Она проснулась,
заплакала и назвала меня "папочкой".
- Да, папочка здесь. Сейчас папочка тебя вылечит, - сказал я, и ввел
ей антитоксин в ногу. Она даже не заметила укола.
Я уже собрался идти, но она попросила пить. Пришлось возвращаться в
ванную. Когда я держал стакан у ее губ, пронзительно зазвонил мой телефон,
и от неожиданности я пролил немного воды.
- Сынок, ты меня слышишь?
Я притронулся к аппарату связи на поясе и включил.
- Да. Что случилось?
- Я сейчас в небольшом парке к северу от тебя. Нужна твоя помощь.
- Иду.
Поставив стакан, я двинулся к выходу, но в нерешительности
остановился, затем вернулся. Нельзя же было оставить ее там, чтобы она
проснулась и первым делом наткнулась в квартире на своих мертвых
родителей. Я взял девочку на руки и отнес на второй этаж, зашел в первую
попавшуюся квартиру и положил на диван. Люди в этой квартире сами лежали
без движения, но ничего другого мне не оставалось.
- Скорее, сынок!
- Иду! - Я метнулся на улицу и, не тратя лишних слов, бросился бегом.
Улица, назначенная отцу, шла параллельно моей и граничила с крохотным
парком. Обогнув дом, я не заметил отца и пробежал мимо.
- Сюда, сынок. Я в машине! - Теперь я слышал его и в телефоне, и так,
а обернувшись, увидел машину, большой летающий "Кадиллак" вроде тех, что
обычно использует Отдел. Внутри сидел человек, но в темноте трудно было
разглядеть, кто.
- Слава богу! Я уж думал, куда ты запропастился.
Голос отца.
Забираясь в машину, я пригнулся, и вот тут-то он двинул меня по
затылку.

Придя в себя, я обнаружил, что руки и ноги у меня связаны. Я
полулежал во втором водительском сиденье, а Старик вел машину, сидя в
первом. Руль на моей стороне был убран вверх. Когда до меня дошло, что мы
в воздухе, я очнулся окончательно.
Старик повернулся ко мне и спросил довольным тоном:
- Ну как, уже лучше?
- Пожалуй, - ответил я, глядя на сидящего у него на плечах паразита.
- Извини, что пришлось тебя оглушить. Выбора не было.
- Да, наверно.
- Придется оставить тебя пока связанным. Позже мы придумаем
что-нибудь получше. - Он улыбнулся своей такой знакомой зловещей улыбкой,
и меня поразило, до чего же сильно проглядывает личность Старика в каждом
слове, которое произносит паразит.
Я не стал спрашивать, что означает "что-нибудь получше" - не хотел
знать. Вместо этого я принялся проверять веревки, но Старик постарался на
совесть, ничего не скажешь.
- Куда мы летим?
- На юг, - ответил он, склонившись над приборами. - Далеко на юг.
Подожди, я задам колымаге программу и тогда объясню тебе все наши планы. -
Он еще несколько секунд работал с автопилотом, затем выпрямился. - Ну вот,
этого ей хватит, пока не наберем тридцать тысяч.
Упоминание о такой большой высоте заставило меня еще раз взглянуть на
приборную панель. Машина не просто походила на специальную, это и была
одна из наших переделанных машин.
- Где ты ее взял? - спросил я.
- Отдел держал ее в тайнике в Джефферсон-Сити. Я проверил, и вот, ее
действительно никто не нашел. Повезло, да?
У меня, конечно, на этот счет сложилось свое мнение, но я не стал
спорить. Я по-прежнему пытался найти выход, хотя шансы вырисовывались от
почти безнадежных до нулевых. Пистолет исчез. Свой он, очевидно, держал с
другой стороны, подальше от меня.
- Но это еще не все, - продолжал Старик. - Мне посчастливилось быть
пойманным, возможно, единственным во всем Джефферсон-Сити здоровым
титанцем. Хотя в удачу я, как ты знаешь, не верю. Короче, мы все-таки
победим. - Он усмехнулся. - Это очень похоже на сложную шахматную партию,
когда играешь сразу за обе стороны.
- Ты не сказал мне, куда мы летим. - Я ничего не мог предпринять,
оставалось только говорить.
Он на секунду задумался.
- Во всяком случае, за пределы Соединенных Штатов. Возможно, что
кроме моего хозяина, на всем континенте больше нет ни одного незаболевшего
титанца, и я не хочу рисковать. Полуостров Юкатан нас, видимо, вполне
устроит - как раз туда я и направил машину. Во второй раз - а мы
обязательно вернемся! - мы не сделаем тех же ошибок.
- Может, ты меня развяжешь, пап? У меня и ноги, и руки затекли. Ты же
знаешь, что мне можно доверять.
- Подожди, подожди... Всему свое время. Сначала надо
запрограммировать автопилот.
Машина все еще поднималась. Даже после доработки в Отделе, ей
требовалось время, чтобы набрать тридцать тысяч футов: в конце концов, с
конвейера она сошла как обычная серийная модель.
- Похоже, ты забываешь, что я и сам долгое время был под хозяином. Я
знаю, что это такое, и могу дать тебе честное слово...
Он только усмехнулся.
- Не учи отца овец воровать. Если тебя развязать сейчас, ты меня
убьешь, или мне придется убить тебя. А ты нужен мне живым. Мы с тобой еще
погуляем, сынок. Хитрости и решительности нам не занимать, а это как раз
то, что нужно.
Я промолчал, и он добавил:
- Кстати, насчет того, что ты знаешь... Почему ты мне ничего не
сказал?
- О чем?
- Ты не сказал мне, каково это на самом деле. Я даже не подозревал,
сынок, что такое возможно - покой, удовлетворение, благодать. Никогда в
жизни я не чувствовал себя таким счастливым. Разве что... - на лице у него
промелькнуло удивленное выражение. - Разве что до того, как умерла твоя
мать. Впрочем, сейчас мне даже лучше. Ты напрасно не рассказал мне об
этом.
Меня охватило отвращение, и я начисто забыл о тонкой игре, которую
пытался вести.
- Может быть, для меня все это совсем не так. Да и для тебя на самом
деле тоже, старый ты идиот, только сейчас у тебя на загривке сидит
паразит, говорит твоим языком и думает твоим мозгом!
- Не кипятись, сынок, - сказал он мягко, и, черт побери, его голос
действительно немного меня успокоил. - Скоро ты сам все поймешь. Поверь,
это наша судьба, наше предназначение. Человечество разделено и постоянно
воюет, но хозяева сделают его единым.
Я вдруг подумал, что, наверно, и в самом деле есть такие слабоумные,
которым эта идея придется по вкусу - добровольно продать душу за обещание
мира и безопасности. Однако промолчал.
- Совсем немного уже ждать осталось, - сказал отец, бросив взгляд на
приборную панель. - Сейчас я задам ей направление, и все будет в порядке.
- Он настроил автопилот и проверил еще раз приборы. - Следующая остановка
- Юкатан. А теперь пора к делу.
Отец поднялся с сиденья и наклонился рядом со мной.
- На всякий случай, - сказал он, затягивая ремень безопасности у меня
на поясе.
Я резко поднял колени и ударил его в лицо.
Отец отскочил и бросил на меня беззлобный взгляд.
- Нехорошо, нехорошо. Я мог бы обидеться, но хозяева выше этого. А
теперь сиди смирно. - Из носа у него текла кровь, но он даже не
остановился, чтобы ее стереть, проверил веревки на руках и на ногах и
добавил:
- Сойдет. Потерпи еще немного.
Затем сел на свое место и наклонился вперед, упершись локтями в
колени. Теперь мне хорошо было видно его паразита.
Несколько минут ничего не происходило, и я, напрягая силы, пытался
хоть немного ослабить веревки - ничего другого не оставалось. Старик,
казалось, уснул, но я знал, что он может притворяться.
На твердом кожистом покрытии паразита, посередине, вдруг появилась
вертикальная линия. Прямо у меня на глазах трещина становилась шире и
шире, и вскоре показалось мерзкое переливающееся мутными цветами тело этой
твари. До меня наконец дошло, что паразит разделился и теперь высасывает
из моего отца жизнь и его плоть, чтобы хватило на двоих титанцев.
И в то же мгновение я понял, что моей собственной свободной жизни мне
осталось от силы минут пять. Мой новый хозяин уже родился и вот-вот будет
готов перебраться ко мне на спину.

Если бы было возможно разорвать путы усилием человеческой плоти, я бы
это сделал, но увы. Старик не обращал на мои потуги никакого внимания. Я
даже думаю, что он вообще ничего не замечал. При делении контроль над
носителем наверняка ослабевает, и, видимо, паразиты просто парализуют
своих рабов. Старик, во всяком случае, сидел совершенно неподвижно.
К тому времени, когда я, обессилев и потеряв всякую надежду
вырваться, сдался, по телу самого паразита уже бежала тонкая серебристая
линия - верный признак того, что процесс деления вот-вот закончится.
Именно это, пожалуй, и заставило меня думать о другом выходе, если то, что
происходило у меня в голове, можно охарактеризовать словом "думать".
Мои руки были связаны за спиной, ноги тоже связаны у лодыжек, и,
кроме того, Старик притянул меня за пояс к сидению ремнем безопасности. Но
ногам, хотя и связанным вместе, от пояса вниз ничего не мешало. Я сполз по
сидению еще ниже, задрал ноги и изо всех сил ударил по приборной панели,
включив сразу все стартовые ускорители.
Перегрузка получилась дай бог. Я не знаю, сколько в машине оставалось
ускорителей, и поэтому не могу сказать точно, сколько вышло "же", но, в
общем, немало. Нас обоих швырнуло назад. Отца гораздо сильнее, поскольку я
был пристегнут ремнем. Его бросило на спинку сиденья, и открывшийся,
беззащитный паразит оказался как между молотом и наковальней.
Короче, он буквально брызнул во все стороны.
Отца выгнуло в этом жутком спазме, что я видел уже три раза, и с
искаженным лицом, со скрюченными пальцами откинуло вперед на рулевую
колонку.
Машина резко пошла вниз.
Я сидел и смотрел, как она падает, если вообще можно "сидеть", когда
висишь привязанный только ремнем у пояса. Если бы тело отца, рухнувшее на
приборную панель, не сбило все приборы, я бы еще мог что-то сделать -
например, связанными ногами выровнять курс. Пытался, но ничего не вышло.
Видимо, управление еще и заклинило.
Альтиметр деловито щелкал. Когда я нашел время взглянуть на прибор,
он показывал уже одиннадцать тысяч футов. Затем стало девять... семь...
шесть, и мы вышли на последнюю милю.
На высоте полторы тысячи футов включилась радарная блокировка, и один
за другим выстрелили тормозные ускорители в носу машины. Каждый раз меня
чуть не разрезало ремнем пополам, однако появилась надежда, что теперь
машина выровняется, и, может быть, я спасусь. Рассчитывать на это было
глупо, поскольку отец по-прежнему лежал на рулевой колонке.
Но когда мы врезались в землю, я все еще надеялся.

В себя я начал приходить, почувствовав какое-то мягкое покачивание.
Ощущение раздражало, и в голове крутилась только одна мысль "Когда же это
кончится?" Каждое, даже самое легкое движение вызывало нестерпимую боль во
всем теле. Я с трудом разлепил один глаз - второй вообще не открывался - и
тупо огляделся, пытаясь сообразить, что же вызывает это раздражающее
покачивание.
Надо мной был пол машины, но я довольно долго его разглядывал, прежде
чем понял, что это такое. К тому времени я начал вспоминать, где нахожусь
и что произошло. Вспомнился стремительный полет вниз, удар, и до меня
дошло, что мы упали не на землю, а, видимо, в воду. Может быть, в
Мексиканский залив? Я не знал наверняка, да и не до того было.
Мысль об отце отозвалась вспышкой боли и отчаянья.
Надо мной болтались два обрывка ремня безопасности. Руки и ноги
по-прежнему были связаны, но одну руку я вроде бы умудрился сломать.
Второй глаз таки не открывался, дышалось с трудом. Отца у приборной панели
не оказалось, и это меня почему-то удивило. Превозмогая боль, я перекатил
голову, чтобы взглянуть на другую часть машины здоровым глазом. Отец, весь
в крови, лежал совсем рядом; от моей головы до его было всего фута три. Я
уже не надеялся, что он жив, но, наверно, целых полчаса потратил, чтобы
проползти эти три фута.
Дополз и остановился лицом к нему, почти касаясь щекой его щеки.
Никаких признаков жизни, и судя по тому, как он лежал - изломанный,
скомканный словно тряпичная кукла - на чудо рассчитывать не приходилось.
- Папа, - хрипло позвал я, затем закричал: - Папа!
Веки его дрогнули, но глаза остались закрытыми.
- Привет, сынок. Спасибо... Я тебе очень благодарен... - прошептал он
и умолк.
Мне хотелось встряхнуть его, но я ничего не мог, только кричать.
- Папа! Очнись! Ты жив?
Он снова заговорил, но каждое слово давалось ему с болезненным
усилием:
- Твоя мать... просила передать тебе... она очень тобой гордилась...
Отец затих, и его дыхание вдруг стало сухим и хриплым - зловещий
предсмертный хрип.
- Папа, - закричал я сквозь слезы, - не умирай! Я не смогу без тебя.
Он открыл глаза.
- Сможешь, сынок, сможешь. - Пауза, хриплый натужный вздох, затем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36