Нелл и Фиона держались. Нелл достигла точки, когда могла целый день переписывать книги, не воспринимая ни единого слова. В первые месяцы она была напугана; она сама дивилась силе своего страха и постепенно осознала, что Власть, даже когда не прибегает к физическому насилию, не менее страшна, чем все ужасы ее детства. После случая с Элизабет на многие месяцы воцарилась смертельная скука, которая сменилась яростью, пока из разговоров с Мальвиной и Уточкой Нелл не узнала, что злоба подтачивает ее изнутри. Усилием воли она вернулась к скуке.
Бесила бессмысленная, глупейшая трата времени. За те часы, что она переписывала старые книги, можно было столько узнать из Букваря! Да что там из Букваря, она с радостью ходила бы на дополнительные занятия по любому другому предмету. Мучила иррациональность.
Однажды, вернувшись из уборной, она с изумлением обнаружила, что Фиона не переписала ни страницы, хотя прошло уже несколько часов.
После этого взяла себе за правило время от времени поглядывать на Фиону. Она заметила, что та прилежно пишет, но на старые книги не смотрит. Закончив страницу, она складывала ее и убирала в сумочку. Порой она останавливалась и несколько минут задумчиво смотрела в окно, потом возвращалась к листку; порой закрывала лицо руками или раскачивалась на стуле, а потом принималась усиленно строчить – чуть не по странице в минуту.
Как-то в конце занятий вошла мисс Страйкен, взяла со стола у Нелл стопку исписанных листков, проглядела их и описала подбородком еле заметную – даже не градусы, а минуты – дугу. Этот ленивый кивок означал, что Нелл на сегодня свободна. Еще раньше Нелл поняла, что мисс Страйкен нарочно изъясняется полудвижениями, чтобы ученицы боялись пропустить малейший ее жест.
Нелл сделала реверанс и вышла, но, пройдя несколько шагов по коридору, повернулась, прокралась к двери и через окошко в ней заглянула в комнату.
Мисс Страйкен вытащила из Фиониной сумки сложенные листочки и теперь читала их, расхаживая по классу, как маятник. Фиона сидела за партой, втянув голову в плечи.
Спустя вечность или две мисс Страйкен бросила листки на стол и что-то коротко высказала, покачивая головой, будто до сих пор не верит своим глазам. Потом она повернулась и вышла.
Когда Нелл подбежала, плечи Фионы еще бесшумно вздрагивали. Нелл обняла ее; мало-помалу Фиона начала всхлипывать. За следующие несколько минут она постепенно перешла к той стадии рыданий, когда все тело набухает и размягчается от слез.
Когда Фионина мама приехала за ней в маленьком ландо и увидела красное, зареванное лицо, она почернела от гнева и укатила с дочкой, даже не взглянув на Нелл. На следующий день Фиона появилась в церкви, как ни в чем не бывало, и в следующую неделю не говорила с Нелл о случившемся. Если совсем точно, Фиона вообще почти ни с кем не говорила и была как во сне.
В семь утра следующей субботы Нелл и Фиона были немало удивлены, увидев в классе мисс Матесон – она ждала их в плетеном кресле-каталке, укрытая термопледом. Книги, бумага, авторучки исчезли, на доске не было их имен.
– Чудесный весенний денек, – сказала мисс Матесон. – Пойдемте нарвем наперстянок.
Они двинулись мимо спортивных площадок в луг – девочки на своих двоих, мисс Матесон – в кресле на умных колесах с множеством тонких спиц.
– Детский мясной фарш, – прошептала мисс Матесон как бы про себя.
– Простите, мисс Матесон? – сказала Нелл.
– Просто смотрю на умные колеса и вдруг вспомнила рекламу моего детства, – сказала мисс Матесон. – Я ведь была доскерша. Гоняла по улицам на скейте. Сейчас я по-прежнему на колесах, но уже на других. Видимо, слишком много набила в юности синяков и шишек.
– Ум – замечательное качество, упаси вас Бог в нем разочароваться. Обязательно, всегда старайтесь быть умными. Но с возрастом вы узнаете, что в мире несколько миллиардов человек стремятся быть не глупее вас, и все, что вы делаете, исчезнет – поглотится океаном – если не делать это вместе с единомышленниками, которые запомнят ваш вклад и продолжат ваши усилия. Вот почему мир делится на племена. Есть множество малых фил и три великие. Какие великие?
– Новая Атлантида, – начала Нелл.
– Ниппон, – добавила Фиона.
– Хань, – закончили они хором.
– Верно, – сказала мисс Матесон. – Мы традиционно включаем Хань из-за размеров и древности, хотя в последнее время она ослаблена внутренними противоречиями. Некоторые называют Индостан, другие считают его собранием микроплемен, склеенных по неведомому нам рецепту.
Было время, когда мы полагали, будто возможности человеческого разума заданы генетически. Чушь, конечно, но долгие годы в нее верили, ведь различие между народами так велико. Теперь мы понимаем, что все дело в культуре. Собственно, культурой и называют сообщество людей, объединенных некими благоприобретенными чертами.
Информационные технологии избавили культуры от необходимости владеть конкретными клочками земли; мы можем жить где угодно. Общий Экономический Протокол определяет, как это делать.
Одни культуры процветают, другие – нет. Одни ценят рациональное познание и научные методы, другие – нет. Одни поощряют свободу высказываний, другие – нет. Единственно, что объединяет всех: если культура не расширяется, ее поглотят. Построенное рухнет, накопленное забудется, записанное пойдет прахом. В старые дни это легко помнилось, потому что надо было защищать границы. Сейчас это слишком легко забывается.
Новая Атлантида, как многие племена, расширяется путем образования. Вот для чего существует эта школа. Вы развиваете тело спортом и танцами, ум – экспериментами. А затем вы идете в класс мисс Страйкен. В чем смысл ее уроков? Кто хочет ответить? Говорите. Вам ничего за это не будет.
Нелл, помявшись, ответила:
– Не уверена, что в них есть какой-нибудь смысл.
Фиона только печально улыбнулась.
Мисс Матесон улыбнулась тоже.
– Ты не так далека от истины. Уроки мисс Страйкен опасно граничат с бессмысленной тратой времени. Зачем мы их ввели?
– Затрудняюсь ответить, – сказала Нелл.
– В детстве я ходила на карате, – огорошила их мисс Матесон. – Через несколько недель бросила. Не выдержала. Я думала, сенсей научит защищаться, когда я на скейте. А он велел мне подмести пол. Потом сказал: «Хочешь обороняться, купи себе пистолет». Я пришла через неделю, он снова велел мести. Дальше этого я не ушла. Так в чем был смысл?
– Научить вас смирению и самодисциплине, – сказала Нелл. Она узнала это от Самбо годы назад.
– Вот именно. То есть нравственным качествам. Нравственность – опора общества. Все процветание, все технологические достижения в мире не устоят без основания. Мы поняли это в конце двадцатого века, когда немодно было учить подобным вещам.
– Что же в мисс Страйкен нравственного? – воскликнула Фиона. – Она такая жестокая!
– Я не пригласила бы мисс Страйкен к себе обедать. Не наняла бы гувернанткой к своим детям. Но такие, как она, незаменимы.
– Самое трудное в мире, – продолжала мисс Матесон, – заставить образованных западных людей действовать сообща. Это работа таких, как мисс Страйкен. Мы прощаем им их недостатки. Мисс Страйкен – аватара. Вы знаете, кто такие аватары? Она – воплощение принципа. Принцип состоит в том, что за уютными, надежно защищенными границами нашей филы лежит жестокий мир, который придет и сделает нам больно, если мы не будем начеку. Это – неблагодарная работа. Мы все должны жалеть мисс Страйкен.
Они принесли в школу охапки фиолетовых и пурпурных наперстянок, поставили в каждый класс по букету, а самый большой отнесли в кабинет мисс Страйкен, потом выпили чаю с мисс Матесон и разошлись по домам.
Нелл, как ни старалась, не могла принять слов мисс Матесон, но после того разговора все как-то сразу улеглось. Она поняла неовикторианцев. Общество чудесным образом выстроилось в упорядоченную систему, вроде тех простеньких компьютеров, которые они программировали на уроках. Теперь, когда Нелл знала правила, она могла добиться, чего угодно.
«Радость» вновь сжалась до крохотного темного пятнышка на краю огромного и светлого школьного дня. Мисс Страйкен время от времени била ее линейкой, но не так часто, да и не лупила, можно сказать, а просто проводила по пальцам.
Фионе Хакворт приходилось хуже, и через два месяца ей снова назначили дополнительные занятия. Еще через пару месяцев она совсем перестала ходить в школу. Объявили, что они с матерью переехали в Сиэтлскую Атлантиду, и что желающие написать найдут адрес в холле.
Однако от других девочек (которые ловили обрывки взрослых разговоров) до Нелл доходили слухи о Фиониной семье. Примерно через год после их отъезда стало известно, что ее мать получила развод. У новых атлантов это допускалось лишь в случае супружеской измены или насилия в семье. Нелл написала Фионе длинное письмо, где говорила, что очень сочувствует, если отец дурно с ней поступил, и предлагала свою поддержку. Через несколько дней она получила коротенькую записку, в которой Фиона защищала отца от всех нападок. Нелл послала письмо с извинениями, но больше вестей от Фионы Хакворт не приходило.
Года через два все новостные каналы запестрели сообщениями о юной наследнице Элизабет Финкель-Макгроу, исчезнувшей из семейного поместья под Лондоном; якобы ее видели в Лондоне, Гонконге, Майами и других местах с людьми, которых подозревают в принадлежности к верхним эшелонам КриптНет.
Хакворт просыпается; возвращение из мира Барабанщиков; хронологические неувязки
Хакворт очнулся от невыразимо прекрасного сна, и понял, что это не сон: под ним было чье-то мягкое тело, и сам он на всех парах летел к семяизвержению. Он не понимал, что происходит, но быть может, его проступку удастся сыскать извинение? В несколько возвратно-поступательных движений он перевалил барьер, и гладкие мускулы соответствующего канала исполнили свой спинномозговой алгоритм.
Всего несколько глубоких вдохов, и он уже вышел из партнерши, чуть задохнувшись от пробежавшей электрической искры и приподнялся на локте взглянуть, кем только что обладал. Света как раз хватало, чтобы увидеть и без того известное: эта женщина, кто бы она ни была, не Гвен. Хакворт нарушил главный обет своей жизни и даже не знал с кем.
Знал он другое – это не первый раз. Далеко не первый. За последние годы он имел стольких…и если бы только он, а то и его самого…
Была, например, женщина…
Да что там, был мужчина…
Странно, он не мог вспомнить ни одного отдельного эпизода, однако твердо знал, что виновен. Так бывает, когда проснешься с четкой последовательностью мыслей в голове и не можешь вспомнить, к чему она относится. Подобно трехлетнему ребенку, обладающему талантом мгновенно теряться в толпе, воспоминания Хакворта ускользали туда же, куда проваливаются вертящиеся на языке слова, случаи deja vu и ночные сновидения.
Он знал, что с Гвен у них все плохо, но Фиона по-прежнему его любит – Фиона, выше Гвен, стесняющая своей все еще плоской фигуры, лишенной тех самых вторичных половых признаков, что придают жизни занимательность и остроту.
Выше Гвен? Как такое может быть?
Лучше выбираться отсюда, пока он не переспал еще с кем-нибудь незнакомым.
Он был не в центральном зале, скорее в одном из аневризмов туннеля, вместе с двадцать другими людьми, такими же голыми, как он сам. Он знал (откуда, интересно?), какой туннель ведет к выходу, и пополз в ту сторону, довольно неловко: некоторые мышцы были потянуты, другие сводила судорога. Похоже, это был не очень атлетический секс, скорее тантристского толка.
Иногда они занимались этим сутки напролет.
Откуда он знает?
Хорошо хоть, галлюцинации прекратились совсем. Он полз долго. Если он пытался думать, куда ползет, то сбивался с пути и возвращался в прежнюю точку. Только когда сознание начало отключаться, ему удалось на автопилоте добраться до длинной комнаты, заполненной серебристым светом и полого уходящей вверх. Что-то знакомое: он видел это, когда был еще молод. Он пополз вверх и постепенно уперся в тупик. Здесь пол был непривычно твердым. Сверху открылся люк, на голову обрушились несколько тонн холодной морской воды.
Он, шатаясь, выбрался на берег и увидел знакомый парк Стенли – серую гальку сзади, зеленую стену спереди. Зашумели папоротники, из них выступил Похититель, тоже зеленый и какой-то мохнатый. Для механической лошади он выглядел необычно щеголевато – голову его венчал Хаквортов котелок.
Хакворт ощупал себя и с изумлением обнаружил бороду. Еще удивительнее – волос на груди заметно прибавилось. Часть из них были седые – первые седые волосы, которые он на себе видел.
Похититель был зеленый и мохнатый, потому что оброс мхом. Котелок выглядел жутко и тоже порядком замшел. Хакворт машинально напялил его на голову. Руки стали более плотными и волосатыми – нельзя сказать, чтобы это их портило – и даже котелок сделался чуть тесноват.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70