Вот такой же сверкающей лекцией десять лет назад он убедил
президента Академии наук Альберта Боячека разрешить строительство нашего
института на Урании. Мы с Павлом тогда сидели в зале рядом и то и дело
издавали невнятные возгласы восторга, в такое возбуждение привел Чарли и
нас, тоже неплохо разбиравшихся в атомном времени. Не берусь сейчас
восстановить ту форму, в какой Чарли вдохновенно ораторствовал перед Роем,
попробую передать хотя бы смысл его лекции.
Пусть не говорят при нем о какой-то дикарской машине времени, так
Чарли начал. Он, Чарльз Гриценко,физик и инженер, а не писатель
фантастических повестей. Его захватывают лишь реальные возможности науки,
а не заоблачные полеты неупорядоченного мечтательства. Переброс больших
материальных масс из настоящего в будущее или тем более в прошлое -
детская сказочка. И столь же далеки от реальности все воображаемые
конструкции, названные машинами времени. Цель Института Экспериментального
Атомного Времени, между прочим, состоит и в том, чтобы доказать вздорность
подобных сказок. Да, конечно, мы в своих установках искусственно меняем
ток времени - то замедляем, то ускоряем его. Но это совершается лишь в
недрах атома. Эксперименты с ядерным временем мы освоили, теперь шагнули
из теснин ядра в атомное электронное облако. О выходе из атомов в толчею
молекул мы пока и не мечтаем.
Время - это всеобъемлющая река, в ней плывут все события жизни,
продолжал Чарли - научный соловей, увлеченный только своей песней и не
слышащий ничего больше. Иначе бы он заметил, что Рой Васильев слушает его
вовсе не так внимательно, как можно было ожидать.
А Рой тем временем бросал на меня быстрые взгляды, словно проверяя,
какое впечатление у меня от вдохновенной речи моего начальника; я также -
и по возможности незаметно - пытался в свой черед определить, что думает
сам Рой. И уж конечно, Чарли и помыслить не мог, что Рою известно все, о
чем ему говорят, что он дьявольски осведомленный парень, этот невозмутимый
следователь, и ловко прикрывает свою эрудицию ширмой внешнего интереса.
Вдруг развернувшаяся безмолвная борьба - борьба между Роем и мной - до
Чарли и намеком не доходила, меня самого она застала врасплох; я молчаливо
защищался, не было иного выхода - ведь дело, в конце концов, касалось не
только меня. Ни один звук, ни одно движение не говорили о разгоревшейся
схватке. Был именно тот случай, когда пси-поле собеседника, я скажу
сильней - противника, ощущается без специальных датчиков, фиксируется не
на ленте самописца, а реакцией души. Я уже знал, что отныне
проницательное, как удар копья, понимание Роя направлено в меня, как в
фокус тайны. И что он, не думая это показывать Чарли, знает, что я о том
знаю тоже. Чарли выстраивал стартовую площадку для Роя, чтобы облегчить
тому понимание. Но если бы я мог закричать: "Перестань, не ведаешь, что
творить!" - я бы крикнул.
Да, время - это всеобъемлющая река Вселенной, вдохновенно доказывал
Чарли. Но каждая река слагается из тысяч струй, ее колеблют миллионы волн.
Именно так обстоит и с могучей рекой нашего общего физического времени.
Оно складывается из миллиардов локальных времен, в нем слиты мгновения
ядерных превращений, атомных взаимодействий, молекулярных реакций, каждая
мельчайшая молекулярная частица, каждая атомная комбинация частиц, каждая
упорядоченная молекулярная микроструктура атомов вливается в общий поток
времени своим крохотным ручейком. Нет, мы еще неспособны повелевать
суммарным временем, величественным потоком, текущим в космосе из прошлого
через настоящее в будущее, мы плывем в нем безвольной щепочкой, куда нас
бросают волны: корабли, прокладывающие самостоятельный путь в этой
грандиозной реке Вселенной, долго еще не сконструируют. Но в глубочайших
глубинах потока космического времени мы уже способны кое-что сделать. В
наших лабораториях мы замедляем и ускоряем течение ядерного и атомного
времени. Отдельные атомы искусственно, раньше их соседей, выдвигаются в
будущее, так же искусственно задерживаются в прошлом. Но дальше
эксперименты пока не идут. В отчетах института за прошлый год указано:
"Методы воздействия на кванты времени найдены, методы слияния искусственно
деформированных квантов времени в единый микровременной поток
разрабатываются".
Рой задумчиво сказал:
- Стало быть, вы все же нашли способ преобразования настоящего в
прошлое или будущее?
Слишком элементарное толкование, возразил Чарли. Оно отдает все той
же примитивной машиной времени. Что такое настоящее и что такое прошлое и
будущее? Настоящее всегда приход из прошлого и уход в будущее, это разрез
по живой линии временного потока. Прошлое еще живет в настоящем, будущее
уже в нем живет. Выход в будущее лишь постепенно ослабляет прошлое, а не
уничтожает его сразу и целиком. Поэтому изменение временного тока
отдельных атомов не выбрасывает их сразу из молекул, а лишь ослабляет
связь с остальными частями молекулы. Молекула как бы расшатывается. Она
уже частично в будущем, еще частично в прошлом. Но любая разновременность
грозит разрывом структуры. Здесь база для многих опасностей.
- Сколько я понимаю, мы подходим к вашей гипотезе взрыва на
энергоскладе, - сказал Рой. - В докладе Земле вы осторожно упомянули о
ней. Сейчас, видимо, разопьете подробней?
- Вы не ошиблись, Рой, я перехожу к моей концепции катастрофы. В этой
связи должен поговорить о Павле Ковальском, помощнике Эдуарда Барсова.
Павел обеспечивал экранирование нашего института. Вас, конечно,
информировали, что лаборатория Эдуарда называется лабораторией
стабилизации времени. В ее программу входит поддержание постоянства поля
времени - в той мере, какая нужна, чтобы волны времени не превосходили
безопасного предела. И Павел взял на себя охрану окружающего институт
пространства от выноса наружу хроноколебаний. Он вел свое дело надежно уже
не один год, но вот допустил какой-то просчет, и пульсирующая волна
атомного времени вырвалась острым лучом в направлении энергосклада,
который, к сожалению, находился слишком близко от института. Так произошло
нарушение спокойного тока внутреннего времени воды. Павел собственным
телом, как экраном, погасил пульсацию времени, но было уже поздно: на
складе высвободилась из чудовищного сгущения вода, а в клетках самого
Павла произошел разрыв биологического времени. Спасти его мы не сумели.
- Как, по-вашему, произошла деформация атомного времени сгущенной
воды - в будущее или прошлое? - спросил Рой.
- В прошлое. Ибо в обозримом будущем сгущенная вода должна оставаться
сгущенной водой, если не производится энергосъема с ее поверхности. А в
прошлом было время, когда сгущенная вода была просто водой. Достаточно
возвратить ее в это время, даже в одно мгновение этого времени, чтобы
мигом высвободилась вся чудовищная энергия сгущения, что, к несчастью, и
произошло.
Рой Васильев задумался. Чарли бросил на меня вопросительный взгляд -
убедительна ли аргументация? Я взглядом же успокоил его - отличная речь,
возражений по существу гипотезы не будет.
Рой заговорил медленно, как бы вслушиваясь в каждое слово:
- Возражать вам не могу да и не хочу. Гипотеза, вероятно, правильная.
А объяснение откровенное. Вы не ждете, чтобы вам предъявили обвинение, вы
сами признаете свою вину.
- Свою часть вины, - поправил Чарли. - В конечном итоге авария
произошла от недостаточного экранирования трансформаторов времени. Это мой
просчет. Постараюсь больше не допускать таких просчетов.
- Вы продумали, как повысить безопасность?
- Конечно. Новый энергосклад строится подальше от нас. Вы могли
заметить: около столовой заканчивают здание, это для него. Вас не удивило,
что все мы едим в столовой, отдаленной от институтов? На этом настояли
биологи, они боялись заражения пищи вблизи их лабораторий. Мы, как и они,
будем удалять все, что не имеет непосредственного касательства к нашим
экспериментам. А экранирование лабораторий от пульсаций времени усилено,
за этим следит Эдуард Барсов.
Рой наконец обратился ко мне:
- Что вы добавите к объяснениям друга Чарльза?
- Решительно ничего, - спокойно ответил я.
- Значит, вы с ним полностью согласны?
- Полностью согласен.
- Друг Чарльз, по-вашему, исчерпал проблему?
- Мне добавить нечего, - повторил я.
Рой, казалось, что-то хотел спросить еще, но передумал. Он теперь
говорил снова с одним Чарли, так демонстративно игнорируя мое присутствие,
что мой начальник, опасался я, должен был это почувствовать. Но Чарли и не
заметил, что Рой поворачивается ко мне чуть ли не спиной.
- Я буду думать, друг Чарльз, - сказал Рой. - Вы до краев наполнили
меня интереснейшей информацией, надо ее переварить. Когда я приду к
какому-либо решению, я снова с вами посоветуюсь.
Мы ушли из гостиницы, и по дороге Чарли радостно сказал:
- Он, наверно, думал, что мы будем юлить, оправдываться заранее. А мы
обрушили на него правду, нигде не затесывая ее острые грани. Он ошеломлен,
это минимум.
- Будет еще и максимум, - сказал я. - В максимуме, очнувшись от
ошеломления, он может счесть недостаточными наши защитные меры. Подумай об
этом.
- Подумаю, - пообещал Чарли. - Зайди ко мне, проинформируем Жанну.
Жанна возникла на экране. Я сел подальше и постарался не глядеть на
нее. Она вновь была недопустимо хороша. Мне и взглядом нельзя было
доводить до ее сознания, что я вижу в ней перемены. Чарли весело передал
ей наш разговор с Роем и попросил приготовиться к вызову.
- Сколько ты еще собираешься внушать мне свои инструкции? - резко
оборвала она. - Чарли, я по горло сыта твоими и Эдика наставлениями.
- Ты такая красивая и умная, Жанна, - умильно сказал Чарли. - В
общем, восхитительная. А Рой слабый мужчина. А все мужчины считают ум в
мужчине обыденностью, а ум в женщине необычайностью. И когда женщина не
только красивая, но и дьявольски умна...
- Чарли, в старину, на которую ты так часто ссылаешься, ежедневно
молились господу: избави меня от лукавого!
Он воскликнул с хохотом:
- Жанна, всеми чертями прошу - не избавляйся от лукавого!
6
- Не избавляйся от лукавого и ты, Эдик, - посоветовал Чарли мне. -
Ведь лукавый - кто? Вовсе иное, чем он виделся предку. Я тебе это
быстренько разъясню...
- Не старайся, - сказал я. - У меня дела поважней выслушивания твоей
трепотни. Будет что серьезное, вызывай. Софизмы я способен слушать только
в столовой, там они вроде перца к еде.
Я ушел к себе. Чарли еще был в возбуждении от разговора с Роем, ему
надо было остыть в одиночестве. Он мыслил всегда ясно, был, я неоднократно
поминал это, превосходным логиком, но сейчас его глаза застил туман удачи.
Он вообразил себе, что все заканчивается на успешном разговоре, больше от
Роя неприятностей не ждать. И странная просьба к Жанне - очаровать
посланца Земли - виделась ему точкой, завершающей итог: Рою будет еще и
приятно, в угоду нашей уранийской красавице, сделать то, что он и без нее
- и, возможно, без приязни - неизбежно сделать должен. Свою часть проблемы
Чарли понимал превосходно. Он не понимал одного: то была лишь часть
проблемы, а не вся она!
Возвратившись к себе, я проверил процесс и присел на подоконник.
Наступал вечер, Мардека закатывалась, на сумрачном, зеленоватом - такова
его обычная окраска - небе горели костры трех облачков: впечатляющая
картина, покажись она мне до катастрофы, я бы не отрывал от нее глаз. Все
бы во мне волновалось, все бы во мне ликовало от того, что так прекрасен
мир, в котором довелось жить. Я безучастно наблюдал, как разгорались и
гасли золотые и красные пламена заката, повода для ликований не было.
"Есть ли еще время?" - допрашивал я себя. И не находил ответа. Ответ мог
дать только Рой Васильев. Он был далеко, в гостинице, он странно,
угрожающе странно держался сегодня со мной.
Я вспоминал его слова, вспоминал, как он сидел, покачивая ногой,
закинутой на ногу, с какой почти равнодушной заинтересованностью слушал.
Дикое сочетание: "равнодушие" и "заинтересованность", в стиле острот
Чарли, но более точной формулы я найти не мог. И снова, без автоматических
фиксаторов пси-поля, ощущал, как все напряглось в нем, когда он бросил на
меня быстрый взгляд. Чем я поразил его? Чем возбудил внимание? Тем, что
молчал? Чарли часто говорит: молчание - красноречивый сигнал несогласия,
категорическое оповещение о протесте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
президента Академии наук Альберта Боячека разрешить строительство нашего
института на Урании. Мы с Павлом тогда сидели в зале рядом и то и дело
издавали невнятные возгласы восторга, в такое возбуждение привел Чарли и
нас, тоже неплохо разбиравшихся в атомном времени. Не берусь сейчас
восстановить ту форму, в какой Чарли вдохновенно ораторствовал перед Роем,
попробую передать хотя бы смысл его лекции.
Пусть не говорят при нем о какой-то дикарской машине времени, так
Чарли начал. Он, Чарльз Гриценко,физик и инженер, а не писатель
фантастических повестей. Его захватывают лишь реальные возможности науки,
а не заоблачные полеты неупорядоченного мечтательства. Переброс больших
материальных масс из настоящего в будущее или тем более в прошлое -
детская сказочка. И столь же далеки от реальности все воображаемые
конструкции, названные машинами времени. Цель Института Экспериментального
Атомного Времени, между прочим, состоит и в том, чтобы доказать вздорность
подобных сказок. Да, конечно, мы в своих установках искусственно меняем
ток времени - то замедляем, то ускоряем его. Но это совершается лишь в
недрах атома. Эксперименты с ядерным временем мы освоили, теперь шагнули
из теснин ядра в атомное электронное облако. О выходе из атомов в толчею
молекул мы пока и не мечтаем.
Время - это всеобъемлющая река, в ней плывут все события жизни,
продолжал Чарли - научный соловей, увлеченный только своей песней и не
слышащий ничего больше. Иначе бы он заметил, что Рой Васильев слушает его
вовсе не так внимательно, как можно было ожидать.
А Рой тем временем бросал на меня быстрые взгляды, словно проверяя,
какое впечатление у меня от вдохновенной речи моего начальника; я также -
и по возможности незаметно - пытался в свой черед определить, что думает
сам Рой. И уж конечно, Чарли и помыслить не мог, что Рою известно все, о
чем ему говорят, что он дьявольски осведомленный парень, этот невозмутимый
следователь, и ловко прикрывает свою эрудицию ширмой внешнего интереса.
Вдруг развернувшаяся безмолвная борьба - борьба между Роем и мной - до
Чарли и намеком не доходила, меня самого она застала врасплох; я молчаливо
защищался, не было иного выхода - ведь дело, в конце концов, касалось не
только меня. Ни один звук, ни одно движение не говорили о разгоревшейся
схватке. Был именно тот случай, когда пси-поле собеседника, я скажу
сильней - противника, ощущается без специальных датчиков, фиксируется не
на ленте самописца, а реакцией души. Я уже знал, что отныне
проницательное, как удар копья, понимание Роя направлено в меня, как в
фокус тайны. И что он, не думая это показывать Чарли, знает, что я о том
знаю тоже. Чарли выстраивал стартовую площадку для Роя, чтобы облегчить
тому понимание. Но если бы я мог закричать: "Перестань, не ведаешь, что
творить!" - я бы крикнул.
Да, время - это всеобъемлющая река Вселенной, вдохновенно доказывал
Чарли. Но каждая река слагается из тысяч струй, ее колеблют миллионы волн.
Именно так обстоит и с могучей рекой нашего общего физического времени.
Оно складывается из миллиардов локальных времен, в нем слиты мгновения
ядерных превращений, атомных взаимодействий, молекулярных реакций, каждая
мельчайшая молекулярная частица, каждая атомная комбинация частиц, каждая
упорядоченная молекулярная микроструктура атомов вливается в общий поток
времени своим крохотным ручейком. Нет, мы еще неспособны повелевать
суммарным временем, величественным потоком, текущим в космосе из прошлого
через настоящее в будущее, мы плывем в нем безвольной щепочкой, куда нас
бросают волны: корабли, прокладывающие самостоятельный путь в этой
грандиозной реке Вселенной, долго еще не сконструируют. Но в глубочайших
глубинах потока космического времени мы уже способны кое-что сделать. В
наших лабораториях мы замедляем и ускоряем течение ядерного и атомного
времени. Отдельные атомы искусственно, раньше их соседей, выдвигаются в
будущее, так же искусственно задерживаются в прошлом. Но дальше
эксперименты пока не идут. В отчетах института за прошлый год указано:
"Методы воздействия на кванты времени найдены, методы слияния искусственно
деформированных квантов времени в единый микровременной поток
разрабатываются".
Рой задумчиво сказал:
- Стало быть, вы все же нашли способ преобразования настоящего в
прошлое или будущее?
Слишком элементарное толкование, возразил Чарли. Оно отдает все той
же примитивной машиной времени. Что такое настоящее и что такое прошлое и
будущее? Настоящее всегда приход из прошлого и уход в будущее, это разрез
по живой линии временного потока. Прошлое еще живет в настоящем, будущее
уже в нем живет. Выход в будущее лишь постепенно ослабляет прошлое, а не
уничтожает его сразу и целиком. Поэтому изменение временного тока
отдельных атомов не выбрасывает их сразу из молекул, а лишь ослабляет
связь с остальными частями молекулы. Молекула как бы расшатывается. Она
уже частично в будущем, еще частично в прошлом. Но любая разновременность
грозит разрывом структуры. Здесь база для многих опасностей.
- Сколько я понимаю, мы подходим к вашей гипотезе взрыва на
энергоскладе, - сказал Рой. - В докладе Земле вы осторожно упомянули о
ней. Сейчас, видимо, разопьете подробней?
- Вы не ошиблись, Рой, я перехожу к моей концепции катастрофы. В этой
связи должен поговорить о Павле Ковальском, помощнике Эдуарда Барсова.
Павел обеспечивал экранирование нашего института. Вас, конечно,
информировали, что лаборатория Эдуарда называется лабораторией
стабилизации времени. В ее программу входит поддержание постоянства поля
времени - в той мере, какая нужна, чтобы волны времени не превосходили
безопасного предела. И Павел взял на себя охрану окружающего институт
пространства от выноса наружу хроноколебаний. Он вел свое дело надежно уже
не один год, но вот допустил какой-то просчет, и пульсирующая волна
атомного времени вырвалась острым лучом в направлении энергосклада,
который, к сожалению, находился слишком близко от института. Так произошло
нарушение спокойного тока внутреннего времени воды. Павел собственным
телом, как экраном, погасил пульсацию времени, но было уже поздно: на
складе высвободилась из чудовищного сгущения вода, а в клетках самого
Павла произошел разрыв биологического времени. Спасти его мы не сумели.
- Как, по-вашему, произошла деформация атомного времени сгущенной
воды - в будущее или прошлое? - спросил Рой.
- В прошлое. Ибо в обозримом будущем сгущенная вода должна оставаться
сгущенной водой, если не производится энергосъема с ее поверхности. А в
прошлом было время, когда сгущенная вода была просто водой. Достаточно
возвратить ее в это время, даже в одно мгновение этого времени, чтобы
мигом высвободилась вся чудовищная энергия сгущения, что, к несчастью, и
произошло.
Рой Васильев задумался. Чарли бросил на меня вопросительный взгляд -
убедительна ли аргументация? Я взглядом же успокоил его - отличная речь,
возражений по существу гипотезы не будет.
Рой заговорил медленно, как бы вслушиваясь в каждое слово:
- Возражать вам не могу да и не хочу. Гипотеза, вероятно, правильная.
А объяснение откровенное. Вы не ждете, чтобы вам предъявили обвинение, вы
сами признаете свою вину.
- Свою часть вины, - поправил Чарли. - В конечном итоге авария
произошла от недостаточного экранирования трансформаторов времени. Это мой
просчет. Постараюсь больше не допускать таких просчетов.
- Вы продумали, как повысить безопасность?
- Конечно. Новый энергосклад строится подальше от нас. Вы могли
заметить: около столовой заканчивают здание, это для него. Вас не удивило,
что все мы едим в столовой, отдаленной от институтов? На этом настояли
биологи, они боялись заражения пищи вблизи их лабораторий. Мы, как и они,
будем удалять все, что не имеет непосредственного касательства к нашим
экспериментам. А экранирование лабораторий от пульсаций времени усилено,
за этим следит Эдуард Барсов.
Рой наконец обратился ко мне:
- Что вы добавите к объяснениям друга Чарльза?
- Решительно ничего, - спокойно ответил я.
- Значит, вы с ним полностью согласны?
- Полностью согласен.
- Друг Чарльз, по-вашему, исчерпал проблему?
- Мне добавить нечего, - повторил я.
Рой, казалось, что-то хотел спросить еще, но передумал. Он теперь
говорил снова с одним Чарли, так демонстративно игнорируя мое присутствие,
что мой начальник, опасался я, должен был это почувствовать. Но Чарли и не
заметил, что Рой поворачивается ко мне чуть ли не спиной.
- Я буду думать, друг Чарльз, - сказал Рой. - Вы до краев наполнили
меня интереснейшей информацией, надо ее переварить. Когда я приду к
какому-либо решению, я снова с вами посоветуюсь.
Мы ушли из гостиницы, и по дороге Чарли радостно сказал:
- Он, наверно, думал, что мы будем юлить, оправдываться заранее. А мы
обрушили на него правду, нигде не затесывая ее острые грани. Он ошеломлен,
это минимум.
- Будет еще и максимум, - сказал я. - В максимуме, очнувшись от
ошеломления, он может счесть недостаточными наши защитные меры. Подумай об
этом.
- Подумаю, - пообещал Чарли. - Зайди ко мне, проинформируем Жанну.
Жанна возникла на экране. Я сел подальше и постарался не глядеть на
нее. Она вновь была недопустимо хороша. Мне и взглядом нельзя было
доводить до ее сознания, что я вижу в ней перемены. Чарли весело передал
ей наш разговор с Роем и попросил приготовиться к вызову.
- Сколько ты еще собираешься внушать мне свои инструкции? - резко
оборвала она. - Чарли, я по горло сыта твоими и Эдика наставлениями.
- Ты такая красивая и умная, Жанна, - умильно сказал Чарли. - В
общем, восхитительная. А Рой слабый мужчина. А все мужчины считают ум в
мужчине обыденностью, а ум в женщине необычайностью. И когда женщина не
только красивая, но и дьявольски умна...
- Чарли, в старину, на которую ты так часто ссылаешься, ежедневно
молились господу: избави меня от лукавого!
Он воскликнул с хохотом:
- Жанна, всеми чертями прошу - не избавляйся от лукавого!
6
- Не избавляйся от лукавого и ты, Эдик, - посоветовал Чарли мне. -
Ведь лукавый - кто? Вовсе иное, чем он виделся предку. Я тебе это
быстренько разъясню...
- Не старайся, - сказал я. - У меня дела поважней выслушивания твоей
трепотни. Будет что серьезное, вызывай. Софизмы я способен слушать только
в столовой, там они вроде перца к еде.
Я ушел к себе. Чарли еще был в возбуждении от разговора с Роем, ему
надо было остыть в одиночестве. Он мыслил всегда ясно, был, я неоднократно
поминал это, превосходным логиком, но сейчас его глаза застил туман удачи.
Он вообразил себе, что все заканчивается на успешном разговоре, больше от
Роя неприятностей не ждать. И странная просьба к Жанне - очаровать
посланца Земли - виделась ему точкой, завершающей итог: Рою будет еще и
приятно, в угоду нашей уранийской красавице, сделать то, что он и без нее
- и, возможно, без приязни - неизбежно сделать должен. Свою часть проблемы
Чарли понимал превосходно. Он не понимал одного: то была лишь часть
проблемы, а не вся она!
Возвратившись к себе, я проверил процесс и присел на подоконник.
Наступал вечер, Мардека закатывалась, на сумрачном, зеленоватом - такова
его обычная окраска - небе горели костры трех облачков: впечатляющая
картина, покажись она мне до катастрофы, я бы не отрывал от нее глаз. Все
бы во мне волновалось, все бы во мне ликовало от того, что так прекрасен
мир, в котором довелось жить. Я безучастно наблюдал, как разгорались и
гасли золотые и красные пламена заката, повода для ликований не было.
"Есть ли еще время?" - допрашивал я себя. И не находил ответа. Ответ мог
дать только Рой Васильев. Он был далеко, в гостинице, он странно,
угрожающе странно держался сегодня со мной.
Я вспоминал его слова, вспоминал, как он сидел, покачивая ногой,
закинутой на ногу, с какой почти равнодушной заинтересованностью слушал.
Дикое сочетание: "равнодушие" и "заинтересованность", в стиле острот
Чарли, но более точной формулы я найти не мог. И снова, без автоматических
фиксаторов пси-поля, ощущал, как все напряглось в нем, когда он бросил на
меня быстрый взгляд. Чем я поразил его? Чем возбудил внимание? Тем, что
молчал? Чарли часто говорит: молчание - красноречивый сигнал несогласия,
категорическое оповещение о протесте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16