- Что я, по-твоему, должен сообщить Смертоносцу-По-велителю? -
осведомился Дравиг.
Вопрос застал врасплох. Скорбо погиб, но причем здесь он, Найл? И тут
неожиданно дошло, что так рассуждают только непонятливые дети. Он, Найл,
правит людьми в этом городе. Поэтому хочешь не хочешь, но
ответственность за убийство несет он.
- Пожалуйста, передай Смертоносцу-Повелителю, что я приложу все
старания, чтобы найти преступников. Когда это будет сделано, мы
передадим их вам для наказания.
- Благодарю, - умы паука и человека мимолетно соприкоснулись (вроде
как рукопожатие!), и Дравиг двинулся на другую сторону площади. Когда им
случалось быть наедине, главный советник, изменяя обычаю, не приседал,
зная, что Найлу от этого неловко. Хотя сам Дравиг предпочел бы присесть,
как все, ведь это соответствовало его миропониманию и чувству порядка.
Собравшись было идти на площадь следом за Дравигом, Найл кстати
вспомнил про свинцовый диск, который оставил возле ведущей в сад двери,
и возвратился за ним по коридору. Диска не было. Найл досконально помнил
место, куда его положил, сохранился даже отпечаток на снегу, слегка
присыпанный землей.
Перед домом рабы очищали от снега весь тротуар. Богатырского сложения
надсмотрщик с дубоватой физиономией вскочил навытяжку, когда Найл
приблизился.
- Как звать? - осведомился Найл.
- Дион, господин.
- Кто-нибудь заходил в дом ад твоих глазах последние десять минут?
- Нет, господин.
Найл, слушая ответ, прощупал ум надсмотрщика: и вправду, нет.
- А из рабов никто не был?
- Нет, господин, - на этот раз голос дрогнул. В общем-то понять
можно. Глядеть, как рабы лопатят снег, не бог весть какое развлечение;
надсмотрщик, ясное дело, отвернулся и глазел вдаль.
Найл задумчиво посмотрел на рабов. Трудно представить, чтобы кто-то
из этих сонных созданий позарился на диск. Начать с того, что неудобно
его таскать в кармане рубища. Рабам действительно присуща вороватость,
но обычно они умыкали съестное или что-нибудь блестящее. Найл прошелся
по умам тех, что поближе. Обычная картина: эдакая зыбкая облачность без
прошлого и будущего, сплошное настоящее. Умы у рабов не преобразуют
окружающее по сути никак. В сравнении с ними даже надсмотрщик казался
чудом интеллекта. Зондируя умы рабов, Найл всегда испытывал уныние.
Внутренняя пустота была им привычна настолько, что заражала как болезнь.
- Слушай меня, Дион, - сказал Найл. - За этим домом есть сад, там в
стене воротца. Пойдешь по моим следам вдоль прохода. Выйдешь к бассейну,
пустому, и там на дне увидишь мертвое тело. Принести ко дворцу. Понятно?
- Да, господин. - Если бы Дион и удивился, на лице не отразилось бы
решительно ничего. При пауках надсмотрщиков дрессировали четко, как
механизмы.
Шагая по своим оставленным в снегу следам, Найл пребывал в
задумчивости. События прошедших нескольких часов вносили небывалую
сумятицу. Вместе с тем вызывали они не тревогу, а скорее досадливую
растерянность - и без того дел невпроворот, а тут еще это.
Минувшие полгода по числу дел были самыми насыщенными и волнующими в
его жизни. С той поры как у пауков была отвоевана свобода, пошла не
жизнь, а сплошное приключение. В пору рабства мышление людей
подавлялось. Малыши содержались в детских под строгим надзором; людей,
выказывающих признаки необычайной одаренности, уничтожали. Книги были
под запретом, равно как и всякие механизмы. Технические приспособления
под страхом смерти запрещалось мастерить даже слугам жуков-бомбардиров,
всегда пользовавшимся относительной свободой.
На деле слуги жуков запрет саботировали, втайне обучая детей грамоте.
В городе же пауков попустительства не было. С самого рождения в умы слуг
систематически вторгались хозяева, даже потаенные людские мысли были
перед пауками как на ладони. Большинство о свободе никогда и не
помышляло.
Иное дело - жители Диры. До порабощения, что в прошлом году, они были
свободны. Но умы их из поколения в поколение ограничивало заточение в
подземной крепости, а также постоянные дисциплинарные строгости,
обусловленные необходимостью хорониться от паучьих воздушных дозоров.
Для обеспечения безопасности тамошние правители - как и последний
венценосец Каззак - требовали неукоснительного подчинения и лояльности.
Даже к женщинам Диры Каззак относился как к своему гарему. Так что люди
Диры лишены были возможности самостоятельно принимать решения, как и в
городе пауков.
Найл достаточно быстро уяснил, что людей необходимо учить
пользоваться своей свободой. От ее избытка они теряются и впадают в
лень. Поэтому мужчины в городе пауков по-прежнему выходили на работу под
присмотром служительниц. Только теперь эти служительницы состояли - по
крайней мере номинально - в подчинении у Совета Свободных Людей.
Фактически люди продолжали трудиться бок о бок со своими прежними
хозяевами и к паукам относились с почтением, внушенным с детства. По их
разумению, Найл сошел бы за управителя, назначенного пауками. Стремления
к "свободе" у них не было.
Тем не менее, люди отличались от пауков в одном, основном: своей
неуемной тягой к "новинкам". Найл вскоре усвоил, как это можно
использовать, чтобы усились тягу к свободе. Слуги жуков теперь чего
только не мастерили: газовые лампы, часы, кухонные приспособления,
механические игрушки, электрические фонарики, детские книжки с
картинками, даже велосипеды. Попадая впервые на глаза жителям города
пауков, подобные вещи производили сенсацию. Механические игрушки
пользовались таким спросом, что взрослые выменивали их на одежду и еду.
Но представляющих интерес товаров в городе пауков было не так уж много -
один чудак, по слухам, предложил отбатрачить сотню часов за газовую
лампу! Сознавая всю безвыходность положения, Найл решил ввести в обиход
самое поразительное из всех известных новшеств: деньги. В обмен за
каждодневный труд люди стали получать медные монеты, отливающиеся на
специально построенном монетном дворе. Эти монеты они могли использовать
для покупки еды, одежды и "новинок".
Результат превзошел все ожидания. В течение недели люди выкладывались
как могли, чтобы скопить побольше денег на "новинки". В окнах с
наступлением темноты теперь горели газовые лампы. Производители одежды и
обуви начали изготавливать "роскошь", за которую можно было надбавить
цену. Булочники взялись испекать пироги, торты, пряники, и серый грубого
помола хлеб, с незапамятных времен бессменный рацион большинства,
уступил место ситным белым булкам, выпекающимся каждый день. Из города
жуков пришла мода на прически; вскоре все женщины города пауков щеголяли
в ярких нарядах и стеклянных бусах. Едва последовало разрешение на
совместное проживание мужчин и женщин, (пауки держали их раздельно), как
оба пола перестали обитать в скученных подвалах, и начали занимать
пустующие здания. Целых стекол в городе пауков считай что не сыскать
было. Теперь, когда слуги жуков освоили изготовление стекла, мужчины и
женщины стали посвящать свободное время ремонту и обустройству своих
новых семейных гнезд. Когда-то с наступлением вечера город пауков
погружался во мрак и безмолвие. Теперь по вечерам на улицах было еще
более людно, чем днем. И у гуляющих пар вид был уверенный, какой-то
просветленный. Все это читалось в людских глазах - любо-дорого
взглянуть! Найл не тешил себя иллюзиями, понимая, что большинство этих
людей напоминает неискушенных ребятишек, да к тому же еще и корыстных.
Тем не менее, начало положено. Через несколько поколений - Найл, видно,
и не доживет до этих времен - они, глядишь, способны будут решать свою
судьбу самостоятельно.
Вот почему Найл так волновался перед заседаниями Совета: каждое из
них было вехой. Из двадцати членов Совета четверо были из города жуков,
и на первых порах по сути главенствовали, задавая тон заседаниям своими
предложениями и рекомендациями. Теперь же надо было быть дотошным
наблюдателем, чтобы отличить этих представителей на общем фоне. На
прошлом заседании один из членов Совета предложил, чтобы в темное время
суток улицы освещались газовыми фонарями, расходы за которые должны
нести жители соответствующих улиц. Только Найлу было известно, что в
древности расходы на уличное освещение брала н " себя мэрия. Или еше
пример: один повар, обеспечивавший как-то раз ночным питанием сотню
мастеровых, попросил разрешения переделать пустующее помещение в
обеденный зал, где люди могли бы за деньги питаться еде и, которую он
берется готовить с помошью семьи; только Найлу было известно, что
понятие харчевни старо как мир. Или взять гужевых, когда-то
обслуживавших исключительно служительниц и по большей части
простаивавших в ожчдании хозяев; эти теперь предлагали на коллективных
началах организовать систему общественного транспорта. Волнение
разбирало при мысли, что все эти люди - Найл в мыслях называл их своими
людьми - начинают постепенно привыкать к самостоятельности, и что
когда-нибудь этот период займет важное место в книгах по истории.
И надо же: теперь, именно тогда, когда люди начинают оценивать
значение свободы, это убийство грозит поставить крест на всем, что
достигнуто. Найл сознавал, что многие пауки крайне недовольны
существующим положением; к людям они всегда относились как к рабам, чья
жизнь значит не больше, чем жизнь распоследней букашки. А теперь им
заявляют насчет этих двуногих паразитов, что они, дескать, под особым
покровительством Нуады, богини Дельты, и потому Смертоносец-Повелитель
требует, чтобы с ними обращались как с равными, вон даже закон издали.
Абсурд" конечно. Ничто не может заставить паука относиться к человеку
как к ровне. Но, привычные к подчинению, пауки соблюли букву закона и
перестали обращаться с людьми как с существами низшего порядка. Однако
презрение к двуногим сохранилось, только теперь не выражалось открыто. А
поскольку сами люди по-прежнему относились к паукам с боязливым
почтением, открытой вражды не возникало.
Но совсем иное положение сейчас, когда двуногие гниды посмели убить
смертоносца. За это, безусловно, надо сурово наказать - как в былые
времена, когда зарвавшихся наглецов пытали и казнили, иной раз по сотне
кряду!
Дравиг сказал, что Смертоносец-Повелитель от соглашения не
отступится, и к человеческой жизни пауки будут относиться с почтением.
Но пауки с их развитой телепатией гораздо точнее сознают чувства друг
друга, чем люди. Если критическая масса окажется чересчур велика, то
даже деспотичный Повелитель вынужден будет пересмотреть политику...
Из этих неуютных размышлений Найла вывели двое гужевых, усердно
пробирающихся через глубокий снег. В повозке сидел дородного вида
мужчина, потряхивающий головой от плохо скрываемого нетерпения. Найл
узнал надсмотрщика Бродуса, видного члена Совета Свободных Людей. Едва
Бродус заметил Найла, как раздражение на его лице сменилось тароватой
улыбкой. Он сидя поклонился.
- Доброе утро, Ваше Высочество, прошу простить за опоздание.
- Доброе утро, Бродус (дородное лицо преобразилось, в улыбке
появилось нечто самодовольное: нравится, когда имя произносят вслух).
Боюсь, мы все задерживаемся. Ты, пожалуйста, передай Совету, что я буду
через несколько минут.
- Безусловно, Ваше Высочество,- выбираясь на снег, он метнул гневный
взор на гужевых.
Найл двинулся по ступеням наверх, и в это время навстречу быстрым
шагом стала спускаться Нефтис.
- С тобой дожидается встречи принцесса Мерлью,- сообщила она шепотом.
- Какая встреча?! У меня заседание Совета.
- Я ей сказала.
- Хорошо, Спасибо, Нефтис.
Когда он приблизился к комнате, дверь отворилась и вышла Мерлью:
должно быть, специально караулила.
- Доброе утро, Найл.
- Доброе утро, принцесса,- специально упомянул официальный титул.
Короткое красное платье из паучьего шелка, подчеркивающее формы,
делало ее ослепительно красивой, медно-золотистые волосы были зачесаны
за спину.
- Тебе, наверное, холодно,- она взяла обе его руки в свои.- Ну
конечно, ты же весь продрог! И лицо вон тоже,- она ласково положила
ладони ему на щеки; тепло, приятно. Чувствовалось, как поспешность
отходит на второй план. Ну что ты будешь делать, никак не удается
охладеть к Мерлью, во всяком случае, надолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22