они должны были помешать разъездам врага случайно наткнуться на нас. Я же рассчитывал, что, услышав стук наших топоров и визг пил – когда ветер дул от моря, троянцы безусловно могли слышать шум, – осажденные решат, что мы строим новый корабль.
Несколько дюжин рабов и фетов послали рубить лес и таскать бревна. Лукка оказался прирожденным инженером; он руководил работами уверенно и разумно. Башня лежала горизонтально, мы строили ее на земле лишь отчасти потому, что так было проще, – гораздо больше мы беспокоились о том, чтобы она не поднималась над лесом. Как только стемнело, я заставил несколько дюжин рабов и фетов с помощью рычагов и веревок придать ей нормальное вертикальное положение.
Агамемнон осмотрел башню.
– Отчего она у вас получилась ниже городских стен? – укоризненно спросил он.
Но строил Лукка со своими людьми, а замышлял я. Имевшегося у нас времени могло хватить только на постройку одной башни, ведь мы намеревались пойти на приступ сразу после окончания перемирия. И удар следовало наносить наверняка.
– Эта башня достаточно высока, мой царь и господин, – отвечал я. – Она достанет до края западной стены. Там самое уязвимое место городских укреплений… Даже сами троянцы говорят, что этот участок стены возвели не Аполлон с Посейдоном.
Нестор покачал седой головой:
– Мудрое решение. Ни к чему гневить богов, иначе они все равно пошлют тебе горе, даже если сначала ты добьешься удачи. Боги накажут смертного за наглость. Вспомните бедного Ахиллеса, полного гордыни… Сколь же презренная рана погубила его!
Нестор остановился, а я торопливо вставил:
– Я побывал внутри города и знаю, как он расположен. Западная стена – на самой высокой стороне холма. Стоит взять эту стену, и мы окажемся в верхней части города – возле дворца и храмов.
Одиссей согласился и произнес, обращаясь к царю:
– Если ты не забыл, я тоже бывал в Трое послом и запомнил расположение улиц и сооружений. Орион прав. Если мы прорвемся, скажем, через Скейские ворота, нам придется пробиваться по улицам, все время поднимаясь в гору. Выгоднее взять западную стену.
– Но как доставить эту штуку на холм к стене? – проговорил Агамемнон.
– Склон на западе не такой крутой, как на севере и на востоке, – заметил я. – Легче всего это можно было бы сделать на юге, где расположены Скейские и Дарданские ворота. Но южная сторона города охраняется самым тщательным образом, там самые высокие стены и сторожевые башни возле каждых ворот.
– Знаю! – отрезал Агамемнон и направился осматривать деревянный сруб, явно разочаровавшись в новой идее.
Но прежде чем царь продолжил расспросы, я проговорил:
– Лучше переправить башню через равнину сегодня же после заката, когда ночной ветер принесет туман с моря. Через реку мы перевезем башню на плоту, а потом на колесах – по равнине, чтобы туман скрыл нас от часовых на стенах, а когда мы поднимем ее…
Агамемнон остановил меня небрежным движением руки:
– Одиссей, ты собираешься возглавить этот… маневр?
– Да, сын Атрея. Я хочу первым из ахейцев ступить на стену Трои.
– Ну и отлично, – проговорил великий царь. – Едва ли у вас что-либо получится, но можете попробовать. Я подготовлю войско, чтобы оно могло выступить с первыми лучами солнца.
В ту ночь мы не спали. Едва ли кто-то из нас сумел бы уснуть: двое пожилых жрецов принесли в жертву дюжину козлов и баранов, горла животным перерезали старинными кремниевыми ножами, переходя от одного умерщвленного животного к другому, еще блеявшему на земле, а затем обмазали кровью деревянную раму. Они сожалели, что не могут принести в жертву быков или людей… Агамемнон не слишком верил в успех нашей попытки и не собирался входить в чрезмерные расходы.
Лукка руководил переправой через реку, к делу мы приступили, едва от моря поползли клочья ночного тумана. Мы ожидали, согнувшись в три погибели, таясь в холодном мареве, башня возвышалась над нами словно скелет древнего титана… Наконец луна опустилась за острова, и ночь стала темной – как ей и положено быть.
Я надеялся на облака, но звезды следили за нами и когда мы медленно волокли башню на больших деревянных колесах по равнине Илиона, и когда направились вверх по склону к западной стене Трои. Одни рабы и феты тянули веревки, другие поливали жидким жиром колеса, чтобы те не скрипели.
Примолкший Политос, настороженно озираясь, шел возле меня. Напрягая зрение, я тщетно пытался сквозь туман увидеть часовых Трои на стенах. Над головой висели оба ковша и наклонный двойной угол Кассиопеи. Созвездие моего тезки Ориона вставало на востоке прямо перед рогами созвездия Тельца. На шее быка семью жемчужинами поблескивали Плеяды.
Ночь выдалась удивительно спокойная. Вероятно, троянцы, веря в соблюдение перемирия, считали, что война не начнется до завтрашнего утра. Конечно, бой не завяжется раньше восхода солнца, но неужели у них не хватило ума расставить посты? Откос становился круче, превращаясь в обрыв. Теперь все мы налегали на веревки, подставляли свои спины и стискивали зубы, чтобы не застонать от боли. Рядом со мной шел Лукка с искаженным от напряжения лицом. Сейчас он трудился как простой фет.
Наконец мы приблизились к подножию стены и встали возле нее, ожидая.
Я послал Политоса взглянуть на восток и велел дать мне знать, как только небо начнет сереть, предвещая рассвет. Мы распростерлись на земле, чтобы дать отдых мускулам перед схваткой. Башня лежала на боку, оставалось только придать ей вертикальное положение. Я сидел, прислонившись к городской стене Трои, и отсчитывал минуты по своему пульсу.
Вскоре в городе запел петух, ему ответил другой. Где же Политос? Уснул или его схватили троянцы?
Но старый сказитель возник из тумана, едва я поднялся на ноги.
– Восточный горизонт еще темен, но свет уже прикоснулся к горам. Скоро небо сделается молочно-белым, а потом розовым, как цветок.
– Одиссей с войском уже выходит из лагеря, – проговорил я. – Пора поднимать башню.
Мы почти все приготовили, прежде чем троянцы сумели что-то понять.
Когда мы взялись за веревки, чтобы поставить башню, туман уже слегка поредел. Сооружение стало гораздо тяжелее из-за лошадиных шкур и оружия, привязанного к помостам. Лукка и его люди стояли с противоположной стороны, подпирая башню шестами по мере того, как она поднималась. Скрип и наше пыхтение заглушить теперь было нечем. Несколько напряженных минут показались мне долгими часами.
Как только башня, поднявшись, приникла к стене, я услышал испуганные голоса, раздававшиеся с другой стороны укрепления.
Я обернулся к Политосу:
– Беги скорее к Одиссею и скажи, что мы готовы. Пусть выступает немедленно.
Мы заранее решили, что Одиссей и пятьдесят отборных воинов-итакийцев пересекут равнину пешком, ведь колесницы производили так много шума. Но теперь я засомневался в том, что мы выбрали действительно самый разумный способ.
За стенами кричали. Я увидел, как из-за парапета высунулась голова, на мгновение четко обрисовавшаяся на фоне серого неба. Я выхватил меч и бросился к лестнице, которая вела на вершину башни. Лукка лишь на шаг отставал от меня; остальные хетты на площадках опускали конские шкуры, чтобы прикрыть ими бока башни от стрел и копий.
– Что там? – донесся сверху мальчишеский голос.
– Гигантский конь! – с ужасом ответил ему кто-то взрослый. – А в нем люди!
19
Сжимая в руке меч, я стоял на самом верху башни. Мы рассчитали почти точно: помост поднимался над стеной примерно на локоть. Не колеблясь ни секунды, я вскочил на зубец, спрыгнул на каменную платформу за ним. Передо мной, раскрыв рты и выкатив глаза, замерли двое ошеломленных троянцев, длинные копья ходуном ходили у них в руках. Лукка бросился вперед и страшным ударом раскроил одному из них череп. Второй бросил копье и с паническим воплем спрыгнул со стены на улицу.
Небо светлело. Город, казалось, спал, однако за изгибом стены виднелся еще один часовой. Но, увидев нас, он не бросился навстречу, а повернулся и побежал к квадратной каменной башне, высившейся сбоку Скейских ворот.
– Бежит будить остальных, – сказал я Лукке. – Они появятся здесь через несколько минут.
Лукка молча кивнул. Его хищное лицо не выразило ни тревоги, ни страха.
Теперь все зависело от того, кто успеет первым – итакийцы Одиссея или стража троянцев. Мы заняли участок стены, оставалось лишь удержать его. Отряд Лукки торопливо хватал луки и щиты, которые мы привязали к перекладинам башни, а я перегнулся через парапет. Темную равнину затянул туман, и я не мог разглядеть Одиссея и его людей… Если только они действительно вышли из лагеря.
Троянцы выскочили из башни – более дюжины воинов. Тут же я заметил другой отряд, приближавшийся к нам с опущенными копьями с северной стороны. Началась битва. Хетты были профессиональными вояками. Не раз им доводилось смотреть в лицо смерти; умели они пользоваться и собственным оружием. Сомкнув щиты в единую оборонительную стену, мы превратили строй в ежа, ощетинившегося длинными иглами-копьями. Покрепче стиснув копье правой рукой, я прижал свой щит к щиту Лукки. Чувства мои вновь обострились, и течение времени для меня замедлилось. И все же я ощущал, как бьется сердце, как увлажняются потом ладони.
Троянцы налетели на нас с отчаянием и яростью, они почти бросались на копья, обороняя свой город. Мы же дрались за свои жизни. Я понимал, что отступать нам некуда… Или мы удержим этот клочок стены, или погибнем.
Стена наших щитов прогибалась под их бешеным натиском. Нас заставили отступить на шаг. Тяжелый бронзовый наконечник копья ударил в край моего щита и, скользнув мимо уха, погрузился в тело хетта, оказавшегося сзади. Но пока он умирал, я успел вонзить свое копье в живот троянца, который сразил моего воина. За какой-то миг его лицо отразило целую гамму чувств: триумф, изумление, ужас.
По лестнице на помост поднимались и поднимались троянцы, из-под панцирей которых виднелись ночные одеяния. Это была знать, лучшее войско осажденных. Колыхались пышные плюмажи на шлемах, золото поблескивало в лучах зари на бронзовых доспехах.
Через стены перегибались лучники, метавшие горящие стрелы в нашу башню. Другие стреляли в нас. По моему щиту скользнула стрела, другая поразила в ногу воина, стоявшего справа от меня. Он пошатнулся и упал. Копье троянца немедленно вонзилось в его незащищенный затылок.
Лучники тщательно прицеливались, стараясь поразить нас, укрывшихся за щитами. Вокруг летали пылавшие стрелы; люди кричали, падали, превращаясь в огненные факелы.
Поток стрел мог быстро нарушить наши ряды – воины падали один за другим, и остатки моего отряда вскоре не выдержали бы натиска многочисленных троянцев. В моем сердце поднимался гнев на тех, кто решил убить нас: на богов, заставивших людей играть в смертоносные игры. Я ощутил, как исчезают в моей памяти все остатки цивилизованности и морали… Я горел боевой лихорадкой и яростью… В душе моей осталось лишь всепожирающее пламя ненависти, сделавшее меня кровожадным варваром с копьем в руке.
– Оставайся здесь, – приказал я Лукке.
И, не слушая его больше, шагнул вперед, совершенно неожиданно для троянцев, оказавшихся передо мной. Опустив копье и перехватив древко руками, я взмахнул им и сбил с ног сразу четверых… А потом скользнул между остальными, отражая неуклюжие удары… Движения троянцев представлялись мне слишком медленными, сомнамбулическими. Они не представляли для меня опасности. Я убил двоих; Лукка со своими людьми сразил еще нескольких, и троянцы поспешно перегруппировались, чтобы преградить путь воинам-хеттам.
Я же бросился к лучникам. Большая часть их бежала, но двое остались на месте… Они пускали в меня стрелы так быстро, как только могли. Я отражал их на бегу щитом. Первого лучника я пронзил копьем; он был еще очень молод, и борода у него едва пробивалась. Второй попытался извлечь меч из ножен, но я ударил его щитом, и лучник свалился вниз со стены. На какое-то мгновение – не более – я остался один. Дюжина знатных троянцев уже бежала ко мне по стене, сзади спешили другие. Перехватив длинное копье одной рукой, я метнул его в ближайшего воина, тяжело пробив его щит, наконечник глубоко вошел в грудь. Троянец покачнулся и упал на руки подбежавших спутников.
Чтобы остановить их, я швырнул щит, а потом подобрал лук, выпавший из рук убитого мной стрелка. Восхищаться этой прекрасной вещью, изготовленной из гнутого рога и полированного дерева, у меня времени не было. Я израсходовал все стрелы, оставшиеся в колчане мертвого лучника, но заставил знатных воинов укрыться за длинными щитами и потерять драгоценные секунды.
Но когда последняя стрела улетела в цель, я отбросил ставший бесполезным лук, и предводитель троянцев отвел свой щит… Я узнал его: передо мной стоял Александр… Кислая ухмылка исказила красивое лицо.
– Итак, вестник все-таки оказался воином, – бросил он мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47