Он должен был понимать, что их слишком много для подобной авантюры.
Но Крейн был голоден. Швы разошлись и посыпались опилки. Интересно, хватило ли у него ума понять, что перед лицом полного провала он повел себя старомодно, предавшись самобичеванию. Такому, как проигранная игра в бридж с большими ставками.
Теперь было что продолжать, откалывая кусок за куском. Действующий в одиночку, как правило, неуязвим. Но действующие группой слабы настолько, насколько слабейший в шайке. Все уравнивается. А самый слабый — это обычно тот, кто получил наименьшую часть добычи. И кто знает меньше всех. Но так как эта операция была полузаконной, то Крейн Уаттс обладал полезной информацией. Большому мошеннику часто требуется подходящий человек из местных для прикрытия. Я мог предположить, как, по всей видимости, поделили деньги Артура. Сто тысяч Стебберу, пятьдесят — Вильме, пятьдесят — Дж. Гаррисону Гизику, остальное — Уаттсу, Уаксвеллу, попечителю Кипплер-Тракта и на накладные расходы. Меня несколько беспокоила роль Бу Уаксвелла. Бить Артура столь жестоко было глупо. Но, может быть, они почувствовали, что необходимо подкрепление? Для кого? Не похоже, чтобы Уаттс выходил за рамки. Может быть, в том, что рассказали Артуру и была доля правды. Уаксвелл играл существенную роль в переговорах по Кипплер-Тракту. Это могло означать контроль над попечителем. А где была эта хладнокровная мастерица мисс Браун? И знает ли что-нибудь полезное эта рыжая дешевочка с невозможным именем Дилли Старр, — если ее удастся отыскать?
Я медленно ехал к центру очень богатого и приятного городка Неаполя, размышляя о том, как там старый добрый Фрэнк наслаждается Испанией.
Глава 8
Войдя в большую аптеку на Пятой авеню Неаполя, я был слегка удивлен, увидав, что еще нет и девяти. У одной из секций прилавка слонялось несколько хулиганистого вида тинэйджеров, и я постарался усесться как можно дальше от них. Они мне даже нравятся, но в небольших количествах. Однако, когда они общаются, выставляясь друг перед другом, то повергают меня в печаль. Парни кипятятся и толкаются, повторяя каждый свой комментарий неуверенным ломким баритоном раз за разом, пока не выжмут, в конце концов, последний смешок из своих нежных маленьких девочек с огромными окурками. И непрерывно высказывают крутые и поспешные суждения о своем окружении, чтобы убедиться, что нужным образом разочаровывают аудиторию придурков. А заметили ли вы, как много в последнее время развелось толстых детей? И подобные шалопаи, как правило, из тех, кто признан негодным к военной службе. Стоящие ребята в любом классе бывают подтянутыми, искренними, коричневыми от загара, имеют много других дел и даже — подумать только — спокойно переносят одиночество. Эта жирная компашка приближалась к концу учебного года и можно было заранее предсказать, что они будут околачиваться тут все лето, причем некоторые из них станут оплодотворять друг друга. Они будут старательно копировать манеры и внешний вид своих краткосрочных идолов. Некоторые из них отметят это лето кровавым подтеком на подходе к мосту. Выжившие будут удивляться десять лет спустя, почему в их жизни никогда не было переломной точки.
Я взял кофе с сэндвичем и отправился в кабинку изучить телефонную книгу Неаполя. Миссис Милдред Муни была записана по адресу: Двадцать первая авеню, 17. Она ответила после пятого звонка и апатичным голосом назвала себя.
— Скажите, не мог бы я заехать к вам и кое-что обсудить. Меня зовут Макги.
— Боюсь, что нет. Не сегодня. Я должна была сидеть с ребенком, но у меня начался очередной приступ головной боли, пришлось найти сиделку, а я уже легла в постель, мистер.
— По крайней мере, я могу разъяснить вам, в чем дело. Я пытаюсь помочь одному человеку, на которого вы работали. Это Артур Уилкинсон. У вас может быть некоторая информация, которая бы мне пригодилась, миссис Муни.
— Он действительно милый человек. И действительно хорошо ко мне относился. Ему как-то страшно не повезло, потерял все свои деньги, или что-то в этом роде, так внезапно. Но я не вижу, чем могла бы помочь вам.
— Я не займу у вас много времени.
После долгого молчания дама сказала.
— Ну, ладно, похоже я все равно не засну.
— Тогда я буду у вас через несколько минут.
* * *
Она сидела в угловом кресле маленькой гостиной в хорошо обставленной квартирке, при слабом свете единственной лампочки, горевшей в противоположном углу. Грузная женщина с немолодым лицом и колючими седыми волосами, одетая в стеганый винно-красный халат.
— Когда я в таком состоянии, — сказала она, — то яркий свет мне словно иголками глаза колет. На меня это три-четыре раза в год находит, и тогда я никуда не гожусь, пока все не пройдет. У меня постоянная клиентура и хватает работы, чтобы обеспечить себе жизнь. Но работа в большом доме на побережье в прошлом году оказалась свыше моих сил. Там достаточно платили по местным меркам, и хозяев всего двое, но мадам палец о палец не ударила. И я много клиентов потеряла, взяв такую постоянную работу.
Потом потребовалось много времени, чтобы вновь получить клиентуру. Так что похоже я ничего не приобрела, кроме того, что трудилась изо всех сил. Нет, я не возражаю против того, чтобы поработать, но когда хозяева приходят и уходят, приходится снова что-то для себя подыскивать. Лучше всего иметь что-нибудь постоянное. Но я должна сразу сказать вам, что взяла за правило никогда не говорить о своих клиентах, потому что как только начнешь это делать, то первые же сведения, что от тебя узнают, пойдут по округе и пиши пропала вся клиентура. Из того, что я повидала, можно книгу написать, уж поверьте.
— Я не собираюсь расспрашивать вас о ком-либо из ваших постоянных клиентов, миссис Муни. Я хочу, чтобы вы задумались над тем, что никогда раньше не приходило вам в голову. Но не поменяется ли что-нибудь в вашем жизненном кредо, если вы узнаете, что Вильма была членом тайной группы, вымогавшей деньги у Артура Уилкинсона.
— А разве она не была его женой? Они так говорили.
— Они прошли соответствующую церемонию. Возможно, она была несвободна и не могла выходить замуж. Возможно, это просто один из способов приручить его, чтобы было проще отбирать деньги.
Муни несколько раз пощелкала языком. Задумчиво помолчав, она сказала:
— Я несколько раз хотела бросить эту работу, поверьте, и оставалась только из-за него. Она была этакой хорошенькой маленькой штучкой, очень живой, но, наверное, старше, чем он думал. Несомненно она тратила уйму времени на свое лицо и волосы. Знаете, она делала одну вещь, о которой я никогда раньше не слышала. Она осторожно терла лицо наждачной бумагой, а это, ей-богу, оставляет маленькие ссадинки и почти снимает слой кожицы. А потом она мазала его белой, ядовитой гадостью, накладывала какую-то маску и лежала так в течение часа. С ним она была чудненькой большую часть времени, достаточно милой оставалась и со мной, когда он был рядом, но стоило нам остаться вдвоем, как я становилась просто мебелью. Она меня не замечала и моих вопросов не слышала. Иногда оборачивалась в мою сторону, злая как оса, глаза так и прищуриваются. Не то чтобы в ярости, но с ледяной злобой. Ни от кого мне не приходилось терпеть ничего подобного. Но он был такой милый, милый человек. И скажу я вам, использовала она его по-черному. Только что не на четвереньках ждать себя заставляла. А если ей требовалось что-то, скорее ей чем ему, то он должен был пойти и принести. Он расчесывал ей волосы, такие тонкие настоящие белокурые волосы, разделял на сто прядок и после каждых десяти чуть-чуть смазывал мягкую щетку каким-то пахучим маслом, а она хныкала, если он со счета сбивался. Заставляла мазать ее всю, с ног до головы, маслом от загара и еще хуже, смотреть жалко, брить ей пушок на хорошеньких ножках электробритвой. Потом она ощупывала, проверяла, все ли он хорошо сделал и где что оставил. Потом гладила его по головке. Мой муж, мистер Муни, упокой, Господь его душу, был мужчиной, и ни одной женщине не удалось бы превратить его в горничную, как сделала это Вильма с мистером Уилкинсоном. Жалко мне было бедняжку. Не знаю, мистер Макги. Мне казалось, это было просто неудачное решение вложить деньги во что-то, что так плохо для него обернулась. Но боюсь, она была себе на уме и вообще ни с кем не считалась.
— Давайте предположим, что она подставила его мистеру Стебберу, который обманул его. Может такое быть?
— Мистер Стеббер казался настоящим джентльменом, из тех что мило благодарит вас за любую мелочь. Улыбчивый такой. И вы бы сказали, что он действительно большая шишка, преуспевающий и тому подобное. Она его знала откуда-то. Потом тут появился этот высокий, болезненного вида с забавным именем.
— Гизик?
— С ним не нужно было много говорить. Он вел себя так, словно все время поглощен раздумьями о каких-то важных вещах, происходящих далеко отсюда. Мне кажется, что если мистера Уилкинсона обманули, то и молодой Крейн Уаттс должен был получить свою долю. Говорят, он страшно опустился, пьет, играет. Практики у него почти нет; дом они, наверное, потеряют, так что слава Богу, у них нет детей. Кто в таких случаях больше всех страдает, так это дети. Они же не понимают. Это не мои постоянные клиенты, да они ими и не были никогда. И я рассказываю вам, то что всем уже давно известно.
— Понимаю.
— Вертелся тут еще один, они его называли Бу. Судя по его произношению, он откуда-то из здешних болот. Я бы сказала человек из низшего класса. И уж если кто кого и ограбил, то не сомневаюсь, он один из них. Ну, а раз она в этом замешана, то я бы сказала, что вместе с этим парнем Бу.
— Почему вы так считаете?
— Наверно, потому что он вечно заглядывал...
— Я почувствовал какую-то недомолвку.
— Должно быть, было еще что-то.
— Я предпочла бы не говорить об этом.
— Тут любая мелочь может помочь.
— Это... это не совсем приличный разговор, и мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я отношусь к тем горничным, что остаются работать в домах, где такое происходит. Я старая горничная. Я была двенадцать лет замужем за мистером Муни и родила трех дорогих мне детишек, которые умерли, все, до единого. Вспоминаю, и каждый раз просто сердце разрывается. А мистер Муни умирал в таких страшных мучениях, что я благословила Бога, когда все кончилось. Что произошло, так это как-то раз днем, задолго до того, как они отказались от дома. Миссис Уилкинсон сидела с этим парнем Бу у бассейна, рядышком, в шезлонгах, и подставляла лицо солнышку. Мистер Уилкинсон тогда зачем-то уехал в город, а я случайно выглянула из подсобки, где белье для стирки сортировала. Я на них сбоку поглядывала. Она была в таком открытом белом купальнике, нижняя часть, как узенькая полосочка с каемочкой. И вдруг я заметила, что он медленно тянет руку и... запускает ее ей в трусики. Я было решила, что она дремлет, проснется сейчас и задаст ему перцу. Но она и не шелохнулась. Знаете, как бывает, когда хочешь отвести взгляд и не можешь, словно окаменела? А когда она пошевелилась, то лишь для того, чтобы слегка облегчить ему работу, не отворачивая лица от солнца и не открывая глаз. Я отвернулась и принялась за дело, как сумасшедшая, разбрасывая одежду, перепутав все так, что снова пришлось сортировать, и разбрызгала мыльную воду, когда запихивала белье в машину. А когда я услышала всплеск, то снова выглянула. Они уже были в бассейне. И хохотали. Тогда я поняла, какая злая жена у мистера и уже начала строить планы, как бы уйти в конце месяца, но не успела им этого объявить, как они сами сказали, что отказываются от дома на побережье. Этот тип Бу вечно там толкался в последние недели, а мистер Стеббер и тот, больной, уехали, наверно обратно в Тампу.
— В Тампу? — повторил я громко, и даже сам вздрогнул.
— Ну да, конечно, он ведь там живет.
— Почему вы так уверены в этом?
— Потому что я действительно хорошая повариха. Мистер Муни, упокой, Господи его душу, говорил, что я лучшая в мире. А этот человек любил поесть. Я никогда не отмеряю продукты. Просто кладу на глаз, как мне кажется верным. Когда-то я работала в ресторане, но возненавидела его. Там все взвешивать приходилось и много готовить. Я не привираю, когда говорю, что были там посетители, предлагавшие мне столько денег, что и не выговорить, чтобы я с ними на север уехала. Мистер Стеббер — один из тех, кто жизнь отдаст, чтобы поесть вкусно. Это легко определить. Обычно много едят такие толстяки, как он. Они глаза прикрывают, когда в первый раз что-то пробуют, урчат и сами себе улыбаются. Он тогда на кухню вышел, там, в доме на побережье, и сказал: «Миссис Муни, только между нами, когда вы больше не будете нужны Уилкинсонам, приезжайте готовить ко мне, в Тампу. Никакой тяжелой домашней работы не будет. Собственная комната с ванной и цветным телевизором вам обеспечена; Я часто уезжаю и в мое отсутствие у вас будет отпуск. Готовить больше, чем на семь-восемь человек вам не придется, да и то не часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37