Б. Паскаль
В октябре 562 года после сорокалетнего правления умер Навуходоносор. Вскоре же после этого началась борьба между вавилонской знатью и правящей династией халдеев. Сын Навуходоносора, Амель-Мардук, став царем, пытался завоевать популярность и шел навстречу всем недовольным, особенно в провинциях. По его приказу Ехонию освободили из тюрьмы, куда его бросил Навуходоносор после разгрома Иерусалима. Иудейский царь получил теперь почетное место среди иностранных заложников. Согласно Библии, Амель-Мардук окружил Ехонию вниманием и "поставил престол его выше престолов царей, которые были у него в Вавилоне" (4 Цар 25,28). Вероятно, он даже решил вернуть иудеев на родину.
Пленники воспрянули было духом, но радость их длилась недолго: через два года после воцарения Амель-Мардук был свергнут. Соперничество претендентов на престол длилось несколько лет, пока весной 556 года к власти не пришел вавилонский вельможа Набонид.
Приняв корону, новый царь женился на вдове Навуходоносора и признал наследником его сына Валтасара. Это была уступка халдейской партии; в остальном Набонид обещал поддерживать партию вавилонской знати и чтить Мардука - национального бога Вавилона.
Вступление Набонида на царский престол сопровождалось бурными манифестациями, его называли "отцом страны" и падали ему в ноги. Вавилонские аристократы, многим из которых принадлежали жреческие права, и не подозревали, что вручили власть человеку, который станет их заклятым врагом (1).
В вавилонской истории Набонид - одна из самых своеобразных фигур, но, к сожалению, скудость источников не позволяет составить о нем достаточно полного представления. В чем-то он отдаленно напоминает Эхнатона, египетского царя-реформатора. Приверженец Сина, лунного бога, исстари почитавшегося на его родине, в Харране, Набонид попытался сделать этот культ главенствующим в империи и оттеснить Мардука. Возможно, что сказания Книги Даниила о приказе халдейского царя поклоняться только его богу являются отдаленным эхом времен Набонида.
Естественно, что в ответ на это столичная знать и жречество объявили войну своему ставленнику. Вавилон впервые оказался охваченным религиозными распрями. Относящиеся ж этой эпохе документы свидетельствуют о том, что Набонид неотступно проводил свою линию, оказывая сильное давление на соперников и облагая храмы большими налогами. Однако добиться победы царю не удалось. Быть может, это было одной из причин перенесения дворцовой резиденции на юг, в Тейму. Этим Набонид достигал сразу трех целей: создавал плацдарм для походов в Аравию, ограждал себя от враждебных действий и ослаблял значение Вавилона как столицы. Наместником в городе царь оставил Валтасара.
Вполне можно предположить, что Набонид пытался навязать свою религию самым различным слоям населения. А если так, то иудеям неизбежно пришлось столкнуться с попытками оторвать их от веры отцов. Сколь бы ни были легендарны рассказы Книги Даниила о религиозных гонениях, в основе своей они, видимо, отражают действительные события: насаждение среди евреев язычества и расправу над непокорными(2).
Но, как это нередко бывает, преследования лишь усилили сплоченность гонимых. Община с честью пережила это трудное время, к которому ее хорошо подготовили Иезекииль и духовенство.
x x x
Новые испытания становятся боевым крещением Израиля и приближают его к поре духовной зрелости. Он уже не может и не желает быть обломком, носимым по волнам без смысла и цели, а стремится осознать себя, понять свое прошлое и настоящее. В этом процессе самоопределения немалую роль начинают играть соферим - книжники. С удивительным трудолюбием они
собирают и систематизируют все, что уцелело после разгрома Иудеи: переписывают псалмы и притчи, законы и летописи, составляя иногда из малых отрывков целые книги. Работа их нелегкая и ответственная, ибо в этих бесчисленных свитках, табличках и папирусах запечатлелось вечное наследие народа Божия, воплотилась душа его.
К писаниям священников и историков добавляются теперь обширные рукописи пророческих книг. Снова оживают для народа слова Амоса, Осии, Исайи, Михея, Наума, Софонии, Аввакума и Иеремии. Дело царя Иосии продолжено: Священная Книга становится осью духовной жизни Общины. В строках Писания Израиль стремится теперь прочесть свою судьбу и определить свое место в мире.
Плодом этих размышлений является четвертая Священная История, которую обычно принято называть Второзаконнической (3). Автор ее или группа авторов-книжников всецело проникнуты духом Торы, обнародованной при Иосии. Сам текст Торы обрамляется теперь рассказом о последних годах Моисея, к которому и примыкает История, начинаясь временем после смерти пророка.
В нынешней Библии она обнимает книги Иисуса Навина, Судей и Царств. Собиратели Писания включили ее в число пророческих книг и сделали это сознательно. Хотя Второзаконнический цикл есть историческое повествование, но не сами по себе события являются в нем главным, а их толкование в свете профетизма. Перед нами-библейская философия истории, отвергающая как горделивую мысль об автономии человека, так и пассивный фатализм, все выводящий из действия высших сил. Выраженная в краткой формуле, эта философия выглядит как парадоксальное утверждение: "Все от Бога, но и все от человека".
На достижении указанной Богом цели люди должны сосредоточить все усилия своей нравственной воли, но конечный результат-целиком в руках Предвечного. Логически эти два положения соединить трудно. Но оба они с разных сторон отражают единую истину. Второзаконническая История иллюстрирует свою формулу примерами из прошлого, превращая эмпирические факты в религиозный урок.
Бытие народа рисуется там как нечто подобное жизни отдельного человека; стержень его - диалог с Богом. В самих событиях звучит Слово Божие, обращенное к людям, а люди так или иначе отзываются на него. Отсюда и бросающаяся в глаза двойственность исторических книг Библии. С одной стороны, мы видим в них этапы становления, роста и расширения Завета: Бог полагает начало Своему Царству среди Израиля и шаг за шагом подготавливает его. Он чудесным образом вводит народ в Обетованную Землю. Он руководит им посредством вдохновенных судей, вождей и пророков и, наконец, дает ему Сион как религиозный центр. Народ же со своей стороны призван углублять Богопознание, осуществлять заветы Торы в конкретной жизни, предваряя тем самым последнее и полное явление Бога в мир.
Но на фоне этого движения к Царству Божию история Израиля представляется как провал: он постоянно сворачивает с предначертанного пути, увлекаемый многообразными искушениями. Это идолопоклонство и обрядоверие, угнетение одних людей другими и слепой национализм, зачарованность могуществом империй и блеском внешней цивилизации. Одним словом, здесь дан полный набор грехов, сопровождающий историю народов. Израиль оказывается универсальным прототипом любого из них.
При этом История показывает, куда уводят ложные дороги. Неверность Завету влечет за собой внутренние неурядицы, приход врагов, распадение и гибель Давидова царства.
Таким образом, для второзаконнических авторов история- не только проявление воли Божией, но и арена деятельности человека. И если Бог сделал все для того, чтобы Его народ пришел к заветной цели, то сам народ слишком много сделал для того, чтобы свести на нет небесную помощь.
Поскольку народ духовно болен уже в течение долгого времени, для того чтобы исцелить его, нужно было как можно точнее определить недуг. И книжники, оглядываясь на прошлое Израиля, выносят ему приговор. Они хотят довести дело покаяния до конца и поэтому действуют с решительностью хирурга. Они не ищут причин неудач в случайных факторах, не хананеи, не язычники, не завоеватели повинны в разложении и падении народа Божия, но он сам, враги же его были лишь орудиями для вразумления заблудших.
Тут проявилось беспримерное мужество и честность авторов Истории; нелегко было, преодолев национальное самолюбие, открыто объявить народу: вы находились во власти химер, вы предали свое дело, вы отвергли слово Божие-вот разгадка вашей печальной участи. Все, в чем укоряли Израиль прежние пророки, было подтверждено панорамой семи веков-от смерти Моисея до смерти Навуходоносора. Не Бог изменил своим людям, а люди изменили Богу-вот главная идея четвертой Священной Истории, подытожившей годы жизни Израиля в Земле Обетованной.
Воспитательную роль этой боговдохновенной книги, полученной пленниками, трудно переоценить. Наглядные примеры показали им, что воистину отцы их были недостойны Божиего милосердия. Призыв к покаянию, с которым обращался к Израилю Иезекииль, был подкреплен уроками Истории. Этот призыв, звучавший и в годы притеснений, возбудил новый порыв религиозного духа. Отроки, брошенные халдеями в печь за отказ поклониться идолу,-вот символ истинного Остатка, сохраненный последующими поколениями от времени плена (4).
Но если в катастрофах прошлого Израиль отныне видел справедливое возмездие, то как было понять новые невзгоды, выпавшие на его долю?
О том, что Бог карает за грехи отцов, не могло быть и речи, ибо Иезекииль недвусмысленно отверг эту древнюю идею. Оставалось признать, что продолжение бед имеет иной смысл, нежели простая кара. Эта мысль не была новой, ее высказывал еще пророк Осия. И вообще, разве не знала история случаев, когда страдал именно праведник? Как объяснить с точки зрения формулы "грех-наказание" трагические страницы в жизни Иосифа, Моисея, Илии? Ведь и в самом их страдании Бог был с ними!
Здесь Израилю надлежало взойти на новую ступень религиозного сознания. Прежде благоволение Божие казалось ему неотделимым от "шалома", полноты земного благоденствия. Налитые виноградные гроздья, зреющий хлеб, благодатные облака в чистом воздухе-вот постоянные образы, к которым обращались пророки, когда желали зримо представить Царство Бога среди Его народа. И в самом деле, не рождает ли радость бытия ощущение богоприсутствия? Не приносит ли она с собой небесное касание, окрыляющее душу, наполняющее жизнь красотой? Но вот приходит иной опыт, скрылось солнце, сгустилась мгла. И все-таки в самой этой мгле голос Божий по-прежнему не умолкает. Слова "Бог посетил" могут означать даже наступление дней скорби. Незабываемые строки псалмов свидетельствуют об этом: они говорят, что в ночи Бог может являть Себя не менее ощутимо, чем в безоблачные дни. Рядом с Ним страдание перестает быть лишь унизительной мукой, испытания порой даже содействуют внутреннему росту человека, очищают его веру от низменных, корыстных мотивов, пронизывая ее жертвенной любовью и беззаветной отдачей. Эта мысль нашла свое выражение в притче о древнем мудреце Иове, сложенной, вероятно, среди изгнанников (5). Сатана, ангел-искуситель, утверждал, что праведность Иова-это лишь законная плата Богу за земное благополучие, что если Иов лишится даров Неба, то от его благочестия не останется и следа. Но Сатана оказался посрамлен: потеряв все, человек не поколебался в верности Богу.
И еще одна сторона страдания стала очевидной для Израиля в те дни: есть особые муки и особые мученики. Почему Иеремия, избранник Божий, был подобен "агнцу, ведомому на заклание"? Потому что он нес на себе бремя грехов своих братьев. И не только Иеремия, но и многие другие пророки прошли в своем пути через "долину смерти". Моисей, столько претерпевший от своего народа, готов был пожертвовать собой за него (Исх 32,32), да и само пророческое призвание нередко было для посланников Божиих пыткой, добровольно принятой ради спасения других. Не в этом ли жертвенном крестоношении заключена роль "святого Остатка" и "бедняков Господних", которые, претерпев мучения, принесут миру Божию правду?
Тут мы приближаемся к самому таинственному месту Ветхого Завета и в то же время самому возвышенному, где более всего он связан с Евангелием.
В унылом затишье плена раздается голос нового избранника Господня, который возвещает Израилю "новое и сокровенное" (Ис 48,6). Речи его подобны свежему ветру, внезапно подувшему над раскаленной пустыней. Ни прежде, ни после него в дохристианском мире мы не встретим такой глубины прозрения, силы и свободы духа. Он-величайший учитель, богослов и поэт Израиля. Недаром Свою первую проповедь к жителям Назарета Христос начнет словами этого пророка, а Отцы Церкви назовут его "ветхозаветным евангелистом".
x x x
Но кто же он, этот человек? Казалось бы, в Ветхом Завете о нем должно быть сказано больше или хотя бы не меньше, чем об Исайе и Иеремии.
Но тут, как ни трудно этому поверить, обнаруживается поразительный факт: непроницаемая завеса скрывает лицо пророка, даже имя его остается нам неизвестным.
Его проповеди и гимны включены в Библии в Книгу Исайи, и долгое время их из-за этого приписывали иерусалимскому пророку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71