Хохлов работал на тебя и на твоего мужа. Во время войны он летал в Азербайджан с контрабандой. Это тот, кто тебе нужен, детка!
- У меня и так полно мужиков, Легги. Даже слишком. Этот твой «тот, кто мне нужен» - перебор.
- Вы с Хохловым были такой сладкой парочкой! Он от тебя не отлипал. В вашу последнюю встречу ты повалила его на заднее сиденье автобуса.
Лицо Тамары стало каменным.
- Мне не нравятся такие речи!
- Я это не придумал, Тамара, - сказал Старлиц обиженно. - Я был тогда там с вами в автобусе. Вспомни: восьмидесятые годы, Нагорный Карабах. И красавчик русский в кожаной летной куртке, весь в медалях!
- Я никогда не вспоминаю о прошлом! - отчеканила Тамара ледяным тоном. - Прошлое для меня умерло. Как и те места.
- Он здесь, Тамара. Хохлов на Кипре.
Теперь Тамара была близка к панике.
- Русский здесь? В этом казино? Человек, знавший меня? Который может рассказать обо мне невесть что? - Она уставилась на Старлица с нескрываемым ужасом. - Ты сказал ему обо мне?
Все складывалось не совсем так, как он предполагал. Он понизил голос.
- Нет, Тамара, про тебя я ему не говорил. Про тебя Хохлов не знает.
- Врешь! - прорычала она. - Конечно ты наплел про меня этому русскому. Теперь он будет меня преследовать и распускать свой длинный русский язык без костей... Господи! - Она обхватила голову руками. - Мужчины такие дураки!
Только теперь Старлиц понял, какую допустил оплошность. Жизнь Тамары Динсмор сложилась настолько пестро, что не подлежала связному пересказу. Особенно беспорядочным был сценарий конца двадцатого столетия. К тому же аппарат воспроизведения не имел кнопки обратной перемотки.
- Русский ничего о тебе не знает, - повторил Старлиц беспечным тоном. - Я не обязан ничего ему рассказывать.
- Хохлов здесь, в казино, да? Где он? - Она испуганно оглянулась. - Чем он занимается? Наверняка он теперь в русской мафии...
- Послушай, Тамара, я все улажу, хорошо? Успокойся. Ты теперь стопроцентная американская бизнес-леди, миссис Динсмор из Лос-Анджелеса. А Пулат Хохлов - доходяга из Петербурга, охранник с одним легким. Не обращай на него внимания, вы принадлежите к разным вселенным. Подумаешь, даже если у тебя с ним кое-что было - это в прошлом, в другой жизни. Вчерашний день. Никому нет до этого никакого дела.
Но Тамару было не так-то просто успокоить.
- Ты-то еще помнишь! Почему? - спросила она пронзительным голосом. Ее газельи глаза под тяжелыми веками были полны боли. - Почему ты помнишь все это старье, все, что было в старом мире? Только и делаешь, что облизываешь губы, закатываешь глаза, смеешься надо мной. Ненавижу тебя!
- Попытайся понять, Тамара, - взмолился Старлиц со вздохом. - Ты - профессионал, человек огромного опыта, колоссальная ценность для моего проекта. Но если ты хочешь по-прежнему получать от меня денежки, то привыкай ко мне, какой я есть. Согласен, у меня имеются недостатки. Но я остаюсь собой здесь и сейчас, я был собой там и тогда. Я - это всегда я, и я собираюсь собой и остаться. Я проявил сентиментальность с этим русским. Согласен, зря. Признаю свою оплошность. Тема раз и навсегда снимается с обсуждения.
Так что улыбочку, моя милая! Все отлично, ты же из Лос-Анджелеса! На всякий случай проглоти пару таблеток хальциона .
Заключительные слова проповеди привели Тамару в чувство.
- У тебя есть хальцион? У меня не осталось ни одной таблетки.
- Держи. - Старлиц спокойно вытряс две таблетки в Тамарину ладонь. - Вообще-то я припас их для Итальянки, но тебе они нужнее.
Тамара подозвала официанта с бабочкой на шее и взяла с его подноса двойной бренди.
- Не надо больше таких сюрпризов, хорошо? Ненавижу сюрпризы.
- Договорились.
Тамара сделала большой глоток и подняла влажные глаза. Сахар с ободка бокала остался у нее на верхней губе.
- Мне противопоказаны сюрпризы, Легги. Их было в моей жизни слишком много.
- Все в порядке, Тамара. Я обещал.
- И прогони Американку! Сегодня же, пока у нас еще есть возможность нанять вместо нее другую. - Тамара запила таблетки и удалилась, громко стуча каблучками.
К Старлицу немедленно устремилась Француженка. Она выгодно отличалась от остальных участниц группы: о ней хорошо писала пресса, она, в отличие от остальных шестерых, умела петь и танцевать. Сейчас на Француженке был полосатый бюстгальтер, мини-юбочка расцветки французского триколора и красный колпачок под Марианну. Она знала, что сценические костюмы в группе ниже всякой критики, но профессионально мирилась с этим.
Француженка привела с собой Канадку. На той была клетчатая юбочка и шляпка без полей, зато она немного изъяснялась по-французски, что сближало ее с Француженкой. Канадка была вежливой, скромной, предпочитала держаться в тени и в делах группы была почти незаметна. Эта маленькая блондиночка была третьей Канадкой по счету в «Большой Семерке». (Первые две сами злобно порвали с группой, узнав, что она не будет гастролировать в США.)
- Comment allez-vous, la Francaise?
Та состроила кислую мину.
- Хватит издеваться над моим языком!
- Ладно, не буду. Неплохой вечер, да, Канадка?
- У нас к тебе просьба, - произнесла Француженка официальным тоном.
- Выкладывайте, - сказал Старлиц с настороженностью.
- Мы хотим, чтобы сегодня выступила Турчанка, - сообщила Канадка.
- Гонка Уц? Зачем вам это надо?
- Я разговаривала с Гонкой, - сказала Француженка. - Ей никак не удается пробиться в музыкальном бизнесе. Это так грустно! Мы - знаменитые музыканты, и мы хотим ей помочь.
- Вы же знаете, что Гонке не место в «Большой Семерке». Она не владеет английским языком.
Француженка нетерпеливо закивала.
- Английский, английский... Знаю. Да и вообще, кому нужна Турчанка в «Большой Семерке»? Мне она не нужна. Но Гонка говорит по-французски! У нее хороший французский, с правильной грамматикой, не то что у этой...
- Полегче! - обиделась Канадка.
- Гонка поет по-турецки. У нее классическая турецкая певческая подготовка, она может исполнять старинные песни. Вот я и подумала: если она споет здесь, в большом казино господина Алтимбасака, то это поможет ей в будущем. После этого она сможет попасть на радио или в ночной клуб.
- Гм... - Старлиц немного поразмыслил. - Конечно, если бы сегодня выступали вы, девочки, то я бы ни за что не пустил на сцену любительницу из местных. А так... Как твое мнение, Канадка?
Канадка была очень довольна, что к ней обратились за советом, и гордо выпрямила стройную спинку.
- Я согласна с Француженкой. Голоса меньшинств тоже достойны внимания. К тому же сегодня все микрофоны наши, так что обойдется без лишних расходов.
- Мне по душе твоя логика, Канадка. И мнение твое очень ценно. Но скажите, вы обсуждали это с Мехметом Озбеем?
- Мехметкику очень понравилась эта идея, - призналась Француженка. - Он сказал, что мы чрезвычайно великодушны.
- Мы тоже очень нравимся господину Озбею, - сказала Канадка, сверкая синими глазами из глубоких темных озер теней. - Он знает все наши песни наизусть!
Легги поскреб для порядку свой двойной подбородок.
- Все равно нельзя просто выпихнуть его подружку на сцену и сунуть ей микрофон. В этом, как и во всем остальном, существуют определенные правила. Мы должны действовать осторожно, это ведь тоже политика. - Он выдержал глубокомысленную паузу. - Твои предложения, Француженка?
Француженка покачалась на высоченных платформах.
- Моя мать говорит, что Мехмет Озбей - типичный представитель прозападной элиты третьего мира, действующий строго в интересах своего класса и пола.
Старлиц согласно покивал.
- Еще моя мать говорит, что музыка турецких кабаре - это естественный способ пролетарского самовыражения, несмотря на ее патриархальное звучание.
Старлиц перешел к почесыванию шеи.
- Что ж, так тому и быть. А как у вашей подружки Гонки с пением под записанный аккомпанемент? Настоящих музыкантов-турков нам для нее не найти.
Француженка тут же достала из-под шапочки тридцатиминутную аудиокассету. Старлиц был без очков, поэтому поднес кассету к самым глазам, чтобы прочесть, щурясь, надпись синей шариковой ручкой: «Масерреф Ханим Сегах Газель».
- Ничего себе... Вы это слушали?
- Чего ради нам слушать всякое турецкое старье? - возмутилась Француженка. - Никакого коммерческого интереса!
- И вообще, это дело Лайэма, - напомнила Канадка.
- Что ж, уговорили, - сказал Старлиц. - Я проиграю эту пленку Лайэму. А вы тем временем подскажите Озбею, что ему нужен конферансье, который представит ее по-турецки.
Старлиц передал кассету Лайэму и договорился с осветителями. Он оценил такт, проявленный Озбеем. Если бы тот попросил за Гонку напрямую, то это походило бы на выкручивание рук. Другое дело - добиваться своего через исполнителей, принятый в музыкальном бизнесе способ. Если Гонка оскандалится, то виноватых не окажется, кроме нее самой. Все остальные, включая Озбея, выходили сухими из воды. В случае успеха лавры достанутся всем, в том числе ему. Озбей поступил профессионально.
Взяв ситуацию под контроль, Старлиц отправился на поиски Американки. Та сбежала с вечеринки в наркотическом перевозбуждении. Ее, как всегда, прикрывала Британка.
Британка тщательно работала над своим сценическим имиджем. Вопреки всем ожиданиям и традиции, она приобрела исключительную легкость и живость, почти сравнявшись сценической гибкостью с Итальянкой. Казалось, внутри у Британки рухнул психологический барьер: она разделалась с остатками имперского величия и растопила последний ледок сдержанности. Теперь ее веселость отдавала дешевкой и низкопробностью.
Легги поймал Британку и принудил ее к беседе тет-а-тет.
- Что творится с нашей Янки?
Британка нахмурилась.
- Не набрасывайся на нее, Легги. У нее доброе сердце и самые лучшие намерения.
- Ладно, ты просто мне скажи, куда она подевалась.
- С Американкой все в порядке. Лучше взгляни на Японку! - наябедничала Британка. - Вот у кого крыша поехала!
Легги подозрительно покосился на Японку, одетую в мини-кимоно в форме осеннего листка, которая безразлично гримасничала для фотографов. У нее продолжался приступ мрачного самосозерцания. Впрочем, Японка, в отличие от Американки, всегда вовремя и без нареканий выдавала положенную продукцию.
- Что ж, у Японки небольшая депрессия. Ничего странного, «чудо-хлеб» и шоколадка мигом приведут ее в чувство.
- А по-моему, это клиническая депрессия.
- Твоего мнения никто не спрашивает. У тебя другая задача, гораздо более почетная: привести в чувство Американку. Сама знаешь, ты в этом деле профессионалка. Что она с собой натворила? Опять наркотики?
Блестящие губки Британки сложились в рассудительную гримаску.
- Полагаю, отчасти дело в этом.
- То есть как «отчасти»? Наша Янки употребляет больше кокаина, чем остальные шесть вместе взятые.
Японка и Итальянка охотно присоединились к беседе: они почуяли, что пахнет жареным.
- Просто у нее честолюбие, - объяснила Британка, приподнимая для убедительности узкие плечики. - Она все время изобретает для всех нас разные крупные проекты. Когда мы отказываемся ее слушаться, она занимает у нас много денег и все делает сама.
- Американка не может играть в команде, - присовокупила Японка, топая по ковру огромным сабо.
- Она очень-очень большая примадонна, - сказала Итальянка, презрительно щелкая пальцами.
- Куда она пошла? - снова спросил Легги. Британка вздохнула, признавая поражение.
- Убежала нюхать кокаин и реветь.
- Куда?
- Туда, где нет камер. К малому бассейну, наверное.
На сцене появился турецкий радиоведущий, чтобы объявить о дебюте мисс Уц. Было видно, как неумело он разыгрывает энтузиазм, перекрикивая писк зафонившего микрофона. Легги поспешил удалиться.
Американку он нашел в белом пластмассовом шезлонге рядом с осушенным бассейном. На ней по-прежнему была звездно-полосатая мини-юбка, она беспрерывно сморкалась в бумажный платок.
- В чем дело, Американка?
Она подняла голову.
- Хватит с меня этой клички! Между прочим, у меня есть имя.
Старлиц присел на край шезлонга и сложил на груди мясистые руки.
- Что это тебя нынче так разобрало, Мелани?
У нее были красные от слез глаза.
- Все получается совсем не так, как ты обещал.
- Деньги-то хорошие, - напомнил Старлиц. Американка в ответ выразительно высморкалась. - Классный отель. Сбалансированная диета. Занятия аэробикой.
- Когда ты меня нанимал, ты предупреждал, что «Большая Семерка» - фальшивка, просто способ заработать. - Американка прерывисто вздохнула. - Но я все равно не поняла, что это значит.
- Разве это не очевидно? Я ничего от тебя не скрыл.
- Я не поняла, что ты сказал это совершенно серьезно.
Старлиц пожал плечами.
- Мы устроили аферу на поп-сцене и сшибаем баксы. Почему это тебя огорчает? Ты же американка, черт возьми!
- Потому что это даже не весело. Я думала, что хотя бы повеселюсь. Но участвовать в стопроцентном надувательстве - это такая нестерпимая скука! Все равно что торговать хот-догами. Летишь на самолете, потом сидишь в автобусе или лимузине, а потом трясешь на сцене задницей и распеваешь эти дурацкие, дурацкие стишки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38