Омаата подняла голову.
— Я говорю на нашем языке, на языке Жоно и моем, — пояснила она по-таитянски. — Жоно меня отлично понимает.
Услышав свое имя, Хант нежно прорычал что-то в ответ. С тех пор как Омаата прибрала его к рукам, он ходил умытый и весь блестел чистотой, словно корабельная палуба. «Он ей как ребенок», — подумал Парсел. И с улыбкой поглядел на великаншу.
— Сколько тебе лет, Омаата?
— С тех пор как я стала женщиной, я дважды видела по десять весен.
Тридцать два года… Может быть, чуть меньше. Во всяком случае, она еще молода. Моложе, чем он, моложе, чем Жоно. Но из-за своего гигантского роста она похожа на жительницу иной планеты.
Вдруг Авапуи опустилась перед Бэкером на колени и подняла к нему кроткое личико. С минуту она серьезно глядела на своего перитани, потом засунула ему за ухо цветок ибиска, улыбнулась, смущенно моргнула и, поднявшись с колен, бросилась прочь со всех ног, в мгновение ока пересекла полянку и скрылась в рощице.
— Что это она вытворяет? — спросил Бэкер, поворачиваясь к Парселу.
— Это значит, что она выбрала вас своим танэ.
— Ого! — проговорил Бэкер, и лицо его вспыхнуло под бронзовым загаром. — У них, выходит, женщины себе мужей выбирают?
— Да и в Англии тоже! — улыбнулся одними глазами Парсел. — Только в Англии не так открыто.
— А почему она убежала?
— Хочет, чтобы вы догнали ее.
— Вот оно что! — протянул Бэкер.
Помедлив немного, он поднялся и проговорил со смущенно улыбкой, ни на кого не глядя:
— Жарковато сегодня в прятки играть.
И побрел к рощице. Он не осмелился даже ускорить шаг… чувствуя на себе взгляды оставшихся.
— Что он сказал? — спросил Меани.
Таитянин с веселым любопытством следил за неловкими маневрами Бэкера. В который раз он убеждался, что перитани просто сумасшедшие: стыдятся самых обыкновенных вещей.
— Вот оно что… — протянула Омаата. — А я-то думала, что она выбрала Скелета.
Прозвищем Скелет таитяне наградили Маклеода.
— Когда мы были на большой пироге, — пояснила Итиа, она сначала выбрала Скелета, а теперь отказалась от него. Он ее бьет.
«Хотелось бы мне знать, — подумал Парсел, — так ли легко Маклеод согласится с тем, что Бэкер станет его преемником. Да, на острове нас ждет немало трудностей».
Меани приподнял на локтях свой мощный торс и закинул голову назад, чтобы видеть Итиа.
— А я, Итиа, — произнес он многозначительно, — я тебя бить не буду. Или совсем чуточку, — добавил он, смеясь.
Итиа упрямо затрясла головой. Она и Амурея были самые молоденькие из таитянок, а Итиа, кроме того, и самая маленькая ростом. Носик у нее был чуть вздернутый, уголки губ подняты кверху, отчего лицо ее, казалось, всегда смеется. Все любили Итию за ее живой нрав, но, на взгляд таитян, манеры у нее были плохие: ей не хватало сдержанности. Она слишком смело высказывала свои суждения о людях.
— А ты не хочешь дать мне цветок? — продолжал поддразнивать ее Меани.
— Нет, не хочу, — отрезала Итиа. — Ты его не заслужил.
И она швырнула ему на грудь камешек.
— Камень! — сказала она с милой гримаской. — Вот и все, что ты от меня получишь.
Меани снова улегся на землю, сцепив на затылке пальцы.
— И зря, — произнес он миролюбиво.
Итиа снова швырнула в него камешек. Меани вытащил руки из-под головы и прикрыл ладонями лицо, чтобы защитить глаза.
Он ничего не сказал. Только улыбнулся.
— И потом, — продолжала Итиа, — ты совсем некрасивый.
— Верно ты говоришь, Итиа, — расхохоталась Ивоа. — Мой брат ужасно некрасивый! Нет на всем острове мужчины уродливее его!
— Дело не только в уродстве, — настаивала Итиа. — Он никуда не годится как танэ.
— Ого! — протянул Меани.
Лежа во весь свой богатырский рост, красавец Меани потянулся, расправил плечи и грудь и поиграл мускулами ног.
— Все равно ты меня не соблазнишь! — сказала Итиа, высыпав из ладони на грудь Меани целую горсть камешков. — Ни за что на свете я не возьму себе такого танэ, как ты. Сегодня я, завтра Авапуи, послезавтра Омаата.
— У меня, — гулко отозвалась Омаата, — у меня уже есть Жоно.
Парсел расхохотался.
— Почему ты смеешься, Адамо?
— Смеюсь потому, что мне нравится твой голос, Омаата. И добавил по-английски: — Словно голубка зарычала.
Он хотел перевести эту фразу, но не знал, как по-таитянски «рычать». На Таити нет диких зверей.
— По-моему, — продолжала Итиа, — лучший танэ на всем острове — это Адамо. Он не очень высокий, зато волосы у него как солнце, когда оно утром проглядывает сквозь ветви пальм. А глаза! О, до чего же мне нравятся его глаза. Они светлее, чем воды лагуны в полдень! А нос у него прямой, совсем, совсем прямой! Когда он улыбнется, у него на правой щеке делается ямочка, а вид веселый, как у девушки. Но когда он не улыбается, вид у него важный, как у вождя. Я уверена, что на своем острове Адамо был самым главным вождем и что у него было множество кокосовых пальм.
Парсел не мог удержаться от смеха.
— На моем острове нет кокосовых пальм.
— Ой! — удивилась Итиа. — А как же вы тогда живете?
— Плохо. Потому-то мы и приезжаем жить на чужие острова.
— Все равно, даже без кокосовых пальм ты хороший танэ, — упорствовала Итиа, глядя на Парсела искрящимися веселыми глазами. — Ты самый хороший танэ на всем острове.
Ивоа поднялась на локте и улыбнулась Итиа доброжелательно, но с достоинством.
— Адамо, — произнесла она все с той же улыбкой и сделала правой рукой выразительный и широкий жест, так похожий на жест ее отца Оту, — Адамо — танэ Ивоа.
Эта торжественная отповедь до слез рассмешила Меани, а Омаата презрительно усмехнулась. Итиа потупила голову и, согнув локоть правой руки, прикрыла лицо, словно ребенок, который вот-вот заплачет. Ее одернули при людях, и ей стало стыдно за свои манеры.
Все молчали, жара все не спадала, и Парсел, лежа на траве и держа в своих руках руку Ивоа, чувствовал, что его клонит ко сну.
— Вот я все думаю, — вполголоса произнес он, — что сделалось с теми людьми, которые жили на этом острове?
— Возможно, на них напал мор и все они умерли, — сказала Омаата, тоже понижая голос.
— А возможно, — в тон ей отозвался Меани, — между двумя племенами началась война и люди перебили друг друга.
— Даже женщин? — спросил Парсел.
— Когда жрецы племени объявляют, что пора «потрошить курицу», женщин тоже убивают. И детей.
Парсел приподнялся на локте.
— Но ведь не все же умирают. Кто-нибудь да остается победителем.
— Нет, — возразил Меани, грустно покачав головой. — Не всегда. На острове Мана все истребили друг друга, все! Все! Перебили всех мужчин и женщин. Уцелел лишь один человек. Но он не пожелал жить на острове с мертвецами. Он сел в пирогу, ему удалось добраться до Таити, и он рассказал обо всем, что произошло у них на Мана. А потом, через две недели он тоже умер. Может быть, от горя. Мана — это такой маленький островок, не больше нашего, и теперь там никто не живет. Никто не желает туда ехать.
— А я думаю, — сказала Ивоа, вскидывая головку, — люди уехали на своих пирогах потому, что они боялись.
— Кого боялись? — спросил Парсел.
— Боялись тупапау!
Парсел улыбнулся.
— Зря ты улыбаешься, Адамо, — сказала Омаата. — Бывают тупапау до того злые, что они все время мучат людей.
— А что они делают?
— Вот, например, ты разожжешь огонь и поставишь греть воду. Стоит тебе отвернуться, тупапау выплеснут воду и затушат огонь.
Между Меани и Парселом оставалось свободное местечко, и Итиа быстро прошмыгнула туда. Затем легла на бок, сжалась комочком и, повернув к Парселу свое посеревшее от волнения личико, попросила:
— Дай мне руку.
— Зачем? — удивился Парсел
— Я боюсь.
Парсел бросил нерешительный взгляд в сторону Ивоа, но Ивоа поспешно сказала:
— Видишь, ребенок боится, дай ей руку.
Парсел повиновался. Итиа сунула свою руку в теплые пальцы Парсела и, вздохнув, прижала их к щеке.
— Адамо, — заговорила Омаата, — а на твоем острове есть тупапау?
— Люди говорят, что есть.
— А что они делают?
— Расхаживают по ночам и гремят цепями.
— На Таити нет цепей, — улыбнулся Меани, — но наши тупапау тоже любят шуметь.
— Чем же они шумят?
— Всем чем угодно. — И он добавил — шутливо или всерьез, Парсел так и не понял: — Знай, что все шумы, которые ты слышишь, но не можешь объяснить, откуда они идут, производят тупапау.
— И днем тоже?
— И днем тоже.
— Тише! — вдруг крикнул Парсел.
Все застыли на месте, даже дохнуть боялись. Радужные безмолвные птички по-прежнему порхали вокруг, и не слышно было иных звуков, кроме мягкого трепетания их крылышек.
— Вот видишь, Меани, — сказал Парсел, — и тупапау тоже ушли. Они полетели за пирогами, когда люди с острова отплыли в открытое море.
— Может быть, — ответил Меани, — а может быть, они молчат потому, что боятся.
— Как? — удивился Парсел. — Тупапау тоже боятся? А кого?
— Да людей же, — пояснил Меани, и глаза его хитро блеснули.
— Что ж, — сказал Парсел, — утешительно знать, что духи тоже кого-нибудь боятся.
В глазах Меани по-прежнему светилось лукавое веселье. «Он не верит вовсе эти россказни», — подумал Парсел.
— Тупапау молчат потому, что боятся Жоно, — проговорила Итиа, садясь на траву, но руку Парсела не выпустила. — На Жоно страшно смотреть. Уж я знаю, что здешние тупапау никогда не видели таких людей, как Жоно.
— О юная дева, швыряющая камешки, как же тупапау могли видеть Жоно, если у них нет глаз? — засмеялся Меани.
— А кто тебе сказал, что у них нет глаз? — спросила Итиа.
— Если бы у них были глаза, ты бы их увидела. Вот, скажем, прогуливаешься ты по лесу, и вдруг из-за листьев на тебя смотрят два огромных глаза…
— Сохрани меня, Эатуа! — крикнула Итиа, прижимая руку Парсела к своей щеке. — Никогда больше я не осмелюсь одна ходить по лесу.
— Хочешь, я буду ходить с тобой?
Ивоа рассмеялась.
— Перестань дразнить ее, брат, — сказала она.
— А я, — гордо произнесла Омаата, — я тоже считаю, что тупапау боятся Жоно. На Жоно действительно страшно смотреть. Он огромный, как акула, и все тело у него в рыжей шерсти.
— Верно, — подтвердила Итиа, — с Жоно я тоже ничего не боюсь. Даже здесь, на незнакомом острове.
— Даже в лесу, — подхватила Ивоа.
— Жоно не человек, а скала, — произнесла Итиа, повысив голос. — Он совсем красный.
Парсел глядел на говоривших с улыбкой. Таитяне в совершенстве владеют искусством из всего на свете извлекать удовольствие и пугают-то они себя лишь для того, чтобы приятнее было убедиться в нелепости собственных страхов.
Взглянув на солнце, Парсел вынул руку из рук Итии, поднялся и, нагнувшись, подобрал с земли ружье. Хант и Меани последовали его примеру.
— А как же Авапуи? — спросила Итиа.
Парсел махнул рукой, а Меани обратился к девушке все так же лукаво:
— Пойдем со мной, Итиа. Давай их поищем.
— Нет, — отрезала Итиа. — Я хочу остаться с Адамо.
Догнав Меани, шагавшего во главе отряда, Парсел спросил:
— Ну что ты скажешь об этом острове, Меани?
— Это нехороший остров, — не задумываясь ответил Меани. Плодородный, но нехороший.
— Почему?
— Во-первых, — сказал Меани, выставив большой и средний пальцы правой руки, — здесь нет лагуны. Значит, во время шторма нельзя будет ловить рыбу. Во-вторых, хижины придется строить в северной части из-за посевов и тени, а поток течет в противоположной стороне. Каждый день ходить за водой, час туда и час обратно.
— Да, — проговорил Парсел, — ты прав.
Он посмотрел на Меани и был потрясен вдумчивым, сосредоточенным выражением его глаз. Какое у него все-таки удивительное лицо! Мужественное и одновременно чем-то женственное, смеющееся и вдруг через мгновение серьезное. Мэсон считает таитян детьми, и все-таки не капитан, а Меани сразу подметил все неудобства острова.
— Ты будешь жалеть, что поехал со мной, — проговорил, помолчав, Парсел.
Меани повернулся к нему лицом и торжественно изрек:
— Лучше этот остров, где у меня есть друг, чем Таити без моего друга.
Парсел даже смутился. «Как глупо, — тут же мысленно одернул он себя. — Просто в Англии не принято выражать вслух свои чувства, да еще столь красноречиво. Но какое право я имею подозревать Меани в неискренности? Ведь он ради меня покинут родной остров».
Вдруг он услышал над самым ухом звонкий смех и поднял глаза.
— Почему ты смущаешься? — сказал Меани. — Ты же знаешь, что я сказал правду, и все-таки смутился.
— Таких вещей перитани не говорят, — краснея, признался Парсел.
— Знаю, — подтвердил Меани, кладя ему руку на плечо. Все, что приятно слушать, они не говорят. И все, что приятно делать… — Он фыркнул и добавил: — Делать — то делают, но кривляются.
Парсел засмеялся, и Меани вслед за ним. Как славно шагать вот так плечом к плечу по этой рощице, то в густой тени, то солнечными прогалинами!
Не замедляя шага, Парсел с улыбкой оглянулся на Ивоа, и еще долго перед ним стоял взгляд ее огромных голубых глаз. Когда они нынче утром отправлялись в поход, таитянки, оставшиеся на судне под началом Мэсона, обещали приготовить к обеду дикую свинью на пару, и Парсел, приближаясь к «Блоссому», с удовольствием втягивал в себя горьковатый запах костра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77