Гвеннан впилась пальцами в ладони. Сам человек – и кто в состоянии остановить его?
Глава тринадцатая
Казалось, оправдываются самые пессимистические прогнозы погоды на следующие недели. Кратковременная оттепель, во время которой Уайтбридж возобновил нормальную зимнюю жизнь, а потом снова бури и свирепые северные ветры. Несколько недель Гвеннан смогла бывать в библиотеке только раз или два в неделю. Но когда она открывала, посетителей было много: во время долгих зимних вечеров город обращался к книгам.
Джим Пайрон все еще рылся в бумагах Кроудеров и время от времени рассказывал Гвеннан о своих новых открытиях. Именно он принес новость, которую она скорее не хотела бы слышать: новость возбудила в ней мысли, казалось бы, забытые ею.
– Молодой Лайл вчера вечером был у Гренстона, – сказал Пайрон. – Я считал, что у Лайлов свои запасы, но он закупал продукты. Мне кажется, это был предлог. Ему нужно было кое-что другое…
– Да? – Она понимала, что голос ее звучит холодно и высокомерно, но Гвеннан не желала ничего слышать о Лайлах.
– Он… Гвен, может, ему казалось, что он очень хитер, но я думаю, он просто хотел узнать, что вы делаете. Прямых вопросов не задавал, ходил вокруг да около.
– И что же ему сказали? – резко спросила она.
– Кто-то упомянул, что самые тяжелые дни вы проводите у Ньютонов. Это вполне разумно. Знаете, Гвен, что-то в нем есть, в этом парне. Ему что-то нужно, очень нужно. Вы ведь дружили с леди перед ее отъездом? Может, он считает, что она вам что-то сказала… что-то, что ему нужно знать…
Гвеннан вспомнила последнее письмо. Она могла бы прочесть его на память и всегда сможет – уверена в этом. Письмо и подвеска. Тору Лайлу нужна подвеска. Может быть, если отдать ему ее, она избавится от всяких контактов с Лайлами. Это единственный выход. Но, даже думая об этом, она поняла, что не отдаст.
– Мне нечего ему сказать, – ответила она. – Он считает, что есть?
То, что Тор Лайл следит за ней, вызвало у нее новый прилив тревоги. А она считала, что избавилась от нее.
Нет! Она не собирается снова связываться с Лайлами, с этими дикими снами и галлюцинациями, которыми они, кажется, управляют.
– Дело не в том, что он говорит. – Девушка поняла, что Джим внимательно наблюдает за ней. Это ей тоже не понравилось. – Но он что-то разнюхивает. Ему это ничего не даст. В городе его не любят. Высокомерный тип, хотя сейчас старается казаться дружелюбным. Но он слишком нетерпелив, я бы сказал, и время от времени срывается. Будьте осторожны, Гвен. У Лайлов особое положение в городе. Всегда такое было.
Никто из них ни на кого не давил. С другой стороны, никто не станет отрицать, что у них большое влияние, если они захотят пустить его в ход. Но по большей части они держатся на расстоянии, из бумаг Кроудеров это совершенно ясно. Как будто они живут одной жизнью, а город – другой. Отдаленные знакомые, можно сказать. Этот Тор Лайл – нечто новое… слишком уж он общителен. И что-то такое есть в нем, словно…
– Словно он про себя смеется, – не раздумывая, сказала Гвеннан и тут же пожалела, что сказала это.
– Значит, вы с ним встречались! Гвен, осторожней. Я рад, что вы живете с Ньютонами. На своем краю города вы слишком одиноки.
– Чего мне бояться Тора Лайла? – спросила она, вскинув подбородок.
Джим Пайрон перевел взгляд на две старых гроссбуха, которые отобрал сегодня.
– Может, и нечего, – медленно ответил он. – Просто этот парень… он странный, даже для Лайлов. Может, скоро исчезнет. Лайлы редко проводят здесь зиму. Ну, по крайней мере, – он рассмеялся, – погода избавила нас от дьявола, слишком холодно для его сатанинского величества или его эмиссаров. Больше нет убитых цыплят или дурного запаха. Буря нам помогла. Вам ведь пора закрывать? Пол подвезет вас домой?
Она кивнула, обрадовавшись изменению темы. Но говорить о дьяволах и тому подобном не собиралась. Снова воспоминания, о которых она хотела бы забыть. Перед глазами мелькнули чудовища, которые сопровождали другое воплощение Тора в мире с зеленым светом, а может, отвечали на его призыв и в этом. Насколько он ответствен за появление их ночью на лугу? Почему такое существо охотилось за ней? По приказу Тора?
День Благодарения она провела у Ньютонов. Очевидно, предположение Джима Пайрона о том, что Тор Лайл покинет город, подтвердилось, потому что последнего из Лайлов снова никто не видел. Гвеннан надеялась, что он действительно исчез по обычаям своего семейства, чтобы провести остаток зимы в более теплом климате.
Начался декабрь, и, как ни странно, погода стала мягче. Гвеннан вернулась домой и следовала обычному многолетнему распорядку жизни. Она только раз заглянула в гостиную, взяла оттуда книги и отнесла в библиотеку, твердо решив вернуть их через межбиблиотечную систему. Свои выписки в большом конверте она оставила лежать на большом стуле, очень неудобном; на спинку этого же стула бросила плащ.
В холодной комнате запах плаща не рассеялся, а стал даже сильней. Необычная ткань постоянно испускала запах, как распустившийся цветок. И первоначальное впечатление, что это не ткань, а шкура некогда живого существа, еще более усилилось.
Гвеннан испытывала искушение вынести плащ из гостиной и внимательней осмотреть его. Но у нее хватило силы воли не поддаться этому искушению. Она упрямо придерживалась распорядка дня, какой установила еще мисс Несса.
В доме ее тетки Рождество никогда не было особенно веселым. Вероятно, сказывалось старинное новоанглийское представление, что это папистский праздник и его вообще отмечать не нужно. Это мнение разделяли все Даггерты, и оно дошло до поколения мисс Нессы. Гвеннан купила несколько открыток и, разложив их на столе, подумала, как мало людей она действительно знает, даже в этом городке, в котором прожила почти всю жизнь.
Она старательно написала по открытке семейству каждого члена попечительского совета, одну адресовала мисс Грэхэм и ее матери, не забыла Ньютонов. Запечатав конверты и наклеив марки, оно отложила стопку в сторону. Несколько рождественских подарков – Грэхэмам, Ньютонам – она благоразумно выбрала по каталогам задолго до непогоды, так что недавний перерыв в почтовом сообщении на них не отразился. Осмотрела свои приготовления к празднику и впервые подумала, как они жалки.
Конечно, есть еще печенье. Мисс Несса считала его обязательным. Пирожки она отнесет Ньютонам на рождественский обед, и потом нужно будет испечь печенье, которое она будет держать в библиотеке всю рождественскую неделю.
Хотя она не такая искусная повариха, как большинство жительниц города, Гвеннан смогла неплохо с этим справиться – сказывалась школа мисс Нессы. Конечно, никаких украшений для дома у нее не было, но в библиотеке она расставила зеленые растения, а класс мисс Грэхем прислал Санта Клаусов и другие свои поделки, и она их разместила как могла лучше.
День зимнего солнцестояния…
Гвеннан стояла у стола, на котором расставила посуду, формы для печенья, все необходимые продукты, которые с таким усилием собирала в предыдущие недели.
День зимнего солнцестояния…
Значение этого дня она неожиданно ощутила всем сознанием. Как будто ей нанесли сильный удар. Она схватилась руками за голову, склонилась над столом. Нет! Она не хочет! Они ничем не обязана леди Лайл… Воспоминания охватили ее, она ощутила холодный страх.
День зимнего солнцестояния…
Она ничего не обещала. Никогда! Ее нельзя заставить это делать, ведь она не обещала. Они ничего не просила у леди Лайл, ничего не ждала от нее, она хочет только, чтобы ее оставили в покое.
День зимнего солнцестояния…
Гвеннан боролась отчаянно, но знала, что у нее никаких шансов на победу. Она была так уверена, что избавилась от принуждения, что она больше не орудие Лайлов – и вот поняла, как тщетны были ее попытки соорудить стены и преграды, что дали ей тень свободы, как кошка позволяет мыши немного побегать, прежде чем снова схватит ее лапой. Она не свободна – она поймана.
Гвеннан опустилась на ближайший стул. Она никогда не плакала. Еще ребенком она встречала боль и разочарования со сжатыми губами и внутренней решимостью не плакать. Но теперь она чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, она совершенно не справляется со своими чувствами. На ней метка, она такая же слуга Лайлов, как их смуглолицая прислуга, которую она видела во время своих немногих посещений дома. Оборотная сторона всех чудес этого дома – рабство, потому что именно в рабстве Лайлы держали тех, от кого требовали службы.
Она боролась, напрягала всю свою волю и решимость. Гвеннан заставила себя встать, она даже не пыталась стереть слезы – пусть текут. Она может и будет бороться. Руки ее двинулись, сначала неуверенно, потом все с большей решимостью. Она отмеряла, перемешивала, вырезала тесто с помощью старого набора жестяных форм, которые отыскала в шкафу во время уборки. Ставила печенье на противнях в печь, доставала, золотистое и рассыпчатое под слоем красного и зеленого сахара, – и все время боролась, пыталась вырваться на свободу.
Но, насыпая печенье в подготовленные расписные коробки, девушка уже знала, что проиграла битву. Завтра утром она должна будет сделать то, о чем просила ее в письме леди Лайл. Она снова будет участвовать в игре Лайлов, и спасения от этого нет.
Вечером она рано легла, завела онемевшими пальцами будильник. Перед этим пошла в гостиную и взяла плащ и конверт с подвеской. Посмотрев на подвеску, увидела, что циферблат ожил – видны были оба ряда символов: большие и маленькие, тускло светился треугольный указатель. Она предпочла бы открыть окно и выбросить эту вещь в ближайший сугроб; вместо этого надела цепь себе на шею. Теплый металл лег во впадину меж грудей.
Гвеннан ждала, что ночью ее будут преследовать сны, и боялась этого. Но спала она крепко и спокойно. Проснулась до звонка будильника, сразу и окончательно, будто кто-то позвал ее. Методично оделась в самое теплое платье, не стала ни есть, ни пить.
Взяла плащ и на крыльце под тускнеющим светом звезд набросила его. Снова он окутал ее – с готовностью, если так можно сказать о куске ткани (если это вообще ткань), обернулся вокруг нее, будто только ей и предназначено носить его. Запах стал еще сильнее. Какой-то весенний запах, предвещающий пробуждение земли к новой жизни.
Дорога расчищена лишь частично. Никаких следов, никто не проходил от дома Лайлов. Стена – белая насыпь, слегка округлая. Небо над головой серое, безоблачное – будет ясный день.
Ясный день, и солнце встает. День зимнего солнцестояния. К этому дню льнут темные тени. Очень много мыслей теснилось в голове Гвеннан. Это самый короткий день в году, и люди должны заманить солнце, вернуть его, чтобы оно служило миру. Иногда это делали при помощи жертвоприношений. Кровь проливалась на снег, когда люди, утратившие все прежние знания, старались вернуть на землю природное тепло, вернуть жизнь.
Снег не лип к краям ее плаща. Более того, казалось, полы плаща раздвигают сугробы, через которые приходилось пробираться Гвеннан. Она у стены, через которую перелезала много раз. Девушка, уперевшись руками, перебралась через снежный бугор.
Голые черные деревья на краю леса резко выделялись на белом снежном фоне. Перебравшись через стену, Гвеннан остановилась и посмотрела в ту сторону. Деревья росли густо, и даже без листвы казалось, что под ними лежит густая тень, что это чье-то укрытие… чье? Она не знала, только сама эта мысль ей не понравилась.
Она пошла по колено в снегу, держась подальше от деревьев. Вот насыпь и камни. Хоть у них широкие плоские вершины, на них не держится снег, да и у насыпи нет сугробов, как она обнаружила, когда начала подниматься. Вероятно, ветер постоянно обдувает холм и уносит снег.
Света было достаточно, чтобы она видела крышу дома. Одинокий столб дыма поднимался с нее в неподвижный воздух – единственный видимый признак жизни. В лесу было абсолютно тихо.
Гвеннан остановилась между двумя меньшими камнями, третий возвышался прямо перед ней. Сунув руку под плащ, она расстегнула молнию на парке и достала подвеску. Циферблат ярко светился, тепло его чувствовалось рукой сквозь перчатку.
Она подняла диск циферблатом наружу навстречу светлым полосам на небе. Вставало солнце.
И в этот момент абсолютная тишина мира была нарушена. Гонг, далекий, слабый, призыв, который некогда мог созывать верующих в храм. Он прозвенел гордо, требовательно…
Гвеннан вздрогнула, посмотрела на лес внизу, почти ожидая увидеть, как что-то… кто-то выходит из него в ответ на призыв. Но там ничего не двигалось. И тут с циферблата устремился вперед луч света. Золотая спираль нацелилась на середину высокого камня.
Встретившись с его поверхностью, она скользнула вверх. Знаки, которые, как она инстинктивно знала, всегда здесь, немедленно ожили. Никаких следов выветривания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Глава тринадцатая
Казалось, оправдываются самые пессимистические прогнозы погоды на следующие недели. Кратковременная оттепель, во время которой Уайтбридж возобновил нормальную зимнюю жизнь, а потом снова бури и свирепые северные ветры. Несколько недель Гвеннан смогла бывать в библиотеке только раз или два в неделю. Но когда она открывала, посетителей было много: во время долгих зимних вечеров город обращался к книгам.
Джим Пайрон все еще рылся в бумагах Кроудеров и время от времени рассказывал Гвеннан о своих новых открытиях. Именно он принес новость, которую она скорее не хотела бы слышать: новость возбудила в ней мысли, казалось бы, забытые ею.
– Молодой Лайл вчера вечером был у Гренстона, – сказал Пайрон. – Я считал, что у Лайлов свои запасы, но он закупал продукты. Мне кажется, это был предлог. Ему нужно было кое-что другое…
– Да? – Она понимала, что голос ее звучит холодно и высокомерно, но Гвеннан не желала ничего слышать о Лайлах.
– Он… Гвен, может, ему казалось, что он очень хитер, но я думаю, он просто хотел узнать, что вы делаете. Прямых вопросов не задавал, ходил вокруг да около.
– И что же ему сказали? – резко спросила она.
– Кто-то упомянул, что самые тяжелые дни вы проводите у Ньютонов. Это вполне разумно. Знаете, Гвен, что-то в нем есть, в этом парне. Ему что-то нужно, очень нужно. Вы ведь дружили с леди перед ее отъездом? Может, он считает, что она вам что-то сказала… что-то, что ему нужно знать…
Гвеннан вспомнила последнее письмо. Она могла бы прочесть его на память и всегда сможет – уверена в этом. Письмо и подвеска. Тору Лайлу нужна подвеска. Может быть, если отдать ему ее, она избавится от всяких контактов с Лайлами. Это единственный выход. Но, даже думая об этом, она поняла, что не отдаст.
– Мне нечего ему сказать, – ответила она. – Он считает, что есть?
То, что Тор Лайл следит за ней, вызвало у нее новый прилив тревоги. А она считала, что избавилась от нее.
Нет! Она не собирается снова связываться с Лайлами, с этими дикими снами и галлюцинациями, которыми они, кажется, управляют.
– Дело не в том, что он говорит. – Девушка поняла, что Джим внимательно наблюдает за ней. Это ей тоже не понравилось. – Но он что-то разнюхивает. Ему это ничего не даст. В городе его не любят. Высокомерный тип, хотя сейчас старается казаться дружелюбным. Но он слишком нетерпелив, я бы сказал, и время от времени срывается. Будьте осторожны, Гвен. У Лайлов особое положение в городе. Всегда такое было.
Никто из них ни на кого не давил. С другой стороны, никто не станет отрицать, что у них большое влияние, если они захотят пустить его в ход. Но по большей части они держатся на расстоянии, из бумаг Кроудеров это совершенно ясно. Как будто они живут одной жизнью, а город – другой. Отдаленные знакомые, можно сказать. Этот Тор Лайл – нечто новое… слишком уж он общителен. И что-то такое есть в нем, словно…
– Словно он про себя смеется, – не раздумывая, сказала Гвеннан и тут же пожалела, что сказала это.
– Значит, вы с ним встречались! Гвен, осторожней. Я рад, что вы живете с Ньютонами. На своем краю города вы слишком одиноки.
– Чего мне бояться Тора Лайла? – спросила она, вскинув подбородок.
Джим Пайрон перевел взгляд на две старых гроссбуха, которые отобрал сегодня.
– Может, и нечего, – медленно ответил он. – Просто этот парень… он странный, даже для Лайлов. Может, скоро исчезнет. Лайлы редко проводят здесь зиму. Ну, по крайней мере, – он рассмеялся, – погода избавила нас от дьявола, слишком холодно для его сатанинского величества или его эмиссаров. Больше нет убитых цыплят или дурного запаха. Буря нам помогла. Вам ведь пора закрывать? Пол подвезет вас домой?
Она кивнула, обрадовавшись изменению темы. Но говорить о дьяволах и тому подобном не собиралась. Снова воспоминания, о которых она хотела бы забыть. Перед глазами мелькнули чудовища, которые сопровождали другое воплощение Тора в мире с зеленым светом, а может, отвечали на его призыв и в этом. Насколько он ответствен за появление их ночью на лугу? Почему такое существо охотилось за ней? По приказу Тора?
День Благодарения она провела у Ньютонов. Очевидно, предположение Джима Пайрона о том, что Тор Лайл покинет город, подтвердилось, потому что последнего из Лайлов снова никто не видел. Гвеннан надеялась, что он действительно исчез по обычаям своего семейства, чтобы провести остаток зимы в более теплом климате.
Начался декабрь, и, как ни странно, погода стала мягче. Гвеннан вернулась домой и следовала обычному многолетнему распорядку жизни. Она только раз заглянула в гостиную, взяла оттуда книги и отнесла в библиотеку, твердо решив вернуть их через межбиблиотечную систему. Свои выписки в большом конверте она оставила лежать на большом стуле, очень неудобном; на спинку этого же стула бросила плащ.
В холодной комнате запах плаща не рассеялся, а стал даже сильней. Необычная ткань постоянно испускала запах, как распустившийся цветок. И первоначальное впечатление, что это не ткань, а шкура некогда живого существа, еще более усилилось.
Гвеннан испытывала искушение вынести плащ из гостиной и внимательней осмотреть его. Но у нее хватило силы воли не поддаться этому искушению. Она упрямо придерживалась распорядка дня, какой установила еще мисс Несса.
В доме ее тетки Рождество никогда не было особенно веселым. Вероятно, сказывалось старинное новоанглийское представление, что это папистский праздник и его вообще отмечать не нужно. Это мнение разделяли все Даггерты, и оно дошло до поколения мисс Нессы. Гвеннан купила несколько открыток и, разложив их на столе, подумала, как мало людей она действительно знает, даже в этом городке, в котором прожила почти всю жизнь.
Она старательно написала по открытке семейству каждого члена попечительского совета, одну адресовала мисс Грэхэм и ее матери, не забыла Ньютонов. Запечатав конверты и наклеив марки, оно отложила стопку в сторону. Несколько рождественских подарков – Грэхэмам, Ньютонам – она благоразумно выбрала по каталогам задолго до непогоды, так что недавний перерыв в почтовом сообщении на них не отразился. Осмотрела свои приготовления к празднику и впервые подумала, как они жалки.
Конечно, есть еще печенье. Мисс Несса считала его обязательным. Пирожки она отнесет Ньютонам на рождественский обед, и потом нужно будет испечь печенье, которое она будет держать в библиотеке всю рождественскую неделю.
Хотя она не такая искусная повариха, как большинство жительниц города, Гвеннан смогла неплохо с этим справиться – сказывалась школа мисс Нессы. Конечно, никаких украшений для дома у нее не было, но в библиотеке она расставила зеленые растения, а класс мисс Грэхем прислал Санта Клаусов и другие свои поделки, и она их разместила как могла лучше.
День зимнего солнцестояния…
Гвеннан стояла у стола, на котором расставила посуду, формы для печенья, все необходимые продукты, которые с таким усилием собирала в предыдущие недели.
День зимнего солнцестояния…
Значение этого дня она неожиданно ощутила всем сознанием. Как будто ей нанесли сильный удар. Она схватилась руками за голову, склонилась над столом. Нет! Она не хочет! Они ничем не обязана леди Лайл… Воспоминания охватили ее, она ощутила холодный страх.
День зимнего солнцестояния…
Она ничего не обещала. Никогда! Ее нельзя заставить это делать, ведь она не обещала. Они ничего не просила у леди Лайл, ничего не ждала от нее, она хочет только, чтобы ее оставили в покое.
День зимнего солнцестояния…
Гвеннан боролась отчаянно, но знала, что у нее никаких шансов на победу. Она была так уверена, что избавилась от принуждения, что она больше не орудие Лайлов – и вот поняла, как тщетны были ее попытки соорудить стены и преграды, что дали ей тень свободы, как кошка позволяет мыши немного побегать, прежде чем снова схватит ее лапой. Она не свободна – она поймана.
Гвеннан опустилась на ближайший стул. Она никогда не плакала. Еще ребенком она встречала боль и разочарования со сжатыми губами и внутренней решимостью не плакать. Но теперь она чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, она совершенно не справляется со своими чувствами. На ней метка, она такая же слуга Лайлов, как их смуглолицая прислуга, которую она видела во время своих немногих посещений дома. Оборотная сторона всех чудес этого дома – рабство, потому что именно в рабстве Лайлы держали тех, от кого требовали службы.
Она боролась, напрягала всю свою волю и решимость. Гвеннан заставила себя встать, она даже не пыталась стереть слезы – пусть текут. Она может и будет бороться. Руки ее двинулись, сначала неуверенно, потом все с большей решимостью. Она отмеряла, перемешивала, вырезала тесто с помощью старого набора жестяных форм, которые отыскала в шкафу во время уборки. Ставила печенье на противнях в печь, доставала, золотистое и рассыпчатое под слоем красного и зеленого сахара, – и все время боролась, пыталась вырваться на свободу.
Но, насыпая печенье в подготовленные расписные коробки, девушка уже знала, что проиграла битву. Завтра утром она должна будет сделать то, о чем просила ее в письме леди Лайл. Она снова будет участвовать в игре Лайлов, и спасения от этого нет.
Вечером она рано легла, завела онемевшими пальцами будильник. Перед этим пошла в гостиную и взяла плащ и конверт с подвеской. Посмотрев на подвеску, увидела, что циферблат ожил – видны были оба ряда символов: большие и маленькие, тускло светился треугольный указатель. Она предпочла бы открыть окно и выбросить эту вещь в ближайший сугроб; вместо этого надела цепь себе на шею. Теплый металл лег во впадину меж грудей.
Гвеннан ждала, что ночью ее будут преследовать сны, и боялась этого. Но спала она крепко и спокойно. Проснулась до звонка будильника, сразу и окончательно, будто кто-то позвал ее. Методично оделась в самое теплое платье, не стала ни есть, ни пить.
Взяла плащ и на крыльце под тускнеющим светом звезд набросила его. Снова он окутал ее – с готовностью, если так можно сказать о куске ткани (если это вообще ткань), обернулся вокруг нее, будто только ей и предназначено носить его. Запах стал еще сильнее. Какой-то весенний запах, предвещающий пробуждение земли к новой жизни.
Дорога расчищена лишь частично. Никаких следов, никто не проходил от дома Лайлов. Стена – белая насыпь, слегка округлая. Небо над головой серое, безоблачное – будет ясный день.
Ясный день, и солнце встает. День зимнего солнцестояния. К этому дню льнут темные тени. Очень много мыслей теснилось в голове Гвеннан. Это самый короткий день в году, и люди должны заманить солнце, вернуть его, чтобы оно служило миру. Иногда это делали при помощи жертвоприношений. Кровь проливалась на снег, когда люди, утратившие все прежние знания, старались вернуть на землю природное тепло, вернуть жизнь.
Снег не лип к краям ее плаща. Более того, казалось, полы плаща раздвигают сугробы, через которые приходилось пробираться Гвеннан. Она у стены, через которую перелезала много раз. Девушка, уперевшись руками, перебралась через снежный бугор.
Голые черные деревья на краю леса резко выделялись на белом снежном фоне. Перебравшись через стену, Гвеннан остановилась и посмотрела в ту сторону. Деревья росли густо, и даже без листвы казалось, что под ними лежит густая тень, что это чье-то укрытие… чье? Она не знала, только сама эта мысль ей не понравилась.
Она пошла по колено в снегу, держась подальше от деревьев. Вот насыпь и камни. Хоть у них широкие плоские вершины, на них не держится снег, да и у насыпи нет сугробов, как она обнаружила, когда начала подниматься. Вероятно, ветер постоянно обдувает холм и уносит снег.
Света было достаточно, чтобы она видела крышу дома. Одинокий столб дыма поднимался с нее в неподвижный воздух – единственный видимый признак жизни. В лесу было абсолютно тихо.
Гвеннан остановилась между двумя меньшими камнями, третий возвышался прямо перед ней. Сунув руку под плащ, она расстегнула молнию на парке и достала подвеску. Циферблат ярко светился, тепло его чувствовалось рукой сквозь перчатку.
Она подняла диск циферблатом наружу навстречу светлым полосам на небе. Вставало солнце.
И в этот момент абсолютная тишина мира была нарушена. Гонг, далекий, слабый, призыв, который некогда мог созывать верующих в храм. Он прозвенел гордо, требовательно…
Гвеннан вздрогнула, посмотрела на лес внизу, почти ожидая увидеть, как что-то… кто-то выходит из него в ответ на призыв. Но там ничего не двигалось. И тут с циферблата устремился вперед луч света. Золотая спираль нацелилась на середину высокого камня.
Встретившись с его поверхностью, она скользнула вверх. Знаки, которые, как она инстинктивно знала, всегда здесь, немедленно ожили. Никаких следов выветривания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28