Нет сомнения, что это первенство Петра возбуждало некоторую зависть. Ревность эта разгоралась ввиду будущего Царствия Божьего, где все ученики будут сидеть на тронах по правую и левую руку учителя, чтоб судить двенадцать колен Израиля. Возбуждался вопрос, кто же будет сидеть ближе других к сыну человеческому как бы в роли его первого министра или представителя. Оба сына Зеведеева предъявили права на этот пост. Занятые этой мыслью, они направили к учителю свою мать Саломею, которая однажды отвела Иисуса в сторону и стала ходатайствовать перед ним, чтоб он отдал оба эти почетных места ее сыновьям.
Иисус отклонил эту просьбу своим обычным способом, заявив, что тот, кто возвеличивается, будет унижен и что Царство Небесное будет принадлежать малым. Это произвело некоторое волнение в общине: создалось большое неудовольствие против Иакова и Иоанна.
Все приведенные выше лица, насколько нам о них что-нибудь известно, сначала, по-видимому, были рыбаками. В стране, где нравы были просты, где все работали, это ремесло не стояло так низко, как это стараются подчеркнуть те декламаторы-проповедники, которые видят чудесные элементы в происхождении христианства. Во всяком случае, справедливо лишь то, что ни один из учеников не принадлежал к высшему общественному классу. Быть может, один Левий, сын Алфея, а также и Матфей были откупщиками. Но те, кому в Иудее давали это имя, не были генеральными откупщиками, людьми высокого общественного положения, всегда принадлежавшими к сословию римских всадников и именуемыми в Риме «publicani». Это были агенты главных откупщиков, чиновники низшего ранга, обыкновенные таможенные надсмотрщики. Большая дорога из Акры в Дамаск, одна из древнейших дорог мира, пересекавшая Галилею возле самого озера, концентрировала вокруг себя большое количество людей. Капернаум, который находился, вероятно, на самой дороге, был населен значительным количеством таких сборщиков. Профессия эта никогда не была популярной, но у евреев она слыла занятием совершенно преступным. Подать, которая была нова для евреев, служила символом их подчинения; школа Иуды Гавлонита поддерживала ту мысль, что платить подать – значит совершать языческий акт. Точно так же и сборщики возбуждали в ревнителях Закона отвращение. Последние говорили о них не иначе как в сопоставлении с разбойниками, ворами на больших дорогах и вообще людьми порочной жизни. Евреи, бравшие на себя подобные обязанности, исключались из общины, и присяга их не принималась; их деньги считались проклятыми, и казуисты не позволяли разменивать их. Эти бедные люди, изгнанные из общества, виделись только между собой. Иисус принял обед, который предложил ему Левий и за которым находились, говоря языком того времени, «многие из мытарей и грешников». Это было резким нарушением господствующих нравов – в этих домах, пользовавшихся дурной репутацией, можно было рисковать встретить дурное общество. Таким образом, мы будем не раз наблюдать, что Иисус, мало заботясь о том, что может задеть предрассудки благомыслящих людей, старается возвысить духовно эти униженные правоверными классы и подвергает себя самым сильным упрекам ханжей. Фарисеи полагали, что спасение достигается ценой соблюдения бесконечных обрядностей и какого-то внешнего смирения. Истинный моралист, явившийся провозгласить, что Бог требует только одного – прямоты чувств, должен был быть принят с благоговением всякой душой, которая еще не была испорчена официальным лицемерием.
Этими многочисленными победами Иисус был обязан отчасти и бесконечному очарованию, которого полны были его личность и слова. Проникновенное слово, случайно упавший взгляд будили дремлющую наивную совесть и давали ему горячего последователя. Иногда Иисус пользовался невинной хитростью, которую употребляла позднее Жанна д’Арк. Он делал вид, что знает нечто тайное о том лице, которое хотел привлечь к себе, или напоминал этому лицу обстоятельство, особенно близкое его сердцу. Так, говорят, он взволновал и привлек к себе Нафанаила, Петра, самаритянку. Скрывая истинную причину своей силы, – я хочу сказать, превосходства надо всем, что его окружало, – Иисус, чтоб не спорить с веком, идеи которого он, впрочем, вполне разделял, не мешал думать, что откровение свыше раскрывало ему тайны и открывало перед ним сердца. Все думали, что он живет в атмосфере, недоступной остальному человечеству. Говорили, что на вершинах гор Иисус беседует с Моисеем и Илией; верили, что в часы его одиночества ангелы прилетали к нему, чтобы поклониться ему, и устанавливали, таким образом, сверхъестественную связь между Иисусом и небесами.

Нагорная проповедь

Такова была группа учеников, собравшихся вокруг Иисуса на берегах Тивериадского озера. Аристократия имела здесь своих представителей в лице сборщика податей и жены дворецкого Антипы. Остальные – рыбаки и простые люди. Их невежество было безгранично; их ум был слаб, они верили в привидения и призраков. Ни один из элементов эллинской культуры не проник в эту первую христианскую ячейку, элементы еврейской образованности были также далеко не обильны в этой среде, но движения сердца и доброй воли там били через край. Прекрасный климат Галилеи наполнял существование этих честных рыбаков сплошным очарованием. Эта среда людей простых, добрых, счастливых, или убаюкиваемых своим маленьким морем, или мирно спящих на его берегу, была поистине прелюдией Царства Божия. Нельзя представить себе всей чарующей прелести жизни, которая протекает лицом к лицу с открытым небом, того кроткого, но яркого пламени, которое согревает душу в ее соприкосновении с природой, тех ночных грез, которыми полны эти сверкающие звездами ночи под бесконечно глубоким лазурным покровом неба. В такую ночь Иаков, сделав себе из камня изголовье, увидел в звездах обещанные ему неисчислимые поколения, таинственную лестницу, по которой ангелы поднимались на небо и спускались на землю. В эпоху Иисуса небо еще не закрылось, и земля еще не охладела. Небо открывалось над Сыном человеческим, ангелы всходили и нисходили над его головой, видения Царствия Божия были повсюду, ибо человек носил их в своем сердце. Чистый, кроткий взор этих простых людей созерцал Вселенную в ее идеальном источнике; мир, быть может, раскрывал свою тайну божественно чистому сознанию этих счастливых детей, которые за чистоту и ясность своего сердца удостоились однажды быть допущенными пред лицо Бога.
Иисус жил со своими учениками почти всегда под открытым небом. То, стоя в лодке, он поучал своих слушателей, теснившихся на берегу. То он всходил на одну из гор, окаймлявших озеро, и садился там, где воздух чист и горизонт залит лучами. Преданные слушатели весело переходили за учителем с места на место, впитывая в себя плоды его вдохновения во всем обаянии их первоначального расцвета. Возникало порой наивное сомнение, чуть-чуть скептический вопрос: Иисус одним взглядом, одной улыбкой замыкал уста возражения. В каждом движении, на каждом шагу, в облачке, которое промчалось, в зерне, которое прозябало, в злаке, который желтел, видели признаки близости того Царства, которое должно было прийти; думали, что настал канун дня, когда, увидя Бога, люди станут господами земли; слезы превращались в радость, всеобщее утешение спускалось на землю.
«Блаженны нищие духом, – говорил учитель, – ибо их есть Царствие Небесное!
Блаженны плачущие, ибо они утешатся!
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю!
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся!
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут!
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят!
Блаженны миротворцы, ибо они наречены будут сынами Божьими!
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное!»
Проповедь эта была нежна, кротка и полна здорового и свежего дыхания полей. Он любил цветы и пользовался ими для поучений, полных красоты и очарования. Птицы небесные, море, горы, игры детей неизменно чередуются в его проповедях. В его стиле не было ничего, напоминающего греческий период, он ближе подходил к стилю еврейских притч и особенно к характеру сентенций его ученых современников-иудеев, какие мы еще ныне читаем в Пирке Абот. Его рассуждения не были пространны и носили характер изречений Корана; позднее, будучи связаны друг с другом, эти рассуждения составили те длинные поучения, которые записаны Матфеем. Никакие переходные связи не объединяли этих различных частей, но в общем они проникнуты одним вдохновенным настроением. Особенно хорош был учитель в притчах. Иуда из Гавлонитиды не давал ему никаких образцов для этих восхитительных поучений. Иисус сам создал их. Правда, в буддийских книгах встречаются притчи, так же выстроенные и точно в таком же тоне, что и евангельские. Но трудно допустить, что в этом обнаружилось буддийское влияние. Возможно, тот дух кротости и глубины чувства, который проникал собою в равной мере и нарождающееся христианство, и буддизм, в состоянии объяснить это сходство.
Совершенное равнодушие к суетному изобилию комфорта, к внешним благам и которые так необходимы нам в нашем печальном климате, проистекало из простой и тихой жизни, царившей в Галилее. Холодный климат, толкая человека на беспрестанную борьбу с внешней природой, придает большую ценность борьбе за свое благосостояние. Напротив, страны, которые возбуждают менее многочисленные заботы, – суть страны идеализма и поэзии. Побочные стороны жизни ничтожны здесь в сравнении с радостью самой жизни. Украшение домов здесь бесполезно, ибо стараются держаться как можно больше на воздухе. Усиленное и правильное питание более умеренного климата здесь нашли бы тяжелым и неприятным. Что же касается роскоши одежд, то как соперничать с роскошной красотой, в которую Бог одел землю и птиц небесных? Труд в таком климате кажется бесполезным: то, что он дает, не стоит того, во что обходится. Полевые животные одеты лучше, чем самый богатый человек, а они не делают ничего. Это презрение к труду, которое – раз причиной его не является лень – необыкновенно возвышает душу, вдохновляло Иисуса на самые чарующие поучения. «Не собирайте себе, – говорил он, – сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют их и где воры подкапывают и крадут; собирайте себе сокровища на Небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет. Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и мамоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя бы на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут, но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть, или что пить, или во что одеться? Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царствия Божия и правды его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам заботится о своем: довольно для каждого дня своей заботы».
Это чисто галилейское настроение имело решающее влияние на судьбы новой секты. Счастливая группа, полагавшаяся на Отца Небесного во всем, что касалось удовлетворения ее нужд, взяла за основное правило смотреть на житейские заботы как на зло, которое душит в человеке зерно всякого хорошего чувства. Ежедневно она просила у Бога только на следующий день. К чему копить? Царствие Божие наступает. «Продавайте имения ваши и давайте милостыню, – говорил учитель. – Приготовляйте мешки, не ветшающие, сокровище, не оскудевающее на Небесах». Делать сбережения для наследников, которых никогда не увидишь, – что может быть бессмысленнее этого? В качестве образца человеческого безумия Иисус любил приводить случай с человеком, который, наполнив свои житницы и скопив в них имущества на многие годы, умер, не насладившись им. Разбой, который сильно укоренился в Галилее, давал много жизненности этому взгляду. Бедный, который не страдал от этого разбоя, должен был смотреть на себя как на любимца Божия, меж тем как богатый, не имея обеспеченного имущества, был, в сущности, обездолен. В наших обществах, построенных на сурово приводимом извне понятии частной собственности, положение бедняка ужасно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18