И розни между нами никогда не будет!
Торговец покосился на него подозрительно, но проворчал только:
— Оно и видно! Попрошайки они и предатели…
Дернул за узду первого мула и оставил путников одних посреди дороги.
А вскоре они встретили и самих гномов — группу беженцев в набитых скарбом повозках и телегах, окруженных вооруженной охраной. Они беспокойно уставились на Джона близорукими глазами янтарного или бледно-голубого цвета из-под низких широких бровей и нехотя ответили на его вопросы о том, что сейчас происходит на юге.
— Дракон? Да, он залег в Ильфердине, а король даже не послал туда войска, чтобы согнать его! — Глава гномов поигрывал мягкой выпушкой своих перчаток, легкий ветер вздувал шелк его странного одеяния. Охрана позади кавалькады посматривала на незнакомцев с подозрением и беспокойством, словно опасалась атаки трех человек. — Что касается нас, то, клянусь Сердцем Бездны, мы получили сполна от людского рода, бравшего с нас вчетверо за жилье, в котором бы устыдились жить даже слуги, и за пищу, достойную крыс. — Его голос, высокий и тонкий, как и у всех гномов, был полон ненависти, порожденной ненавистью. — Без золота, получаемого из Бездны, их город никогда бы не был выстроен, хотя ни один человек не заговорит с нами на улице, разве что проклянет. В столице теперь распускают слухи, что мы вступили в заговор с нашей братией, бежавшей в Халнат. Клянусь Камнем, это ложь, но только лжи и верят нынче в Беле.
Со стороны телег, повозок, крытых носилок донесся гневный шепоток — бессильная ярость тех, кому еще никогда в жизни не приходилось ощущать беспомощность. Дженни, сидящая тихо в седле Лунной Лошадки, осознала вдруг, что впервые видит гномов при свете дня. Их широко раскрытые, почти бесцветные глаза были плохо приспособлены к сиянию солнца, а чуткий слух, различающий шорох крыльев летучей мыши в темноте пещер, был, наверное, терзаем гомоном людских городов.
— А что король? — спросил Джон.
— Король? — Пронзительный, словно свистулька, голос снова исполнился злобы, а сутулые плечи гнома передернулись от пережитого унижения. — А королю все равно, что будет с нами! Наше добро осталось в Бездне, его подгреб под себя дракон, и мы теперь можем торговать лишь под честное слово, а ему верят все меньше и меньше в городе, где хлеб так дорог. А королевская шлюха тем временем держит голову короля на своих коленях и отравляет его разум, как отравляет она все, к чему прикоснется, как она отравила даже самое Сердце Бездны!
Дженни услышала сзади свистящий выдох Гарета; глаза юноши сверкнули гневом, но он не сказал ничего. Дженни посмотрела на него вопросительно, и он отвернулся в смущении.
Когда гномы снова скрылись в плавающей над дорогой дымке, Джон заметил:
— Шипят, как настоящее змеиное гнездо. А что, правитель Халната действительно мог похитить наследника?
— Нет, — с несчастным видом сказал Гарет, в то время как лошади продолжили спуск к переправе, не видимой пока в поднимающемся от реки тумане. — Он не мог бы покинуть Цитадель. И он вовсе не колдун — он просто философ и атеист. Я… я не беспокоюсь насчет королевского наследника. — Он снова уставился на свои руки, и лицо у него было как тем вечером, когда он собирался сообщить что-то важное Дженни в лагере у развалин Эмбера. — Послушайте, — начал он, — я должен…
— Гар, — тихо сказал Джон, и юноша вздрогнул, как от ожога. В карих глазах Джона светилась ирония, но голос был как зазубренный кремень. — А не мог король призвать меня по какой-либо другой причине, кроме дракона?
— Нет, — слабым голосом отвечал Гарет, избегая его взгляда. — Нет, он не мог.
— Не мог — что?
Гарет сглотнул, его бледное лицо стало вдруг напряженным.
— Он… Он не посылал за тобой… по какой-либо другой причине. Просто…
— Видишь ли, — негромко продолжил Джон, — если королю вздумалось послать мне свою печать с тем, чтобы я освободил его сына, или помог ему против правителя Халната, о котором я уже так много слышал, или чтобы уладить все эти неурядицы с гномами, то, честное слово, у меня есть чем заняться дома. В моих собственных землях полно дел куда серьезнее, а зима в этом году предстоит свирепая. Я готов драться с драконом в обмен на королевскую протекцию над Уинтерлэндом, но если здесь замешано еще что-то…
— Нет! — Гарет в отчаянии схватил его за руку, на лице его был написан откровенный страх, что сейчас Драконья Погибель бросит еще пару подобных фраз и, развернув коня, поедет обратно в Вир.
«И, может быть, — подумала Дженни, вспомнив свое видение в чаше с водой, — оно было бы и к лучшему».
— Аверсин, все не так! Ты здесь для того, чтобы убить дракона, а кроме тебя этого не сможет никто! Это единственная причина, почему я был за тобой послан. Единственная, клянусь! Никакой политики, ничего такого!..
— Серые близорукие глаза Гарета умоляли Аверсина поверить, но было в них некое отчаяние.
Джон некоторое время пристально смотрел на него, затем сказал:
— Я верю тебе, мой герой.
В гнетущем молчании Гарет коснулся каблуками боков Молота Битвы, и мощный конь двинулся вперед; заемный плед юноши слился с туманом, превратив всадника в блеклый бесформенный сгусток. Джон придержал лошадь и поравнялся с поглядывающей задумчиво Дженни.
— Может быть, ты была и права, милая, отправившись со мной.
Дженни перевела взгляд с Гарета на Джона и обратно. Неподалеку каркнула ворона, словно сама эта печальная земля подала голос.
— Я не думаю, чтобы он хотел нам зла, — мягко сказала Дженни.
— Он может погубить нас по глупости с тем же успехом.
Когда они приблизились к реке, туман сгустился, и теперь они ехали в холодном белом мире, где единственными звуками были скрип седел, удары копыт, звяканье сбруи да шелестящий треск тростников, растущих в залитых водой канавах. Из этой серой водяной глади каждый камень, каждое одинокое дерево выступали тихими сгустками тьмы, словно предзнаменования странных и мрачных событий. Отчетливее, чем когда-либо, Дженни ощущала, как становится все тяжелее молчание Гарета, как нарастает его чувство вины и страха, и она знала, что Джон также понимает это, — он поглядывал искоса на юношу и вслушивался в тишину пустынных земель, как бы ожидая засады. Наступили сумерки, и Дженни вызвала голубоватый шар ведьминого огня, чтобы осветить дорогу, но мягкие, полупрозрачные волны тумана отражали свет, так что двигаться приходилось почти вслепую.
— Джен, — Аверсин натянул поводья, вскинул голову, прислушиваясь. — Ну-ка послушай.
— Что послушай? — шепнул Гарет, въезжая за ними на склон, обрывающийся в пелену тумана.
Обострившиеся чувства Дженни как бы раздвинулись, проникая сквозь тусклые клубы, уже воспринимая далекий шелест речного тростника. Там были и другие звуки, смутные — искаженные туманом, но все же вполне узнаваемые.
— Да, — сказала она тихо, и ее дыхание заклубилось на секунду в сыром воздухе. — Голоса… лошади… целая компания на той стороне.
Джон бросил на Гарета острый взгляд искоса.
— Они, конечно, могут ждать перевоза, — сказал он, — если им есть что делать по эту сторону реки на ночь глядя.
Гарет не сказал ничего, но лицо его было бледным и застывшим. Помедлив, Джон мягко чмокнул губами, и Слониха, косматая гнедая, грузно двинулась вниз по склону сквозь липкие речные испарения.
Дженни позволила ведьминому огню разорваться, когда Джон ударил в дверь приземистого домика. Они с Гаретом остались снаружи, пока Джон уславливался с перевозчиком о цене за переправу трех человек, шести лошадей и двух мулов.
— Пенни за ногу, — сказал перевозчик, впиваясь темными беличьими глазками то в одно лицо, то в другое с острым интересом человека, через порог которого проходит целый мир. — Но через час я бы смог предложить вам ужин и ночлег. А то ведь скоро будет тьма кромешная, да еще туман в придачу.
— Мы можем проехать еще несколько миль до полной темноты. Кроме того,
— добавил Джон, со странным мерцанием в глазах оглянувшись на молчащего Гарета, — кое-кто ждет нас на том берегу.
— А! — Широкий рот перевозчика захлопнулся, как капкан. — Так это вас они поджидают? Я их давно уже слышу, но они так и не позвонили в колокол, вот я и решил, что раз нужды во мне нет, то лучше посидеть в тепле.
Подняв фонарь и запахнув поплотнее стеганую куртку, он повел их к мосткам. Дженни, поотстав, рылась в укрепленном на поясе кошельке в поисках монеты.
Огромный конь Молот Битвы, уже испытавший недавно путешествие на корабле, перенес погрузку стоически. Лунная Лошадка и Оспри, как и запасные лошади, такого опыта не имели и артачились — все, кроме Слонихи, которая прошла бы и по мосту из пылающих ножей своей обычной флегматичной трусцой. Дженни пришлось долго уговаривать и хлестать по ушам животных, чтобы убедить их поставить ногу на большой плот. Паромщик закрыл воротца на корме и повесил фонарь на короткую мачту. Затем налег на лебедку и погнал широкий плавучий помост по серому непрозрачному шелку реки. Единственный фонарь марал желтоватым светом свинцовые облака тумана; то здесь, то там краем глаза Дженни замечала в коричневатых водах тянущиеся к плоту коряги.
Она слышала пришедшие с той стороны звуки: звяканье металла о металл, мягкое ржание, человеческие голоса. Гарет все молчал, но Дженни чувствовала, что каждая его мышца дрожит, как натянутая веревка за миг до разрыва. Джон стоял рядом, пальцы его, переплетенные с пальцами Дженни, были теплы и тверды. Очки мягко блеснули, когда он накинул край своего огромного пледа Дженни на плечи и притянул ее к себе.
— Джон, — тихо сказал Гарет. — Я… я должен кое в чем вам признаться.
Сквозь туман смутно донесся еще один звук — женский смех, подобный звону серебряных колокольчиков. Гарет содрогнулся, и Джон с опасным мерцанием из-под лениво прикрытых век сказал:
— Да пора бы уже…
— Аверсин… — Гарет запнулся и умолк. Затем заставил себя продолжать: — Аверсин, Дженни, послушайте! Простите меня! Я солгал вам… Я обманул вас, но у меня не было выбора. Простите.
— Ага, — мягко сказал Джон. — То есть что-то ты нам забыл сообщить до того, как мы покинули Холд?
Избегая его взгляда, Гарет сказал:
— Я хотел вам признаться раньше, но не решился. Я боялся, что ты повернешь назад, а этого я допустить не мог. Ты нам нужен, ты нам необходим!
— Для парня, помешанного на чести и доблести, — заметил Аверсин с безобразными нотками в голосе, — ты натворил кучу подлостей, не так ли?
Гарет вскинул голову и наконец-то встретился с ним взглядом.
— Нет, — сказал он. — Я… я знал, на что иду. Я думал, что пусть обманом, но обязан привести тебя сюда…
— Ну ладно, — сказал Аверсин. — Давай выкладывай, в чем суть?
Дженни перевела взгляд с лиц мужчин на дальний берег, смутно видимый как темное пятно, где несколько огоньков двигались в тумане. Чернеющие над ними массы были несомненно лесами Белмари. Дженни предостерегающе коснулась шипастого налокотника Джона, и он бросил быстрый взгляд в направлении факелов. Там наметилось движение — человеческие фигуры потеснились к воде, встречая паром. Молот Битвы заржал, тряхнув гривой, и звонко протрубили в ответ лошади на берегу. Драконья Погибель снова повернулся к Гарету, сложив руки на рукоятке меча.
Гарет глубоко вздохнул.
— Суть в том, что король не посылал за тобой, — сказал он. — — Фактически он… Он запретил мне ехать к тебе. Он назвал мою затею дурацкой, потому что (сказал он) ты скорее всего просто выдуман, а если не выдуман, то наверняка уже убит каким-либо другим драконом. Он сказал, что не хочет рисковать моей жизнью, отправив меня на поиски фантома. Но… Но я должен был найти тебя. Он не собирался посылать никого. А ты — единственный драконоборец, так говорилось в балладах… — Гарет запнулся в нерешительности. — Конечно, ты оказался другим, но я-то знал, что ты должен существовать. Я знал, кто нам нужен. Я не мог стоять в стороне и смотреть, как дракон уничтожает королевство. И я нашел тебя, я привел…
— Решив за меня, что мне делать, и оставив моих людей на произвол судьбы? — Лицо Джона было не очень выразительным, но голос жалил не хуже скорпиона.
Гарет отпрянул.
— Я… я много думал об этом в последние дни, — тихо сказал он. Снова поднял глаза, лицо его было белым от боли и стыда. — Но я не мог позволить вам вернуться. И ты будешь вознагражден, я постараюсь, чтобы тебя как-нибудь наградили.
— И как же ты собираешься это устроить? — В голосе Джона звучало отвращение. Палуба дрогнула, плот со скрежетом поволокся по мелководью. Огоньки, словно болотные свечи, подпрыгнули и двинулись к ним. — Вряд ли станут церемониться с человеком, укравшим королевскую печать, когда он вернется в Белмари. Я предвижу дружескую встречу… — Аверсин указал на прорисовывающиеся в дымке фигуры. — Они пришли арестовать тебя?
— Нет, — расстроенно сказал Гарет. — Это мои друзья, тоже придворные.
Тут они словно перешагнули некий порог — фигуры на берегу прояснились, свет фонарей затанцевал на жестких атласных складках, огладил мягкий ворс бархата, обозначил тугие кружева и облачка женских вуалей, густо посоленные бриллиантами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Торговец покосился на него подозрительно, но проворчал только:
— Оно и видно! Попрошайки они и предатели…
Дернул за узду первого мула и оставил путников одних посреди дороги.
А вскоре они встретили и самих гномов — группу беженцев в набитых скарбом повозках и телегах, окруженных вооруженной охраной. Они беспокойно уставились на Джона близорукими глазами янтарного или бледно-голубого цвета из-под низких широких бровей и нехотя ответили на его вопросы о том, что сейчас происходит на юге.
— Дракон? Да, он залег в Ильфердине, а король даже не послал туда войска, чтобы согнать его! — Глава гномов поигрывал мягкой выпушкой своих перчаток, легкий ветер вздувал шелк его странного одеяния. Охрана позади кавалькады посматривала на незнакомцев с подозрением и беспокойством, словно опасалась атаки трех человек. — Что касается нас, то, клянусь Сердцем Бездны, мы получили сполна от людского рода, бравшего с нас вчетверо за жилье, в котором бы устыдились жить даже слуги, и за пищу, достойную крыс. — Его голос, высокий и тонкий, как и у всех гномов, был полон ненависти, порожденной ненавистью. — Без золота, получаемого из Бездны, их город никогда бы не был выстроен, хотя ни один человек не заговорит с нами на улице, разве что проклянет. В столице теперь распускают слухи, что мы вступили в заговор с нашей братией, бежавшей в Халнат. Клянусь Камнем, это ложь, но только лжи и верят нынче в Беле.
Со стороны телег, повозок, крытых носилок донесся гневный шепоток — бессильная ярость тех, кому еще никогда в жизни не приходилось ощущать беспомощность. Дженни, сидящая тихо в седле Лунной Лошадки, осознала вдруг, что впервые видит гномов при свете дня. Их широко раскрытые, почти бесцветные глаза были плохо приспособлены к сиянию солнца, а чуткий слух, различающий шорох крыльев летучей мыши в темноте пещер, был, наверное, терзаем гомоном людских городов.
— А что король? — спросил Джон.
— Король? — Пронзительный, словно свистулька, голос снова исполнился злобы, а сутулые плечи гнома передернулись от пережитого унижения. — А королю все равно, что будет с нами! Наше добро осталось в Бездне, его подгреб под себя дракон, и мы теперь можем торговать лишь под честное слово, а ему верят все меньше и меньше в городе, где хлеб так дорог. А королевская шлюха тем временем держит голову короля на своих коленях и отравляет его разум, как отравляет она все, к чему прикоснется, как она отравила даже самое Сердце Бездны!
Дженни услышала сзади свистящий выдох Гарета; глаза юноши сверкнули гневом, но он не сказал ничего. Дженни посмотрела на него вопросительно, и он отвернулся в смущении.
Когда гномы снова скрылись в плавающей над дорогой дымке, Джон заметил:
— Шипят, как настоящее змеиное гнездо. А что, правитель Халната действительно мог похитить наследника?
— Нет, — с несчастным видом сказал Гарет, в то время как лошади продолжили спуск к переправе, не видимой пока в поднимающемся от реки тумане. — Он не мог бы покинуть Цитадель. И он вовсе не колдун — он просто философ и атеист. Я… я не беспокоюсь насчет королевского наследника. — Он снова уставился на свои руки, и лицо у него было как тем вечером, когда он собирался сообщить что-то важное Дженни в лагере у развалин Эмбера. — Послушайте, — начал он, — я должен…
— Гар, — тихо сказал Джон, и юноша вздрогнул, как от ожога. В карих глазах Джона светилась ирония, но голос был как зазубренный кремень. — А не мог король призвать меня по какой-либо другой причине, кроме дракона?
— Нет, — слабым голосом отвечал Гарет, избегая его взгляда. — Нет, он не мог.
— Не мог — что?
Гарет сглотнул, его бледное лицо стало вдруг напряженным.
— Он… Он не посылал за тобой… по какой-либо другой причине. Просто…
— Видишь ли, — негромко продолжил Джон, — если королю вздумалось послать мне свою печать с тем, чтобы я освободил его сына, или помог ему против правителя Халната, о котором я уже так много слышал, или чтобы уладить все эти неурядицы с гномами, то, честное слово, у меня есть чем заняться дома. В моих собственных землях полно дел куда серьезнее, а зима в этом году предстоит свирепая. Я готов драться с драконом в обмен на королевскую протекцию над Уинтерлэндом, но если здесь замешано еще что-то…
— Нет! — Гарет в отчаянии схватил его за руку, на лице его был написан откровенный страх, что сейчас Драконья Погибель бросит еще пару подобных фраз и, развернув коня, поедет обратно в Вир.
«И, может быть, — подумала Дженни, вспомнив свое видение в чаше с водой, — оно было бы и к лучшему».
— Аверсин, все не так! Ты здесь для того, чтобы убить дракона, а кроме тебя этого не сможет никто! Это единственная причина, почему я был за тобой послан. Единственная, клянусь! Никакой политики, ничего такого!..
— Серые близорукие глаза Гарета умоляли Аверсина поверить, но было в них некое отчаяние.
Джон некоторое время пристально смотрел на него, затем сказал:
— Я верю тебе, мой герой.
В гнетущем молчании Гарет коснулся каблуками боков Молота Битвы, и мощный конь двинулся вперед; заемный плед юноши слился с туманом, превратив всадника в блеклый бесформенный сгусток. Джон придержал лошадь и поравнялся с поглядывающей задумчиво Дженни.
— Может быть, ты была и права, милая, отправившись со мной.
Дженни перевела взгляд с Гарета на Джона и обратно. Неподалеку каркнула ворона, словно сама эта печальная земля подала голос.
— Я не думаю, чтобы он хотел нам зла, — мягко сказала Дженни.
— Он может погубить нас по глупости с тем же успехом.
Когда они приблизились к реке, туман сгустился, и теперь они ехали в холодном белом мире, где единственными звуками были скрип седел, удары копыт, звяканье сбруи да шелестящий треск тростников, растущих в залитых водой канавах. Из этой серой водяной глади каждый камень, каждое одинокое дерево выступали тихими сгустками тьмы, словно предзнаменования странных и мрачных событий. Отчетливее, чем когда-либо, Дженни ощущала, как становится все тяжелее молчание Гарета, как нарастает его чувство вины и страха, и она знала, что Джон также понимает это, — он поглядывал искоса на юношу и вслушивался в тишину пустынных земель, как бы ожидая засады. Наступили сумерки, и Дженни вызвала голубоватый шар ведьминого огня, чтобы осветить дорогу, но мягкие, полупрозрачные волны тумана отражали свет, так что двигаться приходилось почти вслепую.
— Джен, — Аверсин натянул поводья, вскинул голову, прислушиваясь. — Ну-ка послушай.
— Что послушай? — шепнул Гарет, въезжая за ними на склон, обрывающийся в пелену тумана.
Обострившиеся чувства Дженни как бы раздвинулись, проникая сквозь тусклые клубы, уже воспринимая далекий шелест речного тростника. Там были и другие звуки, смутные — искаженные туманом, но все же вполне узнаваемые.
— Да, — сказала она тихо, и ее дыхание заклубилось на секунду в сыром воздухе. — Голоса… лошади… целая компания на той стороне.
Джон бросил на Гарета острый взгляд искоса.
— Они, конечно, могут ждать перевоза, — сказал он, — если им есть что делать по эту сторону реки на ночь глядя.
Гарет не сказал ничего, но лицо его было бледным и застывшим. Помедлив, Джон мягко чмокнул губами, и Слониха, косматая гнедая, грузно двинулась вниз по склону сквозь липкие речные испарения.
Дженни позволила ведьминому огню разорваться, когда Джон ударил в дверь приземистого домика. Они с Гаретом остались снаружи, пока Джон уславливался с перевозчиком о цене за переправу трех человек, шести лошадей и двух мулов.
— Пенни за ногу, — сказал перевозчик, впиваясь темными беличьими глазками то в одно лицо, то в другое с острым интересом человека, через порог которого проходит целый мир. — Но через час я бы смог предложить вам ужин и ночлег. А то ведь скоро будет тьма кромешная, да еще туман в придачу.
— Мы можем проехать еще несколько миль до полной темноты. Кроме того,
— добавил Джон, со странным мерцанием в глазах оглянувшись на молчащего Гарета, — кое-кто ждет нас на том берегу.
— А! — Широкий рот перевозчика захлопнулся, как капкан. — Так это вас они поджидают? Я их давно уже слышу, но они так и не позвонили в колокол, вот я и решил, что раз нужды во мне нет, то лучше посидеть в тепле.
Подняв фонарь и запахнув поплотнее стеганую куртку, он повел их к мосткам. Дженни, поотстав, рылась в укрепленном на поясе кошельке в поисках монеты.
Огромный конь Молот Битвы, уже испытавший недавно путешествие на корабле, перенес погрузку стоически. Лунная Лошадка и Оспри, как и запасные лошади, такого опыта не имели и артачились — все, кроме Слонихи, которая прошла бы и по мосту из пылающих ножей своей обычной флегматичной трусцой. Дженни пришлось долго уговаривать и хлестать по ушам животных, чтобы убедить их поставить ногу на большой плот. Паромщик закрыл воротца на корме и повесил фонарь на короткую мачту. Затем налег на лебедку и погнал широкий плавучий помост по серому непрозрачному шелку реки. Единственный фонарь марал желтоватым светом свинцовые облака тумана; то здесь, то там краем глаза Дженни замечала в коричневатых водах тянущиеся к плоту коряги.
Она слышала пришедшие с той стороны звуки: звяканье металла о металл, мягкое ржание, человеческие голоса. Гарет все молчал, но Дженни чувствовала, что каждая его мышца дрожит, как натянутая веревка за миг до разрыва. Джон стоял рядом, пальцы его, переплетенные с пальцами Дженни, были теплы и тверды. Очки мягко блеснули, когда он накинул край своего огромного пледа Дженни на плечи и притянул ее к себе.
— Джон, — тихо сказал Гарет. — Я… я должен кое в чем вам признаться.
Сквозь туман смутно донесся еще один звук — женский смех, подобный звону серебряных колокольчиков. Гарет содрогнулся, и Джон с опасным мерцанием из-под лениво прикрытых век сказал:
— Да пора бы уже…
— Аверсин… — Гарет запнулся и умолк. Затем заставил себя продолжать: — Аверсин, Дженни, послушайте! Простите меня! Я солгал вам… Я обманул вас, но у меня не было выбора. Простите.
— Ага, — мягко сказал Джон. — То есть что-то ты нам забыл сообщить до того, как мы покинули Холд?
Избегая его взгляда, Гарет сказал:
— Я хотел вам признаться раньше, но не решился. Я боялся, что ты повернешь назад, а этого я допустить не мог. Ты нам нужен, ты нам необходим!
— Для парня, помешанного на чести и доблести, — заметил Аверсин с безобразными нотками в голосе, — ты натворил кучу подлостей, не так ли?
Гарет вскинул голову и наконец-то встретился с ним взглядом.
— Нет, — сказал он. — Я… я знал, на что иду. Я думал, что пусть обманом, но обязан привести тебя сюда…
— Ну ладно, — сказал Аверсин. — Давай выкладывай, в чем суть?
Дженни перевела взгляд с лиц мужчин на дальний берег, смутно видимый как темное пятно, где несколько огоньков двигались в тумане. Чернеющие над ними массы были несомненно лесами Белмари. Дженни предостерегающе коснулась шипастого налокотника Джона, и он бросил быстрый взгляд в направлении факелов. Там наметилось движение — человеческие фигуры потеснились к воде, встречая паром. Молот Битвы заржал, тряхнув гривой, и звонко протрубили в ответ лошади на берегу. Драконья Погибель снова повернулся к Гарету, сложив руки на рукоятке меча.
Гарет глубоко вздохнул.
— Суть в том, что король не посылал за тобой, — сказал он. — — Фактически он… Он запретил мне ехать к тебе. Он назвал мою затею дурацкой, потому что (сказал он) ты скорее всего просто выдуман, а если не выдуман, то наверняка уже убит каким-либо другим драконом. Он сказал, что не хочет рисковать моей жизнью, отправив меня на поиски фантома. Но… Но я должен был найти тебя. Он не собирался посылать никого. А ты — единственный драконоборец, так говорилось в балладах… — Гарет запнулся в нерешительности. — Конечно, ты оказался другим, но я-то знал, что ты должен существовать. Я знал, кто нам нужен. Я не мог стоять в стороне и смотреть, как дракон уничтожает королевство. И я нашел тебя, я привел…
— Решив за меня, что мне делать, и оставив моих людей на произвол судьбы? — Лицо Джона было не очень выразительным, но голос жалил не хуже скорпиона.
Гарет отпрянул.
— Я… я много думал об этом в последние дни, — тихо сказал он. Снова поднял глаза, лицо его было белым от боли и стыда. — Но я не мог позволить вам вернуться. И ты будешь вознагражден, я постараюсь, чтобы тебя как-нибудь наградили.
— И как же ты собираешься это устроить? — В голосе Джона звучало отвращение. Палуба дрогнула, плот со скрежетом поволокся по мелководью. Огоньки, словно болотные свечи, подпрыгнули и двинулись к ним. — Вряд ли станут церемониться с человеком, укравшим королевскую печать, когда он вернется в Белмари. Я предвижу дружескую встречу… — Аверсин указал на прорисовывающиеся в дымке фигуры. — Они пришли арестовать тебя?
— Нет, — расстроенно сказал Гарет. — Это мои друзья, тоже придворные.
Тут они словно перешагнули некий порог — фигуры на берегу прояснились, свет фонарей затанцевал на жестких атласных складках, огладил мягкий ворс бархата, обозначил тугие кружева и облачка женских вуалей, густо посоленные бриллиантами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43