Оба они были залиты красным.
Ясон с удивлением смотрел на собственный клинок, словно не в силах постигнуть простоты случившегося. Пук волос, редких, седых, окровавленных, срезанных с виска вместе с клоком кожи, болтался у него на плаще. Пол-лица залито кровью. Поток воздуха из бездны крыльями развевал черный плащ за плечами дрожащего человека. Он склонялся к сыну, держа меч наготове, но другую руку протягивал побледневшему противнику.
Кинос увидел меня. Прокричал сквозь боль:
– Я не понимаю! Не понимаю, Антиох. Помоги мне понять. Это мой отец? Если да, то почему же я не узнаю его? Хотя это уже не важно.
– Держись за его руку, – крикнул я в ответ. – Не падай!
– Это он? Почему я его не узнал?
– Держись, Кинос. Ты построил «Место, чтобы звать отца». Ты выстроил множество таких мест. Только об одном позабыл: твой отец стареет. Это он! Дай ему руку. Не падай!
Умирающий взглянул на отца, снял шлем, выронил его:
– Я так долго ждал. Я начал забывать твой смех. Начал отчаиваться. Но теперь я вижу – ты тот , – тот, кого я звал. Почему глаза мои открылись только тогда, когда обречены закрыться?
– Так закрой их, – холодно произнес Ясон, все же не отнимая руки, протянутой к шатающемуся на краю бездны человеку. – Ты не сын мне. Я узнал бы Киноса, узнал бы даже стариком.
Кинос рассмеялся, глядя на меня. Уронил в провал меч.
– Ну вот. Разве ты не видишь, Антиох? Я уже упал, а ты не понял. И в конце концов, все, что мне остается, – уйти домой…
Движением губ он послал отцу слабый поцелуй и чуть откинулся назад. Он не вскрикнул, исчезая в рокочущей пустоте. Еще долго был виден блеск его нагрудника, но наконец темное море внизу приняло его.
– Кончено, – прошептал голос за моей спиной.
Я повернулся и увидел отшатнувшуюся Медею, прикрывавшую лицо краем одежд.
Боевой дух оставил Ясона, как немногим раньше – Медею. Они смотрели друг на друга через мост, но ни гнева, ни ненависти, ни враждебности не было в их глазах – только усталость и, может быть, сожаление.
– Антиох, – тихо окликнул меня Ясон. Мечом он указывал в бездну. – Если боги не помутили мне зрения ради собственных целей, я снова скажу: это был не Кинос.
– Так кто же?
– Я не знаю.
Заговорила Медея:
– Это была малая частица Киноса, взятая мной, чтобы спасти от одиночества его брата. Малая тень, но она взрослела, подобно человеку. Я призвала ее обратно, но позволила пожить еще немного.
Ясон перешел мост: кровь на потемневшем лице, капли влаги в глазах.
– Тогда где же сам Кинос?
Медея не отступила перед ним, но выкрикнула:
– Ни шагу дальше!
Он остановился. Ниив судорожно цеплялась за мой локоть, сдерживая отчаянный позыв к болтовне.
– Если я отведу тебя к нему, оставишь ли ты этот дворец его воспоминаниям? Уйдешь ли с миром? Я готова поступить с тобой по-доброму, Ясон, но потом ты должен будешь уйти, потом должен оставить меня.
– Я согласен, – прошептал старый грек. Он вложил в ножны меч и призвал меня поступить так же. Только встревоженные маленькие голоса, раздавшиеся из ножен, напомнили, что я едва не погубил колоссы. Свой бронзовый клинок я заткнул за пояс.
– Тогда иди за мной, – говорила Медея. – Я отведу тебя туда, где сны становятся явью.
Она бежала впереди нас. Развевались покрывала, костяшки и бронза звенели на длинной цепи, заменявшей пояс. Она вела нас в темную глубину дворца, вниз по широкой лестнице, по лабиринту ходов. На стенах метались животные, нарисованные светящейся голубой и зеленой краской. Запах ладана и сожженных трав поднимался нам навстречу. Здесь находилась жилая часть пустого дворца: логово Медеи. А в конце его располагалась погребальная палата. Дойдя до ее дальней стены, Медея повернулась к нам лицом. Кинос покоился между нами на деревянном помосте. Руки уложены вдоль тела, рядом оружие, длинные волосы любовно расчесаны, грудь засыпана цветами, поножи сплетены из трав. Сильно пахло кинамоном и еще маслянистым густым ароматом бальзама.
Ясон шагнул к носилкам и замер, уставившись в нежное бледное лицо. На нем не было шрамов, хотя это было лицо взрослого мужчины, куда старше того юного Киноса, что выстроил каменный корабль с чудовищной командой.
Тихо заговорила Медея:
– Построив этот дворец, он впал в боевое безумие. Осада сменяла осаду на берегах, на узкой полоске вокруг холма. Мертвые этого царства стаями стекались к нему. Нерожденные боялись его. Смерть до рождения страшно искажает судьбу. Он играл героями тысячи веков. Я ужасалась, думая о разрушениях, причиненных им будущему Времени.
– Как он умер? – спросил Ясон. Он дрожал, застыв над телом, опустив голову, не отрывая взгляда от воскового лица несчастного мальчика.
– Погиб в сражении, – ответила Медея. – Он вел войны ради забавы. Это небезопасно. Он был убит чуть ли в первой стычке.
– А другой Кинос, тот, что с самого начала нападал на меня?..
– Малый призрак, созданный мною для его брата, Маленького Быкоборца…
– Тезокор… И он тоже ненавидит меня. – В голосе Ясона неожиданно прозвучала безнадежность.
– Тезокор еще жив, – шепнул я ему в надежде внушить мысль о новой попытке.
Медея расслышала шепот, засмеялась.
– Потерянный и потерявший все, – добавила она. – Я украла у него брата. Забрала назад призрака. Это место, этот дворец, питается источником глубоких чар. Нетрудно было наделить малый дух полнотой жизни: лишь видимость, утешительный обман… Но он с самого начала обречен был погибнуть от руки отца.
Ясон склонился над трупом и поднял его на руки, обнимая воспоминания, баюкая прошлое, прощаясь так тихо, что я не могу записать здесь ни слова из сказанных отцом сыну.
Потом он снова уложил Киноса и отступил от носилок.
Взглянул ли он на Медею? Ее глаза блестели сквозь прозрачное покрывало. Но на кого из нас она смотрела?
Когда Ясон повернулся ко мне, лицо его было жестким.
– С прошлым покончено, – сказал он. – Идти можно только вперед. Теперь я это понял. Как найти Арго?
– Арго сам нас найдет.
– Идти больше некуда, – повторил он грустно, и лицо его странно изменилось.
Он вышел из комнаты. Когда я оглянулся на Медею, она уже ускользала в тень, в какой-нибудь темный угол дворца, в новый переход, уводящий подальше от гулкой гробницы, возведенной Киносом на вершине древнего холма.
– До свидания, Пронзительный Взгляд. До свидания, Медея, – прошептал я вслед ее тени.
И услышал ответный шепот:
– Когда умер мой сын, умерла и я. Я так долго ждала. Не жалей меня, Мерлин. Но пойми меня. Хоть ты – пойми.
Для нас с ней еще не все было кончено. Я твердо знал это. Но если она останется в этой кельтской стране теней, найти ее будет чрезвычайно трудно. Она же, хоть и ослабевшая, всегда сможет следить за мной. И преимущество будет на ее стороне.
Тисамин встретил нас за воротами дворца, когда мы, уже пройденным мною однажды путем, возвращались к берегу, где догнивали брошенные корабли давней осады. Он задыхался.
– Все кончено. Сражению конец. Обе армии рассеялись. Уплыли на кораблях. Никто из нас не может понять, но остальные вернулись к месту высадки.
– И нам тоже туда. – Ясон хлопнул старика по плечу.
Тисамин, как видно, был поражен этим внезапным проявлением товарищества.
Бронзовые псы не шевельнулись, когда мы проходили мимо, – только тихонько заворчали. На берегу мы нашли человека по имени Пендрагон и с ним еще семерых. Их плащи – зеленые, алые, пурпурные – были перевязаны на плечах; шлемы подвешены к поясам; обветренные лица улыбались нам сквозь бороды.
– Вам понадобятся свежие гребцы, чтобы двигать ваш странный корабль. Мы готовы!
– Добро пожаловать! – выкрикнул Урта. – Куда направляетесь?
– Обратно к реке. У реки нам спокойнее.
– Нам придется задержаться в пути, но мы рады взять вас на борт.
Пендрагон представил самого дюжего из своих спутников:
– Мы все здесь считаем себя будущими королями. И всем нам снятся наши имена. Вот Мордрод воображает, что будет из нас лучшим, хотя он слишком уж любит поесть!
Мордрод скривился в ответ на общий смех, но ничуть не обиделся на подначку. Глаза у него были светло-серые, а улыбка диковатая. Мне показалось, что у него дрожат руки: и та, что придерживала плащ, и та, что лежала на мече.
Об этих людях я напишу в другой раз, поскольку мне судьба была встретиться с ними снова – в целом не без удовольствия. Не все они принадлежали к одному будущему: некоторые из мужчин, занявших тогда места на скамьях Арго, приходились другим отцами и дедами. Там, где времени не существует и карты еще не развернуты, это не имеет значения. Мы снова гребли к берегу, где показался маленький Кинос.
Я отвел Урту и Ясона в низкую пещерку, где Кинос рисовал картинки и мастерил игрушки, утешавшие его в первые годы одиночества. Ясон остался там, ссутулившись над соломенной фигуркой Финея. Остальные я потерял в сумятице перед дворцом.
– Она так близко, что мы можем слышать ее дыхание, – напомнил я Урте, пока мы обыскивали заросли перед пещерой.
– Это все шиповник, – понимающе отозвался правитель. – В такие заросли детей посылают грезить для Неметоны, богини рощ. Годом позже мы пьем напиток из его ягод. Кровавые розы и детские грезы хранят жизнь рощи. – Он хмуро покосился на меня. – Только сон сну рознь…
– Да. Понимаю. Ты ищи там, а я посмотрю здесь.
Разделившись, мы продирались сквозь колючие кусты. Я уже целую вечность обдирал кожу шипами и задыхался во влажной духоте, когда совсем рядом послышался радостный возглас Урты. Ясон ждал нас с пустым взглядом, и мысли его блуждали неизвестно где, но, завидев нас, он с искренней радостью улыбнулся сонной девочке в драном плаще, свернувшейся на руках у отца. На шее у нее болталась половинка лунулы.
А в правой руке была зажата маленькая стрела эльфов – каменная стрела, подаренная подружкой Атантой на переправе. Словно почувствовав, что теперь в безопасности, девочка разжала пальцы. Урта подхватил острый камешек и сунул за пояс.
Ясон склонился над Мундой, потрогал лоб, погладил спутанные волосы.
– Тайна жизни, – сказал он тихо.
– Одна из тайн, – отозвался Урта. – Важная тайна, но есть и другие.
– Да, думаю, так оно и есть. Доброе дело. Я рад за тебя.
Урта поцеловал дочь в кончик носа, взглянул на нее, словно увидел впервые.
– Благодарю. Но в ближайшие несколько лет мне не придется скучать.
Мы с ним переглянулись.
– Ты будешь поблизости, чтобы приглядеть за ними? – спросил он.
– Думается, буду. Хотя я еще многого не понимаю. Кажется, я появился там, где надо, но слишком рано.
– Прекрати, Мерлин. Я слишком вымотался, чтобы разбираться в твоих премудростях. И есть хочу. А тебе, Ясон, придется что-то решать, когда мы вернемся на корабль.
Но Ясон только поклонился правителю:
– Я уже решил. Решил в тот миг, когда увидел тело сына. Как только окажемся за рекой, как там ее?..
– Нантосвельта.
– Да. Как переплывем Нантосвельту, я ухожу. Решение принято. Осталось только найти колоссы моих друзей… тех, что остались живы.
– Да ведь все живы!
– Аталанта умирает. Она не дождется, пока я отыщу колосс.
Я мог бы сказать ему, что колоссы уже «дома». Об этом я первым делом позаботился, вернувшись на Арго. Крошечные, одетые в бронзу духи воссоединились с владельцами. Аргонавты вот-вот должны были исчезнуть, отправиться по своим старым домам, сменив чужой мир духов на родной. Но все они решили довести Арго до Извилистой, где Ясон освободится наконец от власти Отравленного, Несущего Смерть.
Все, кроме Аталанты. Ей оставалось жить несколько часов. Но, лежа в Духе корабля, гостьей Арго, она открыла мне, что у нее уже родилась дочь.
– Ей теперь три года. Без меня ей тяжко придется. Но, быть может, я ожила в Уланне.
– Кого Уланна точно оживила, так это Урту.
– Я рада это слышать, – проговорила она и вдруг крепко ухватилась за меня. – У меня тоже есть капелька Света прозрения, Мерлин. Ее дети от Урты и дети Урты от Айламунды будут не самой счастливой семьей. Только ты это знаешь, только ты можешь понять. Настанет день, когда Глашатаев Короля будет двое. И рассказы их будут полны раздоров и невзгод. Как сказал мне однажды отец: «Будут горести и протяжные вздохи, прежде чем исцелится земля». Это было сказано о давнем времени, о моем времени, а оно давно прошло. Но его слова звучат в вечности, Мерлин. Не бросай их крепость. – Она засмеялась какой-то своей мысли. – Ты хороший целитель и неплохо переносишь вздохи.
– Если бы я мог исцелить тебя…
– Ну вот не можешь. И ничего тут не поделаешь, как любят говорить эти кельты . А вот это возьми и храни хорошенько. Если когда-нибудь тебе покажется, что она нашептывает тебе, прислушайся!
Она вложила мне в руку бронзовую скорлупку своего колосса. Это была всего лишь игрушка, очарованная статуэтка, крошка воспоминания, которое сохранится, когда тело, объединившись с похищенной душой, уйдет обратно в могилу. Но я обрадовался подарку.
Когда она умерла, мы завернули ее в плащ Ясона. Наскоро сложили ей памятник на дальней стороне Нантосвельты, у брода Последнего Прощания – невысокий курган над неглубокой могилой, каменный покров тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44