— Меня интересует не это.
Экран удивленно замигал:
«Но это тебя касается».
— Сколько душ было освобождено из Ада?
«Вопрос не имеет смысла. Пожалуйста, измени формулировку».
— Да нет, это не бессмыслица, машина! Сатана сказал, что души находятся в Аду до тех пор, пока не искупят содеянное зло, а затем их отпускают на Небеса. Сколько душ отпущено к данному моменту?
Наступила пауза. Наконец компьютер выдал:
«Информация отсутствует».
— Что ты имеешь в виду? В тебе заключена вся информация Вечности.
«Описываемая тобой ситуация не обнаружена».
Зейн задохнулся:
— За всю Вечность ни одна душа не вышла из Преисподней?
«Именно».
— Какой же все-таки Сатана невероятный лжец! — закричал Зейн. — Я был уверен, что он преувеличивает, но хоть капля правды должна была быть в его словах!
«Заявление не противоречит истине. Вселенная безгранична».
Зейн подумал.
— То есть теоретически Люцифер может в будущем выпустить какие-то души?
«Ответ утвердительный».
— Опять увертка! Это всего лишь допущение. Вечность не имеет границ — по определению.
Экран опустел. Зейн выключил терминал. Он узнал все, что хотел.
Зейн догадывался: Сатана скрывает от него, что срок пребывания души в Аду гораздо больше, чем необходимо для очищения, однако в реальности все оказалось гораздо хуже. Итак, больше никаких контактов с Сатаной!
У входа нетерпеливо топтался Морт.
— Гончие поблизости? — спросил Зейн, садясь в седло.
— Их шесть.
— Ты можешь убежать от них?
— Ф-р-р-р. Если бежать долго, я могу оторваться — выносливости у них маловато, но на малых дистанциях…
— Спрятаться можно?
— Нет. Они чуют даже незримых духов. Это адский поисковый отряд — как от них спрячешься?
— Есть место во Вселенной, куда они не могут последовать за нами?
— Разве что Небеса.
Зейн криво усмехнулся:
— Давай не будем втягивать сюда и Небеса, ладно? Мне надо подумать.
— Девяносто секунд на размышления, Смерть, — многозначительно обронил жеребец.
Зейн задумался. Его очень удивляло то, что он не испытывает страха. Храбрым он не был. Кураж и напускная бравада заменяли ему настоящую отвагу. Но все, что он делал в последнее время в роли Смерти, почти избавило его от страха перед гибелью. Умирать Зейн, конечно, не хотел, однако здесь было кое-что поважнее страха за собственную жизнь. Если он умрет сейчас, ему найдут замену и забастовка прекратится. Тогда Луна погибнет и Сатана победит. Луну заберут на Небеса, его, возможно, тоже; мир от этого не погибнет. Но каково будет тем, кто останется, когда Сатана добьется своего? Вот что на самом деле поддерживало Зейна.
Адские гончие, похоже, могли убить его — это сверхъестественные чудовища, их плащ Смерти не остановит. Одну тварь он мог отправить в Ад, как спровадил демона-повара, хотя их души и не в его ведении. Тут его возможности ограничены, поскольку порождения Сатаны не ведают страха перед человеком, воплощением Смерти. Спрятаться невозможно. Невозможно и убежать. Биться с ними бессмысленно. Что тогда? Стоять и покорно дожидаться?
В голове у Зейна вдруг возникла картинка: пять линий, образующих пятиугольник. Теперь он осознал, что это значит. Его мысли ходили по кругу, ни к чему не подвигая, не приближая решения. Зейн торопливо изменил рисунок, выстроив линии одну за другой. Раз он не может спрятаться — и не в силах спастись бегством — а победить надо — значит, придется драться — и, следовательно, нужно подходящее оружие…
До него донесся леденящий лай. Шесть черных пятнышек показались на горизонте и стали быстро увеличиваться в размерах. Адские псы приближались.
Оружие, оружие… что может послужить оружием против сверхъестественной твари? Не его плащ и не эти побрякушки. Нужно что-то для атаки.
Пятна приняли очертания огромных бурых собак, каждая в половину человеческого роста. Глаза их полыхали красным, словно печные жерла. Они двигались по-кошачьи, огромными скачками — метров по десять за прыжок. Земли адские гончие касались совершенно беззвучно. Даже в открытой атаке они старались действовать исподтишка.
Ему бы сейчас хороший меч — из тех, что скованы, чтобы рубить без разбору жить и нежить. Однако о том, где его взять, думать было поздновато. Собаки окружили человека и лошадь и замерли, оценивая ситуацию. Некоторые уже приготовились к прыжку.
И тут взгляд Зейна упал на косу. Марс когда-то советовал ему с ней поупражняться. Он этого не сделал — его занимали совсем другие вещи. Но косить он пробовал.
Один из псов прыгнул.
Зейн схватил косу и соскочил на землю.
Пес пролетел над его головой, потеряв из виду цель. Зейн выиграл еще несколько секунд. Он встряхнул косой, чтобы огромное лезвие встало на место — под нужным углом к рукояти — и там закрепилось.
— Уходи, Морт! — крикнул Зейн. — Это не твоя драка.
Конь бледный исчез из виду.
Зейн поднял косу, чувствуя исходящую от нее чудовищную силу. Да, превосходное оружие!
— Ну давайте, щенки! — крикнул он, поддаваясь охватившей его ярости, и смертоносное лезвие засияло. — Испытайте мою силу! Думали, здесь вам беззащитная жертва? Давайте, вы, ночные твари, — перед вами Властелин Ночи. Я — Смерть!
Первый пес прыгнул снова, не обратив на слова Зейна ни малейшего внимания. Очевидно, честь убить врага предоставлялась вожаку. Зейн повернул косу лезвием вверх и подставил ее псу.
Сверкающее лезвие вошло в голову чудища и без малейшего сопротивления рассекло насквозь, до самого хвоста. Из обеих половинок струей ударила кровь, и собака издохла. Магическое лезвие вполне успешно убивало магических тварей.
Еще два пса — на них произошедшее не произвело впечатления — прыгнули одновременно с двух сторон. Зейн взмахнул косой. Лезвие описало жуткий круг и рассекло пополам тело одной из собак, пройдя через него, как сквозь снежный вихрь. Верхняя половина туловища адской гончей отлетела в сторону, а нижняя рухнула, истекая кровью.
Потом пришла очередь второго пса. Лезвие наискосок отделило переднюю часть туловища от задней. Внутренности вывалились, и обе половинки разом обмякли.
Трое оставшихся собак призадумались. Теперь до них дошло, что к чему.
— Ну, шавки? В чем дело? — Зейн уже в открытую издевался. — Не нравится, когда добыча огрызается?
Следующий пес шагнул к Зейну, разевая пасть. Язык и зубы у него были чернее сажи. Из пасти вырвалась струя пламени.
Зейн одним взмахом снес чудовищу голову, и пламя тут же угасло.
Четверо готовы, двое остаются. Зейн почувствовал саднящую боль в правом боку — похоже, струя пламени все-таки прожгла ему плащ. Огонь адских гончих был посильнее драконьего!
— Вы с кем связались, чертовы выродки? — крикнул Зейн, наступая на двух оставшихся собак. С лезвия косы стекала кровь их сородичей. — Решили, наглые твари, что можете заступить дорогу воплощению? Пошли вон, отродья, пока я не порезал вас на куски!
Одного из псов слова Зейна не напугали — и тогда жуткое лезвие отрубило ему все четыре лапы разом. Все еще исполненная решимости, тварь оскалилась, собираясь извергнуть пламя, и тут Зейн отсек ей морду.
— Туго соображаешь? — свирепо гаркнул он. — Уймись, а то хуже будет!
Пес застыл, истекая кровью.
Зейн повернулся к оставшейся собаке.
— Подожми хвост, паршивая дворняга! — прорычал он, поправляя окровавленное лезвие. — Ступай к своему падшему хозяину и передай ему, чтобы он не поручал мужскую работу младенцам.
Вконец запуганная собака поджала хвост и кинулась бежать.
Зейн почувствовал, как у него дрожат колени. Он сумел это сделать! Он их разогнал!
Разогнал? Да нет, он уничтожил их с помощью силы, данной ему его должностью, той силы, которой он раньше не пользовался. И то, что когда-то ему довелось косить, сослужило хорошую службу.
Морт заржал и подбежал к Зейну.
— Ты воспользовался служебным положением, Смерть, — донеслось из транслятора.
Зейн пожал плечами:
— Иначе было нельзя. Утопающий хватается за соломинку. Если бы у меня был другой выход, я бы им воспользовался. Ноя был вынужден драться, и дрался, как мог. На сей раз Сатана меня недооценил. Думаю, больше он себе такого не позволит. Думаю также, что со временем я научусь отлично выполнять свои обязанности. Я не считаю себя сверхчеловеком — да я им и не являюсь, — однако моя работа заслуживает наилучшего отношения к себе.
Зейн сел в седло, и они отправились на Землю.
— Почему ты не напомнил мне о косе?
— Я не думал, что ею можно драться с адскими гончими. Мой прежний хозяин никогда не использовал ее подобным образом.
И все же Марс об этом знал!
— Значит, существуют некие изначально присущие должности возможности, не зависящие от того, кто исполняет эту должность, или от того, пользовались ли ими раньше, — пришел к выводу Зейн. — Так?
— Я на своей должности не первый, — фыркнул конь бледный. — Мои предшественники могли видеть такое, что ныне скрыто от нас. Я понял лишь, что сама должность Смерти меняется в зависимости от того, кто ее занимает. Здесь следует быть внимательным. Если Смерть встанет в полный рост, ничто во Вселенной не сможет ей помешать.
— Но мне мешают на каждом шагу! — возразил Зейн.
— Только не тогда, когда у тебя в руках коса!
— Я был в отчаянии, — снова повторил Зейн.
Впрочем, оглядываясь на этот эпизод, он испытывал некую мрачную гордость. Он вел себя как дурак и все же уничтожил врага. Действительно, если Смерть решится применить силу, то сила ее будет огромна. Природа все время на это намекала. Если бы он растерялся перед адскими гончими, они непременно его убили бы. Он не растерялся — и псы оказались беспомощны перед ним. Если бы его предшественник по легкомыслию не принял участия в своем собственном убийстве, он уцелел бы, а Зейн отправился бы в Вечность.
— А последний из моих предшественников… какой Смертью он был? — Зейн знал, что этот человек попал на Небеса, но это вовсе не говорило о его компетентности.
— Совершенно посредственный тип. Мог ли он иначе так скоро лишиться должности?
— Я имею в виду, как исполнитель? Знаю, под конец он стал неосторожен, тем не менее как он работал? Справлялся ли со своим списком? Тебе он нравился?
— Со списком он справлялся куда лучше тебя, — ответил конь. — Но я не могу себе позволить к кому-либо привязаться.
— Значит, когда я уйду, ты не будешь по мне скучать, — вздохнул Зейн. — Что ж, это даже к лучшему. Я могу оценить со стороны и твою преданность, и твою компетентную службу. И для моего преемника ты тоже станешь незаменимым помощником.
Морт не ответил.
Они очутились в центре Кильваро, и Морт, превратившись в автомобиль, повез Зейна к дому Луны.
Она встретила его у дверей.
— Зейн, я так волновалась за тебя! — в голосе девушки слышалось облегчение. — Противостоять Сатане…
— Ничего, я справлюсь. — Зейну не хотелось сваливать на нее еще большие опасения за собственную жизнь. Конечно, Сатана продолжит игру с новыми силами, но, если об этом узнает Луна, она может сотворить какую-нибудь глупость — например попытается покончить с собой. — Я просто зашел попросить тебя держаться, что бы ни произошло. И еще мне хотелось напомнить, что я тебя люблю.
Луна тут же переключилась на волновавший ее вопрос:
— Ты до сих пор бастуешь! Ты понимаешь, что это значит?
— Я быстро учусь, — заметил Зейн. — Люди страдают — это очень печально. Однако…
— Больницы забиты, — строго произнесла Луна. — Безнадежные больные не могут умереть, а новые продолжают поступать обычным порядком — и это всего за несколько часов. Ты представляешь, что будет твориться через несколько дней? Так продолжаться не может!
— Я знаю, это тяжело, — ответил Зейн. — Но другого выхода…
— Разве не ты разнес всю палату, чтобы избавить одного человека от жизни, исполненной боли и безнадежности? Ты же веришь в смерть!
— Да, я верю в смерть, — согласился Зейн, заново осознав это. — Я действительно в нее верю! Она — священное право живущего, единственное, что невозможно отрицать. Но в данном случае…
— Это ведь не спасение для них, — безжалостно продолжала Луна. — Несчастные не живут по-настоящему. Это всего лишь продление бессмысленного, безнадежного страдания.
— Правда, — неохотно согласился Зейн. — Смерть, разумеется, необходимая услуга для тех, чья жизнь подошла к концу. И лучше, если она будет быстрой и безболезненной, хотя…
— Я писала картину, — сказала Луна, указав на стоящий в гостиной мольберт.
Работа была выполнена лишь частично — ведь девушка провела дома всего несколько часов — и изображала ребенка, попавшего под машину. Рядом валялись останки не то велосипеда, не то магического коврика — очевидно, маленький наездник был слишком неосторожен. Зейн заметил, что части машины и коврика скомпонованы так искусно, что получившийся предмет невозможно было определить однозначно; символ, а не что-то конкретное.
Конечно, эта картина отражала душевное состояние Луны. Она умерла мучительной смертью, но осталась жива — и знала, что теперь в какой-то мере отвечает за муки тех, кто не в состоянии умереть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48