Миранда тоже трусила, но не сознавалась в этом даже себе. Такси свернуло за угол, фары скользнули по кучке молодых людей в подворотне. Один из них поднес ко рту сигарету, и Миранда увидела красную повязку на его запястье. Грудь стиснуло, сердце затрепыхалось, ей пришлось несколько раз тяжело сглотнуть. Однако молодые люди не видели ее за зеркальными стеклами такси. Они не бросились на нее, потрясая оружием и выкрикивая: «Ша! Ша!»
Гостиница «Катай» стояла посередине Банда, на перекрестке с Нанцзинлу – Нанкинским проспектом, этим Родео-Драйв Дальнего Востока. Насколько хватал глаз – может быть, до самого Нанкина – сверкали вывесками европейские и ниппонские бутики, салоны, супермаркеты, а воздух дрожал от маленьких, с орешек, аэростатиков, снабженных камерой и программой распознавания образов, высматривающих подозрительные компании молодых людей – не кулаки ли часом.
Как все большие европейские здания на набережной, «Катай-отель» был подсвечен белыми прожекторами, и не зря, потому что иначе смотреть было бы просто не на что. Днем фасад выглядел скучным и тусклым.
Со швейцаром получилась неувязка. Миранда шла прямо, уверенная, что он распахнет дверь, но он стоял, руки за спину, и не думал двигаться с места. В конце-концов он все-таки сдался и открыл дверь, но Миранде пришлось сбавить шаг, чтобы не впечататься носом в стекло.
Здесь останавливался Джордж Бернард Шоу; Ноэл Кауард писал здесь сценарий. Вестибюль был высокий и узкий. Везде мраморные фигуры, чугунные канделябры, витражи, поблескивающие в свете соседних зданий. В баре играл старинный джаз-банд, резкий контрабас на фоне мелкого дребезжания ударных. Миранда встала на цыпочки у дверей, выглядывая знакомых. Никого, только пожилые туристы кружились в медленном танце, да обычные китайские молодчики у стойки с надеждой поглядывали в ее сторону.
Она поднялась на восьмой этаж, где были шикарные рестораны. Большой банкетный зал сняла какая-то сильно навороченная организация. Мужчины здесь были в пугающе роскошных костюмах, женщины – в еще более пугающих платьях, изредка попадались викторианцы, одетые гораздо строже, но все равно очень празднично и богато. Музыка звучала сдержано: китаец во фраке играл на рояле джазовую композицию, однако в конце зала, на эстраде, оркестр уже распаковывал инструменты.
Миранда бочком двинулась к выходу, гадая, в каком же зальчике гуляют коллеги-артисты, когда из толпы ее окликнули по имени.
Карл шел так, словно он – хозяин на этом торжестве, его ручной работы сапоги из кожи экзотических рептилий и птиц ступали уверенно, просторный балахон, что-то среднее межу плащом и пыльником, едва не мел по полу, отчего казалось, что в нем не метр девяносто пять, а все два двадцать. Длинные светлые волосы были зачесаны назад, бородка торчала тяпкой. Он был великолепен и знал это. Его голубые глаза пригвоздили Миранду у самых дверей лифта, в которые та собиралась уже вскочить.
Он крепко обнял ее и закружил. Она прижалась к нему, прячась в плаще от разряженной толпы.
– Я черти в чем, – сказала она. – Почему ты не предупредил?
– Почему ты не догадалась? – сказал Карл Голливуд. Среди его режиссерских талантов было и умение задавать подобные немыслимые вопросы.
– Я бы что-нибудь надела. Я похожа на…
– На молодую богемную актрису, – сказал Карл, отходя на шаг, чтобы рассмотреть ее черные лосины и облегающий свитер, – которой по фигу дорогие шмотки, а все рядом чувствуют себя расфуфыренными дешевками, и потому лишь, что в ней есть нечто этакое.
– Не заговаривай зубы, – сказала она, – сам ведь знаешь, что врешь.
– Несколько лет назад ты вплыла бы в зал, неся свой чудный подбородок, как боевой таран, и у всех бы челюсть отпала. Почему не теперь?
– Не знаю, – сказала Миранда. – Наверное, дело в Нелл. Я усталая, затраханная мамаша, вдобавок еще бездетная.
Карл помягчел, и Миранда поняла, что этих слов он от нее ждал.
– Идем, – сказал он. – Хочу тебя кое с кем познакомить.
– Если ты собираешься сосватать мне богатого козла…
– И в мыслях не держал.
– Я не стану домохозяйкой, которая играет в свободное время.
– Знаю, – сказал Карл. – Теперь успокойся на минутку.
Миранда старалась не замечать, что они идут через самую середину огромного помещения. Все глаза устремлялись на Карла, ее это вполне устраивало. Она обменялась улыбками с рактрисами, участницами сегодняшнего интерактивного приглашения – обе увлеченно беседовали с приятного вида людьми, вероятно, инвесторами.
– К кому ты меня волокешь?
– Его фамилия Бек. Он мой давний знакомый.
– Но не друг?
Карл усмехнулся и пожал плечами.
– Мы когда-то дружили. Потом у нас были общие дела. Собственно, как это происходит, Миранда: со временем ты обрастаешь сетью знакомых. Ты передаешь им информацию, которая может их заинтересовать, и наоборот. Для меня он один из таких людей.
– Все равно не понимаю, зачем мне с ним знакомиться.
– Думаю, – сказал Карл очень тихо, но пользуясь каким-то актерским приемом, так что она четко слышала каждое слово, – этот джентльмен поможет тебе отыскать Нелл. А ты поможешь отыскать то, что нужно ему.
Он шагнул вбок, взмахнув плащом, и придвинул ей стул. Они были в углу банкетного зала. С противоположной стороны столика, спиной к широкому мраморному подоконнику, огням Банда и медиатронной какофонии Пудуна, бросающей кровавые отблески на подложенные плечи его пиджака, сидел молодой африканец в дредах и микроскопических черных очках – их круглые стеклышки держались на какой-то немыслимо сложной металлической пространственной сетке. Соседа его – ниппонского бизнесмена в официальном черном кимоно – Миранда едва заметила. Он курил сигару, судя по запаху – старомодную, полностью канцерогенную.
– Миранда, это мистер Бек и мистер Ода, оба приватиры. Джентльмены, мисс Миранда Редпат.
Оба изобразили жалкую пародию на поклон, но попытки протянуть руку ни тот, ни другой не сделал, и хорошо – просто удивительно, сколько всякой дряни в наше время можно передать через кожу. Миранда, садясь, не удостоила их даже кивка. Она не любила людей, которые зовут себя приватирами. Это просто претенциозное слово для плеба – человека без племени.
Карл сказал:
– Я объяснил этим господам, не входя в подробности, что ты хочешь невозможного. Принести тебе чего-нибудь выпить?
Карл отошел, наступила тишина. Мистер Бек, видимо, разглядывал Миранду, хотя точно она сказать не могла из-за черных очков. Мистер Ода выступал в роли озабоченного зрителя, словно заключил пари на половину своего капитала, кто из них заговорит первым.
Похоже, у мистера Оды созрел план. Он указал на оркестр и выразительно кивнул.
– Нравится?
Миранда взглянула на музыкантов – их было пятеро или шестеро, мужчины и женщины разной этнической принадлежности. Ответить было сложно, потому что никто еще не начал играть. Она снова посмотрела на мистера Оду. Тот выразительно указал на себя.
– А, вы их спонсор? – догадалась Миранда.
Мистер Ода вынул из кармана и толкнул через стол маленький блестящий предмет. Это была брошка – стрекоза из перегородчатой эмали. Миранда заметила такие же на нескольких гостях. Она осторожно взяла брошку. Мистер Ода похлопал себя по лацкану и кивнул, приглашая Миранду приколоть стрекозу себе.
Миранда пока оставила ее на столе.
– Ничего не вижу, – сказал мистер Бек, видимо, мистеру Оде. – В первом приближении чистая.
Миранда поняла, что мистер Бек изучал ее сквозь какое-то устройство феноменоскопических очков.
Миранда уже придумывала колкость пообиднее, когда мистер Ода подался вперед в облако собственного дыма.
– Мы поняли, – сказал он, – что вы хотите установить связь. Хотите очень сильно.
Приватиры. Это слово означало, что ее собеседники умеют, или хотя бы считают, что умеют, как-то зарабатывать деньги на отсутствии племенной принадлежности.
– Мне объяснили, что это невозможно.
– Правильнее говорить в понятиях теории вероятностей, – сказал мистер Бек. Выговор у него был скорее оксфордский, с ямайской напевностью и намеком на индийскую резкость.
– Если так, астрономически маловероятно, – сказала Миранда.
– Вот это уже правильнее.
Теперь мяч оказался на корте Миранды.
– Ребят, если вы научились побеждать вероятность, чего бы вам не влезть в Вегас-рактивку и не оторвать состояние?
Шутка развеселила мистеров Бека и Оду гораздо больше, чем ожидала Миранда. Значит, они умеют ценить иронию. Это был первый добрый знак в потоке негативных сигналов с их стороны.
Оркестр заиграл приятную танцевальную музыку. Свет погас, на плечах гостей засветились брошки-стрекозы.
– Не получится, – сказал мистер Бек. – Вегас – игра чистых цифр, без всякого человеческого смысла. Мозг не взаимодействует с чистыми цифрами.
– Но вероятность есть вероятность, – сказала Миранда.
– Что если вам снится, будто ваша сестра попала в аварию, вы связываетесь с ней на следующий день и узнаете, что она порвала с любовником?
– Совпадение.
– Да, но маловероятное. Видите, не исключено, что можно победить вероятность, если задействовать не только мозг, но и сердце.
Миранда подозревала, что ни мистер Бек, ни мистер Ода не подозревают о жестокости своих слов. Лучше бы уж совсем не надеяться.
– Ребят, у вас какая-то секта, или что? – спросила она.
Мистеры Бек и Ода выразительно переглянулись. Мистер Ода принялся цыкать зубом и прочищать горло. Другому японцу это, вероятно, сообщило бы уйму ценных сведений, Миранда же поняла одно: вопрос чрезвычайно сложен. Мистер Бек извлек из кармана старинную серебряную табакерку (или хорошую современную копию), взял щепоть нанозитового порошка и затолкал в большую круглую ноздрю, потом нервно почесал под носом. Он сдвинул очки вниз, так что видны стали огромные карие глаза, и рассеянно уставился через плечо Миранды в гущу толпы, рассматривая оркестр и реакцию на него танцующих. У него тоже была брошка-стрекоза: она засветилась и теперь испускала мощные световые вспышки, как скопление полицейских и пожарных машин возле горящего дома.
Оркестр перешел на странный дисперсный шум без всяких ладу и складу, порождающий ленивые конвекционные токи в толпе.
– Ребят, откуда вы знаете Карла? – спросила Миранда в надежде немного сломать лед.
Мистер Ода виновато покачал головой.
– До последнего времени не имел удовольствия свести с ним знакомство.
– Работали вместе в Лондоне.
– Вы – рактер?
Мистер Бек иронически фыркнул, вынул пестрый шелковый платок, высморкался быстро и чисто, как все нюхачи со стажем.
– Я по технической части, – сказал он.
– Программируете рактивки?
– И это тоже.
– Чем вы занимаетесь? Светом? Цифровой обработкой? Нанотехникой?
– Частности меня не занимают. Меня интересует одно. – Мистер Бек вытянул указательный палец с очень широким, но идеально наманикюренным ногтем, – использование техники для передачи смысла.
– Сейчас это охватывает самые разные области.
– Да, но не должно. Я хочу сказать, различие между этими областями – надуманно.
– Чем плохо программировать рактивки?
– Ничем, – отвечал мистер Бек, – точно так же, как нет ничего плохого в традиционном живом театре, или, к слову, в рассказах у костра – я сам это в детстве любил. Но пока остаются новые пути, мое дело – их искать. Ваше призвание – рактировать. Мое – находить новые технологии.
Шум оркестра начал неравномерно пульсировать. Пока они говорили, пульсация перешла в более ритмичные удары. Миранда обернулась взглянуть на остальных гостей. Все они стояли с отрешенными лицами и глядели куда-то вдаль. Стрекозиные брошки мерцали разными цветами, а при каждом ударе сливались в когерирующую белую вспышку. Миранда поняла, что брошки как-то связаны с нервной системой хозяев, и те разговаривают друг с другом, творят музыку сообща. Гитарист принялся вплетать импровизированную линию в постепенно оформляющийся рисунок мелодии, танцующие услышали, и звук начал конденсироваться на его партии. Налаживалась обратная связь. Девушка запела импровизированный реп, и чем дальше она пела, тем мелодичнее звучал ее голос. Музыка еще оставалась странной и бесформенной, но уже приближалась к профессиональному исполнению.
Миранда снова повернулась к мистеру Беку.
– Вы считаете, что придумали новый способ передавать смысл с помощью технологии…
– Средство коммуникации.
– Новое средство коммуникации, которое позволит мне добиться желаемого. Поскольку там, где появляется смысл, законы вероятности теряют свою силу.
– Вы произнесли два ошибочных положения. Во-первых, не я изобрел это средство коммуникации. Изобрели другие, возможно, для другой цели, а я набрел, вернее, услышал намек.
Что до законов вероятности, сударыня, они верны всегда, даже больше, чем другие математические принципы. Однако физика и математика – как бы одномерная координатная ось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70