зло в этих землях. В крайнем случае, он может тебя убить, но не более того…»
Ее слуха коснулись голоса мужчин, занявшихся стряпней на той стороне лагеря. Дженни обратила внимание, что на краю Холма никто из них не осмеливается заговорить громко.
— Когда-нибудь я все-таки научусь их печь, — сказал Джон. Шлепнул тесто на сковородку и посмотрел на Гарета. — Что из себя представляет этот Рыночный Зал? Черт ногу сломит?
— Не думаю, — поразмыслив, отозвался Гарет. — Дракон ведь вползал туда, а потом выползал наружу. Дромар говорит, это огромная пещера: сотня футов в высоту, а в ширину даже больше. Сверху торчат каменные клыки, кроме того, висят сотни цепей для ламп. Пол гномы выровняли для всяких лотков и навесов — это был самый большой рынок королевства. Теперь там, наверное, все сгорело…
Аверсин шлепнул на сковороду последнюю лепешку и выпрямился, вытирая пальцы краем пледа. Голубые сумерки опускались на Холм Кожевников. Костер обвел силуэты мужчин золотистой каймой. Они избегали подходить к Дженни: отчасти — из-за ядовитого смрада, отчасти — чтобы не заступить круг заклятий. Ключ к магии — сама магия; Дженни казалось, что она смотрит на них из другого мира — одна, опаляемая жаром и клубами ядовитых испарений, с тяжестью смертельных заклинаний в сердце.
Джон подошел к краю Холма — наверное, десятый раз за этот вечер. Поверх руин на него в упор смотрела черная глазница Врат. Стальные плиты и обугленные деревянные обломки лежали в беспорядке на широких гранитных ступенях, едва различимые в водянистом свете ущербной луны. Сам городок заливала беспросветная тьма.
— Не так уж и далеко, — с надеждой проговорил Гарет. — Даже если он услышит тебя сразу же, как ты спустишься в Долину, у тебя еще будет время доскакать до Рыночного Зала.
Джон вздохнул.
— Я в этом далеко не так уверен, мой герой. Драконы двигаются быстро не только в воздухе. И земля внизу мне что-то не нравится. Боюсь, что Оспри обычной своей резвости здесь не покажет. И не разведаешь ничего заранее… Остается только надеяться, что нам не подвернется какой-нибудь открытый подвал или выгребная яма, пока мы будем скакать к Вратам.
Гарет засмеялся смущенно.
— Забавно, но я никогда об этом не думал. В балладах конь героя никогда не оступается перед битвой с драконом, а ведь даже на турнирах это случается сплошь и рядом, хотя земля на ристалище ровная. Совсем прямая. Честно говоря, я полагал, что, приехав в Бел, ты сразу поскачешь к Бездне, на дракона…
— Не дав коню отдыха и не изучив местности? — Глаза Джона смеялись за линзами очков. — Теперь понятно, почему все королевские рыцари были убиты.
— Он вздохнул. — Меня одно беспокоит: опоздай я хоть на немного, и сам угожу ему в пасть, когда он выберется из Врат…
Джон вдруг закашлялся, разгоняя ладонью воздух, и, вскричав: «Ах, чума тебя порази!» — кинулся снимать обуглившиеся лепешки со сковороды. Тряся обожженными пальцами, он сказал обиженно:
— Ну что за проклятая штука, даже Адрик умеет их готовить лучше меня…
Дженни отвернулась от них и от нежной ночной темноты по ту сторону ее костерка. Острия гарпунов одно за другим погружались в бурлящее густеющее варево. Потные волосы приклеились к щекам, липли к коже между засученными рукавами сорочки и раструбами длинных перчаток; жар лежал, словно красноватая слизь, на пальцах ног — по обыкновению Дженни творила магию босиком.
Подобно Джону, она чувствовала некую отрешенность, странно отделенная от того, что делает. Заклинания смерти висели вокруг нее в воздухе, как смрад; голова уже начинала болеть от напряжения и жары. Даже употребленная во благо, магия утомляет, изматывает, и нет против этой усталости средства.
Золотой Дракон вновь возник в ее памяти: сердце остановилось, когда он упал с небес подобно янтарной молнии, и первая мысль была: «Как прекрасен…» Немедленно вспомнились обрубки дымящейся плоти в узком овраге, едкие лужи ядовитой крови и слабое серебряное пение, замирающее в дрожащем воздухе. Может быть, виной были ядовитые пары, которые она вдыхала, но Дженни внезапно почувствовала себя совершенно больной.
Она убивала мьюинков, она калечила их, обрекая на съедение собственной братии; ее пальцы помнили ощущение сальных липких волос на висках умирающего бандита. Но никто из них не был драконом. Они были тем, чем они были.
«А кто я такая?»
«Кто ты, Дженни Уэйнест?»
И она не могла найти подходящего ответа.
Со стороны другого костра донесся голос Гарета:
— Я все хотел тебя спросить еще об одной вещи, которой нет в балладах. Я знаю, это прозвучит глупо, но… Как это ты делаешь, что очки у тебя в битве не разбиваются?
— Снимаю, вот и все, — незамедлительно отозвался Джон. — Если ты видишь, что очки могут разбиться, то, значит, уже поздно. Кроме того, я попросил Джен наложить на них заклятие, чтобы они не слетали и не бились в то время, когда я их ношу.
Она поглядела на них из сгущающегося облака смертельных заклятий, клубящегося вокруг котелка с ядом. Отблески костра лежали на металлических заплатах камзола, словно золотые клейма, впечатанные в бархат.
— Я так полагаю, что раз уж я позволил разбить свое сердце ведьме, то должен иметь от этого какую-то выгоду…
Над отрогом Злого Хребта висела луна на ущербе — полуприкрытый белый глаз. И, словно пораженная в сердце металлическим прутом, Дженни вспомнила, что это означает.
В молчании она вернулась из внешнего мира дружбы, любви и глупостей в свой уединенный мирок смерти, разрушительных заклятий и бесплодного напряжения сил. Она сама выбрала свой путь и ненавидела себя за это. Но, как и у Джона, иного пути у нее не было.
— Ты думаешь, тебе удастся убить его? — допытывался Гарет. Руины лежали перед ними в лиловых и грифельных тенях раннего утра. Дженни держала под уздцы боевого коня Оспри, и его дыхание грело ей руки.
— А что мне еще остается! — Джон подтянул подпругу и единым махом взлетел в седло. Холодное отражение рассветного неба скользнуло по его лицу, густо покрытому мазью от ожогов, на изготовление которой Дженни потратила весь остаток ночи. Смерзшиеся сорняки захрустели под копытами загарцевавшего Оспри. Последнее, что наскоро успела сделать Дженни перед самым рассветом, — разогнать туман, поползший было в Долину из лесов, и воздух теперь был алмазно чист, тусклые зимние краски прояснялись, теплели. Дженни ощущала холод и пустоту внутри, все силы были вложены в отраву. Голова болела. Самоосквернение и привкус желчи… Казалось, два разных человека жили сейчас в Дженни. То же самое чувство испытывала она, когда Аверсин шел на своего первого дракона. Безнадежность лежала на сердце пятном гнили, и она уже хотела только одного: чтобы день этот кончился — — так или иначе.
Звенья кольчужных перчаток Джона звякнули, когда он наклонился принять из рук Дженни гарпуны. Их было шесть — в заспинном колчане; зазубренная сталь сияла на утреннем солнце, и лишь самые жала гарпунов злобно чернели, покрытые вязкой слизью отравы. Кожа рукояток была туга и тверда на ощупь. Поверх заплатанного металлом камзола Джон надел мелкокольчатую броню. Без очков, без каштановой гривы, убранной под тесный кольчужный капюшон, лицо его с выступившими вдруг скулами казалось исхудалым и постаревшим, как бы являя его портрет в старости. В старости, которой он, может быть, и не достигнет.
Наверное, нужно было что-то сказать ему, но что сказать, Дженни так и не придумала.
Джон разобрал поводья.
— Если дракон выберется из Врат раньше, чем я до них доеду, мне бы хотелось, чтобы вы двое успели скрыться, — предупредил он ровным голосом.
— Прячьтесь так глубоко, как только сможете, и чем дальше от кромки Холма
— тем лучше. Если сумеете, отпустите лошадей — дракон наверняка кинется за ними.
Естественно, он и не подумал прибавить, что сам к этому времени будет мертв.
Последовало короткое молчание. Затем Джон наклонился с седла и коснулся губами губ Дженни. Как всегда, они были у него удивительно нежные. Ей так и не довелось поговорить с ним в эту последнюю ночь, да и зачем? Оба все понимали без слов.
Джон развернул коня, всматриваясь в черную глазницу Врат, в глубинах которой таилась черная тварь. Оспри снова загарцевал, почувствовав настроение хозяина. Открытая местность Долины показалась вдруг огромным, усеянным препятствиями полем. Каждая опрокинутая стена виделась Дженни высокой, как дом, которым когда-то была; каждый проваленный подвал — зияющей бездной. «Не успеет…» — подумала она.
Джон наклонился и ободряюще потрепал Оспри по серой в яблоках шее.
— Оспри, дружище, — негромко проговорил он. — Ты уж на меня не серчай.
Он дал шпоры, и резкий хруст железных подков прозвучал, как отзвук летнего грома. Подойдя к кромке Холма, Дженни видела, как серый конь и свинцово-смутный силуэт всадника нырнули в лабиринт проваленных фундаментов, сломанных стропил, луж бог знает какой глубины с плавающими обломками горелого дерева, — туда, к отверстой черной пасти Врат. Сердце болезненно ударяло в ребра. Дженни направила чувства в сторону входа в Бездну, прислушалась напряженно. Воздух в Долине, казалось, был напоен разумом дракона. Где-то во мраке скрипнула, потащилась по камням металлическая чешуя…
Нечего было и думать о том, чтобы увидеть дракона в магическом кристалле, и все же Дженни села куда придется — на осыпающуюся закопченную гальку склона — и достала из кармана куртки осколок грязновато-белого кристалла на цепочке. Она слышала, как Гарет окликнул ее по имени с вершины Холма, но не ответила ни словом, ни взглядом. На той стороне Долины Оспри уже одолевал широкую гранитную лестницу, ведущую к разоренным Вратам; холодная голубоватая тень коня и всадника прополоскалась по ступеням, как плащ, а затем Бездна поглотила обоих.
Солнечный свет лег на грань кристалла, заиграли блики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43