Где-то в середине Анлен, она внятным
шепотом командует спящую стражу не трогать, иначе все сонное царство
взбодрится. На удивление, ее слушаются, и Чисимет ограничивается тем, что
отбирает у гнома обруч-с-камнем свой меч и ножны. Я спрашиваю:
- Куда мы сейчас?
- В лес. Слушай, Алек, а если мы этого корявого убивать не будем, а с
собой прихватим, ничего не будет?
- А что, можно. Донесем - так донесем, а не донесем - бросим.
Чисимет подхватывает пару эльфов и, поскребывая бороденку, разъясняет
задачу. Они подходят к гному, подвязывают его к двум трофейным копьям и
тащат следом за основной группой.
Тишина, спокойствие, звезды светят. Гриня шагает рядом, напевая под
нос по-эльфийски: "Звезды - это самое красивое, что есть на свете. День и
солнце - не так уж плохо, но с прекрасной ночью не сравнится ничему".
Звезды - так звезды, мне не до них, тем более, что Анлен передает по
цепочке - караул через час проснется. Ну, что ж, шагу прибавим, а языка
Чисимет для верности глушит рукояткой меча по макушке, сон - сном, а так
вернее.
Проходит контрольный час, и наша толпа уже прямо-таки бежит. Видимо,
караул не способен что-либо предпринимать без подло спертого начальства, и
даже признаков погони не удается заметить.
До леса добрались - и продолжается бег, откуда только силы! Даже
задастые бабы весело толкают землю назад - раз-два, раз-два! Между прочим,
и весь народ бежит в том же ритме, а ритм задает самолично Анлен, не
считает вслух, а просто все за ней движения даже не глядя повторят. Но
если все мы себя чувствуем сносно, то к рассвету Анлен совершенно
выбивается из сил, и, наконец, стоп. Она прислоняется к стволу дерева и
бормочет какие-то неясные слова - то ли бред, то ли заклинание.
Сам собой организуется бивак, костерок горит, а на нем невесть откуда
взявшиеся грибы коптятся. Анлен уже на земле лежит, вся из себя дышит -
ничего, думаю отойдет. У костра дележ грибов, и мне достается веточка с
четырьмя штучками, без соли и воды идут мерзко, но хот что-то!
Начальник караула молча дергается, но в результате всех потуг он
только все ближе и ближе к костру придвигается, а в другую сторону ползти
наконечник копья не позволяет. В другой раз я бы посмотрел на эту картинку
до конца, но сейчас не до развлечений. Чисимет вытаскивает кляп - как кран
открыли, полилась ругань похабная и беспомощная - Чисимет просто обратно
тряпку всунул - и все.
Я говорю, стараясь делать голос повнушительней:
- Отвечать будешь только на вопросы. Сам захочешь что сказать -
разрешения спросишь.
Чисимет для наглядности легонько поддевает гнома под ребра - надо
сказать, не без удовольствия поддевает. Кляп снова вынут - на этот раз
подследственный прямо-таки паинька, но разговора вновь не получается:
нагрянывает банда лесных, как из-под земли лезут ребята. Я так даже и не
заметил, как они появились сюда. Кто веревками размахивает, кто лук
натягивает, а у нашей толпы реакция однозначная.
- Братцы, да мы ж свои, беглые, - Взубногой орет. Несмотря на такое
заявление, лесные выстраиваются на поляне и предупреждают не двигаться, а
связанного начальника кладут впереди.
Стоим, ждем дальнейшего развития событий - ждать долго не приходится.
На полянку выходит, судя по манерам и одеянию, Робин Гуд местных
масштабов. Правда, на нем не зеленый кафтан, а стандартная серая рубаха с
серым же штанами, но зато лук с колчаном украшены разнообразными
финтифлюшками. Робин Гуд недоволен:
- Сбили вы меня с плану, на дороге прямо уселись. И не бросить, и
тащить обратно не хочется. Ну, хоть ответьте, чем заняты и откуда такие
взялись?
Гном из пленных выходит вперед:
- Очередная партия на южные болота шла, ну, и разбежаться сумели,
даже вон, трофей прихватили, - и он показывает на связанного соплеменника.
- Трофей - это хорошо, конечно, но на фига он мне нужен? У нас таких
трофеев - хоть штабелями складывай. Ладно. Разбивайтесь-ка вы по народам,
идите, куда вон парнишка мой поведет, к стойбищу выйдете, а там дальше
сами определитесь.
Какой-то эльф недоумевает:
- А как же братство народов?
- Ишь, чего вспомнил! У нас не так - у каждой расы своя ватага, не
без помесу, конечно, но в основном. А братство - оно спокойствием да умом
держится, атаманским умом, да и каждый народец тоже в драку лезть не
будет, если голову ему не дурить. Ну, кроме гоблинов, конечно, но их мы
попридерживаем кое-когда.
После этой речи наша партия расползается на кучки - гномы, эльфы,
краболовы и мы, грешные. Хаттлинг стоит в одиночестве, я ему рукой махаю -
давай, мол, к нам - он несмело подходит. Анлен на ходу философствует:
- Конечно, каждый народ, если живет отдельно, то ему покойней. Но
если еще у каждого и правитель свой, а у каждого правителя цели всяческие,
то усобицы недалеко, как у нас хотя бы бывало.
И дальше идут примеры из истории - я только и спрашиваю:
- Да откуда ты это-то все знаешь?
- Мама рассказывала, - и Анлен как-то быстро закругляет речь.
Я у себя на заднем плане усмехаюсь - образованная у тебя мама, не
ожидал. Хаттлинг тоже сбоку идет, слушает, но молчит.
Так за разговорами где-то к полудню, а может, и попозжей, подходим мы
к большому стану - поляна, а на ней два шатра и с десяток многоместных
шалашей разместилось. Шатры, конечно, не самодельные: краденые или
трофейные - шитые из яркой красной материи и отделаны чем-то блестящим,
наблюдения с воздуха здесь явно не опасаются.
Бывшие заключенные расходятся по соплеменникам, ну, и мы идем к
шатру, где навстречу поднялся чернобородый детина ростом малость не с
медведя. Против ожидаемого, голос у него не рыкающий, а напротив - обычный
и даже негромкий. Выспрашивает что да как - у меня уже мозоль на языке от
постоянных автобиографических изливаний.
Детина нас выслушивает - кроме посольства, меня и трех
сероклейменников есть еще лысый нарушитель закона о равенстве и мордастый
парень, ночью со страху зарезавший прохожего орка, невесть что на него
подумав. Детина заявляет:
- Пока большой атаман не пришел, вы думайте, что у нас делать
сможете. И этого сторожа своего поскорей отпускайте до своего табора, а
там они сами разберутся.
Анлен присаживается на бревнышки у кострища, а мы с Аром и Чисиметом
беремся за гнома. Тот, видимо, продумал линию поведения и держится
спокойно, вопросов не ждет, говорит сам.
Итак, для начала - наиболее точное объяснение насчет этого
пресловутого "Общего Дела". Под этим названием скрывается не более-не
менее как возвращение предначальной эпохи с поправками на существование
людей и прочих смертных. Друг, хоть и сам могучий маг, но сам сделать
этого не может, но скоро должна прийти помощь - такая сила, какой давно не
было под луной и солнцем. На севере у Друга владения, и там же и сила
явится, а пока подготовка идет. Но вот незадача: основные контакты с
Другом держат в руках эльфы во главе с Куранахом, и значит, при свершении
Дела все будет ориентировано прежде всего на них.
- Но это же несправедливо! - восклицает гном. - В Союзе Свободных
Народов все равны, а если говорить о том, кто сколько сделал, так кто, как
не гномы, добывают и куют металлы, ладят луки! Кто, как не мы, в самое
тяжелое время спасали само Дело! Кто, как не мы, наконец, оказались самыми
стойкими против Темных сил, и поэтому сейчас основная тяжесть борьбы с их
лазутчиками лежит на гномах, и что же? - эх, старался говорить гномик
спокойно, да все одно распалился. - И что же? За все нам Куранах обещает
только какое-то паршивое плоскогорье, в котором и жить-то невозможно, нету
там ничего! Ни руд, ни камней! А там, где они есть, видите ли, спокон
веков стояли эльфийские леса, и горы там абсолютно ни к месту, он так и
сказал, абсолютно! Но мы этого спокойно не ждем. Уже сейчас Друг знает о
несправедливости и оказывает нам тайную поддержку. И в день, когда
вернется преображающая сила, эти светлоголовые надменники будут неприятно
удивлены... Вы хотите спросить, зачем я вам это все рассказываю? О, это
очень просто. Уртазым-могузы - это не тайна для нас, известно и ваше
отношение к этой жизни на твердой земле. Да и просто, гномы и люди - мы
прекрасно уживемся, ибо люди тоже знают толк в ремеслах и железе, не что,
что эльфы, которые без песен и звезд жить не могут, а на тех, кто может,
глядят с высоких веток. Орки-уроды, отродье гоблинское, краболовы-выродки,
хаттлинги - землю грызут, норы роют, эти еще, щепкачи волосатые, им вообще
не больше века жизни осталось - разве это те, с кем можно встретить
счастливые дни! А вы, уртазым-могузы, рождаетесь на железных островах -
разве вам не приятней иметь дело с честными трудовыми гномами, чем с этими
бездельниками, вся заслуга которых в том, что "они первыми открыли глаза в
этом мире"!!
Гном, наконец, спотыкается и долго кашляет, подавившись собственной
слюной. Я раскрываю было рот высказать все, что думаю по поводу этой
тирады, но Ар, не снизойдя до членораздельного пожатия, тыкает меня локтем
в бок, а сам говорит:
- Что ж, мы послушали, и скорее всего, придем к согласию. Сейчас же
мы отпустим тебя до гномьей ватаги, но, пожалуйста, не говори там таких
речей. Проболтается кто, а неизвестно, какие здесь порядки держатся.
Гном кивает - мол, уразумел, - и я режу ему веревки, он ощупывает
затекшие ноги, несколько шатающихся шагов, а потом оклемался и к своим
идет. Идет и, небось, уже видит в мечтах, как люди с гномами рука об руку
стройными рядами идут брать Куранаха за глотку. А там и пресловутая
могучая сила появляется, и все вокруг в мире становится огромной горой,
доверху набитой железом, алюминием, камнями и прочим. А эльфы манатки свои
свернули и отбыли к чертям собачьим восвояси, а оркам туда путь заказан, и
они где-нибудь на морском берегу режут в тоске друг друга, потому что
больше и резать-то некого. Дурак ты, гном. Не будет ни большой горы, ни
исчезающих в небе эльфийских кораблей. А будет просто грандиозная резня,
потому что не одни гномы чувствуют себя обиженными, уж больно сладкий
кусок кинул Друг Союзу Свободных Народов. А вот Чисимет о другом
размышляет, бурчит вслух:
- Ну и жизнь. На западе война, на востоке урхи. А в самой стране
совсем худо: стоит показаться опасным кому - тем же гномам, борцам с тьмою
- и, пожалуйста, клетка к услугам, и никто разбираться не будет.
Ар добавляет:
- А вообще-то говоря, система неплохая. Любого жителя можно к ногтю в
нужный момент прижать. Но будь у нас так в Круглом, я бы, пожалуй, ночью
спокойно бы спать не мог.
Ар мудрец и политик, только не в спокойном сне к власти причастных
дело, а в спокойном сне тех, кто под этой властью живет, не по незнанию
спокойном, а по действительной честности тех, кому эта власть доверена.
В лесу трубит то ли рог писклявый, то ли флейта басистая, на полянку
является толпа лесных, во главе которой вышагивает невысокий худощавый
мужчина - не мужик, а именно мужчина с дубиной на плече. Рядом
Ларбо-младший топает, он тащит на плече здорового живого поросенка с
завязанным ртом, что не мешает ему - поросенку - время от времени
разражаться серией визгоподобных звуков. Нас он пока не видит - на шатер
глядит. Подошел к строению, поросенка шмякнул оземь, а навстречу из шатра
вылезает невысокенькая бабенка, черные волосы до плеч, а одежда сильно
смахивает на наряд эльфа-воина, да это он и есть, только перешитый и
бусами да висюльками украшенный. Они стоят ко мне боком, друг на друга
любуются, и мне с ними все ясно. Бедняга Ларбо, каково ему сейчас будет!
Поворачивает он голову, ах, сюрприз, Алек навстречу идет.
- Как, ты жив, и все живы?
- Как видишь. А ты тут тоже, я вижу, - пауза, - жив.
Ларбо краснеет и пускается в объяснения. Дескать, Анлен хорошая
девушка, и он ее бесконечно уважает, но тут такое дело, и вообще - судьба
и так далее. Мне это слушать надоело, и я ему выдаю плоды своих
умопостроений:
- Да что ты заладил - Анлен, Анлен! Дома твоя Анлен, леденцы варит
для надежи и опоры Кун-Манье Первого.
У Ларбо глаза принимают квадратную форму, а общий вид выражает мысль:
"Рехнулся парень с горя, а ведь в советниках ходил!". Но я не свихнулся,
этому подтверждение хотя бы то, что сама Анлен, на Ларбо глядючи, четко и
ясно говорит:
- Да, Ларбо, Анлен дома, и варит леденцы. Я хоть и звалась этим
именем, отнюдь не та, за кем ты увивался в Круглом царстве.
Ларбо вконец потерян, бормочет:
- А кто же тогда, и зачем ты тогда... - а Анлен в ответ улыбается, да
не обычной своей улыбкою, бессильной да бессмысленной, а четко так, с
осознанием собственной ценности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
шепотом командует спящую стражу не трогать, иначе все сонное царство
взбодрится. На удивление, ее слушаются, и Чисимет ограничивается тем, что
отбирает у гнома обруч-с-камнем свой меч и ножны. Я спрашиваю:
- Куда мы сейчас?
- В лес. Слушай, Алек, а если мы этого корявого убивать не будем, а с
собой прихватим, ничего не будет?
- А что, можно. Донесем - так донесем, а не донесем - бросим.
Чисимет подхватывает пару эльфов и, поскребывая бороденку, разъясняет
задачу. Они подходят к гному, подвязывают его к двум трофейным копьям и
тащат следом за основной группой.
Тишина, спокойствие, звезды светят. Гриня шагает рядом, напевая под
нос по-эльфийски: "Звезды - это самое красивое, что есть на свете. День и
солнце - не так уж плохо, но с прекрасной ночью не сравнится ничему".
Звезды - так звезды, мне не до них, тем более, что Анлен передает по
цепочке - караул через час проснется. Ну, что ж, шагу прибавим, а языка
Чисимет для верности глушит рукояткой меча по макушке, сон - сном, а так
вернее.
Проходит контрольный час, и наша толпа уже прямо-таки бежит. Видимо,
караул не способен что-либо предпринимать без подло спертого начальства, и
даже признаков погони не удается заметить.
До леса добрались - и продолжается бег, откуда только силы! Даже
задастые бабы весело толкают землю назад - раз-два, раз-два! Между прочим,
и весь народ бежит в том же ритме, а ритм задает самолично Анлен, не
считает вслух, а просто все за ней движения даже не глядя повторят. Но
если все мы себя чувствуем сносно, то к рассвету Анлен совершенно
выбивается из сил, и, наконец, стоп. Она прислоняется к стволу дерева и
бормочет какие-то неясные слова - то ли бред, то ли заклинание.
Сам собой организуется бивак, костерок горит, а на нем невесть откуда
взявшиеся грибы коптятся. Анлен уже на земле лежит, вся из себя дышит -
ничего, думаю отойдет. У костра дележ грибов, и мне достается веточка с
четырьмя штучками, без соли и воды идут мерзко, но хот что-то!
Начальник караула молча дергается, но в результате всех потуг он
только все ближе и ближе к костру придвигается, а в другую сторону ползти
наконечник копья не позволяет. В другой раз я бы посмотрел на эту картинку
до конца, но сейчас не до развлечений. Чисимет вытаскивает кляп - как кран
открыли, полилась ругань похабная и беспомощная - Чисимет просто обратно
тряпку всунул - и все.
Я говорю, стараясь делать голос повнушительней:
- Отвечать будешь только на вопросы. Сам захочешь что сказать -
разрешения спросишь.
Чисимет для наглядности легонько поддевает гнома под ребра - надо
сказать, не без удовольствия поддевает. Кляп снова вынут - на этот раз
подследственный прямо-таки паинька, но разговора вновь не получается:
нагрянывает банда лесных, как из-под земли лезут ребята. Я так даже и не
заметил, как они появились сюда. Кто веревками размахивает, кто лук
натягивает, а у нашей толпы реакция однозначная.
- Братцы, да мы ж свои, беглые, - Взубногой орет. Несмотря на такое
заявление, лесные выстраиваются на поляне и предупреждают не двигаться, а
связанного начальника кладут впереди.
Стоим, ждем дальнейшего развития событий - ждать долго не приходится.
На полянку выходит, судя по манерам и одеянию, Робин Гуд местных
масштабов. Правда, на нем не зеленый кафтан, а стандартная серая рубаха с
серым же штанами, но зато лук с колчаном украшены разнообразными
финтифлюшками. Робин Гуд недоволен:
- Сбили вы меня с плану, на дороге прямо уселись. И не бросить, и
тащить обратно не хочется. Ну, хоть ответьте, чем заняты и откуда такие
взялись?
Гном из пленных выходит вперед:
- Очередная партия на южные болота шла, ну, и разбежаться сумели,
даже вон, трофей прихватили, - и он показывает на связанного соплеменника.
- Трофей - это хорошо, конечно, но на фига он мне нужен? У нас таких
трофеев - хоть штабелями складывай. Ладно. Разбивайтесь-ка вы по народам,
идите, куда вон парнишка мой поведет, к стойбищу выйдете, а там дальше
сами определитесь.
Какой-то эльф недоумевает:
- А как же братство народов?
- Ишь, чего вспомнил! У нас не так - у каждой расы своя ватага, не
без помесу, конечно, но в основном. А братство - оно спокойствием да умом
держится, атаманским умом, да и каждый народец тоже в драку лезть не
будет, если голову ему не дурить. Ну, кроме гоблинов, конечно, но их мы
попридерживаем кое-когда.
После этой речи наша партия расползается на кучки - гномы, эльфы,
краболовы и мы, грешные. Хаттлинг стоит в одиночестве, я ему рукой махаю -
давай, мол, к нам - он несмело подходит. Анлен на ходу философствует:
- Конечно, каждый народ, если живет отдельно, то ему покойней. Но
если еще у каждого и правитель свой, а у каждого правителя цели всяческие,
то усобицы недалеко, как у нас хотя бы бывало.
И дальше идут примеры из истории - я только и спрашиваю:
- Да откуда ты это-то все знаешь?
- Мама рассказывала, - и Анлен как-то быстро закругляет речь.
Я у себя на заднем плане усмехаюсь - образованная у тебя мама, не
ожидал. Хаттлинг тоже сбоку идет, слушает, но молчит.
Так за разговорами где-то к полудню, а может, и попозжей, подходим мы
к большому стану - поляна, а на ней два шатра и с десяток многоместных
шалашей разместилось. Шатры, конечно, не самодельные: краденые или
трофейные - шитые из яркой красной материи и отделаны чем-то блестящим,
наблюдения с воздуха здесь явно не опасаются.
Бывшие заключенные расходятся по соплеменникам, ну, и мы идем к
шатру, где навстречу поднялся чернобородый детина ростом малость не с
медведя. Против ожидаемого, голос у него не рыкающий, а напротив - обычный
и даже негромкий. Выспрашивает что да как - у меня уже мозоль на языке от
постоянных автобиографических изливаний.
Детина нас выслушивает - кроме посольства, меня и трех
сероклейменников есть еще лысый нарушитель закона о равенстве и мордастый
парень, ночью со страху зарезавший прохожего орка, невесть что на него
подумав. Детина заявляет:
- Пока большой атаман не пришел, вы думайте, что у нас делать
сможете. И этого сторожа своего поскорей отпускайте до своего табора, а
там они сами разберутся.
Анлен присаживается на бревнышки у кострища, а мы с Аром и Чисиметом
беремся за гнома. Тот, видимо, продумал линию поведения и держится
спокойно, вопросов не ждет, говорит сам.
Итак, для начала - наиболее точное объяснение насчет этого
пресловутого "Общего Дела". Под этим названием скрывается не более-не
менее как возвращение предначальной эпохи с поправками на существование
людей и прочих смертных. Друг, хоть и сам могучий маг, но сам сделать
этого не может, но скоро должна прийти помощь - такая сила, какой давно не
было под луной и солнцем. На севере у Друга владения, и там же и сила
явится, а пока подготовка идет. Но вот незадача: основные контакты с
Другом держат в руках эльфы во главе с Куранахом, и значит, при свершении
Дела все будет ориентировано прежде всего на них.
- Но это же несправедливо! - восклицает гном. - В Союзе Свободных
Народов все равны, а если говорить о том, кто сколько сделал, так кто, как
не гномы, добывают и куют металлы, ладят луки! Кто, как не мы, в самое
тяжелое время спасали само Дело! Кто, как не мы, наконец, оказались самыми
стойкими против Темных сил, и поэтому сейчас основная тяжесть борьбы с их
лазутчиками лежит на гномах, и что же? - эх, старался говорить гномик
спокойно, да все одно распалился. - И что же? За все нам Куранах обещает
только какое-то паршивое плоскогорье, в котором и жить-то невозможно, нету
там ничего! Ни руд, ни камней! А там, где они есть, видите ли, спокон
веков стояли эльфийские леса, и горы там абсолютно ни к месту, он так и
сказал, абсолютно! Но мы этого спокойно не ждем. Уже сейчас Друг знает о
несправедливости и оказывает нам тайную поддержку. И в день, когда
вернется преображающая сила, эти светлоголовые надменники будут неприятно
удивлены... Вы хотите спросить, зачем я вам это все рассказываю? О, это
очень просто. Уртазым-могузы - это не тайна для нас, известно и ваше
отношение к этой жизни на твердой земле. Да и просто, гномы и люди - мы
прекрасно уживемся, ибо люди тоже знают толк в ремеслах и железе, не что,
что эльфы, которые без песен и звезд жить не могут, а на тех, кто может,
глядят с высоких веток. Орки-уроды, отродье гоблинское, краболовы-выродки,
хаттлинги - землю грызут, норы роют, эти еще, щепкачи волосатые, им вообще
не больше века жизни осталось - разве это те, с кем можно встретить
счастливые дни! А вы, уртазым-могузы, рождаетесь на железных островах -
разве вам не приятней иметь дело с честными трудовыми гномами, чем с этими
бездельниками, вся заслуга которых в том, что "они первыми открыли глаза в
этом мире"!!
Гном, наконец, спотыкается и долго кашляет, подавившись собственной
слюной. Я раскрываю было рот высказать все, что думаю по поводу этой
тирады, но Ар, не снизойдя до членораздельного пожатия, тыкает меня локтем
в бок, а сам говорит:
- Что ж, мы послушали, и скорее всего, придем к согласию. Сейчас же
мы отпустим тебя до гномьей ватаги, но, пожалуйста, не говори там таких
речей. Проболтается кто, а неизвестно, какие здесь порядки держатся.
Гном кивает - мол, уразумел, - и я режу ему веревки, он ощупывает
затекшие ноги, несколько шатающихся шагов, а потом оклемался и к своим
идет. Идет и, небось, уже видит в мечтах, как люди с гномами рука об руку
стройными рядами идут брать Куранаха за глотку. А там и пресловутая
могучая сила появляется, и все вокруг в мире становится огромной горой,
доверху набитой железом, алюминием, камнями и прочим. А эльфы манатки свои
свернули и отбыли к чертям собачьим восвояси, а оркам туда путь заказан, и
они где-нибудь на морском берегу режут в тоске друг друга, потому что
больше и резать-то некого. Дурак ты, гном. Не будет ни большой горы, ни
исчезающих в небе эльфийских кораблей. А будет просто грандиозная резня,
потому что не одни гномы чувствуют себя обиженными, уж больно сладкий
кусок кинул Друг Союзу Свободных Народов. А вот Чисимет о другом
размышляет, бурчит вслух:
- Ну и жизнь. На западе война, на востоке урхи. А в самой стране
совсем худо: стоит показаться опасным кому - тем же гномам, борцам с тьмою
- и, пожалуйста, клетка к услугам, и никто разбираться не будет.
Ар добавляет:
- А вообще-то говоря, система неплохая. Любого жителя можно к ногтю в
нужный момент прижать. Но будь у нас так в Круглом, я бы, пожалуй, ночью
спокойно бы спать не мог.
Ар мудрец и политик, только не в спокойном сне к власти причастных
дело, а в спокойном сне тех, кто под этой властью живет, не по незнанию
спокойном, а по действительной честности тех, кому эта власть доверена.
В лесу трубит то ли рог писклявый, то ли флейта басистая, на полянку
является толпа лесных, во главе которой вышагивает невысокий худощавый
мужчина - не мужик, а именно мужчина с дубиной на плече. Рядом
Ларбо-младший топает, он тащит на плече здорового живого поросенка с
завязанным ртом, что не мешает ему - поросенку - время от времени
разражаться серией визгоподобных звуков. Нас он пока не видит - на шатер
глядит. Подошел к строению, поросенка шмякнул оземь, а навстречу из шатра
вылезает невысокенькая бабенка, черные волосы до плеч, а одежда сильно
смахивает на наряд эльфа-воина, да это он и есть, только перешитый и
бусами да висюльками украшенный. Они стоят ко мне боком, друг на друга
любуются, и мне с ними все ясно. Бедняга Ларбо, каково ему сейчас будет!
Поворачивает он голову, ах, сюрприз, Алек навстречу идет.
- Как, ты жив, и все живы?
- Как видишь. А ты тут тоже, я вижу, - пауза, - жив.
Ларбо краснеет и пускается в объяснения. Дескать, Анлен хорошая
девушка, и он ее бесконечно уважает, но тут такое дело, и вообще - судьба
и так далее. Мне это слушать надоело, и я ему выдаю плоды своих
умопостроений:
- Да что ты заладил - Анлен, Анлен! Дома твоя Анлен, леденцы варит
для надежи и опоры Кун-Манье Первого.
У Ларбо глаза принимают квадратную форму, а общий вид выражает мысль:
"Рехнулся парень с горя, а ведь в советниках ходил!". Но я не свихнулся,
этому подтверждение хотя бы то, что сама Анлен, на Ларбо глядючи, четко и
ясно говорит:
- Да, Ларбо, Анлен дома, и варит леденцы. Я хоть и звалась этим
именем, отнюдь не та, за кем ты увивался в Круглом царстве.
Ларбо вконец потерян, бормочет:
- А кто же тогда, и зачем ты тогда... - а Анлен в ответ улыбается, да
не обычной своей улыбкою, бессильной да бессмысленной, а четко так, с
осознанием собственной ценности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58