Кто конкретно, в каких сделках и проектах был нечестен и преступал закон?
— Нет, это я на уровне мечты и общих пожеланий. Чтобы все были в равных условиях перед законом. Такова внутренняя политика господина Президента, об этом он неоднократно заявлял и предметно принимал и принимает соответствующие решения. Мы, наша фирма, очень заинтересованы в этой политике!..
— Но не настолько, чтобы их задабривать, ревизоров нюханных, давать им взятки и презенты. Молодец, Ян! Я чуть не разрыдался, слушая твою вдохновенную речь перед этими инквизиторами. Вот чего не хватало Джордано Бруно — убедительности и моральной поддержки со стороны господина Президента.
— Все-таки, вы циник, Сигорд. А я считаю, что мы честно отбоялись и отпереживались за свои четырнадцать миллионов, и даже с лихвой. Откуда мы могли знать, что это не слухи, а информация? Какая-то маникюрщица, какой-то подруге, от какой-то клиентки… Бред да и только.
— Но он принес нам деньги, этот бред.
— Оно верно. И все-таки, будь мы поувесистее, помясистее, господа из комиссии обязательно нарыли бы нам нечто фатальное: либо двоюродная племянница брата моей свояченицы работала уборщицей в одном из офисов «Фибойла», либо вы, с каким-нибудь министром, стояли рядом в очереди за бесплатными буклетами на сезонной распродаже… Им нужны жертвы и пожертвования, вот они и находят их про запас. Лишних попугают и отпустят за приличное вознаграждение, остальных свяжут — и на алтарь Немезиды, горлом к зрителям, как вы любите говорить… Просто шерсти с нас немного, вот они и не стали связываться. А так могли бы.
— Пока они нас два месяца вопросами мурыжили, мы еще двадцать пять миллионов заработали, Ян, удвоились и, таким образом, вернулись в прежнее состояние, в прямом и переносном смысле этого слова. Впрочем, инфляция и упущенное время делают нынешнее положение несколько менее привлекательным, нежели это было в прошлом году. Но! Предваряя возможные твои поползновения, я бы попросил тебя не переходить ко мне в мажордомы, а повременить еще квартал-другой. Или, может быть, ты вовсе передумаешь?
— Нет! Хочу в мажордомы. Но пусть пока поработаю на прежнем месте и в прежнем качестве, надо так надо. И еще, Сигорд, если наши дела будут улучшаться, как это и происходит ныне, а не ухудшаться, извольте привести в порядок, изменить свои жилищные условия, прежде чем они станут моим новым местом работы.
— А чем тебя твое, то есть, мое нынешнее не устраивает?
— Мое меня как раз устраивает, а ваше — нет. Во-первых, район ваш не из престижных…
— Что же мне, на набережной, с видом на Крепость жить, чтобы слева мост и справа мост?
— Хотя бы. А почему и нет? Вы человек с деньгами, а через несколько месяцев и вообще… Несолидно мне, также не обездоленному человеку, ездить в ваши трущобы и в эту конуру.
— Конуру! Миллион талеров — это тебе конура?? Раньше ты называл ее хоромами и на район никаких нападок не делал. Солидный буржуазный район, чистый, безопасный, чего тебе еще? У тебя такой же.
— Так то у меня, так то раньше: и работа была иная, и возможности ваши были поскромнее. Кроме того, мне нужен будет закуток вне моего дома, в пределах вашего нового жилья, где я мог бы разместиться автономно, на день и в ночное время, если понадобится. И можно дым чуть в сторону?
Сигрод помахал рукой, якобы разгоняя табачный дым, поухмылялся, покрутил головой…
— Тебе мат. В два хода. Хорошо, я согласен. Если через три месяца мы будем по-прежнему при фортуне — куплю. Но никто иной как ты этим займешься: продажей старого, покупкой нового, обустройством, переездом… И всем прочим ужасом. Это твое рабочее место, тебе и выбирать. Только, чур, девок в свой закуток в моем доме не водить. Что? Какой еще, к свиньям, бюджет покупки? Ближе к лету — да, определимся, сколько средств можно выделить под новое жилье, чтобы не в ущерб нашему капиталистическому развитию. Но не сейчас.
И пришло лето, и сколько ни уговаривал Сигорд своего младшего компаньона одуматься, по-хорошему уговаривал, без давления, тот наотрез отказался. Зато и новую квартиру он выбрал, как и грозился: на набережной Тикса, в одном из самых престижных районов Бабилона, с видом на древнюю Крепость, раскинувшуюся на противоположном берегу, на Кроличьем острове. Покупка двухсоттридцатиметровой одноуровневой квартиры на пятом этаже пятиэтажного дома обошлась в три с половиной миллиона талеров, ремонт и обустройство — еще миллион.
— Ты псих, Яблонски!
— А вы обещали не мешать.
— Я и не мешаю, но пятнадцать тысяч талеров за один квадратный метр — чтобы я в ночное время мог смотреть на коричневую воду и корыта-тарахтелки с моторами — это запредел!
— Двадцать тысяч, потому что вся эта миллионная начинка отныне входит в стоимость ваших квадратов. Здесь как с прежней квартирой: вы же ее продали ровно за миллион, вместе с содержимым. И почему только ночью? У вас почти каждый месяц есть выходные, сидите себе у окна и смотрите на пейзаж, кофе попивайте.
— Я, разве? Это ты ее продал, Ян, я только доверенность на тебя оформлял. И мне отныне одному приходится надрываться на бирже, в то время как барыши делим вдвоем. Неплохо ты пристроился за моей спиной, неплохо.
— Барыши делим, верно. Только из общих двухсот миллионов, почему-то, моих только четыре, а все остальные — ваши. Нет, нет, нет, нет… Ради Бога, Сигорд, давайте не спорить, я ведь не в смысле попрека, меня статус кво более чем устраивает, я человек абсолютно одинокий и холостой, мне копить не для кого. А просто, чтобы расставить…
— Во-первых, не четыре, а пять.
— Как это, давно ли?
— Со вчерашнего дня, после камеральной проверки в налоговой. Те деньги, что мы, между делом, ввалили в телесериал — оказались очень везучими. При случае зайди к нам в контору, я тебе покажу итоговые документы. Так что отныне ты можешь считать себя долларовым мономиллионером, если тебе это интересно. Кроме того, мне западло держать при себе мажордома миллионера на таком нищенском окладе и я его удваиваю. Отныне будешь получать пятьдесят тысяч в месяц, как и я. Твоя доля дивидендов за прошлый год — тоже пятьдесят, я уже перечислил. Плюс индивидуальная премия — еще пятьдесят.
— Скажите пожалуйста! Наверное, даже у домоправителя Господина Президента нет такого солидного оклада! Впору лопнуть от гордости и важности. Пятьдесят тысяч, надо же!
— Мало?
— Больше, чем много, тем паче, что мне еще и пенсия идет. Деньги не имеют надо мной власти.
— А большие деньги? А, Яблонски?
— Большие деньги не имеют большой власти, не отвлекайте. Это вы, как с нашим «голливудом» связались, так постоянно по дорогим девкам таскаетесь, деньги мотаете, как будто у тех певичек и актрисок прелести иначе устроены, нежели у порядочных женщин. А мне моих денег и раньше девать некуда было… Может, мотор поменять? Возьму себе модную, настоящую европейскую модель, типа спортивной… Двухместную, с откидным верхом…
— Все девки будут твои, сразу же. От меня к тебе перебегут, да-а! — Сигорд театрально замер, с ферзем в руке, напустил на себя серьезный вид и словно бы задумался о горьком своем грядущем, в котором орды молоденьких женщин с презрением покинут его в пользу лихого пенсионера Яблонски. — Вот и посмотришь заодно, как они там по-особенному устроены.
— Нечего там смотреть, такие же и так же.
— Может быть и не такие, а вовсе даже по особому структурированные, не то почему же их по телевизору да в кино раздетыми показывают? Эх, Ян, я бы на них впятеро больше тратил, в смысле — впятеро чаще, да куда уж мне, в мои годы… Раз в неделю — и я сыт по уши. Да и не много я мотаю… Не много, не спорь, я специально считал. Рестораны, то, се, корзина фруктов, цветы… Иной раз на представительские ланчи больше уходит. Я ведь не дурак — драгоценности им дарить, я ведь жмот, ты же знаешь…
— Этого я как раз не знаю, но факт остается фактом: возле вас они надолго не задерживаются.
— И хорошо, я не против. Ты что, кстати говоря, на свои собственные деньги мой дом ведешь? — Это первый к тебе вопрос…
— А второй?
— Не видел ли ты мои очки, которые черепаховые, для чтения?
— Вот они, за пепельницей. Отвечаю на первый: нет, не на свои. Нельзя двигать эту пешку, вам шах открывается. Вы же мне дали «дебетку», я с нее снимаю… или должен снимать в пределах десяти тысяч ежемесячно. Как деньги иссякнут, я обязан вам об этом сообщить, но они пока имеются.
— А, точно, я забыл.
— Забыли, либо проверяете. То и другое весьма присуще узколобым надутым нуворишам, обезумевшим от внезапных барышей, но по-прежнему мелкотравчатым.
— Это я нувориш???
— А кто — я, что ли?
— Понятно. Тогда у меня третий вопрос: ты чем пыль с пола убираешь — тряпкой, щеткой или пылесосом?
— По обстановке, так и эдак бывает, а что?
— Ничего. Просто, мне, с таким мажордомом, никогда из нуворишей в порядочные лорды не выбиться. Ты еще в своей псевдоливрейной «тройке» ведро с мусором во двор вынеси!
— Не понял вас?
— Найми горничную — раз, найди приходящего повара, либо повариху, либо постоянную кухню в каком-нибудь ресторанчике — два. Шофера, чтобы присматривал на постоянной основе за моторами, твоими и моими — три! Кастелянша чтобы была — четыре. Охранник. Можно на совмещении, но чтобы все эти функции были охвачены челядью, вернее, чтобы челядь была охвачена всеми этими функциями.
— А я что тогда буду делать?
— Ими руководить. И читать, повышать свой культурный уровень тонким знанием этикета, чтобы мне не стыдно было пригласить на крокет и дерби друзей-аристократов из лучших королевских домов Австралии и Бразилии. Где твоя булава, коей ты должен ударять в паркетный пол, объявляя то или иное действо?
— Гм… исправлюсь.
— Тридцатки на все хватит? Ежемесячно?
— Вместо тех десяти?
— Дополнительно.
— Конечно, хватит, еще и останутся.
— Я пополню «дебетку», а ты не забывай мне напоминать.
— Хорошо.
— С горничной — по обстановке, если молодая и горячая окажется, но явного, демонстративного распутства у себя в доме не потерплю.
— Послушайте, Сигорд!
— Что же касаемо домоправителя Господина Президента, Яблонски, то он наверняка получает оклад меньше твоего, в разы и порядки, но это не мешает ему стремиться стать богаче меня. Я бы не удивился, узнав, что он таки богаче. И не потому, что я безденежный, но потому, что взятки во Дворце предельно большие, хотя и не редкие. А мажордом — это человек очень близкий, очень знающий, очень информированный…
— Намек понял. Я никогда и ни с кем ничего, нашего с вами, не обсуждаю, ни на улице, ни в клубе. В этом можете вообще не сомневаться. Так я убираю доску? Или последнюю партеечку?
— Битому неймется? Расставляй.
* * *
Из приемной господина Президента вывалился распаренный, что называется, господин, одной рукой он сразу же выдернул платок — вытирать лоб и шею, а другой потянул было из кармана мобильный, да спохватился — пусто в кармане.
— Эдгар, дружище! Сколько лет, сколько зим!
— О… Михаель, ты???
— Я, черт меня забодай! Слышал о тебе, но не ожидал здесь увидеть… Вру, конечно же ожидал, что ты приедешь, но того не прикидывал, что так скоро встретимся… Ты изменился, пожалуй, в лучшую сторону.
— А ты не изменился вообще, разве что крупные «погонные» звезды на большие «эполетные» поменял. Главное, с выгодой! Погоди, Мик, я получу свой телефон, потом давай отойдем в сторону… Хочешь, поедем, встречу отметим?
— Эдгар, всей душой рад бы — не могу, на ковер кличут. Но пара минут у нас, похоже, есть…
Мужчины отошли в ту часть громадного помещения, где можно было курить и расположились в креслах. Предложенные напитки отвергли, но с удовольствием задымили сигарами. В приемной было совсем немного народу, разговаривали все вполголоса. Тот, кого звали Эдгаром, трубку забрал, но включать не стал: это было категорически запрещено до выхода из Дворца.
— Орден принимать пришел?
— Клизму получать. Ордена — дело редкое, праздничное, Кабан лично за ними ездит. А клизмы — повседневность, ее он мне доверяет. Но ты же знаешь карьерные порядки, сам ведь в теме… Так ты в гости к нам из Иневии, или вернулся?
— Второе. Закончилась моя опала, и я возвращаюсь.
— Надеюсь, не на прежний пост?
— Ну… Сам пообещал, что на ступеньку выше. Похоже, в замы ставят к мэру, если не шутит. В первые, но скорее, все же, во вторые. Но, типа, на вырост.
— Ого. А говорят — в провинции люди потухают навсегда. Господин Шредер, так мне, небось, пристало отныне — стоя с вами разговаривать? А я расселся тут, китель нараспашку…
— Брось, Михаель, не тебе прибедняться. Ты… случайно меня увидел? Или…
— Или — что?
— Ну… По службе там…
— Скорее, по Конторе. И да, и нет. Честно, не ожидал сегодня и сейчас, однако Сабборг велел мне, как твоему закадычному… Вернее, порекомендовал связаться с тобою побыстрее и передать от него привет. Он бы тоже был бы рад с тобою пообщаться, причем, не откладывая это дело в долгий ящик.
— Да я хоть сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Нет, это я на уровне мечты и общих пожеланий. Чтобы все были в равных условиях перед законом. Такова внутренняя политика господина Президента, об этом он неоднократно заявлял и предметно принимал и принимает соответствующие решения. Мы, наша фирма, очень заинтересованы в этой политике!..
— Но не настолько, чтобы их задабривать, ревизоров нюханных, давать им взятки и презенты. Молодец, Ян! Я чуть не разрыдался, слушая твою вдохновенную речь перед этими инквизиторами. Вот чего не хватало Джордано Бруно — убедительности и моральной поддержки со стороны господина Президента.
— Все-таки, вы циник, Сигорд. А я считаю, что мы честно отбоялись и отпереживались за свои четырнадцать миллионов, и даже с лихвой. Откуда мы могли знать, что это не слухи, а информация? Какая-то маникюрщица, какой-то подруге, от какой-то клиентки… Бред да и только.
— Но он принес нам деньги, этот бред.
— Оно верно. И все-таки, будь мы поувесистее, помясистее, господа из комиссии обязательно нарыли бы нам нечто фатальное: либо двоюродная племянница брата моей свояченицы работала уборщицей в одном из офисов «Фибойла», либо вы, с каким-нибудь министром, стояли рядом в очереди за бесплатными буклетами на сезонной распродаже… Им нужны жертвы и пожертвования, вот они и находят их про запас. Лишних попугают и отпустят за приличное вознаграждение, остальных свяжут — и на алтарь Немезиды, горлом к зрителям, как вы любите говорить… Просто шерсти с нас немного, вот они и не стали связываться. А так могли бы.
— Пока они нас два месяца вопросами мурыжили, мы еще двадцать пять миллионов заработали, Ян, удвоились и, таким образом, вернулись в прежнее состояние, в прямом и переносном смысле этого слова. Впрочем, инфляция и упущенное время делают нынешнее положение несколько менее привлекательным, нежели это было в прошлом году. Но! Предваряя возможные твои поползновения, я бы попросил тебя не переходить ко мне в мажордомы, а повременить еще квартал-другой. Или, может быть, ты вовсе передумаешь?
— Нет! Хочу в мажордомы. Но пусть пока поработаю на прежнем месте и в прежнем качестве, надо так надо. И еще, Сигорд, если наши дела будут улучшаться, как это и происходит ныне, а не ухудшаться, извольте привести в порядок, изменить свои жилищные условия, прежде чем они станут моим новым местом работы.
— А чем тебя твое, то есть, мое нынешнее не устраивает?
— Мое меня как раз устраивает, а ваше — нет. Во-первых, район ваш не из престижных…
— Что же мне, на набережной, с видом на Крепость жить, чтобы слева мост и справа мост?
— Хотя бы. А почему и нет? Вы человек с деньгами, а через несколько месяцев и вообще… Несолидно мне, также не обездоленному человеку, ездить в ваши трущобы и в эту конуру.
— Конуру! Миллион талеров — это тебе конура?? Раньше ты называл ее хоромами и на район никаких нападок не делал. Солидный буржуазный район, чистый, безопасный, чего тебе еще? У тебя такой же.
— Так то у меня, так то раньше: и работа была иная, и возможности ваши были поскромнее. Кроме того, мне нужен будет закуток вне моего дома, в пределах вашего нового жилья, где я мог бы разместиться автономно, на день и в ночное время, если понадобится. И можно дым чуть в сторону?
Сигрод помахал рукой, якобы разгоняя табачный дым, поухмылялся, покрутил головой…
— Тебе мат. В два хода. Хорошо, я согласен. Если через три месяца мы будем по-прежнему при фортуне — куплю. Но никто иной как ты этим займешься: продажей старого, покупкой нового, обустройством, переездом… И всем прочим ужасом. Это твое рабочее место, тебе и выбирать. Только, чур, девок в свой закуток в моем доме не водить. Что? Какой еще, к свиньям, бюджет покупки? Ближе к лету — да, определимся, сколько средств можно выделить под новое жилье, чтобы не в ущерб нашему капиталистическому развитию. Но не сейчас.
И пришло лето, и сколько ни уговаривал Сигорд своего младшего компаньона одуматься, по-хорошему уговаривал, без давления, тот наотрез отказался. Зато и новую квартиру он выбрал, как и грозился: на набережной Тикса, в одном из самых престижных районов Бабилона, с видом на древнюю Крепость, раскинувшуюся на противоположном берегу, на Кроличьем острове. Покупка двухсоттридцатиметровой одноуровневой квартиры на пятом этаже пятиэтажного дома обошлась в три с половиной миллиона талеров, ремонт и обустройство — еще миллион.
— Ты псих, Яблонски!
— А вы обещали не мешать.
— Я и не мешаю, но пятнадцать тысяч талеров за один квадратный метр — чтобы я в ночное время мог смотреть на коричневую воду и корыта-тарахтелки с моторами — это запредел!
— Двадцать тысяч, потому что вся эта миллионная начинка отныне входит в стоимость ваших квадратов. Здесь как с прежней квартирой: вы же ее продали ровно за миллион, вместе с содержимым. И почему только ночью? У вас почти каждый месяц есть выходные, сидите себе у окна и смотрите на пейзаж, кофе попивайте.
— Я, разве? Это ты ее продал, Ян, я только доверенность на тебя оформлял. И мне отныне одному приходится надрываться на бирже, в то время как барыши делим вдвоем. Неплохо ты пристроился за моей спиной, неплохо.
— Барыши делим, верно. Только из общих двухсот миллионов, почему-то, моих только четыре, а все остальные — ваши. Нет, нет, нет, нет… Ради Бога, Сигорд, давайте не спорить, я ведь не в смысле попрека, меня статус кво более чем устраивает, я человек абсолютно одинокий и холостой, мне копить не для кого. А просто, чтобы расставить…
— Во-первых, не четыре, а пять.
— Как это, давно ли?
— Со вчерашнего дня, после камеральной проверки в налоговой. Те деньги, что мы, между делом, ввалили в телесериал — оказались очень везучими. При случае зайди к нам в контору, я тебе покажу итоговые документы. Так что отныне ты можешь считать себя долларовым мономиллионером, если тебе это интересно. Кроме того, мне западло держать при себе мажордома миллионера на таком нищенском окладе и я его удваиваю. Отныне будешь получать пятьдесят тысяч в месяц, как и я. Твоя доля дивидендов за прошлый год — тоже пятьдесят, я уже перечислил. Плюс индивидуальная премия — еще пятьдесят.
— Скажите пожалуйста! Наверное, даже у домоправителя Господина Президента нет такого солидного оклада! Впору лопнуть от гордости и важности. Пятьдесят тысяч, надо же!
— Мало?
— Больше, чем много, тем паче, что мне еще и пенсия идет. Деньги не имеют надо мной власти.
— А большие деньги? А, Яблонски?
— Большие деньги не имеют большой власти, не отвлекайте. Это вы, как с нашим «голливудом» связались, так постоянно по дорогим девкам таскаетесь, деньги мотаете, как будто у тех певичек и актрисок прелести иначе устроены, нежели у порядочных женщин. А мне моих денег и раньше девать некуда было… Может, мотор поменять? Возьму себе модную, настоящую европейскую модель, типа спортивной… Двухместную, с откидным верхом…
— Все девки будут твои, сразу же. От меня к тебе перебегут, да-а! — Сигорд театрально замер, с ферзем в руке, напустил на себя серьезный вид и словно бы задумался о горьком своем грядущем, в котором орды молоденьких женщин с презрением покинут его в пользу лихого пенсионера Яблонски. — Вот и посмотришь заодно, как они там по-особенному устроены.
— Нечего там смотреть, такие же и так же.
— Может быть и не такие, а вовсе даже по особому структурированные, не то почему же их по телевизору да в кино раздетыми показывают? Эх, Ян, я бы на них впятеро больше тратил, в смысле — впятеро чаще, да куда уж мне, в мои годы… Раз в неделю — и я сыт по уши. Да и не много я мотаю… Не много, не спорь, я специально считал. Рестораны, то, се, корзина фруктов, цветы… Иной раз на представительские ланчи больше уходит. Я ведь не дурак — драгоценности им дарить, я ведь жмот, ты же знаешь…
— Этого я как раз не знаю, но факт остается фактом: возле вас они надолго не задерживаются.
— И хорошо, я не против. Ты что, кстати говоря, на свои собственные деньги мой дом ведешь? — Это первый к тебе вопрос…
— А второй?
— Не видел ли ты мои очки, которые черепаховые, для чтения?
— Вот они, за пепельницей. Отвечаю на первый: нет, не на свои. Нельзя двигать эту пешку, вам шах открывается. Вы же мне дали «дебетку», я с нее снимаю… или должен снимать в пределах десяти тысяч ежемесячно. Как деньги иссякнут, я обязан вам об этом сообщить, но они пока имеются.
— А, точно, я забыл.
— Забыли, либо проверяете. То и другое весьма присуще узколобым надутым нуворишам, обезумевшим от внезапных барышей, но по-прежнему мелкотравчатым.
— Это я нувориш???
— А кто — я, что ли?
— Понятно. Тогда у меня третий вопрос: ты чем пыль с пола убираешь — тряпкой, щеткой или пылесосом?
— По обстановке, так и эдак бывает, а что?
— Ничего. Просто, мне, с таким мажордомом, никогда из нуворишей в порядочные лорды не выбиться. Ты еще в своей псевдоливрейной «тройке» ведро с мусором во двор вынеси!
— Не понял вас?
— Найми горничную — раз, найди приходящего повара, либо повариху, либо постоянную кухню в каком-нибудь ресторанчике — два. Шофера, чтобы присматривал на постоянной основе за моторами, твоими и моими — три! Кастелянша чтобы была — четыре. Охранник. Можно на совмещении, но чтобы все эти функции были охвачены челядью, вернее, чтобы челядь была охвачена всеми этими функциями.
— А я что тогда буду делать?
— Ими руководить. И читать, повышать свой культурный уровень тонким знанием этикета, чтобы мне не стыдно было пригласить на крокет и дерби друзей-аристократов из лучших королевских домов Австралии и Бразилии. Где твоя булава, коей ты должен ударять в паркетный пол, объявляя то или иное действо?
— Гм… исправлюсь.
— Тридцатки на все хватит? Ежемесячно?
— Вместо тех десяти?
— Дополнительно.
— Конечно, хватит, еще и останутся.
— Я пополню «дебетку», а ты не забывай мне напоминать.
— Хорошо.
— С горничной — по обстановке, если молодая и горячая окажется, но явного, демонстративного распутства у себя в доме не потерплю.
— Послушайте, Сигорд!
— Что же касаемо домоправителя Господина Президента, Яблонски, то он наверняка получает оклад меньше твоего, в разы и порядки, но это не мешает ему стремиться стать богаче меня. Я бы не удивился, узнав, что он таки богаче. И не потому, что я безденежный, но потому, что взятки во Дворце предельно большие, хотя и не редкие. А мажордом — это человек очень близкий, очень знающий, очень информированный…
— Намек понял. Я никогда и ни с кем ничего, нашего с вами, не обсуждаю, ни на улице, ни в клубе. В этом можете вообще не сомневаться. Так я убираю доску? Или последнюю партеечку?
— Битому неймется? Расставляй.
* * *
Из приемной господина Президента вывалился распаренный, что называется, господин, одной рукой он сразу же выдернул платок — вытирать лоб и шею, а другой потянул было из кармана мобильный, да спохватился — пусто в кармане.
— Эдгар, дружище! Сколько лет, сколько зим!
— О… Михаель, ты???
— Я, черт меня забодай! Слышал о тебе, но не ожидал здесь увидеть… Вру, конечно же ожидал, что ты приедешь, но того не прикидывал, что так скоро встретимся… Ты изменился, пожалуй, в лучшую сторону.
— А ты не изменился вообще, разве что крупные «погонные» звезды на большие «эполетные» поменял. Главное, с выгодой! Погоди, Мик, я получу свой телефон, потом давай отойдем в сторону… Хочешь, поедем, встречу отметим?
— Эдгар, всей душой рад бы — не могу, на ковер кличут. Но пара минут у нас, похоже, есть…
Мужчины отошли в ту часть громадного помещения, где можно было курить и расположились в креслах. Предложенные напитки отвергли, но с удовольствием задымили сигарами. В приемной было совсем немного народу, разговаривали все вполголоса. Тот, кого звали Эдгаром, трубку забрал, но включать не стал: это было категорически запрещено до выхода из Дворца.
— Орден принимать пришел?
— Клизму получать. Ордена — дело редкое, праздничное, Кабан лично за ними ездит. А клизмы — повседневность, ее он мне доверяет. Но ты же знаешь карьерные порядки, сам ведь в теме… Так ты в гости к нам из Иневии, или вернулся?
— Второе. Закончилась моя опала, и я возвращаюсь.
— Надеюсь, не на прежний пост?
— Ну… Сам пообещал, что на ступеньку выше. Похоже, в замы ставят к мэру, если не шутит. В первые, но скорее, все же, во вторые. Но, типа, на вырост.
— Ого. А говорят — в провинции люди потухают навсегда. Господин Шредер, так мне, небось, пристало отныне — стоя с вами разговаривать? А я расселся тут, китель нараспашку…
— Брось, Михаель, не тебе прибедняться. Ты… случайно меня увидел? Или…
— Или — что?
— Ну… По службе там…
— Скорее, по Конторе. И да, и нет. Честно, не ожидал сегодня и сейчас, однако Сабборг велел мне, как твоему закадычному… Вернее, порекомендовал связаться с тобою побыстрее и передать от него привет. Он бы тоже был бы рад с тобою пообщаться, причем, не откладывая это дело в долгий ящик.
— Да я хоть сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56