- Он что, вообще ничего не сказал о том, что это?
- Ни он, ни остальные, - заверил я ее. - Единственное, что им
известно - это то, что могли сказать им мы: оно действует неожиданно и
никаких последствий не остается.
- Ну, хоть это обнадеживает. Будем надеяться, что в поселке никто не
пострадал больше, чем мы, - сказала она.

Утром 28-го, когда мы еще спали, офицер метеослужбы сообщил, что
туман над Мидвичем рассеивается и экипаж из двух человек поднялся на борт
вертолета. Им подали клетку с парой хомячков, и вертолет с шумом взмыл в
воздух.
- Они полагают, - сказал пилот, - что на шести тысячах вполне
безопасно, так что, на всякий случай, начнем на семи. Если все будет в
порядке, начнем потихоньку снижаться.
Наблюдатель установил свои приборы и занялся игрой с хомячками, пока
пилот не сказал:
- Порядок. Теперь опускай их, сделаем отметку на семи тысячах.
Клетка пошла вниз, и наблюдатель отмотал около трехсот футов троса.
Вертолет сделал круг и пилот сообщил земле, что собирается пролететь над
Мидвичем. Наблюдатель лег на пол, следя в бинокль за хомяками.
Хомячки чувствовали себя прекрасно и безостановочно бегали по клетке.
Он на мгновение перевел бинокль на лежащий внизу поселок.
- Эй, шкипер, - позвал он.
- Что?
- Та штука, которую мы собирались фотографировать, у монастыря...
- Ну так что с ней?
- Или это был мираж, или она улетела, - сказал наблюдатель.

6. МИДВИЧ ВОССТАЕТ ОТО СНА
Почти в то же самое время, когда наблюдатель сделал свое открытие,
полицейский пост на дороге из Стоуча в Мидвич проводил обычную проверку.
Стоявший на посту сержант бросил кусок сахара через белую линию,
проведенную поперек дороги, и стал наблюдать за собакой, которая тут же
кинулась за сахаром, схватила его и моментально сгрызла.
Несколько мгновений сержант внимательно смотрел на нее, потом подошел
к линии и, поколебавшись, перешагнул. Ничего не случилось. С растущей
уверенностью он сделал еще пару шагов. Несколько ворон с карканьем
пролетели над его головой. Он проводил их взглядом - птицы полетели к
Мидвичу.
- Эй, Связь, - позвал он. - Сообщи на КП в Оппли, что зараженная зона
уменьшилась в размере и, кажется, совсем исчезает. После следующих
проверок дадим подтверждение.

Несколькими минутами раньше в поместье Кайл Гордон Зеллаби с трудом
пошевелился и застонал. Вскоре он осознал, что лежит на полу и что в
комнате, где только что было светло и тепло - может быть, даже чересчур
тепло - теперь темно и очень холодно.
Он поежился и подумал, что никогда в жизни так не замерзал. Холод,
казалось, пронизывал его до костей. В темноте зашевелился еще кто-то.
Послышался слабый голос Феррелин:
- Что случилось? Папа?.. Антея?.. Где вы?
Зеллаби пошевелил непослушной и ноющей челюстью и сказал:
- Я здесь... почти замерз. Антея, дорогая, где ты?
- Тут, Гордон, - произнес неуверенный голос совсем рядом.
В комнате раздались шаги.
- О Господи, я вся окаменела! - пожаловался голос Феррелин. - О-о-о!
Ноги как будто вообще не мои.
Зеллаби взглянул на камин и не поверил своим глазам. Только что он
клал в огонь новое полено, а теперь там не было ничего, кроме кучки золы.
Антея, сидевшая на ковре рядом с ним, и Феррелин у окна - обе тоже
смотрели на камин.
- Да что же это... - начала Феррелин.
- Шампанское? - предположил Зеллаби.
- Что ты, папа! - Феррелин, пошатываясь, подошла к камину и, дрожа,
протянула к нему руку.
- По-моему, он погас, - сказала она.
Она попыталась взять со стула "Таймс", но онемевшие пальцы не
слушались. С несчастным видом, зажав газету в окоченевших ладонях,
Феррелин запихнула ее в камин. Так же, двумя руками, она с трудом достала
несколько щепок из корзинки и бросила их на бумагу.
Пытаясь зажечь спичку, Феррелин чуть не заплакала.
- Пальцы не слушаются... - жалобно сказала она.
Спички рассыпались по полу перед камином. Каким-то чудом, чиркая
коробком, ей удалось зажечь одну спичку. От нее вспыхнула следующая, и
Феррелин подтолкнула огонек ближе к газете, торчащей из камина. Бумага
занялась, и пламя расцвело чудесным цветком.
Антея поднялась на ноги и, шатаясь, подошла ближе. Зеллаби подполз на
четвереньках. Начали потрескивать щепки. Все трое, сидя на корточках,
жадно потянулись к огню. Онемевшие пальцы стали понемногу отогреваться.
Вскоре Зеллаби начал оживать.
- Странно, - заметил он сквозь зубы, которые все еще пытались
стучать, - странно, что, лишь прожив столько лет, я начал понимать, почему
люди поклонялись огню.
На обеих дорогах, из Оппли и Стоуча, не замолкал шум моторов. Вскоре
два потока санитарных, пожарных и полицейских машин, "джипов" и военных
грузовиков двинулись в Мидвич, где встретились на площади в центре
поселка. Подъехал гражданский транспорт, и из него высыпали пассажиры.
Большая часть военных грузовиков направилась по Хикхэмской дороге к
монастырю. Только один маленький красный автомобиль развернулся и помчался
к поместью Кайл, затормозив на дорожке из гравия у самой двери.
Алан Хьюз ворвался в кабинет Зеллаби, схватил Феррелин, сидевшую у
огня, и крепко прижал к себе.
- Милая! - воскликнул он, все еще тяжело дыша. - Милая! С тобой все в
порядке?
- Милый мой! - ответила Феррелин, словно это и был ответ.
После деликатной паузы Гордон Зеллаби заметил:
- С нами тоже, кажется, все в порядке, хотя мы совершенно сбиты с
толку. Кроме того, мы несколько замерзли. Вы не думаете...
Казалось, Алан только что их увидел.
- Э... - начал он и запнулся. - Боже! Что-нибудь согревающее, и
мигом! - Он выскочил из кабинета, таща Феррелин за собой.
- "Что-нибудь согревающее, и мигом", - пробормотал Зеллаби. - Столько
прелести в этой простой фразе. Антея, дорогая, если твои руки достаточно
согрелись, чтобы повернуть ручку и вынуть пробку, имей в виду, что графин
с бренди стоит в буфете на своем месте.

Когда в восьми милях от Мидвича мы спустились к завтраку, нам
сообщили, что полковник Уэсткотт уехал несколько часов назад. Мидвич
больше не запретная территория, и мы можем вернуться домой.

7. МИДВИЧ УСПОКАИВАЕТСЯ
На дороге из Стоуча все еще стоял полицейский пост, но нас, как
жителей Мидвича, сразу же пропустили, и мы, миновав окрестности,
выглядевшие совершенно обычно, без помех добрались до нашего коттеджа.
Мы не раз думали о том, в каком состоянии найдем свой дом, но
беспокойство оказалось напрасным. Коттедж стоял в том же виде, в каком мы
его покинули. Ничего не случилось, если не считать прокисшего в
холодильнике молока, так как электричество было отключено. Через полчаса
события вчерашнего дня стали казаться чем-то нереальным; а когда мы
отправились навестить Зеллаби, оказалось, что для них все это было
нереальным в еще большей степени.
Ничего удивительного в этом не было: по словам Гордона, утверждать
наверняка они могли только одно - что вчера вечером не успели лечь спать,
а утром очнулись страшно замерзшими; остальное же было слухами, причем
весьма неправдоподобными. Зеллаби никак не хотел поверить, что это не
какое-то надувательство, и, только позвонив в несколько мест по телефону и
увидев "завтрашние" газеты, он вынужден был согласиться с тем, что
действительно наступило 28 сентября. Но даже после этого он продолжал
считать, что кто-то сыграл с ним неумную шутку, из-за которой из его жизни
выпал целый день.
Однако большая часть жителей поселка просто пожала плечами и списала
этот день со счетов, так что было весьма сомнительно, что события вокруг
Мидвича могли бы стать сенсацией, даже если бы спецслужбы и не наложили
запрет на информацию. Блюдо, так сказать, издавало многообещающие ароматы,
но в нем почти нечего было есть. Одиннадцать человек все-таки погибли, и
это можно было бы раздуть, но не хватало деталей, которые заинтересовали
бы читательскую публику, а в рассказах людей, переживших события, вообще
не было ничего драматического, поскольку рассказать они могли только о
своем пробуждении в жутком холоде.
Природа и причины происшедшего продолжали оставаться тайной. Радар,
кажется, зарегистрировал в ночь на 27-е неопознанный летающий объект, но
это было уже не первое подобное наблюдение и вряд ли последнее. Может, из
этого и удалось бы сотворить какую-нибудь историю про летающую тарелочку,
но - увы! - единственная не слишком удачная фотография, которая могла бы
служить подтверждением, являлась собственностью правительства.
Кроме того, Мидвич был настолько неприметен, что потеряй он месяц, а
не день, вряд ли кто-нибудь заметил это.
В результате пресса и радио быстро утратили интерес к событиям в
Мидвиче и полностью переключились на железнодорожную катастрофу, которая
произошла вечером 27-го и сулила более богатый материал.
Итак, мы в Мидвиче смогли спокойно подсчитать потери, зализать раны и
вообще прийти в себя после происшествия, которое позднее назвали
Потерянным днем. (А потом его, кстати, вообще наглухо засекретили.)
Мы потеряли одиннадцать человек: мистер Уильям Транк, фермер, его
жена и маленький сын погибли во время пожара в коттедже. Пожилая пара по
фамилии Стэгфилд тоже погибла во время пожара в другом доме. Еще одного
фермера, Герберта Флэгга, нашли с переломанной шеей у подножия лестницы в
коттедже Харриманов. Миссис Харриман в это время была наверху, а сам
мистер Харриман работал в пекарне. Гарри Крэнкхарт, один из тех двоих,
кого наблюдатели на башне церкви в Оппли видели лежавшими возле "Косы и
Камня", вскоре умер от двусторонней пневмонии. Миссис Дроксон утонула в
ванне. Остальные трое - пожилые люди, для которых удар при падении и
длительное пребывание на холоде в легкой одежде оказались смертельными.
В следующее воскресенье мистер Либоди произнес благодарственную
проповедь, и после этого в Мидвиче воцарилось прежнее спокойствие.
Правда, еще с неделю или около того в Мидвиче появлялись солдаты и
служебные машины, но объект их интересов находился вне пределов поселка,
так что это мало отражалось на его жизни. Возле развалин монастыря
выставили пост для охраны большой ямы в земле, оставленной каким-то
массивным предметом. Инженеры обмеряли этот феномен, делали зарисовки,
фотографировали. Всевозможные специалисты бегали взад-вперед с
миноискателями, счетчиками Гейгера и прочими приборами. Потом военные
вдруг утратили к этому всякий интерес и уехали.
На Ферме исследования продолжались несколько дольше, в них участвовал
и Бернард Уэсткотт. Он несколько раз заглядывал к нам, но о событиях
ничего нового не говорил, а мы не спрашивали. До самого отъезда в Лондон
он ничего не говорил ни о Потерянном дне, ни о его последствиях, но в
последний вечер за разговором он сказал:
- У меня есть для вас предложение, но, боюсь, придется просить вас
обо всем забыть, если вы не согласитесь.
- Звучит таинственно, - сказал я. - Но думаю, мы сумеем все забыть
как следует, если потребуется. Выкладывай.
- Ну, во-первых, должен признаться, что мы проверили вас обоих. Я
помню, что ты во время войны занимался кое-какой полезной работой. Что же
касается старшины флота Его величества [во время второй мировой войны на
троне Великобритании находился Георг IV (годы правления 1936-1952 гг.)]
Джанет Драммонд, позже переведенной во вспомогательную женскую службу, то
я узнал, что она также получила благодарность от руководства за работу
весьма конфиденциального характера. Так что, я думаю, после некоторых
формальностей вы могли бы, если пожелаете, временно поступить на службу в
мой отдел.
Мы посмотрели сначала на него, потом друг на друга - с некоторым
изумлением.
- Но, - осторожно сказал я, - наверное, будет лучше, если ты
поподробнее расскажешь нам, о чем речь.
- В общем так: нам очень важно, чтобы кто-нибудь некоторое время
наблюдал за жизнью поселка, за тем, что здесь происходит. Мы, конечно,
могли бы оставить здесь одного из наших людей, но против этого есть
некоторые возражения. Во-первых, ему придется начинать на пустом месте, а
чтобы вжиться в деревенскую жизнь, требуется время. Во-вторых,
сомнительно, что мы сможем обеспечить его здесь постоянной работой, а
иначе столь же сомнительно, что от него будет много пользы. С другой
стороны, если бы нам удалось найти того, кто уже знает здешние места и
людей и мог бы письменно сообщать нам о возможных новостях, это бы всех
устроило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32