Местность, куда мы попали, вид имеет не
очень эффектный: густая трава по колено, из нее то там, то сям торчат
дохловатые сосенки. До деревни рукой подать, по словам Пахана, но эти
"рукой подать" приходится топтать далеко за полдень. Эльфы после подъема
вновь Хворого волочить взялись, нам не доверяют. Это только к лучшему - у
меня, к примеру, чувства голода и усталости уже привычными стали, но от
этого не менее ощутимыми. Пахан выбирает небольшую ложбинку на краю
пастбища и сообщает, что ему идти "на дело" нельзя, собаки здесь наверняка
на гоблинские народы натасканы, так всегда делается в этой глуши. Идти в
деревню собрались Граф и я, Пахан Графу ятаган свой предложил, а тот
отказался. Деревня маленькая, дворов сорок, не более, два добротных
каменных дома в середине единственной улицы, длинный общий коровник на
задах. Огороды небогаты, все больше лук да свекла, деревьев плодовых и
вовсе нет. Все эти подробности мы с Графом высматриваем, лежа в траве
возле старого колодца между выпасом и деревней, ему явно не по себе от
предстоящего ограбления мирных жителей, но сдерживается подельщик мой и
молчит. Объектом нападения я выбираю второй домик с краю, из него
огородами легче всего уходить, хотя у таких нерях, как там живут, много не
возьмешь - вон как все сорняками заросло! Объясняю Графу задачу и порядок
действий, заставляю повторить - и вперед. Он ползет чуть впереди, и
насколько от меня хруст и шелест стоит, настолько он идет аккуратно и
бесшумно. Вот и забор, и бревно обвалившееся - подгнило, наверное,
спасибо, что не починили. Огород, Граф неслышной тенью подкрадывается к
крыльцу - я резко киваю, он с треском распахивает дверь и рвется внутрь,
шум, короткий удар, вскрик - и я с устрашающим воплем влетаю следом, сразу
отскакиваю вбок от двери, задев что-то тяжелое, висящее на стене, и оно
больно рушится мне на ногу. Я ногой дергаю, это что-то летит вперед и
вверх и попадает в Графа, сидящего на полу с кинжалом в руке. Он пытается
отпрянуть, вспрыгивает вверх и бьется головой об просевшую балку потолка,
а я, кинувшись к нему, застреваю в щели между половицами и растягиваюсь
рядом. Уже лежа я наконец оглядываюсь вокруг и только теперь понимаю весь
позор положения. В избе кроме нас двоих нет никого и никого не было по
крайней мере месяца три, судя по пыли на полу. Щель, в которой моя нога
застряла - прямо перед входом, Граф, бедняга, видимо, в нее сразу же и
ухнул. Вокруг валяются свежие осколки того, что висело на стене - пожалуй,
это было что-то вроде здоровенной раскрашенной маски из дерева и глины.
Граф ощупывает голову, а я продолжаю оглядывать помещение. Меблировка
небогатая - лавка и обломки стола лежат, и все. На стенах плесень и
нездорового вида грибы, они и обломки маски - единственное, на чем нет
слоя пыли. Небогато. Соучастник того же мнения. Он предлагает пойти к
соседям, но я против, сначала надо здесь пошарить. После недолгого поиска
обнаруживается лестница в погреб. В избе полумрак, ставни закрыты, а
лестница ведет в почти полную темноту. Тянет оттуда сыростью и затхлостью,
я очень живо вспоминаю свой недавний подземный склеп и говорю:
- Слушай, может, ты слазишь, а я пока покараулю?
- А свет?
Я достаю зажигалку - в ней еще зарядов двадцать, ставлю на режим
"светлячок" и подаю Графу Он кивает и отважно спускается вниз, возится и
потом зовет к себе. С некоторым неудовольствием приступаю к спуску.
Ступеньки, правда, не скользкие, но держатся буквально на ниточках - то,
чем перекладины к продольным слегам привязаны, иначе и назвать нельзя.
Добравшись до пола, я оглядываюсь, вижу огонек и иду на него - четыре
шага. Граф со светлячком стоит у здоровенной кадки, в которой под
небольшим слоем плесени оказывается неплохая соленая репа, с голодухи она
так и просто отличной кажется. Конечно, хлеба бы к ней не помешало добыть,
но ничего, и так сойдет. Пока я набиваю живот, Граф ходит по углам
подпола, довольно большого для такого дома. Он видит в темноте,
естественно, лучше меня, и того, что он разглядывает, освещая крохотным
огоньком, мне не видно.
- Мне кажется, - говорит наконец Граф, - что отсюда все вытаскивали
разом, а кадку бросили, потому что уж больно тяжела была.
Я соглашаюсь, снимаю с себя рубаху, делаю куль и набиваю его репой.
Рубашка немедленно промокает и начинает вонять.
- Тут какой-то ход, - голос эльфа из дальнего угла. И вправду, черный
прямоугольник обозначает начало бревенчатого короба.
- Я почувствовал какой-то наговор, просто, не видя ничего, он был
несложен, я его снял, оказалось, он от этого входа глаза отводил.
- А никаких ловушек нет?
- Нет, нет. Пойдем?
Я киваю. Ход идет сначала прямо, потом загибается - параллельно
деревенской улице, как я понимаю, а потом сбоку подходит еще один коридор,
что решительно не нравится ни мне, ни Графу. Дальше - резко вниз, снова
прямо и снова вниз, потом петляет так, что я всю ориентировку потерял.
Снова долго и прямо, а потом Граф вдруг резко шепчет:
- Погаси огонек! - я беру у него зажигалку и убираю подачу смеси. На
ощупь мы проходим еще один заворот, брезжит свет, еще зигзаг и стоп.
Последний прямоугольник бревен обрывается в огромный круглый зал, он в
поперечнике метров под сотню, другую стену и разглядеть трудновато. Свет
дают несколько дыр в перекрытии - каменном куполе, они расположены безо
всякой системы и однообразия формы. До потолка зала метров двадцать, он
сложен из грубо отесанных камней величиной с лошадиную голову. Я не вижу,
как они тут держатся, видимо, просто на плотности кладки. Если хоть один
подастся, то неплохой дождичек получится. Мне от таких мыслей не по себе,
а вот Граф вверх и не смотрит даже. Он, осторожно ступая по слежавшемуся
сухому песку, идет к центру зала. Там стоит невысокая пирамидка серого
камня с этаким серебряным ежиком на вершине. Из песка у подножья бьет
фонтанчик светлой и чистой воды, ручеек от него прямой лентой уходит к
стене и исчезает в щели между камнями. Граф уже перед пирамидкой, стоит,
понурив голову, и молчит. Я так понимаю, что ему сейчас не до
расспросов-разговоров, и тоже иду в зал, но не к центру, а вдоль стены.
Все сооружение создает атмосферу торжественности и величия, которую портит
только запах рассола, распространяющийся волнами при каждом моем движении.
Глядя вдоль стены, я вдруг натыкаюсь на явную дверь, каменный блок
размером чуть меньше меня в высоту и чуть больше - в ширину. Сзади Граф
подходит, весь грустный. Я спрашиваю:
- Можешь открыть?
- Нет.
Понимай как хочешь - то ли возможности нет, то ли нельзя. Я снова
пытаюсь завести разговор, обвожу все рукой:
- Громадина какая, а! Гномы строили, наверное?
- И гномы тоже. - Граф явно не желает вдаваться в подробности; что ж,
его право.
- Ладно, - говорю, - тогда ты вон туда посмотри!
Вон туда - это справа от входа, тоже у стенки сложены какие-то вещи,
кучка небольшая, а из светового отверстия в той же стороне свисает
небольшой кусок то ли каната, то ли лестницы перекрутившейся - втянули
наверх, да неряшливо. Подходим, глядим - два лука с колчанами, и к
колчанам по два ножа приторочено. Мешки, фляги, топоры - всего по два.
Развязываю один мешок - сухари, сушеный овощ какой-то, несколько соленых
рыбин. Отлично, берем все. Кто-то к бегству готовился не в одиночку, да не
сложилось, теперь запасы пусть другим беглецами пригодятся. Граф того же
мнения и, нагруженные, идем обратно. Я по дороге предлагаю
освидетельствовать второй коридор - Граф предлагает мне идти одному, а сам
остается стеречь снаряжение и прикрывать развилку. Коридор пару раз
изгибается и оканчивается в неглубоком колодце, вернее, в его стене, чуть
выше уровня воды. Колодец укрыт крышкой, через ее щели пробивается слабый
свет. По очень удобно сидящим бревнам я долезаю доверху и осторожно,
медленно сдвигаю крышку, пока не получается щель такая, что в нее можно
пролезть, и, высунув голову, оглядываюсь. Колодец расположен с внутренней
стороны ограды небольшого дворика. Новенький деревянный дом, и одно окно
выходит прямо к колодцу, и лучше бы вылезти и прилечь под стеной, там, где
она с оградой соединяется. Забор слабенький, щелястый, напротив видно наш
заброшенный дом. Тут же, у забора стоят два селянина, и один другому
азартно бурчит:
- А сегодня в доме колдуна неверного кричали и стучали. Кричали
громко, да не словами, а просто...
Сзади меня тоже раздается крик, не словами, а просто. Ражий
герой-удалец лет двадцати пяти все же различил меня и теперь прыгает из
окна с намерением скрутить неожиданного гостя. Я метаю нож, попадаю в
грудь, но настолько безграмотно я его кинул, что нож не втыкается, слетает
вскользь. Молодец тоже не ожидал, что останется в живых, замешкался - я
кидаюсь в колодец, спускаюсь - дыры не видно, но я ожидал чего-то вроде, и
по памяти ныряю прямо в видимость бревенчатой стенки. Не думаю, что уж
очень сразу будет погоня и будет ли вообще, но тем не менее до Графа бегу
бегом и его бежать заставляю. Погреб, дом, огород запущенный, и опять
ползком, а потом полупригнувшись, отступаем на заранее подготовленные
позиции в наступающих сумерках. В ложбине, где сидит остальной отряд,
царят уныние и пессимизм, но когда мы вваливаемся с провизией да при
оружии, настроение меняется. Пахан с уважением и удовольствием смотрит на
меня, на Графа, принюхивается к мешку и потом говорит:
- Сейчас в одно место пойдем, тут недалеко.
К Пахановским "недалеко", я так понял, надо относиться скептически.
Уже и луна вовсю светит, и звезды сквозь дымку в небе видны, а мы
только-только добрались до невесть откуда взявшегося в лесочке сарая,
старого, дряхлого, но с почти целыми крышей и стенами. Внутри голая земля
вместо пола, и стоит под прорехой в крыше котел, наполовину наполненный
дождевой водой. Разжигается костер - уже не я зажигаю, а Паханенок, в
мешке и кремень с губкой сушеной нашлись, и устраивается пир на весь мир.
На первое рыба соленая, на второе - размоченная овощ, скорее всего это
тыква была, и на третье - травяной завар, по запаху напоминающий веник, а
по вкусу вообще ничего не напоминающий. И все это с сухарями, а кто
захочет - с водичкой холодненькой. В качестве застольной беседы
рассказываю, как мы ходили "по жратву". В юмористических и сатирических
красках описываю захват дома и хочу переходить уже к коридорам и
подземному залу, но тут Граф меня перебивает и излагает свою версию. В ней
начисто отсутствует зал с обелиском, а припасы мы нашли прямо в подземном
ходу, у выхода наружу. Я поддакиваю, а про себя отмечаю: Граф за само
собой разумеющееся считает, что я не воспротивлюсь искажению фактов. После
еды Пахан укладывается спать со словами:
- Кому охота, можете караулить, а я спать буду. Здесь все всегда
тихо.
Паханенок следует его примеру, а эльфы в кружок собираются и
принимаются о чем-то беседовать. Я ложусь рядом с ними не без мысли
подслушать, но разговор так хорошо убаюкивает, и я сам своей отключки не
замечаю.
Утро. Сарай заполнен дымом от разгорающегося костра, у которого
хлопочет Паханенок. Эльфы как не ложились, сидят в почти тех же позах, все
так же между собой говорят. Пахан дрыхнет, растянувшись на прошлогодней
соломе, изредка подергивая уцелевшей бровью. В лучиках утреннего солнца,
процеженных сквозь стены и крышу, пляшут редкие пылинки, мелькают мухи. У
меня просыпаются воспоминания черти-какой давности, и я ни с того ни с
сего гнусавлю по-французски: "Сегодня ожидается слабая облачность
восемьсот-тысяча, без осадков, магнитное сорок, температура шестнадцать
дробь шестнадцать". Барон аж дернулся, а Хворый в лице сменился от этих
слов, а я гадаю: может, они решили, что заклинание было сказано какое-то
не такое? Хворый тихо спрашивает:
- Эти слова, которые ты сказал, ты сам понимаешь? Ты знаешь этот
язык?
- Ну, не то чтобы знаю язык, а фразу эту слыхал часто, вот, запомнил
и иногда в шутку говорю.
А если меня спросят где слышал? Не расписывать же им казарму и нашу
магнитолу корейскую, которая кассеты с грехом пополам крутила, а из радио
брала только три ближайших станции, из них две - на местном аэродромчике.
- А где ты это мог часто слышать? - и вправду спросили, Барон
поинтересовался. Ха, так я вам и сказал.
- А вам какое тут дело спешное? Наверно, для вас тут какая-то
хитрость есть, раз так забеспокоились на самые простые слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58