Я не смел говорить о
них. Их надо было предотвратить, а не разглагольствовать на тему грядущих
ужасов. Я подошел к регистратору. Прибор писал нормальную кривую психополя
Жанны. Прогноз Антона Чиршке не подтверждался. Еще было достаточно
времени, чтобы разработать противодействие новым опасностям, которые меня
пугали. Теперь я ждал Роя Васильева.

3

Теперь я ждал Роя Васильева. Рой задерживался на Латоне. Вероятно, у
него были и другие задания, кроме расследования взрыва на складе сгущенной
воды. Два рейсовых планетолета с Латоны прибыли с грузами для Биостанции.
Для Энергостанции и Института Времени не поступало ничего. Энергетики
нервничали. До установления причин взрыва воды их обязали ориентироваться
на ядерные генераторы, хотя они гораздо менее эффективны. - Придется и нам
ужать эксперименты с атомным временем, иначе говоря, временно ограничиться
безвременьем, - острил Чарли. - Это, естественно, плохо, но ведь именно мы
основной потребитель энергии на Урании. Зато другое хорошо - на Земле
отдают себе отчет в серьезности аварии. Предвижу полезное дополнительное
внимание к работам Института Времени. Особое внимание к нашим
исследованиям было как раз тем, чего я хотел бы избежать. Но после
катастрофы об этом не приходилось и мечтать. Я улыбался и отмалчивался.
Однажды утром меня вызвал Чарли. - Эдик, подними свои бренные кости и
выметай их наружу, - почти весело сказал он. - Мы идем встречать гостей с
Земли. Нет, - поспешно добавил он, - вижу по твоим губам, что собираешься
послать меня к черту. К черту я не пойду. Жду тебя у входа через пять
минут Среди особенностей Чарльза Гриценко - точность. Он гордится, что все
у него "минута в минуту", и говорит о себе: "Я повелитель времени, ибо
рабски ему покоряюсь. Я командую им в соответствии с его законами". Между
прочим, его успехи в экспериментировании с атомным временем обусловлены
именно уважением к законам времени, о чем я постоянно напоминал Павлу в
разгар иных его увлечений: ставил Чарли Павлу в пример. Я вышел из
лаборатории на исходе последней из дарованных мне пяти минут, и мы
зашагали с Чарли в космопорт. Вероятно, это был первый ясный день после
катастрофы. Теоретически могу представить себе, что и до того попадались
кратковременные прояснения, но они прошли незамеченными. А сегодня на
планету вернулся полный дневной свет. Мардека светила ярко, было тепло,
воздух, еще недавно мутный, как дым, стал до того прозрачным, что от
нашего института виднелись башни космопорта, а это все-таки около двадцати
километров. - Авиетки я не вызывал, сядем в рейсовый аэробус, - сказал
Чарли.
До отправления аэробуса было минут десять, мы присели на скамью.
Отсюда открывался простор всхолмленной зеленой, цветущей равнины. Если бы
я не знал, что нахожусь невообразимо далеко от Земли, на недавно мертвой
планетке, переоборудованной специально для опасных экспериментов,
недопустимых в окрестностях Солнца, я чувствовал бы себя, как на Земле.
Впрочем, это и было "как на Земле", строители Урании постарались создать
на ней главные земные удобства. Нового в таком ощущении не было, каждый
хорошо знал, как на Урании творились "земности": мы восхищались нашей
планетой как великим достижением астроинженеров и космостроителей.
- Понимаю, ты тревожишься, - сказал Чарли, мое молчание и сейчас
подействовало на него информативно. - И хорошо, что тревожишься. Тревога -
рациональная реакция на любые опасности. Недаром один древний бизнесмен
телеграфировал жене: "Тревожься. Подробности письмом". Но не переходи
меры. Тревога не должна превращаться в панику. Роя мы преодолеем.
Эксперименты с временем он бессилен запретить.
- Смотря какие эксперименты, - пробормотал я.
- Любые! Мы работаем по плану, утвержденному Академией наук. И только
Академия правомочна внести изменения в свои планы. Между прочим, решения
Академии в какой-то доле зависят и от меня. Маловероятно, чтобы этот
землянин, неплохой космофизик, но никакой не хронист, взял на себя
ответственность за направление наших исследований. Думаю, в проблемах
атомного времени Рой Васильев разбирается не глубже, чем воробей в
интегральном исчислении.
Чарли хотел меня успокоить, но еще больше встревожил. Я предпочел бы,
чтобы Рой был полузнайкой, а не профаном в загадках атомного времени.
Полузнайка, так я считал, будет углублять уже имеющиеся у него знания, то
есть идти традиционной дорогой. Но профану все пути равноценны, он
способен зашагать и по тем, что полузнайке покажутся невероятными, а среди
невероятных, не исключено, попадется и наша с Павлом исследовательская
тропка.
- Ты не согласен? - поинтересовался Чарли.
- Согласен, - сказал я и молчал до космопорта.
В космопорте собралась вся научная элита Урании. Каждый начальник
каждой лаборатории, не говорю уже о руководителях заводов и институтов,
считал своей почетной привилегией присутствовать на встрече знаменитого
землянина. Впереди компактным отрядом сгустились энергетики, это я еще мог
понять, - катастрофа на энергоскладе затрагивала прежде всего их. Но зачем
позвали биологов, было непонятно. Я так и сказал Антону Чиршке,
возбужденно вышагивающему в стороне от толпы. Он мигом перешел от
возбуждения к гневу. Он закричал, словно в парадной встрече видел мою
вину:
-А я? Я тут для чего, объясни?
- Вероятно, необходимо, чтобы ты предварительно пожал руку
следователю в присутствии всех на космодроме, а уж потом отвечал с глазу
на глаз на его строгие вопросы. Без предварительных парадных церемоний, я
слышал, следствие не идет.
Антон сердито пнул ногой берерозку - хилое белоствольное деревцо с
листьями березки и цветами, похожими на пионы. Берерозка закачалась,
осыпая ярко-красные лепестки. Это немного успокоило Повелителя Демонов. Я
подошел к Жанне, она разговаривала с Чарли. Бледная, очень печальная,
очень красивая, она так невнимательно отвечала на его остроты, что я бы на
его месте обиделся. Но тонкости ощущения не для Чарли, она не молчала, а
что-то говорила, большего от нее и не требовалось. Чарли отозвали в группу
энергетиков, Жанна сказала мне:
- Мне трудно, Эдуард, но я креплюсь. Не тревожься за меня. Что нового
принесли вчерашние эксперименты?
Так она спрашивала каждое утро: вызывала по стереофону и задавала
один и тот же вопрос. И я отвечал одним и тем же разъяснением: нового пока
нет, идет накопление данных. Она грустно улыбнулась, выслушав стандартный
ответ, и пожалела меня
- Ты плохо выглядишь, Эдуард. Я не собираюсь отговаривать тебя от
круглосуточных дежурств у трансформатора атомного времени, ты все равно не
послушаешься. И не посылаю к медикам, ты к ним не пойдешь. Но все-таки
иногда думай и о себе.
- Я часто думаю о себе, - заверил я бодро.
Так мы перебрасывались малозначащими для посторонних фразами, с болью
ощущая сокровенное значение каждого слова. А потом на площадку спустился
планетолет с Латоны и вышел Рой Васильев. Он прошагал через расступившуюся
толпу, пожал с полсотни рук - мою тоже, - столько же раз повторил:
"Здравствуйте!" Приветствие прозвучало почти приказом: "Смотрите, чтобы
были у меня здоровыми!" Мне в ту минуту почудилось, что я так воспринял
его приветствие из-за разговора с Жанной о здоровье, а реально оно
означало обычность встречи. И понадобилось несколько встреч, чтобы я
понял: у этого человека, астрофизика и космолога Роя Васильева, не
существует обыденности выражений и притупленной привычности слов, он
говорит их каждый раз почти в первозначном смысле, и даже такое
отполированное до беззначности словечко, как "спасибо", меньше всего надо
воспринимать как простую признательность. Дикарское
полуиспуганное-полумолящее "спаси бог!" куда точней - горячее, от души, а
не вежливая благодарность. В наших последующих встречах эта особенность
Роя сыграла немалую роль, но в тот первый день знакомства я и помыслить не
мог, как вскоре понадобится вдумываться в многосмысленность, казалось бы,
вполне однозначных слов.
Зато в аэробусе я составил себе твердое представление о внешности
гостя с Земли - единственное, что сразу о нем узналось точно.
Рой Васильев сидел в переднем кресле, у коробки автоводителя, лицом к
пассажирам. То один, то другой обращались к нему с вопросами, он отвечал
неторопливо и обстоятельно, пожалуй излишне обстоятельно, не быстрыми
репликами, обычными на Урании, а сложно выстроенными соображениями, в
каждую фразу вкручивалось с пяток придаточных предложений, уводящих то
вправо, то влево, то вперед, то назад от главного смысла. Я украдкой
запечатлел на пленке один из вычурных ответов о цели его командировки на
Уранию и ограничился этим: ничего важного он сегодня сказать не мог,
важное начнется, когда он по-деловому ознакомится с Уранией. Я молча
разглядывал посланца с Земли. Смотреть было на что.
Он был высок, этот Рой Васильев, почти на голову выше любого уранина.
Правда, как-то получилось, что на Уранию приезжали в основном люди
среднего роста и малыши, ни один из земных исполинов не выпрашивал сюда
командировок. На Земле Рой ростом никого бы не поразил, но здесь
выделялся. Худой, широкоплечий, длинноногий и длиннорукий, он плохо
умещался в низком кресле и то протягивал вперед ноги, то, поджимая их,
высоко поднимал колени. Лицо его тоже было не из стандартных - большая
голова, собранная из крупных деталей: широкий, мощной плитой лоб, нос из
породы тех, какие называют "рулями", внушительный толстогубый рот и
сравнительно маленькие на таком крупном лице голубые, холодные,
проницательные глаза. Рой методично обводил всех взглядом, ни на ком - до
меня - не задерживался, в глазах светилось пристойное равнодушие. Так
было, пока он не бросил взгляд на меня. То, что совершилось при этом, и
сейчас мне кажется удивительным. Глаза его вдруг вспыхнули и округлились.
Он словно бы чему-то поразился. Он не мог знать, кто я такой, никто при
знакомстве не называл своей должности. И подозревать, что именно я имею
какое-то особое отношение к трагедии, у него оснований не было. А он
впился глазами в мое лицо, как бы открыв в нем что-то важное. Многие
заметили, как странно он рассматривал меня, а сам я, уже в лаборатории,
долго стоял у зеркала, стараясь понять, чем поразил его: лицо было как
лицо, некрасивое, немного глуповатое, кривоносое, большеглазое,
узкоскулое, со скошенным подбородком - в общем, по снисходительной оценке
Чарли, из тех, что восхищения не вызывают, но и кирпича не просят.
Мы подлетели к гостинице, и Рой объявил свою программу: сперва он
детально ознакомится с Уранией, его давно интересует эта замечательная
планета, столько о ней по Земле ходит историй. Потом побывает на
Энергостанции, на Биостанции и в Институте Экспериментального Атомного
Времени. Дальнейшее выяснится в дальнейшем.
Мы возвращались в свои лаборатории вчетвером - Жанна, Антон, Чарли и
я. Повелитель Демонов кипел, Чарли иронизировал, Жанна изредка подавала
реплики, я молчал, старательно молчал - так потом определил мое поведение
Чарли.
- Нет, зачем нас заставили терять драгоценное время на пустые встречи
и ничего не значащие разговоры? - негодовал Антон. - Ну, прилетел кто-то,
ну, проехал в гостиницу, ну, что-то маловразумительное пробормотал, а я
при чем? Какое мне дело до этого? Вызовут на объяснение, пойду
объясняться. Каждый будет говорить в меру своего понимания. А пока одно
прошу - не тревожьте попусту!
Раздосадованный, он даже остановился и топнул ногой. Чарли потянул
его за руку.
- Не теряй свое драгоценное время еще и на остановки. Ты ошибаешься в
главном. Каждый будет говорить в меру своего непонимания. Наука состоит из
интеллектуальных приключений. Приключения науки классифицируются как
загадочные, важные и пустячные. Считай, что сегодняшняя экскурсия
относится к приключениям пустячным. Для тебя заполненное время - некое
божество, которому все подчиняется. Но каждый бог имеет своего черта, а
черти, особенно из любимцев бога, народ вздорный и непоследовательный. Я в
студенческие годы читал это в древних курсах демонологии.
Антон опять остановился. Он любил замирать на месте, когда в голову
приходили интересные мысли. Но сейчас он только закричал:
- Надоели твои парадоксы! Ты способен перевести свои туманные
изречения на человеческий язык?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16