Фонарь на углу Виамонте и Реконкисты утонул в тумане, когда они молча пошли вниз по улице, понимая, что дальше тут делать нечего. Из центра города полз еще более густой туман, от которого почему-то пахло паленой одеждой. Проходя под фонарем, Стелла вскрикнула: на шею ей упал жучок и царапнул колючими лапками. Хуан снял с нее насекомое и внимательно оглядел: жучок перебирал лапками в воздухе; а потом мягко выпустил его из рук. Никто не разговаривал, и Андрес слушал (не глядя, смотреть не хотелось) глухой плач Клары, которая старалась сдержаться.
– Смотри, – Хуан указал на дощечку, висевшую под трамвайным проводом. Прочитать было нелегко, Андрес поднес ладони к глазам:
СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ, НЕ СПЕША
– Не поймешь, – сказал Хуан, – что это: предупреждение или побуждение?
– Неплохо, – сказал Андрес. – Однако я голоден.
– И я, – сказала Клара, шмыгая носом, как маленькая. – Я готова съесть репортера и Андреса заодно…
– Ах ты, жук-богомол, – сказал Хуан. – Тебе нравится бар «Швейцарский»?
– Нет. Я мечтаю поесть в каком-нибудь элегантном месте, где для каждого найдется салфетка, как говорит Сесар Бруто. – Она ухватилась за руку Андреса, который, остановясь на углу, позволил ей опереться на него. – По сути, меня мучает жажда. Там, внутри… Но ты понимаешь, что это –
– Нет, не понимаю, но подтверждаю, – сказал Андрес. – Бедные ребята такого не заслужили.
– Кто его знает, че, – сказал Хуан, подталкивая их, чтобы они наконец-то – ну:
СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ
– Вот именно, – сказал репортер, вздыхая. – Да еще в такую жару.
– Я слышал раскаты грома там, на юге, если это только раскаты грома.
– Сейчас их мигом исследуют в твоей лаборатории, – сказал Хуан. – А я не очень уверен, что не заслуживаю такого. На свадьбу опоздали, и торт уже прокис.
– А я знала материал, – по-детски пробормотала Клара.
– Да не об этом же речь, старуха. Ты прекрасно понимаешь, что никому нет дела ни до каких знаний. Слушайте, давайте все пойдем в «First and Last» и насосемся там, пока еще не вечер, как сказал один мой знакомый поэт. Посмотри-ка, Андрес, –
Из бара на углу вышел –
по старой привычке задрав голову (бросал вызов – кому? туману?)
далекие взрывы, приглушенные –
вышел придавленный, как будто грязный –
быстрые огоньки – машины ехали по улице Леандро Алема –
– Профессор, – пробормотал Андрес. – Какого черта он делает в кафе в то время, как вы? Лучше, чтобы он нас не видел.
ВНИЗ ПО СКЛОНУ НЕ СПЕША
– Не получится, – сказал Хуан. – Добрый вечер, профессор.
– Добрый вечер, юноша, – сказал профессор и медленным поклоном головы распространил свое приветствие и на Клару. Он улыбнулся половиною рта, а другая половина оставалась тяжелой и недвижной, словно из рубероида. Они увидели, что лицо у него в поту и он вытирал ладони о брюки.
– Ну и ночь, – сказал он, внимательно поглядев на Андреса, а потом – на репортера. – Как будто в воздухе носится что-то и ты этого наглотался и –
– В воздухе пух, – сказал репортер, – и летучие грибы, которые мы у себя в редакции исследуем.
– Грибы? – спросил профессор.
– Да, тримартиносы скромникусы, – сказал репортер.
– А-а. В правительственных сообщениях…
– Посмотрите, – сказал Андрес, указывая на запад, где по облакам пластались и дрожали красноватые полосы, словно лучи прожекторов. – Этого, насколько мне известно, в правительственных сообщениях нет.
– Дело в том… – профессор хотел что-то сказать, но замолк, и им показалось, что он согнулся еще больше и уменьшился в размере. «А как же его лекции о хеттах, – подумала Клара, глядя на профессора с ненавистью. – И библиографии на восьми страницах. Какой же он трус…» Профессор взял Хуана за руку, подошел к ним ближе, словно прося внимания.
– Я провел тут весь вечер, – он указал на бар «Швейцарский». – Меня ждали к семи, декан… Но мне из-за моего столика, вот он –
фасад Факультета, как на ладони, ну, конечно, надо немного нагнуться и я могу сказать вам –
«Мертвый», – подумал Андрес, –
потому что, строго говоря, –
это точно –
машина декана так и не приехала. А когда уже стемнело, да еще туман –
(и он задвигал рукою, словно разгребал в воздухе шпателем желтое вещество), –
и тогда мне стало так страшно, что –
вы – молодые и вы должны понять, что –
Хуан мягко отстранил его. Профессор собирался говорить и дальше и знаками давал понять, что они должны его выслушать, но Хуан взял Клару под руку, и они пошли вниз по склону. Андрес отстал и попросил репортера дать Хуану с Кларой уйти немного вперед, и Стелле, которая шла за ними следом, – тоже.
– Оставь их ненадолго наедине. Они так расстроены.
– Ты прав, – сказал репортер. – Знаешь, старик, это –
Профессор шел следом за ними, что-то бормоча и ломая руки. Репортер оглянулся на него.
– Постарайтесь пересмотреть свой метаболизм, – сказал он ему вежливо.
– Я… – сказал профессор, но остановился, и туман тотчас же стал разъедать его, как кислота.
Они жадно схватились за сигарету и остановились раскурить ее перед жилым домом с садиком, из которого пахнуло лугом, топтаным клевером. Не верилось, что такое может быть, и они вошли в сад, прошлись по влажным плитам. Репортер сорвал листик и сунул в рот. Курил и грыз листик. Они уже выходили из сада, когда Хуан, стоявший на углу, стал делать им знаки.
– Похож на призрак, – сказал репортер. – Че, этот туман искажает образы. Первый раз я…
Андрес прихлопнул букашку, застрявшую в волосах у репортера. Они оглянулись назад, на Реконкисту, но профессора уже не было.
– Наверное, сидит за своим столиком в «Швейцарском», – сказал репортер, – где у него весь фасад, как на ладони. А машина декана, заметь –
– Хватит, прошу тебя, – сказал Андрес. – Ну вот, мы уже почти дошли до деревьев, до их тени. И не возвращайся больше к этой блевотине.
– Хуан зовет нас.
– Пошли, они уже, наверное, успокоились. Слышишь, рояль?
– На верхнем этаже, – сказал репортер, принюхиваясь к воздуху. – Как хорошо, что кто-то еще… Танго, че, надо же – «Бабочка».
Они нагнали Стеллу, которая ждала их, молчаливая и как будто немного сонная.
– Я не жалею,
что тебя любил безумно, –
пропел репортер. – Танго, Андрес, а не правительственные сообщения. Я берусь написать тебе историю с тысяча девятисотого года по сегодняшний день из одних только танго.
– Наверно, занятно, – сказал Андрес, совсем его не слушавший.
– Но ты, безумная, другого полюбила, –
Ты полюбила, –
Я тебе прощаю все. – Аптека «Сориа».
– Итак, всем коллективом решено отправиться в «First and Last», – говорил Хуан, прислонясь к витрине, в которой Клара разглядывала духи и пудру. – Но никакого ужина, че, только выпивка и фирменный копченый окорок.
– А потом… – сказала Стелла бодро.
(«Потом по домам».)
– Потом – ничего, – прервал ее Андрес. – Забудь ты это словечко хоть на минуту и погляди на пожарных, какие бравые ребята.
Они услыхали вой сирены, что-то прокатило мимо, в глазах зарябило. Вблизи реки жара была еще более влажной и моросил мелкий дождь.
– Объясни мне, пожалуйста, как может в одно и то же время стоять туман и идти дождь, – сказал Хуан. – Интересно: вода проливается сквозь туман? Или это происходит в разных измерениях?
– Ему интересно, – сказала Клара, переходя улицу. – А объяснений не дают. Лучше бы… – она замолчала и остановилась в дверях кафе, глядя на то, что происходит внутри. Андрес, который шел за ней следом, увидел их почти в тот же момент. Самый молодой только что сидел рядом с ними в вестибюле Факультета; другой – тот, что играл в карты и пререкался со смотрителями. Они сидели за столом посреди зала, а на столе перед ними лежали развернутые дипломы, –
и они смотрели на дипломы –
а на столе рядом с дипломами – бутылка граппы и жареный картофель –
(мощный вентилятор перелопачивал воздух и
шевелил их волосы, ко всеобщему удовольствию) –
Хуан встал в дверях и сложил руки рупором:
– Дипломники липовые!
Андрес с репортером ухватили его за руку и потянули –
ВНИЗ ПО СКЛОНУ НЕ СПЕША
Стелла смеялась с перепугу, Клара шла впереди, холодная и онемевшая, как будто безразличная ко всему. Студенты даже не выглянули за дверь.
– Невероятно, старик, – жаловался репортер. – Мало тебе одного скандала, ты еще хочешь устроить шум в таком кафе? Ты думаешь, я затем пошел, чтобы мне напоследок расквасили физиономию?
– Va bene, – сказал Хуан. – Ты прав. Организованность и порядок – превыше всего. Хочешь видеть, как ставят фингалы, – плати пятнадцать песо за место у каната и смотри, как на ринге молотят друг друга.
– Слушай, старик, – говорил жалобно репортер, ожидая, что скажут Клара и Андрес, но те ни слова не проронили; они завернули за угол и нос к носу столкнулись с людьми, бежавшими со стороны улицы Кордова. Свистки (с Кордовы, а может, и еще дальше), и один из бежавших, пулей пронесясь мимо Клары, выдохнул ей что-то вроде: «Живые, спасайтесь» или «Живей, опасайтесь», потом он споткнулся, на мгновение застыл на одной ноге, обретя равновесие, и кинулся дальше, а за ним темными комьями неслись другие, словно подстегиваемые полицейскими свистками. Репортер отдал приказ прижаться к стене за выступом дома и оглядеться, что происходит; они сбились в кучку в тени дома (здесь не было фонарей, а кафе на углу закрыто, как и табачный киоск) и смотрели на бегущих людей.
– Какая-то демонстрация, – сказал репортер. – Их разгоняют.
– Не думаю, – сказала Клара. – За ними бы не бежали так далеко.
– Смотри-ка, там, за углом, несут раненого, – сказал Андрес.
– Тяжелораненого, – сказал репортер, который уже увидел руки раненого, свисавшие до земли; группа молча и очень медленно двигалась в их сторону и остановилась совсем рядом, повинуясь приказанию высокого мужчины в серой рубашке и в берете. «Славный подарочек», – подумал репортер, когда они положили раненого почти к его ногам, что-то бормоча и перешептываясь, –
лучше бы на Майскую площадь, и там
рассыпаться –
такой молодой, ну все, а ты и не понял,
что конец, –
почему это конец –
я тебе говорю –
– Положите мой пиджак ему под голову, – сказал светловолосый парень, дрожавший (возможно) от возбуждения. – Мне кажется, что… – Он недоверчиво поглядел на Андреса, потом на Клару. Раненый хватал воздух ртом, на губах у него застыли слюна и пух; его посадили, прислонив к стене, кто-то подложил ему под затылок свернутый пиджак. Все не столько смотрели на раненого, сколько переглядывались между собой. Раненый вдруг вскрикнул сухо и коротко, как пролаял, и, выпростав руку, прижал ее к животу. В темноте видно было плохо. Андрес заметил, что ноги мужчины то и дело пропадали в стелившемся по земле желтом пару. Только голова в черных кудрях ясно рисовалась в тумане.
– Что произошло? – спросил репортер человека, стоявшего рядом с ним.
– А что, вы думаете, произошло? – сказал другой. – Мы шли себе в парк Ретиро и –
– Siamo fregati, – сказал еще один. – Andiamo via subito, Enzo.
– Да щас, погоди. В общем –
Но Андрес уже видел, как они поспешно уходили, один за другим ныряли в туман. Репортер потребовал, чтобы стоявший рядом с ним парень все-таки объяснил ему, но вдруг увидел, что его тоже нет, он уже завернул за колонну, и темень поглотила его. Остались только раненый и светловолосый парень, снявший пиджак. Остальные уходили группками или просто убегали по одному, бежали посередине улицы, меж немногочисленных машин, спускавшихся от Ретиро, – и репортер заметил, что ни одна машина не проехала по улице вверх. «Бледное бормотание, – слова механически приходили сами. – Бледное бормотание. Бледное». Он повторял: бледное, бледное, – пока не вытряс из слова смысл, пока не снял с него шелуху всех ассоциаций и не раскрыл его голое звучание, не обнажил его форму – бледный, – его звучное ничто – бледный, – пустота, в которой помещалась эта, другая бесцветная противоположность розового, отрицательная суть того, что в свою очередь –
– Он умирает.
Голос Андреса. Лай, стон, человек в берете, скрывшийся за выступом дома. Аптека «Сориа», Клара? –
Грузовики –
– Че, Карлитос, Карлитос! – кричал светловолосый, наклонившись и вглядываясь в мучнисто-серое лицо раненого. – Карлитос!
Андрес с Хуаном отвели Клару к краю тротуара, и Стелла, ушедшая за угол, чтобы не видеть, тоже подошла и уцепилась за руку Андреса.
– Вы подождите здесь или идите вниз по улице, а я зайду в эту закусочную и позвоню в полицию.
– Я пойду с тобой и принесу воды, – сказал репортер. – Бледное бормотание.
– Поспеши, – сказал Хуан. – Он бросает его.
Когда они переходили улицу, светловолосый парень уже бежал вверх по Виамонте, а Клара закрыла лицо руками и кричала что-то, они не поняли, что, а потом она вернулась к раненому, хотя Хуан и не пускал ее. Стелла, державшая ее под руку, тоже поплелась за Кларой и Хуаном в тень, к человеку, который теперь лежал на боку и совсем замолк.
– Разве не видишь – он отобрал у него свой пиджак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Смотри, – Хуан указал на дощечку, висевшую под трамвайным проводом. Прочитать было нелегко, Андрес поднес ладони к глазам:
СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ, НЕ СПЕША
– Не поймешь, – сказал Хуан, – что это: предупреждение или побуждение?
– Неплохо, – сказал Андрес. – Однако я голоден.
– И я, – сказала Клара, шмыгая носом, как маленькая. – Я готова съесть репортера и Андреса заодно…
– Ах ты, жук-богомол, – сказал Хуан. – Тебе нравится бар «Швейцарский»?
– Нет. Я мечтаю поесть в каком-нибудь элегантном месте, где для каждого найдется салфетка, как говорит Сесар Бруто. – Она ухватилась за руку Андреса, который, остановясь на углу, позволил ей опереться на него. – По сути, меня мучает жажда. Там, внутри… Но ты понимаешь, что это –
– Нет, не понимаю, но подтверждаю, – сказал Андрес. – Бедные ребята такого не заслужили.
– Кто его знает, че, – сказал Хуан, подталкивая их, чтобы они наконец-то – ну:
СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ
– Вот именно, – сказал репортер, вздыхая. – Да еще в такую жару.
– Я слышал раскаты грома там, на юге, если это только раскаты грома.
– Сейчас их мигом исследуют в твоей лаборатории, – сказал Хуан. – А я не очень уверен, что не заслуживаю такого. На свадьбу опоздали, и торт уже прокис.
– А я знала материал, – по-детски пробормотала Клара.
– Да не об этом же речь, старуха. Ты прекрасно понимаешь, что никому нет дела ни до каких знаний. Слушайте, давайте все пойдем в «First and Last» и насосемся там, пока еще не вечер, как сказал один мой знакомый поэт. Посмотри-ка, Андрес, –
Из бара на углу вышел –
по старой привычке задрав голову (бросал вызов – кому? туману?)
далекие взрывы, приглушенные –
вышел придавленный, как будто грязный –
быстрые огоньки – машины ехали по улице Леандро Алема –
– Профессор, – пробормотал Андрес. – Какого черта он делает в кафе в то время, как вы? Лучше, чтобы он нас не видел.
ВНИЗ ПО СКЛОНУ НЕ СПЕША
– Не получится, – сказал Хуан. – Добрый вечер, профессор.
– Добрый вечер, юноша, – сказал профессор и медленным поклоном головы распространил свое приветствие и на Клару. Он улыбнулся половиною рта, а другая половина оставалась тяжелой и недвижной, словно из рубероида. Они увидели, что лицо у него в поту и он вытирал ладони о брюки.
– Ну и ночь, – сказал он, внимательно поглядев на Андреса, а потом – на репортера. – Как будто в воздухе носится что-то и ты этого наглотался и –
– В воздухе пух, – сказал репортер, – и летучие грибы, которые мы у себя в редакции исследуем.
– Грибы? – спросил профессор.
– Да, тримартиносы скромникусы, – сказал репортер.
– А-а. В правительственных сообщениях…
– Посмотрите, – сказал Андрес, указывая на запад, где по облакам пластались и дрожали красноватые полосы, словно лучи прожекторов. – Этого, насколько мне известно, в правительственных сообщениях нет.
– Дело в том… – профессор хотел что-то сказать, но замолк, и им показалось, что он согнулся еще больше и уменьшился в размере. «А как же его лекции о хеттах, – подумала Клара, глядя на профессора с ненавистью. – И библиографии на восьми страницах. Какой же он трус…» Профессор взял Хуана за руку, подошел к ним ближе, словно прося внимания.
– Я провел тут весь вечер, – он указал на бар «Швейцарский». – Меня ждали к семи, декан… Но мне из-за моего столика, вот он –
фасад Факультета, как на ладони, ну, конечно, надо немного нагнуться и я могу сказать вам –
«Мертвый», – подумал Андрес, –
потому что, строго говоря, –
это точно –
машина декана так и не приехала. А когда уже стемнело, да еще туман –
(и он задвигал рукою, словно разгребал в воздухе шпателем желтое вещество), –
и тогда мне стало так страшно, что –
вы – молодые и вы должны понять, что –
Хуан мягко отстранил его. Профессор собирался говорить и дальше и знаками давал понять, что они должны его выслушать, но Хуан взял Клару под руку, и они пошли вниз по склону. Андрес отстал и попросил репортера дать Хуану с Кларой уйти немного вперед, и Стелле, которая шла за ними следом, – тоже.
– Оставь их ненадолго наедине. Они так расстроены.
– Ты прав, – сказал репортер. – Знаешь, старик, это –
Профессор шел следом за ними, что-то бормоча и ломая руки. Репортер оглянулся на него.
– Постарайтесь пересмотреть свой метаболизм, – сказал он ему вежливо.
– Я… – сказал профессор, но остановился, и туман тотчас же стал разъедать его, как кислота.
Они жадно схватились за сигарету и остановились раскурить ее перед жилым домом с садиком, из которого пахнуло лугом, топтаным клевером. Не верилось, что такое может быть, и они вошли в сад, прошлись по влажным плитам. Репортер сорвал листик и сунул в рот. Курил и грыз листик. Они уже выходили из сада, когда Хуан, стоявший на углу, стал делать им знаки.
– Похож на призрак, – сказал репортер. – Че, этот туман искажает образы. Первый раз я…
Андрес прихлопнул букашку, застрявшую в волосах у репортера. Они оглянулись назад, на Реконкисту, но профессора уже не было.
– Наверное, сидит за своим столиком в «Швейцарском», – сказал репортер, – где у него весь фасад, как на ладони. А машина декана, заметь –
– Хватит, прошу тебя, – сказал Андрес. – Ну вот, мы уже почти дошли до деревьев, до их тени. И не возвращайся больше к этой блевотине.
– Хуан зовет нас.
– Пошли, они уже, наверное, успокоились. Слышишь, рояль?
– На верхнем этаже, – сказал репортер, принюхиваясь к воздуху. – Как хорошо, что кто-то еще… Танго, че, надо же – «Бабочка».
Они нагнали Стеллу, которая ждала их, молчаливая и как будто немного сонная.
– Я не жалею,
что тебя любил безумно, –
пропел репортер. – Танго, Андрес, а не правительственные сообщения. Я берусь написать тебе историю с тысяча девятисотого года по сегодняшний день из одних только танго.
– Наверно, занятно, – сказал Андрес, совсем его не слушавший.
– Но ты, безумная, другого полюбила, –
Ты полюбила, –
Я тебе прощаю все. – Аптека «Сориа».
– Итак, всем коллективом решено отправиться в «First and Last», – говорил Хуан, прислонясь к витрине, в которой Клара разглядывала духи и пудру. – Но никакого ужина, че, только выпивка и фирменный копченый окорок.
– А потом… – сказала Стелла бодро.
(«Потом по домам».)
– Потом – ничего, – прервал ее Андрес. – Забудь ты это словечко хоть на минуту и погляди на пожарных, какие бравые ребята.
Они услыхали вой сирены, что-то прокатило мимо, в глазах зарябило. Вблизи реки жара была еще более влажной и моросил мелкий дождь.
– Объясни мне, пожалуйста, как может в одно и то же время стоять туман и идти дождь, – сказал Хуан. – Интересно: вода проливается сквозь туман? Или это происходит в разных измерениях?
– Ему интересно, – сказала Клара, переходя улицу. – А объяснений не дают. Лучше бы… – она замолчала и остановилась в дверях кафе, глядя на то, что происходит внутри. Андрес, который шел за ней следом, увидел их почти в тот же момент. Самый молодой только что сидел рядом с ними в вестибюле Факультета; другой – тот, что играл в карты и пререкался со смотрителями. Они сидели за столом посреди зала, а на столе перед ними лежали развернутые дипломы, –
и они смотрели на дипломы –
а на столе рядом с дипломами – бутылка граппы и жареный картофель –
(мощный вентилятор перелопачивал воздух и
шевелил их волосы, ко всеобщему удовольствию) –
Хуан встал в дверях и сложил руки рупором:
– Дипломники липовые!
Андрес с репортером ухватили его за руку и потянули –
ВНИЗ ПО СКЛОНУ НЕ СПЕША
Стелла смеялась с перепугу, Клара шла впереди, холодная и онемевшая, как будто безразличная ко всему. Студенты даже не выглянули за дверь.
– Невероятно, старик, – жаловался репортер. – Мало тебе одного скандала, ты еще хочешь устроить шум в таком кафе? Ты думаешь, я затем пошел, чтобы мне напоследок расквасили физиономию?
– Va bene, – сказал Хуан. – Ты прав. Организованность и порядок – превыше всего. Хочешь видеть, как ставят фингалы, – плати пятнадцать песо за место у каната и смотри, как на ринге молотят друг друга.
– Слушай, старик, – говорил жалобно репортер, ожидая, что скажут Клара и Андрес, но те ни слова не проронили; они завернули за угол и нос к носу столкнулись с людьми, бежавшими со стороны улицы Кордова. Свистки (с Кордовы, а может, и еще дальше), и один из бежавших, пулей пронесясь мимо Клары, выдохнул ей что-то вроде: «Живые, спасайтесь» или «Живей, опасайтесь», потом он споткнулся, на мгновение застыл на одной ноге, обретя равновесие, и кинулся дальше, а за ним темными комьями неслись другие, словно подстегиваемые полицейскими свистками. Репортер отдал приказ прижаться к стене за выступом дома и оглядеться, что происходит; они сбились в кучку в тени дома (здесь не было фонарей, а кафе на углу закрыто, как и табачный киоск) и смотрели на бегущих людей.
– Какая-то демонстрация, – сказал репортер. – Их разгоняют.
– Не думаю, – сказала Клара. – За ними бы не бежали так далеко.
– Смотри-ка, там, за углом, несут раненого, – сказал Андрес.
– Тяжелораненого, – сказал репортер, который уже увидел руки раненого, свисавшие до земли; группа молча и очень медленно двигалась в их сторону и остановилась совсем рядом, повинуясь приказанию высокого мужчины в серой рубашке и в берете. «Славный подарочек», – подумал репортер, когда они положили раненого почти к его ногам, что-то бормоча и перешептываясь, –
лучше бы на Майскую площадь, и там
рассыпаться –
такой молодой, ну все, а ты и не понял,
что конец, –
почему это конец –
я тебе говорю –
– Положите мой пиджак ему под голову, – сказал светловолосый парень, дрожавший (возможно) от возбуждения. – Мне кажется, что… – Он недоверчиво поглядел на Андреса, потом на Клару. Раненый хватал воздух ртом, на губах у него застыли слюна и пух; его посадили, прислонив к стене, кто-то подложил ему под затылок свернутый пиджак. Все не столько смотрели на раненого, сколько переглядывались между собой. Раненый вдруг вскрикнул сухо и коротко, как пролаял, и, выпростав руку, прижал ее к животу. В темноте видно было плохо. Андрес заметил, что ноги мужчины то и дело пропадали в стелившемся по земле желтом пару. Только голова в черных кудрях ясно рисовалась в тумане.
– Что произошло? – спросил репортер человека, стоявшего рядом с ним.
– А что, вы думаете, произошло? – сказал другой. – Мы шли себе в парк Ретиро и –
– Siamo fregati, – сказал еще один. – Andiamo via subito, Enzo.
– Да щас, погоди. В общем –
Но Андрес уже видел, как они поспешно уходили, один за другим ныряли в туман. Репортер потребовал, чтобы стоявший рядом с ним парень все-таки объяснил ему, но вдруг увидел, что его тоже нет, он уже завернул за колонну, и темень поглотила его. Остались только раненый и светловолосый парень, снявший пиджак. Остальные уходили группками или просто убегали по одному, бежали посередине улицы, меж немногочисленных машин, спускавшихся от Ретиро, – и репортер заметил, что ни одна машина не проехала по улице вверх. «Бледное бормотание, – слова механически приходили сами. – Бледное бормотание. Бледное». Он повторял: бледное, бледное, – пока не вытряс из слова смысл, пока не снял с него шелуху всех ассоциаций и не раскрыл его голое звучание, не обнажил его форму – бледный, – его звучное ничто – бледный, – пустота, в которой помещалась эта, другая бесцветная противоположность розового, отрицательная суть того, что в свою очередь –
– Он умирает.
Голос Андреса. Лай, стон, человек в берете, скрывшийся за выступом дома. Аптека «Сориа», Клара? –
Грузовики –
– Че, Карлитос, Карлитос! – кричал светловолосый, наклонившись и вглядываясь в мучнисто-серое лицо раненого. – Карлитос!
Андрес с Хуаном отвели Клару к краю тротуара, и Стелла, ушедшая за угол, чтобы не видеть, тоже подошла и уцепилась за руку Андреса.
– Вы подождите здесь или идите вниз по улице, а я зайду в эту закусочную и позвоню в полицию.
– Я пойду с тобой и принесу воды, – сказал репортер. – Бледное бормотание.
– Поспеши, – сказал Хуан. – Он бросает его.
Когда они переходили улицу, светловолосый парень уже бежал вверх по Виамонте, а Клара закрыла лицо руками и кричала что-то, они не поняли, что, а потом она вернулась к раненому, хотя Хуан и не пускал ее. Стелла, державшая ее под руку, тоже поплелась за Кларой и Хуаном в тень, к человеку, который теперь лежал на боку и совсем замолк.
– Разве не видишь – он отобрал у него свой пиджак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33