Лес рубят, щепки летят. Я решил, что… обязан быть лучше и справедливее.
— И теперь ты здесь всем заправляешь?
— Для того, чтобы не подпускать других. Не верю, что другие устоят перед соблазном. Кто-то должен смотреть на вещи трезво и видеть Тёмную Сторону такой, какая она есть. Кто-то должен держать зверя в клетке. Ты помогла мне понять, до какой степени Тёмная Сторона испорчена.
— Именно поэтому ты вместе с теми другими и совершил работу Бабалон?
— Да. — Уокер неторопливо отхлебнул из чашки, давая понять, что больше на эту тему говорить не намерен. — Вернёмся к нашим баранам. Что ты здесь делаешь, София? Или демоны иногда начинают скучать по своим жертвам? Может, власти передали тебя кому-нибудь… кого я знаю?
— На сей раз нет. Я теперь живу с Грешником.
Уокер осторожно поставил чашку на блюдце:
— Так ты и есть тот самый суккуб? В который раз за сегодняшний вечер ты изумляешь меня… Стало быть, ты сейчас работаешь с Джоном Тейлором. У тебя всегда была слабость к серьёзным игрокам, не правда ли?
— Я сейчас с Грешником, и только с ним, — терпеливо уточнила Сладкая Отрава. — Официально меня послали из преисподней: разбить ему сердце и погубить душу, после чего Грешника можно будет забрать на законном основании, по принадлежности. Но на самом деле я вызвалась добровольно, ради постижения любви, которая выживает даже в аду. Как можно полюбить падшее создание вроде меня?
— Ты хочешь, чтоб я в это поверил? Любовь для тебя ничего не значит. Кому, как не мне…
— Тогда всё было не так. С тех пор многое изменилось. Я провела немало времени с Сидни и начала понимать… как он ко мне относится. Более того, я начинаю догадываться, что ты чувствовал. Как тебе было больно.
— Знаешь, я женат, — сказал Уокер. — Двадцать три года уже. У нас всё хорошо.
— Рада за тебя. Как её зовут?
— Шейла. У нас два сына, они уже взрослые: Кит учится в Оксфорде, Роберт стал военным. Славные ребята. Они выросли за пределами Тёмной Стороны Понятия не имеют, чем их папа зарабатывает на жизнь.
— Я действительно рада за тебя, Генри.
— Мы говорили о Грешнике. — Кого угодно другого небрежный тон Уокера мог бы обмануть. — Он действительно тебя любит?
— Да. Той самой легендарной любовью, которой не страшен ад.
— Я любил тебя, София.
— Он любит меня даже после того, как познал мою истинную природу. Я… не хотела причинять тебе боль, Генри.
— Демоны лгут, и в этом их истинная природа.
— Демоны тоже меняются.
— Думаешь, поверю?
— Как хочешь. А вот мне поверить пришлось.
Некоторое время бывшие любовники молча пили чай. Обстановка чайного домика врачевала душу.
— Твои люди держат под контролем врата владений Владыки Терний, — неожиданно сообщила Сладкая Отрава. — Блокированы и входы в Нижний мир. Распоряжение властей, я так понимаю?
— Разумеется. Но коль скоро ты смогла нанести мне визит, смогут и другие. Мне стоит принять дополнительные меры, быть может, призвать больше специалистов. Ты ради этого пришла? Просить о невмешательстве?
— Твои заклинания и специалисты нас не остановят, милый. Владыка Терний на нашей стороне.
Уокер несколько раз моргнул.
— И как же это вам удалось? Его суда ещё никто не избежал.
— Он в нас поверил, особенно в Джона Тейлора… Расскажи мне поподробнее о властях, Генри.
— Зачем?
— Ну пожалуйста. Сделай мне приятное.
— Хорошо, — пожал плечами Уокер. — Если это поможет тебе убраться отсюда поскорее… Нет никакой загадки. Власти — как раз то, что о них думают. Старинные, богатые фамилии, веками наживавшие деньги и влияние на Тёмной Стороне. Члены клуба «Лондиниум» и те, кто стоит за этим клубом, — люди, избегающие публичного внимания, но охотно дёргающие за ниточки, на которых подвешены местные знаменитости. Люди, для которых выгодно поддержание статус-кво и которые пойдут на все, чтоб сохранить привычный порядок вещей. Я работаю на них, так как любой другой вариант был бы хуже. Никто ничего не хочет знать, никто ни за что не хочет отвечать. Иногда, впрочем, находились согласные нести бремя ответственности, но ради каких целей! Их пришлось сдать властям. Я справляюсь, насколько это вообще возможно, потому что потерял вкус к соблазнам. Я вижу Тёмную Сторону такой, какая она есть.
— И какая же она? — спросила Сладкая Отрава.
— Ярмарка уродов, где собраны все неудачные идеи человечества. Потому-то лучше властей здесь ничего не придумаешь. Эти, по крайней мере, интересуются только деньгами. Они иногда позволяют себе отведать чего-нибудь особенного, что доступно только здесь, но в конце концов возвращаются домой и оставляют Тёмную Сторону в покое. В точности как я.
— Только ты никогда ни во что не играешь. Единственный порядочный человек здесь. Или единственный, у кого есть моральные устои. А может, просто… самый напуганный? Отчего ты так боишься Тёмной Стороны, Генри?
Уокеру хватило любезности сначала обдумать ответ.
— Видишь ли… Может наступить день, когда все зло, весь разврат и все искушения разом прорвут пределы Тёмной Стороны и затопят окружающий мир.
— Думаешь, это будет так уж плохо? Люди познакомятся с реальным положением вещей, поговорят с Могущественными, Владыками и Предвечными, которые правят миром за сценой… Узнав правду, они получат шанс сделать мир лучше.
— Не верю. Этот с виду здоровый, с виду трезвый мир, где царствуют причинно-следственные связи, достаточно плох сам по себе. Если все эти фанатики, террористы, честолюбцы и благодетели рода человеческого поймут, каковы на самом деле ставки, они от своего мира камня на камне не оставят. Они не остановятся, пока не перегрызут друг другу глотку.
— Ты не всегда был таким циником, Генри.
Пока беседа в «Плакучей иве» шла своим чередом, Сладкая Отрава настроила систему обзора, чтобы показать нам прошлое.
Подача материала была очень деликатной, мысли и образы посещали наши головы будто сами собой. Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год, по одной из улиц Тёмной Стороны идут трое молодых людей, смеются, болтают и толкаются от избытка жизненных сил: Генри Уокер, Чарльз Тейлор и Марк Робинсон. Я сразу узнал Уокера не так уж сильно он изменился. Вот только одежда его поразила меня — молодой Уокер был настоящим денди. Он выступал как павлин, сверкающий всеми цветами радуги: лучшие вещи с Кингз-роуд, узкие тёмные очки и грива тёмных вьющихся волос. Он выглядел как юный бог, слишком совершенный для этого грубого мира.
Марк Робинсон, ныне Коллекционер, уже тогда был фанатом Элвиса Пресли. Получалось у него очень убедительно, вплоть до приглаженных тёмных волос и презрительного оскала. Чёрная кожаная куртка, перегруженная цепями и молниями, звякала на каждом шагу. Этот шагу не мог ступить спокойно — то отставал, то забегал вперёд, а в безвыходном положении подпрыгивал на месте. Ему было весело, он считал свои планы выверенными на годы вперёд.
Чарльза Тейлора я признал не сразу. Фотографий отца у меня не сохранилось. После ухода матери он все выбросил или сжёг. В шестьдесят седьмом году он был моложе меня нынешнего и совсем не похож на меня. Он также не походил на своих колоритных друзей: тёмный костюм-тройка, галстук и короткая стрижка Чисто выбрит, как и подобает рядовому менеджеру в большом городе, одному из многих. Но по-настоящему поразила меня аура свободы и счастья, которая объединяла друзей. Никогда раньше не случалось мне видеть отца счастливым.
Шестьдесят седьмой был годом перемен для Тёмной Стороны, как и для всего мира. Трое молодых людей с блестящим будущим тоже собирались внести свою лепту.
Они добрались наконец до заведения под стать их амбициям: гриль-бара «Полет ястреба». Бар сгорел (сжёг себя сам?) в семидесятом году, так что своими глазами я его не видел. Теперь это призрачный бар с реальными посетителями. Надо сказать, тот, прежний бар мало отличался от призрачного: те же кислотные цвета, тот же неон, та же психоделическая краска и те же плакаты, до того яркие, что глаза лезут на лоб. Мне казалось, я различаю знакомую смесь запахов: кофе, благовонные палочки, сомнительные сигареты и дорогая парфюмерия. Музыкальный автомат играл новейшую музыку, а за пластиковыми столиками располагались знакомые всем — по шестьдесят седьмому году — лица: от таинственного Орландо до Странствующего Доктора с новой компанией. Уокер, Робинсон и мой отец широко улыбались присутствующим, но никто на них особого внимания не обратил. Оно и не удивительно: что они собой тогда представляли? Один будет управлять Тёмной Стороной, другой превратит её в дорогую коллекцию, и третий наложит на неё проклятие.
Так что молодые люди торопливо заняли последний столик в дальнем углу, заказали жующей резинку официантке кофе и погрузились в последний специальный выпуск журнала «Оз» для Тёмной Стороны. Чарльзу не удалось почитать спокойно: Марку срочно понадобилось узнать, напечатано ли его письмо о том, что президента Кеннеди на самом деле убил Элвис Пресли. Уокер, конечно, уже прочитал номер от корки до корки. Он всегда успевал первым.
Мы внимательно слушали. Несмотря на свой оптимизм, молодые люди проявляли нетерпение: блестящее будущее явно не спешило навстречу. Всё решают те, кто не заинтересован в переменах, кому выгоден порядок вещей, сложившийся в течение десятилетий, а ещё лучше — столетий. Мода поверхностна, порок всегда в моде, и тех, кто наверху, устраивает статус-кво. Чтобы навязать изменения, нужна власть, и молодёжь готова её захватить — для общего блага, разумеется. Освобождённый разум и век Водолея! В шестьдесят седьмом нетрудно было оставаться идеалистом.
С журналом закончили, пришло время показать себя. Марк уже тогда был коллекционером, и сегодня ему не терпелось продемонстрировать нечто особенное. Воровато оглядевшись, Марк выложил на стол свежую находку. Генри и Чарльз с сомнением посмотрели на картонную коробку, полную пожелтевших рукописных листков.
— Надеюсь, это не Росуэлл — скривился Уокер. — Слышать больше не могу о Росуэлле! Если бы там и в самом деле что-то было, мы бы узнали и так.
— Во-первых, я тебе представлю доказательства! — запальчиво возразил Марк. — Я знаю парня, лично знакомого с человеком, который видел, как снимали на плёнку вскрытие пришельцев… Правда, тот же умник говорит, что через два года мы высадимся на Луне, но…
— Так что же ты нашёл, Марк? — спросил Чарльз терпеливо. — Что-нибудь полезное?
— Этим можно кого-нибудь шантажировать? — Уокер задумался, глядя мимо коробки. — Всегда хотел попробовать свои силы…
Марк хищно улыбнулся, придерживая бумаги одной рукой, будто боялся, что их украдут.
— Это, друзья мои, золотая жила! Неопубликованная рукопись единственного и неповторимого Алистера Кроули, он же Маг, Великий Зверь и Величайший Грешник в мире — если верить газетам, чего я обычно не делаю. Но Кроули стоит своей славы. Опытные люди всегда говорили, что его лучшие или, вернее сказать, худшие вещи так и остались неопубликованными. Впервые эта рукопись была предложена издателю несколько лет назад, когда Кроули отчаянно нуждался в деньгах, но интереса не вызвала Кроули вышел из моды, и газеты им больше не интересовались. В конце концов один из экземпляров осел в редакции «Интернэшнл тайме», и я выменял его у младшего редактора на колоду карт «Марс атакует!». В отличие от большинства идиотов, в чьих руках побывала рукопись, я прочитал все, от первой страницы до последней, и скажу вам, друзья: это ответ на все наши молитвы. Средство достижения наших заветных целей.
— Красиво говоришь, мне бы так, — вздохггул Генри. — Но нельзя ли конкретнее?
— В одной из глав описан исключительно сильный магический обряд, или Работа, как он называет его. Кроули начал Работу, но не осмелился завершить. Трусом же, прошу не забывать, он никогда не был. Он хотел призвать и подчинить своей воле одно из самых могущественных существ, но бросил это занятие и сбежал, когда понял, кого призывает. Оставил прекрасный дом на берегу озера в Шотландии, чтобы никогда больше не возвращаться… «Прекрасная и грозная» написал он впоследствии, но подробно объяснять не захотел.
— Ага!.. Мы, значит, попробуем сделать то, что оказалось слишком опасным для самого Алистера Кроули, Величайшего Грешника в мире, по его же собственному определению? — кротко заметил мой отец.
— Что не удалось ему, получится у нас! — заявил Марк самодовольно. — Я знаю то, чего не знал Кроули! В числе моих недавних приобретений — письма от бывшего друга Кеннета Энгера. Автор идентифицировал дух, которого пытался призвать Алистер Кроули, и указал, как этим духом безопасно управлять. Друзья мои! Мы можем призвать и подчинить своей воле номаду по имени Бабалон: физическое воплощение абстрактной идеи.
— Какой идеи? — спросил Генри.
— Ну, над этим я ещё работаю, — признался Марк. — Есть трудности с переводом. В зависимости от того, как понимать отдельные места, Бабалон является персонификацией одного из нескольких душевных состояний:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29