— Вон другая! — И указал на Сюэтэ.
— Другая какая? — тупо переспросил тролль. Я понял, что хочешь не хочешь, а надо читать стихотворное заклинание, и прочел:
Что увидишь впереди —
Тут же слопать и захочешь.
Вон колдунья, погляди —
Чем не лакомый кусочек?
А не нравится она,
На ее представь-ка месте
Хочешь целого слона,
Хочешь — поросенка в тесте.
Да, и с рифмой, и с размером получилось так себе, и все же я надеялся на некий результат.
И не зря. Унылик только издал голодное «ням-ням» и прямой наводкой помчался на Сюэтэ.
Колдунья подняла на тролля полные ужаса глаза и в самое последнее мгновение отпрыгнула в сторону... Унылик пролетел мимо, растоптав при этом ее рисунки. Сюэтэ разъяренно взвизгнула, а я воспользовался моментом. Мозг у меня трудился на всех оборотах. Теперь я не намерен был терять ни секунды. Королева убегала от тролля, а я запел:
Венеры статуя — без рук. Тебя же, милая, в дороге
Не только руки подведут, но подведут тебя и ноги!
Потом я вырвал из рубахи нитку и, торопливо завязывая на ней узелки, продолжил:
Желудок скрутит злая боль и голову не пожалеет.
Она повиснет, упадет, и в ней рассудок ослабеет!
Колдунья как подкошенная рухнула на землю, крича и воя от страха и злости.
А Унылик победно взревел и приготовился прикончить свою жертву.
— Эй, Унылик, не теряйся! — крикнул я. — Жалости не поддавайся!
Но тролль замер и не двигался.
Потом морда его сморщилась, и он, всем своим видом демонстрируя отвращение, проворчал:
— Фу! Колдунья! Старая! Тухлая!
Сюэтэ смотрела на него, не моргая, и, похоже, не знала, оскорбиться ей или обрадоваться. Чары до сих пор сковывали ее, тем не менее она начала что-то негромко бормотать.
Унылик ходил кругами, глядя по сторонам в полном замешательстве.
— А где вкусненький? Где сочненький? Поросеночек где?
Так вот чего ему хотелось! В гастрономическом плане колдунья явно уступала юному поросеночку.
— Он убежал, — быстро нашелся я. — Ты бы к костру сходил да посмотрел, не осталось ли там у Жильбера чего-нибудь от ужина?
— Олений окорок! — Унылик радостно закивал и повернул к костру. — Ням-ням!
А я вынул из кармана складной нож, раскрыл его, шагнул к Сюэтэ и коснулся кончиком лезвия шеи колдуньи.
— Режь! — крикнул я. — А не то это сделаю я!
Последние слоги заклинания замерли в горле королевы.
Она не успела дочитать фразы. Но вот, что-то заметив, она насмешливо улыбнулась:
— Так ты уверен, что победил меня?
— Да, пожалуй.
Между тем я всерьез задумался о том, долго ли смогу вот так продержать нож.
— Ну, так убей меня, — осклабилась Сюэтэ. Я не отводил от нее глаз, сжал зубы, прищурился. Она подсмеивалась надо мной, блефовала. Я приготовился к броску и не смог надавить на рукоятку ножа. А глаза Сюэтэ танцевали и смеялись надо мной. Я стиснул зубы и попытался собраться с силами для последнего удара.
— Начинай заклинание!
Улыбаясь все шире, Сюэтэ покачала головой.
— Проклятие! — Я отскочил в сторону и воткнул нож в землю.
Ведьма насмешливо расхохоталась.
— Поздравляю тебя... с тем, какой ты благородный, чародей.
Я, вне себя от ярости, крутанулся на месте.
— О да, тяжело убить беззащитную старую женщину, — продолжала паясничать колдунья. — Так-то! Ты сделал меня беззащитной и сам себе руки связал!
— Больше всего на свете, — пробурчал я сквозь стиснутые зубы, — меня раздражают те, кто пытается одержать верх, пользуясь добротой противника.
— Просто не могу нарадоваться на твои... добродетели, — сказала Сюэтэ таким тоном, что это прозвучало подобно оскорблению.
Я отвернулся и решил уйти от греха подальше. И стоило мне отвернуться, как колдунья тут же заговорила нараспев на неизвестном мне древнем языке. Я в испуге обернулся. Королева сладко потягивалась.
— Благодарю, чародей. Ты дал меня время произнести контрзаклятие. Не сомневайся, я не собираюсь платить тебе добром за добро!
Я раскрыл нож и принялся покачиваться из стороны в сторону, как уличный хулиган. А чтоб почувствовать себя увереннее, я пропел:
Эй, попалась злая тварь,
Не уйдешь из сети,
Не бывать тебе живой
Ни за что на...
Сюэтэ заморгала, перестала читать заклинание и закричала.
— Тише! Тс-с-с!
Она повернула голову вбок, предостерегающе подняла руку, будто бы к чему-то прислушиваясь. А потом, усмехаясь, обернулась ко мне.
— Как ты слагаешь свои злобные заклинания, чародей, это мне неведомо... но ты оказался куда более злобным, чем я от тебя ожидала.
Перемирие? Расслабиться или пока не стоит?
— Мне бы очень хотелось остаться и завершить начатое нами занятие, — фыркнула Сюэтэ, — но возникли срочные дела, которые требуют моего личного присутствия. Будь он проклят, этот упрямый монах! Мы еще встретимся, не сомневайся. Должна признаться, тебя есть за что уважать. Но в следующий раз у меня за спиной будет армия.
«Да, — понял я, — зря я желал перемирия». И, поборов всякое сожаление, я начал читать:
Настало время расставаться,
Устал я маяться с тобой.
Сюэтэ не сводила с меня изумленных глаз. Я стиснул зубы и продолжал:
Мне надоело пререкаться,
И мне давно пора домой.
Ведьма резко склонила голову набок, словно опять к чему-то прислушиваясь.
«Хочет меня отвлечь», — решил я и, вперившись в физиономию колдуньи, пропел:
Но ты так злобна и черна...
Сюэтэ обернулась, гортанно захохотала и вдруг резко замолчала, потом выругалась и замахала руками в разные стороны.
— Что превратиться... — крикнул я. Ведьма исчезла.
— В пыль должна! — закончил я и обреченно крикнул: — О, ну почему же так вышло?!
Я гадал, над чем же она смеялась. Может быть, просто пыталась меня отвлечь, как я и думал, а может быть...
А вдруг она увидела какую-то опасность, грозящую мне и моим спутникам?
Опасность? На открытой всем ветрам равнине? Темной ночью?
А потом я услышал лязганье железа, крики Жильбера и стоны Фриссона — далекие, но на равнинной местности отчетливо слышные. Ревел Унылик, и ему отвечал целый хор сердитых голосов.
— Она меня отвлекла, а сама послала туда карательный отряд! — вскрикнул я и бросился бегом, по пути гадая, как бы мне попасть к костру побыстрее.
Побыстрее... Я так резко остановился, что чуть не упал. Ведь я же чародей, не так ли? По крайней мере тут все так считают. Значит, я могу оказаться в любом месте, каком только пожелаю, в любое мгновение — ну то есть в пределах этой галлюцинации. Нужно только сказать верное заклинание.
Не умею я летать ни далеко, ни высоко
Кто бы добренький меня
Приподнял и с места сдвинул,
Чтобы я в мгновенье ока
Оказался у огня
На другом краю равнины?
Голова у меня сильно закружилась, потом я увидел глинобитные стены, крестьянские хаты, грубо склоченную мебель, грязных, убогих обитателей этого жилища, одетых в домотканую ряднину.
Хозяин испуганно глянул на меня из-за стола. У него была длинная борода и еще здоровенный топор.
Я лупал глазами. Что же такое случило?
А-а-а. Ясно. Дело было в терминологии. Я сказал «у огня», но не уточнил, у какого именно. Сказал «на другом краю равнины», ну вот и оказался в бедняцкой хатке в этих самых краях.
Я белозубо улыбнулся хозяевам и приподнял воображаемую шляпу.
— Прошу прощения за вторжение, братцы, — сказал я. — Все дело в семантике, понимаете?
Сидевший за столом понимающе ухмыльнулся, встал и подбросил в руке топор.
Неужели он знал слово «семантика»? А я с первого взгляда большого грамматиста в нем не признал...
Рыбка, сорвавшись с крючка, в глубину уплывает.
Вышла промашка. Незваный ваш гость отбывает.
Топор взметнулся... а я вдруг снова оказался на равнине, залитой лунным светом. Я посмотрел по сторонам, плохо соображая, и увидел на горизонте яркую точку, услыхал далекие крики и звон железа.
Опять промахнулся! Что поделать — не хватило времени прицелиться поточнее.
Но мои друзья в беде! Пока я до них добираюсь, нужно помочь им заклинанием.
Нам опять накликали беду...
Затянись туманом, вся округа!
Пусть враги, пока к друзьям иду,
Перебьют в тумане том друг друга.
От земли тут же поднялся туман. Он становился все гуще и гуще. Через две минуты туман закрыл звезды. Теперь в криках четко различались ругательства и проклятия.
Значит, я добился своего. Врагов удастся немного сдержать. А я прочел ориентационный стишок:
Там я хочу оказаться,
Где, не жалея себя,
Бьются с неравною силой
Милые сердцу друзья.
Сначала опять поплыло перед глазами, но вскоре все встало на места, и вот уже передо мной тлеющие угли нашего костра. Обернувшись, я увидел, что Унылик крушит солдат, стукает их лбами друг о дружку, словно индейские дубинки. Жильбер усеивает землю вокруг себя трупами, умело орудуя мечом, а Фриссон сидит на корточках у костра и зачитывает вслух стихи, написанные на обрывках пергамента. Анжелика мечется туда-сюда, пытаясь навести страх на вражеских воинов. Их оружие ее нисколько не пугало и не приносило ей никакого вреда.
А вот я не на шутку встревожился. Туман вдруг взял да и рассеялся. Вернее, он рассеялся футов на десять от поверхности земли, но этого воинам хватило для того, чтобы как следует разглядеть нас, и они, издавая ужасающие вопли, бросились вперед.
Так! Значит, если их колдун-командир способен развеять созданный мной туман, значит, он и Анжелику захватить сумеет! Мне нужно было как можно скорее что-то предпринять и помешать ему!
Летите, воины, летите,
Нигде не ведая преград!
Летите, воины, летите,
Как листья осенью летят!
Казалось, невидимая рука забралась в самую гущу вражеского отряда и принялась расшвыривать солдат в разные стороны. Воины поднимались в воздух и летели в точности как осенние листья. Скоро от всего отряда остался только мужчина в сером балахоне и остроконечном колпаке. Он пытался отчаянно бороться с невидимой силой. А я еще добавил:
Туман, туман — седая пелена...
Надоела мне бесконечная война...
А твои солдаты все
Разлетелись кто куда
И к земле прикованы туманом,
Ты, колдовской работничек войны!
И снова пал туман до самой земли. Я услыхал стоны солдат и на их фоне визгливые проклятия чьего-то тенора. Я довольно ухмыльнулся. Теперь этот колдунишка получит занятие еще на несколько минут.
Все верно, но я не сомневался, что он скоро оправится, поэтому нужно было придумать что-то посерьезнее... что-то такое, чтобы с его балахона исчезли кабалистические знаки. Чтобы пропали воины, подчиненные колдуна.
Я точно знал, как это сделать. Я злорадно ухмыльнулся, вдохнул поглубже и зачитал нараспев, всеми силами стараясь сохранять зловещую интонацию оригинала.
Тянулись дни, страдал свирепый дух —
Кромешной тьмы ужасный обитатель...
Дух звался Гренделем, он стражем был равнин,
Болот зловещих, пустошей бесплодных...
Исчадье ада, порожденье мрака,
Пылая гневом, по холмам туманным
Шагает Грендель.
Вокруг вражеского отряда сгустилась тьма, я поспешил отойти в сторону, ориентируясь на топот Унылика. И сразу же я налетел на что-то твердое и лохматое. Послышался страшный рев, и ко мне из мрака потянулась колоссального размера когтистая лапища. Высоко-высоко над моей головой угольками светились хищные красные глаза. Я вскрикнул, увернулся, проскочил у великана между ног и побежал.
Грендель, видимо, решил не менять своего курса из-за такой пустяковой заминки. Убегая, я слышал, как хрустят под его ступнями валуны, как в ужасе вопят враги, как скрипит кожа и звякает железо. Я замедлил бег, оглянулся, но увидел только черную тучу, над ней вставшего на дыбы коня, а у его ног колдуна, отчаянно пытающегося ухватиться за воздух. Каким-то чудом конь таки опустился на все четыре и в страхе ускакал. Колдун бы тоже, наверное, удрал, но, видимо, долг не позволял ему бежать с поля боя. Я, правда, не думал, что ему суждено преуспеть в борьбе с чудищем, про которого он ничего не знал. И знать не мог, потому что явно не петрил в средневековом английском. Да, очень жаль — барды Темных веков оставили так мало стихов со всяческими разъяснениями... Но, судя по всему, у них — у бардов — были крайне узкие интересы.
Но и этих интересов мне вполне хватило для осуществления моего плана. Я обратил внимание на то, что топот прекратился. Замер и колдун, он застыл с поднятыми руками, словно гангстер, сдающийся шерифу на Диком Западе. Потом он развернулся и исчез. Черная туча поплыла за ним, оставляя на земле огромные, смутно напоминавшие человеческие, следы.
На колдуна было в высшей степени наплевать, но мне вовсе не хотелось, чтобы этот великанище перепортил тут весь пейзаж. Я попытался восстановить все подробности битвы и решил, что проявлю большую гуманность, если сымпровизирую другой конец:
Смертельной хворью поражен, уходит Грендель прочь
В свое унылое жилье средь мрачных скал.
Он впредь до смерти будет дни считать,
Он точно знает, сколько их осталось.
Черная туча устремилась к перевалу, тая на ходу, и где-то около горного кряжа почти исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Другая какая? — тупо переспросил тролль. Я понял, что хочешь не хочешь, а надо читать стихотворное заклинание, и прочел:
Что увидишь впереди —
Тут же слопать и захочешь.
Вон колдунья, погляди —
Чем не лакомый кусочек?
А не нравится она,
На ее представь-ка месте
Хочешь целого слона,
Хочешь — поросенка в тесте.
Да, и с рифмой, и с размером получилось так себе, и все же я надеялся на некий результат.
И не зря. Унылик только издал голодное «ням-ням» и прямой наводкой помчался на Сюэтэ.
Колдунья подняла на тролля полные ужаса глаза и в самое последнее мгновение отпрыгнула в сторону... Унылик пролетел мимо, растоптав при этом ее рисунки. Сюэтэ разъяренно взвизгнула, а я воспользовался моментом. Мозг у меня трудился на всех оборотах. Теперь я не намерен был терять ни секунды. Королева убегала от тролля, а я запел:
Венеры статуя — без рук. Тебя же, милая, в дороге
Не только руки подведут, но подведут тебя и ноги!
Потом я вырвал из рубахи нитку и, торопливо завязывая на ней узелки, продолжил:
Желудок скрутит злая боль и голову не пожалеет.
Она повиснет, упадет, и в ней рассудок ослабеет!
Колдунья как подкошенная рухнула на землю, крича и воя от страха и злости.
А Унылик победно взревел и приготовился прикончить свою жертву.
— Эй, Унылик, не теряйся! — крикнул я. — Жалости не поддавайся!
Но тролль замер и не двигался.
Потом морда его сморщилась, и он, всем своим видом демонстрируя отвращение, проворчал:
— Фу! Колдунья! Старая! Тухлая!
Сюэтэ смотрела на него, не моргая, и, похоже, не знала, оскорбиться ей или обрадоваться. Чары до сих пор сковывали ее, тем не менее она начала что-то негромко бормотать.
Унылик ходил кругами, глядя по сторонам в полном замешательстве.
— А где вкусненький? Где сочненький? Поросеночек где?
Так вот чего ему хотелось! В гастрономическом плане колдунья явно уступала юному поросеночку.
— Он убежал, — быстро нашелся я. — Ты бы к костру сходил да посмотрел, не осталось ли там у Жильбера чего-нибудь от ужина?
— Олений окорок! — Унылик радостно закивал и повернул к костру. — Ням-ням!
А я вынул из кармана складной нож, раскрыл его, шагнул к Сюэтэ и коснулся кончиком лезвия шеи колдуньи.
— Режь! — крикнул я. — А не то это сделаю я!
Последние слоги заклинания замерли в горле королевы.
Она не успела дочитать фразы. Но вот, что-то заметив, она насмешливо улыбнулась:
— Так ты уверен, что победил меня?
— Да, пожалуй.
Между тем я всерьез задумался о том, долго ли смогу вот так продержать нож.
— Ну, так убей меня, — осклабилась Сюэтэ. Я не отводил от нее глаз, сжал зубы, прищурился. Она подсмеивалась надо мной, блефовала. Я приготовился к броску и не смог надавить на рукоятку ножа. А глаза Сюэтэ танцевали и смеялись надо мной. Я стиснул зубы и попытался собраться с силами для последнего удара.
— Начинай заклинание!
Улыбаясь все шире, Сюэтэ покачала головой.
— Проклятие! — Я отскочил в сторону и воткнул нож в землю.
Ведьма насмешливо расхохоталась.
— Поздравляю тебя... с тем, какой ты благородный, чародей.
Я, вне себя от ярости, крутанулся на месте.
— О да, тяжело убить беззащитную старую женщину, — продолжала паясничать колдунья. — Так-то! Ты сделал меня беззащитной и сам себе руки связал!
— Больше всего на свете, — пробурчал я сквозь стиснутые зубы, — меня раздражают те, кто пытается одержать верх, пользуясь добротой противника.
— Просто не могу нарадоваться на твои... добродетели, — сказала Сюэтэ таким тоном, что это прозвучало подобно оскорблению.
Я отвернулся и решил уйти от греха подальше. И стоило мне отвернуться, как колдунья тут же заговорила нараспев на неизвестном мне древнем языке. Я в испуге обернулся. Королева сладко потягивалась.
— Благодарю, чародей. Ты дал меня время произнести контрзаклятие. Не сомневайся, я не собираюсь платить тебе добром за добро!
Я раскрыл нож и принялся покачиваться из стороны в сторону, как уличный хулиган. А чтоб почувствовать себя увереннее, я пропел:
Эй, попалась злая тварь,
Не уйдешь из сети,
Не бывать тебе живой
Ни за что на...
Сюэтэ заморгала, перестала читать заклинание и закричала.
— Тише! Тс-с-с!
Она повернула голову вбок, предостерегающе подняла руку, будто бы к чему-то прислушиваясь. А потом, усмехаясь, обернулась ко мне.
— Как ты слагаешь свои злобные заклинания, чародей, это мне неведомо... но ты оказался куда более злобным, чем я от тебя ожидала.
Перемирие? Расслабиться или пока не стоит?
— Мне бы очень хотелось остаться и завершить начатое нами занятие, — фыркнула Сюэтэ, — но возникли срочные дела, которые требуют моего личного присутствия. Будь он проклят, этот упрямый монах! Мы еще встретимся, не сомневайся. Должна признаться, тебя есть за что уважать. Но в следующий раз у меня за спиной будет армия.
«Да, — понял я, — зря я желал перемирия». И, поборов всякое сожаление, я начал читать:
Настало время расставаться,
Устал я маяться с тобой.
Сюэтэ не сводила с меня изумленных глаз. Я стиснул зубы и продолжал:
Мне надоело пререкаться,
И мне давно пора домой.
Ведьма резко склонила голову набок, словно опять к чему-то прислушиваясь.
«Хочет меня отвлечь», — решил я и, вперившись в физиономию колдуньи, пропел:
Но ты так злобна и черна...
Сюэтэ обернулась, гортанно захохотала и вдруг резко замолчала, потом выругалась и замахала руками в разные стороны.
— Что превратиться... — крикнул я. Ведьма исчезла.
— В пыль должна! — закончил я и обреченно крикнул: — О, ну почему же так вышло?!
Я гадал, над чем же она смеялась. Может быть, просто пыталась меня отвлечь, как я и думал, а может быть...
А вдруг она увидела какую-то опасность, грозящую мне и моим спутникам?
Опасность? На открытой всем ветрам равнине? Темной ночью?
А потом я услышал лязганье железа, крики Жильбера и стоны Фриссона — далекие, но на равнинной местности отчетливо слышные. Ревел Унылик, и ему отвечал целый хор сердитых голосов.
— Она меня отвлекла, а сама послала туда карательный отряд! — вскрикнул я и бросился бегом, по пути гадая, как бы мне попасть к костру побыстрее.
Побыстрее... Я так резко остановился, что чуть не упал. Ведь я же чародей, не так ли? По крайней мере тут все так считают. Значит, я могу оказаться в любом месте, каком только пожелаю, в любое мгновение — ну то есть в пределах этой галлюцинации. Нужно только сказать верное заклинание.
Не умею я летать ни далеко, ни высоко
Кто бы добренький меня
Приподнял и с места сдвинул,
Чтобы я в мгновенье ока
Оказался у огня
На другом краю равнины?
Голова у меня сильно закружилась, потом я увидел глинобитные стены, крестьянские хаты, грубо склоченную мебель, грязных, убогих обитателей этого жилища, одетых в домотканую ряднину.
Хозяин испуганно глянул на меня из-за стола. У него была длинная борода и еще здоровенный топор.
Я лупал глазами. Что же такое случило?
А-а-а. Ясно. Дело было в терминологии. Я сказал «у огня», но не уточнил, у какого именно. Сказал «на другом краю равнины», ну вот и оказался в бедняцкой хатке в этих самых краях.
Я белозубо улыбнулся хозяевам и приподнял воображаемую шляпу.
— Прошу прощения за вторжение, братцы, — сказал я. — Все дело в семантике, понимаете?
Сидевший за столом понимающе ухмыльнулся, встал и подбросил в руке топор.
Неужели он знал слово «семантика»? А я с первого взгляда большого грамматиста в нем не признал...
Рыбка, сорвавшись с крючка, в глубину уплывает.
Вышла промашка. Незваный ваш гость отбывает.
Топор взметнулся... а я вдруг снова оказался на равнине, залитой лунным светом. Я посмотрел по сторонам, плохо соображая, и увидел на горизонте яркую точку, услыхал далекие крики и звон железа.
Опять промахнулся! Что поделать — не хватило времени прицелиться поточнее.
Но мои друзья в беде! Пока я до них добираюсь, нужно помочь им заклинанием.
Нам опять накликали беду...
Затянись туманом, вся округа!
Пусть враги, пока к друзьям иду,
Перебьют в тумане том друг друга.
От земли тут же поднялся туман. Он становился все гуще и гуще. Через две минуты туман закрыл звезды. Теперь в криках четко различались ругательства и проклятия.
Значит, я добился своего. Врагов удастся немного сдержать. А я прочел ориентационный стишок:
Там я хочу оказаться,
Где, не жалея себя,
Бьются с неравною силой
Милые сердцу друзья.
Сначала опять поплыло перед глазами, но вскоре все встало на места, и вот уже передо мной тлеющие угли нашего костра. Обернувшись, я увидел, что Унылик крушит солдат, стукает их лбами друг о дружку, словно индейские дубинки. Жильбер усеивает землю вокруг себя трупами, умело орудуя мечом, а Фриссон сидит на корточках у костра и зачитывает вслух стихи, написанные на обрывках пергамента. Анжелика мечется туда-сюда, пытаясь навести страх на вражеских воинов. Их оружие ее нисколько не пугало и не приносило ей никакого вреда.
А вот я не на шутку встревожился. Туман вдруг взял да и рассеялся. Вернее, он рассеялся футов на десять от поверхности земли, но этого воинам хватило для того, чтобы как следует разглядеть нас, и они, издавая ужасающие вопли, бросились вперед.
Так! Значит, если их колдун-командир способен развеять созданный мной туман, значит, он и Анжелику захватить сумеет! Мне нужно было как можно скорее что-то предпринять и помешать ему!
Летите, воины, летите,
Нигде не ведая преград!
Летите, воины, летите,
Как листья осенью летят!
Казалось, невидимая рука забралась в самую гущу вражеского отряда и принялась расшвыривать солдат в разные стороны. Воины поднимались в воздух и летели в точности как осенние листья. Скоро от всего отряда остался только мужчина в сером балахоне и остроконечном колпаке. Он пытался отчаянно бороться с невидимой силой. А я еще добавил:
Туман, туман — седая пелена...
Надоела мне бесконечная война...
А твои солдаты все
Разлетелись кто куда
И к земле прикованы туманом,
Ты, колдовской работничек войны!
И снова пал туман до самой земли. Я услыхал стоны солдат и на их фоне визгливые проклятия чьего-то тенора. Я довольно ухмыльнулся. Теперь этот колдунишка получит занятие еще на несколько минут.
Все верно, но я не сомневался, что он скоро оправится, поэтому нужно было придумать что-то посерьезнее... что-то такое, чтобы с его балахона исчезли кабалистические знаки. Чтобы пропали воины, подчиненные колдуна.
Я точно знал, как это сделать. Я злорадно ухмыльнулся, вдохнул поглубже и зачитал нараспев, всеми силами стараясь сохранять зловещую интонацию оригинала.
Тянулись дни, страдал свирепый дух —
Кромешной тьмы ужасный обитатель...
Дух звался Гренделем, он стражем был равнин,
Болот зловещих, пустошей бесплодных...
Исчадье ада, порожденье мрака,
Пылая гневом, по холмам туманным
Шагает Грендель.
Вокруг вражеского отряда сгустилась тьма, я поспешил отойти в сторону, ориентируясь на топот Унылика. И сразу же я налетел на что-то твердое и лохматое. Послышался страшный рев, и ко мне из мрака потянулась колоссального размера когтистая лапища. Высоко-высоко над моей головой угольками светились хищные красные глаза. Я вскрикнул, увернулся, проскочил у великана между ног и побежал.
Грендель, видимо, решил не менять своего курса из-за такой пустяковой заминки. Убегая, я слышал, как хрустят под его ступнями валуны, как в ужасе вопят враги, как скрипит кожа и звякает железо. Я замедлил бег, оглянулся, но увидел только черную тучу, над ней вставшего на дыбы коня, а у его ног колдуна, отчаянно пытающегося ухватиться за воздух. Каким-то чудом конь таки опустился на все четыре и в страхе ускакал. Колдун бы тоже, наверное, удрал, но, видимо, долг не позволял ему бежать с поля боя. Я, правда, не думал, что ему суждено преуспеть в борьбе с чудищем, про которого он ничего не знал. И знать не мог, потому что явно не петрил в средневековом английском. Да, очень жаль — барды Темных веков оставили так мало стихов со всяческими разъяснениями... Но, судя по всему, у них — у бардов — были крайне узкие интересы.
Но и этих интересов мне вполне хватило для осуществления моего плана. Я обратил внимание на то, что топот прекратился. Замер и колдун, он застыл с поднятыми руками, словно гангстер, сдающийся шерифу на Диком Западе. Потом он развернулся и исчез. Черная туча поплыла за ним, оставляя на земле огромные, смутно напоминавшие человеческие, следы.
На колдуна было в высшей степени наплевать, но мне вовсе не хотелось, чтобы этот великанище перепортил тут весь пейзаж. Я попытался восстановить все подробности битвы и решил, что проявлю большую гуманность, если сымпровизирую другой конец:
Смертельной хворью поражен, уходит Грендель прочь
В свое унылое жилье средь мрачных скал.
Он впредь до смерти будет дни считать,
Он точно знает, сколько их осталось.
Черная туча устремилась к перевалу, тая на ходу, и где-то около горного кряжа почти исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69