Им хватает угля, чтобы производить металл…
– Ах да! – В порыве откровенности Джовейн склонился к ней. – Фейлис, неужели по молодости ты тоже разделяешь этот вульгарный предрассудок?
Неужели и ты считаешь, что геанство враждебно любой технологии?.. Что мы опустили бы на землю даже Скайгольм, если б только могли? Это совершенно не так!
– Но, – слабо возразила она, – я же слыхала, Иерн тоже говорил мне это. Кроме того, я сама читала…
Он вздохнул:
– Безусловно, среди нас есть дураки и фанатики, но их мало. А вся беда в том, что нас просто не правильно понимают фанатики и дураки, оказавшиеся среди наших врагов. Выхватывая предложения из контекста, они пытаются доказать, что мы выступаем против всех технических достижений человечества – начиная от каменного века. Что мы стремимся уравнять цивилизованные страны с тем невежеством, что окружает их. – Голос его сделался жестким. – Вернуть человечество к голоду, раз нечем будет сопротивляться вредителям, к болезням – без лекарств и антисанитарии… словно мы не считаем защиту от естественных врагов движущей силой эволюции! – В глазах его стальным блеском отразились свечи. – Неужели ты полагаешь, что я готов отрицать труды моих предков?
– Ну что ты, конечно, нет, – проговорила она торопливо. – Но иногда я невольно смущаюсь. То все кажется таким ясным, а потом вдруг… Да, кстати, ты говорил мне, что я сейчас читаю очень важную книжку; так вот, я только что дочитала главу, называющуюся «Миф прогресса»…
– Безусловно, ты согласишься с автором; мы не можем позволить Северо-западному Союзу и всем подобным ему развивать промышленность, которая убивает, захламляет и отравляет нашу планету. Маураи совершенно правы, запрещая это. – Нахмурясь, он оттопырил губы и покачал головой. – Увы, они слишком многое разрешают норрменам. А теперь и Домен принимает торговцев из Союза, позволяя богатеть этим грязным технократам. Это следует остановить.
– Ну, это сделать несложно, – проговорила она, – однако автор словно бы видит в маураях еще большую опасность.
Джовейн кивнул:
– Маураи считают, что охраняют живую Землю. И кое-что хорошее они действительно сделали. Но сам дух этот ложен: холодная рассудочность… какими бы мягкосердечными ни казались они. Маураи хотят сохранить биосферу – но чтобы эксплуатировать ее, а не влиться в нее, стать составной ее частью. Самым ярким примером является их генетическая технология… они заставляют Гею исполнять их волю, словно бы мудростью рода людского можно направлять эволюцию. Да, в определенных вопросах они могут оказаться нашими союзниками, но, по моему мнению, на самом деле они – худшие враги наши, и последняя наша война будет направлена против них.
– А потом? – поинтересовалась она.
Он вновь покачал головой, обретая спокойствие, отблеск того мира и высшего счастья, которые (по предсказанию Каракана) охватят все человечество, когда оно, став воистину единым, сольется с Геей.
– Я не могу ничего предугадать, и никто не может. Главное – не забыть все, чему пришлось научиться. А тем более свои ошибки, ведь ошибки – лишь способ учебы в понимании всей жизни и нашей крошечной доли в ней.
Мы сохраним все хорошее. Скажем, построим еще несколько Скайгольмов.
Но если мы пойдем на это, то лишь ради благородной цели. Чтобы не платить дорогую цену за познание Ген. Никакого одиночества, никакого уродства, никакой бедности… угнетения, войн… Наша раса Ее глазами, руками, умами протянется во Вселенную.
Эти речи она слыхала и прежде или же читала в писаниях, которые Джовейн ей рекомендовал. В тот день они поговорили об аэростатах.
Фейлис знала от Иерна и из печати, что маураи стремились купить информацию, которая позволила бы им соорудить собственный аэростат, подобный Скайгольму. Ничто не мешало им сделать это самостоятельно, и они, бесспорно, справились бы с делом, но техническая информация из Домена могла облегчить работу. Фейлис знала, что маураям аэростаты нужны были для тех же целей, ради которых использовался оригинал. Но зачем геанскому миру подобное устройство?
– Кое-что мы оставим, – говорил Джовейн. – Например, чистую науку.
Только благодетельную – скажем, предупреждение о бурях.
Разрушение ураганов ему не нравилось: эти явления исполняли некую важную роль, значение которой для биосферы еще не было осознано. Еще он допускал ограниченное использование связи – чтобы люди не попадали в рабство письменного слова, в ущерб прямому общению. А также созерцание величия Геи с высот.
***
Но в этот час Фейлис с Джовейном вместе были вверху – нет, не вверху, подобное означало бы разделение – а они по-прежнему находились внутри целого, составляя его нераздельную часть. Они просто достигли уровня, откуда величие Геи воспринималось в еще большей полноте.
Пол укромного уголка был застлан губчатым ковриком, на котором можно было улечься или встать на колени.
– Ну что ж, – сказал он, – давай поищем единства… – На миг она испугалась… отшатнулась. Он ощутил это и улыбнулся с приязнью. – Не бойся, – заверил он. – Я имел в виду лишь те совершенно целомудренные обряды, которые ты исполняешь: размышления, медитации, упражнения йоги, которые уже известны тебе. Я полагал, что именно здесь они будут особенно тебе полезны.
Со внезапной радостью она скрестила ладони на груди и склонилась перед ним.
3
Потом – она не поняла, как это случилось – они поцеловались… сперва застенчиво, потом страстно.
Наконец она оторвалась от него и села, гордо выпрямившись, но слегка дрожа; голова ее шла кругом.
– Нет, – выдохнула она. – Пожалуйста, не надо, я не должна.
Руки его уже гладили только ее волосы, но Джовейн не отодвигался.
– Почему бы и нет?
Слова его тоже прозвучали с неуверенностью… На левом виске Джовейна билась жилка.
Сквозь слезы она смотрела на него.
– Это было бы… было бы – нечестно.
– Иерн не одобрит? Или же ты хочешь вести двойную жизнь? Душа твоя, Фейлис, для нее чересчур свободолюбива.
С усилием приподняв голову, она взглянула на него… На лице Джовейна ей виделась скорей не страсть, а мольба. «После победы геанства браков не будет, лишь всеобщее углубление мистического единства, очищенного от подозрительности и желания обладать». Тем не менее…
– Прости меня, Джовейн. – Она ощутила соль на своих губах. – Ты мой самый лучший друг, но я не могу. Отец не простит меня, если узнает.
Мужчина сразу выпрямился и проговорил:
– Я обязан считаться с вашими желаниями, мадам. И смиренно умоляю о прощении, если нанес оскорбление.
Напыщенные слова его утешили.
– Ну что вы, сэр, – ответила она застенчиво, – продолжим же наши отношения, какими они были прежде к нашему обоюдному удовольствию.
Взгляды их встретились… Наконец оба рассмеялись, самую чуточку.
– Спасибо тебе, – проговорил он. – С тобой я не одинок… ты даже не представляешь – насколько.
– А мне с тобой… – Вдруг она изменила тему. – Я знала, что тебе грустно, но из гордости ты не признаешь этого. Иначе зачем еще торчать тебе в своем холодном старом замке среди полудиких пастухов, не умеющих даже говорить на франсее.
Джовейн принял более свободную позу, она последовала его примеру.
Взгляд его обратился вниз – к земле, суще и морю. Край, где он правил, прятался в морщинистой шкуре старой Земли у самого окоема.
– Я хотела сказать, – проговорила она, набравшись смелости, – ты ведь нужен им не более чем на несколько недель в году. А в остальное время все дела может вести и управляющий. Ведь при необходимости он может вызвать тебя. Ты бы мог жить в Турневе рядом с нами и развлекаться чем-нибудь – как Иерн своими полетами.
«И находиться рядом, когда Иерна не будет дома…»
Он нахмурился:
– Мои сыновья еще не утвердились в геанстве… сказывается влияние неверующей матери. Общество аэрогенов едва ли заставит их потерять веру, но если вспомнить про современный скептицизм… И – хуже того – иноземцев. Что так и кишат адесь: маураев, граждан Северо-западного Союза, мериканов, бенегалов… Нет, пусть лучше вырастут в своих диких, но чистых горах.
Она почти услыхала насмешливый голос Иерна: «Что-то среди этих развратных иноземцев не числятся монги».
Ей самой, на людях, он говорил так: более всего пугает в геанцах то, что если они возьмут власть, то запретят все, с чем не согласны. Стоит лишь почитать их книги, вспомнить об Эспейни и комиссарах информационной службы. Настанет новая Эра Изоляции – еще худшая.
Все-таки в прежние времена правительство пыталось сберечь национальные традиции Домена. «Кстати, Джовейн, – мысленно добавила Фейлис, – твои слова не совсем убедительны. Это скорее предлог, чем причина. Чем же на самом деле ты занимаешься на этой границе?»
Но подобный вопрос она сочла недостойным.
– Итак, твоя вера для тебя главное? – пробормотала она.
– Вера – это не правильное слово, – ответил он. – Гея для нас не богиня, Гея – это жизнь на Земле. Безусловно, почти наверняка существуют и другие обитаемые миры, но Вселенная чересчур велика и загадочна. Мы никогда не узнаем ничего иного, кроме того что видно с этой планеты, и не сможем понять большую часть того, что увидим. Разве что это сделает следующий вид органелл, которых вырастит Гея через тысячу или миллион лет…
Она прервала его монолог, нагнувшись вперед и прикоснувшись к руке:
– Я знаю это. Но ты не ответил мне. Я хотела знать… неужели философия… значит для тебя все… Таленс Джовейн Орилак.
Он кивнул, глядя вовне – вниз.
– Выходит, что так.
– Ты никогда не объяснял мне причину.
– Почему мы что-то делаем или с чем-то согласны? Мы сами не знаем этого. Наше сознание само подсказывает нам действия, а основная часть мозга досталась нам от древнего млекопитающего… даже рептилии. – Он обернулся к ней с кривой улыбкой:
– Или ты полагаешь, что я слишком много молюсь?
– Нет, – возразила она. – Мне так не кажется. Но я предполагаю – с тобой все-таки что-то произошло.
Он сморщился:
– Да, всему виной Итальянская кампания, не слишком серьезная, чтобы именоваться войной. Пустяк, по сути дела, всего лишь наша «помощь дружественной нации» против эспейньянских агрессоров и их местных «прислужников». О, мы помогли им: помешали прихвостням женерала одолеть нашего собственного приспешника. – Он сжал губы в тугую линию.
– Я был военным летчиком и не видел самого худшего. Но то, что мне довелось… смерть, раны, муки, горе, разрушения, опустошение… для чего все это?
Какая опасность грозила Скайгольму, способному уничтожить всякого врага, что посмеет вторгнуться в Домен? Ах да, конечно, иначе наша коммерция может претерпеть неудобства, и очередная страна обратится в геанство и потому перестанет с нами считаться.
Я отправился домой и принял – этого от меня потребовали – пост хранителя замка моего Клана в Приниях. Он предоставил мне свободу и уединение, в которых я нуждался, чтобы осознать увиденное. В это время из Эспейни прибыл ученый Маттас, он пришел пешком, проповедуя и обращая в свою веру. Я упоминал тебе о нем, не так ли? Он не монг, дюруазец, хотя учился у Цяня Сартова. Я заинтересовался и пригласил его в гости. – Джовейн улыбнулся. – Он до сих пор обитает у меня.
Только не думай, что это свихнувшийся тощий аскет. Маттас наслаждается жизнью. Мне бы хотелось обладать его способностью. Он заложил росток: доказал мне, что жизнь не пустая череда событий и не прихоть некоего сверхчеловеческого интеллекта. Она творит, обладая собственным смыслом, судьбой и целью. – Голос его смягчился. – Вот тогда я и обрел внутренний мир. Неужели тебя может удивить, что я стремлюсь разделить его со своими соотечественниками?
– Ах, Джовейн! – Она потянулась, чтобы обнять его. И тут с гневом и облегчением одновременно Фейлис заметила появившуюся внезапно возле входа пару. Рыжеватый блондин, в котором черты фламандца смешивались с обликом аэрогена, в простой одежде этой древней страны: вне сомнения, Маартенс из Клана Дикенскит. Женщина, невысокая и смуглая, явно принадлежала к Зильберам, хотя фамилия в данном случае была не столь очевидна.
– Приветствуем вас, сэр и леди, – провозгласил мужчина с акцентом: наверное, ему не часто приходилось оставлять родовое поместье своих предков. – Мы не собирались мешать вам.
– Этот уголок принадлежит всем. – Поднявшись и поклонившись, Джовейн исправил неловкость. – Позвольте приветствовать вас. Отсюда открывается необычайный вид. Мы уже намеревались оставить беседку, что и делаем по своей доброй воле.
Фейлис последовала его примеру. После нескольких подобавших ситуации любезностей она присоединилась к Джовейну.
Они пошли вперед. Когда его уже не могли услышать в беседке, Джовейн произнес:
– Ну, вот видишь, какое невезение: даже вдвоем нельзя побыть.
– Но нам еще нужно о стольком поговорить, – посетовала она. – Срок твоего пребывания здесь заканчивается через неделю. Когда-то мы еще встретимся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Ах да! – В порыве откровенности Джовейн склонился к ней. – Фейлис, неужели по молодости ты тоже разделяешь этот вульгарный предрассудок?
Неужели и ты считаешь, что геанство враждебно любой технологии?.. Что мы опустили бы на землю даже Скайгольм, если б только могли? Это совершенно не так!
– Но, – слабо возразила она, – я же слыхала, Иерн тоже говорил мне это. Кроме того, я сама читала…
Он вздохнул:
– Безусловно, среди нас есть дураки и фанатики, но их мало. А вся беда в том, что нас просто не правильно понимают фанатики и дураки, оказавшиеся среди наших врагов. Выхватывая предложения из контекста, они пытаются доказать, что мы выступаем против всех технических достижений человечества – начиная от каменного века. Что мы стремимся уравнять цивилизованные страны с тем невежеством, что окружает их. – Голос его сделался жестким. – Вернуть человечество к голоду, раз нечем будет сопротивляться вредителям, к болезням – без лекарств и антисанитарии… словно мы не считаем защиту от естественных врагов движущей силой эволюции! – В глазах его стальным блеском отразились свечи. – Неужели ты полагаешь, что я готов отрицать труды моих предков?
– Ну что ты, конечно, нет, – проговорила она торопливо. – Но иногда я невольно смущаюсь. То все кажется таким ясным, а потом вдруг… Да, кстати, ты говорил мне, что я сейчас читаю очень важную книжку; так вот, я только что дочитала главу, называющуюся «Миф прогресса»…
– Безусловно, ты согласишься с автором; мы не можем позволить Северо-западному Союзу и всем подобным ему развивать промышленность, которая убивает, захламляет и отравляет нашу планету. Маураи совершенно правы, запрещая это. – Нахмурясь, он оттопырил губы и покачал головой. – Увы, они слишком многое разрешают норрменам. А теперь и Домен принимает торговцев из Союза, позволяя богатеть этим грязным технократам. Это следует остановить.
– Ну, это сделать несложно, – проговорила она, – однако автор словно бы видит в маураях еще большую опасность.
Джовейн кивнул:
– Маураи считают, что охраняют живую Землю. И кое-что хорошее они действительно сделали. Но сам дух этот ложен: холодная рассудочность… какими бы мягкосердечными ни казались они. Маураи хотят сохранить биосферу – но чтобы эксплуатировать ее, а не влиться в нее, стать составной ее частью. Самым ярким примером является их генетическая технология… они заставляют Гею исполнять их волю, словно бы мудростью рода людского можно направлять эволюцию. Да, в определенных вопросах они могут оказаться нашими союзниками, но, по моему мнению, на самом деле они – худшие враги наши, и последняя наша война будет направлена против них.
– А потом? – поинтересовалась она.
Он вновь покачал головой, обретая спокойствие, отблеск того мира и высшего счастья, которые (по предсказанию Каракана) охватят все человечество, когда оно, став воистину единым, сольется с Геей.
– Я не могу ничего предугадать, и никто не может. Главное – не забыть все, чему пришлось научиться. А тем более свои ошибки, ведь ошибки – лишь способ учебы в понимании всей жизни и нашей крошечной доли в ней.
Мы сохраним все хорошее. Скажем, построим еще несколько Скайгольмов.
Но если мы пойдем на это, то лишь ради благородной цели. Чтобы не платить дорогую цену за познание Ген. Никакого одиночества, никакого уродства, никакой бедности… угнетения, войн… Наша раса Ее глазами, руками, умами протянется во Вселенную.
Эти речи она слыхала и прежде или же читала в писаниях, которые Джовейн ей рекомендовал. В тот день они поговорили об аэростатах.
Фейлис знала от Иерна и из печати, что маураи стремились купить информацию, которая позволила бы им соорудить собственный аэростат, подобный Скайгольму. Ничто не мешало им сделать это самостоятельно, и они, бесспорно, справились бы с делом, но техническая информация из Домена могла облегчить работу. Фейлис знала, что маураям аэростаты нужны были для тех же целей, ради которых использовался оригинал. Но зачем геанскому миру подобное устройство?
– Кое-что мы оставим, – говорил Джовейн. – Например, чистую науку.
Только благодетельную – скажем, предупреждение о бурях.
Разрушение ураганов ему не нравилось: эти явления исполняли некую важную роль, значение которой для биосферы еще не было осознано. Еще он допускал ограниченное использование связи – чтобы люди не попадали в рабство письменного слова, в ущерб прямому общению. А также созерцание величия Геи с высот.
***
Но в этот час Фейлис с Джовейном вместе были вверху – нет, не вверху, подобное означало бы разделение – а они по-прежнему находились внутри целого, составляя его нераздельную часть. Они просто достигли уровня, откуда величие Геи воспринималось в еще большей полноте.
Пол укромного уголка был застлан губчатым ковриком, на котором можно было улечься или встать на колени.
– Ну что ж, – сказал он, – давай поищем единства… – На миг она испугалась… отшатнулась. Он ощутил это и улыбнулся с приязнью. – Не бойся, – заверил он. – Я имел в виду лишь те совершенно целомудренные обряды, которые ты исполняешь: размышления, медитации, упражнения йоги, которые уже известны тебе. Я полагал, что именно здесь они будут особенно тебе полезны.
Со внезапной радостью она скрестила ладони на груди и склонилась перед ним.
3
Потом – она не поняла, как это случилось – они поцеловались… сперва застенчиво, потом страстно.
Наконец она оторвалась от него и села, гордо выпрямившись, но слегка дрожа; голова ее шла кругом.
– Нет, – выдохнула она. – Пожалуйста, не надо, я не должна.
Руки его уже гладили только ее волосы, но Джовейн не отодвигался.
– Почему бы и нет?
Слова его тоже прозвучали с неуверенностью… На левом виске Джовейна билась жилка.
Сквозь слезы она смотрела на него.
– Это было бы… было бы – нечестно.
– Иерн не одобрит? Или же ты хочешь вести двойную жизнь? Душа твоя, Фейлис, для нее чересчур свободолюбива.
С усилием приподняв голову, она взглянула на него… На лице Джовейна ей виделась скорей не страсть, а мольба. «После победы геанства браков не будет, лишь всеобщее углубление мистического единства, очищенного от подозрительности и желания обладать». Тем не менее…
– Прости меня, Джовейн. – Она ощутила соль на своих губах. – Ты мой самый лучший друг, но я не могу. Отец не простит меня, если узнает.
Мужчина сразу выпрямился и проговорил:
– Я обязан считаться с вашими желаниями, мадам. И смиренно умоляю о прощении, если нанес оскорбление.
Напыщенные слова его утешили.
– Ну что вы, сэр, – ответила она застенчиво, – продолжим же наши отношения, какими они были прежде к нашему обоюдному удовольствию.
Взгляды их встретились… Наконец оба рассмеялись, самую чуточку.
– Спасибо тебе, – проговорил он. – С тобой я не одинок… ты даже не представляешь – насколько.
– А мне с тобой… – Вдруг она изменила тему. – Я знала, что тебе грустно, но из гордости ты не признаешь этого. Иначе зачем еще торчать тебе в своем холодном старом замке среди полудиких пастухов, не умеющих даже говорить на франсее.
Джовейн принял более свободную позу, она последовала его примеру.
Взгляд его обратился вниз – к земле, суще и морю. Край, где он правил, прятался в морщинистой шкуре старой Земли у самого окоема.
– Я хотела сказать, – проговорила она, набравшись смелости, – ты ведь нужен им не более чем на несколько недель в году. А в остальное время все дела может вести и управляющий. Ведь при необходимости он может вызвать тебя. Ты бы мог жить в Турневе рядом с нами и развлекаться чем-нибудь – как Иерн своими полетами.
«И находиться рядом, когда Иерна не будет дома…»
Он нахмурился:
– Мои сыновья еще не утвердились в геанстве… сказывается влияние неверующей матери. Общество аэрогенов едва ли заставит их потерять веру, но если вспомнить про современный скептицизм… И – хуже того – иноземцев. Что так и кишат адесь: маураев, граждан Северо-западного Союза, мериканов, бенегалов… Нет, пусть лучше вырастут в своих диких, но чистых горах.
Она почти услыхала насмешливый голос Иерна: «Что-то среди этих развратных иноземцев не числятся монги».
Ей самой, на людях, он говорил так: более всего пугает в геанцах то, что если они возьмут власть, то запретят все, с чем не согласны. Стоит лишь почитать их книги, вспомнить об Эспейни и комиссарах информационной службы. Настанет новая Эра Изоляции – еще худшая.
Все-таки в прежние времена правительство пыталось сберечь национальные традиции Домена. «Кстати, Джовейн, – мысленно добавила Фейлис, – твои слова не совсем убедительны. Это скорее предлог, чем причина. Чем же на самом деле ты занимаешься на этой границе?»
Но подобный вопрос она сочла недостойным.
– Итак, твоя вера для тебя главное? – пробормотала она.
– Вера – это не правильное слово, – ответил он. – Гея для нас не богиня, Гея – это жизнь на Земле. Безусловно, почти наверняка существуют и другие обитаемые миры, но Вселенная чересчур велика и загадочна. Мы никогда не узнаем ничего иного, кроме того что видно с этой планеты, и не сможем понять большую часть того, что увидим. Разве что это сделает следующий вид органелл, которых вырастит Гея через тысячу или миллион лет…
Она прервала его монолог, нагнувшись вперед и прикоснувшись к руке:
– Я знаю это. Но ты не ответил мне. Я хотела знать… неужели философия… значит для тебя все… Таленс Джовейн Орилак.
Он кивнул, глядя вовне – вниз.
– Выходит, что так.
– Ты никогда не объяснял мне причину.
– Почему мы что-то делаем или с чем-то согласны? Мы сами не знаем этого. Наше сознание само подсказывает нам действия, а основная часть мозга досталась нам от древнего млекопитающего… даже рептилии. – Он обернулся к ней с кривой улыбкой:
– Или ты полагаешь, что я слишком много молюсь?
– Нет, – возразила она. – Мне так не кажется. Но я предполагаю – с тобой все-таки что-то произошло.
Он сморщился:
– Да, всему виной Итальянская кампания, не слишком серьезная, чтобы именоваться войной. Пустяк, по сути дела, всего лишь наша «помощь дружественной нации» против эспейньянских агрессоров и их местных «прислужников». О, мы помогли им: помешали прихвостням женерала одолеть нашего собственного приспешника. – Он сжал губы в тугую линию.
– Я был военным летчиком и не видел самого худшего. Но то, что мне довелось… смерть, раны, муки, горе, разрушения, опустошение… для чего все это?
Какая опасность грозила Скайгольму, способному уничтожить всякого врага, что посмеет вторгнуться в Домен? Ах да, конечно, иначе наша коммерция может претерпеть неудобства, и очередная страна обратится в геанство и потому перестанет с нами считаться.
Я отправился домой и принял – этого от меня потребовали – пост хранителя замка моего Клана в Приниях. Он предоставил мне свободу и уединение, в которых я нуждался, чтобы осознать увиденное. В это время из Эспейни прибыл ученый Маттас, он пришел пешком, проповедуя и обращая в свою веру. Я упоминал тебе о нем, не так ли? Он не монг, дюруазец, хотя учился у Цяня Сартова. Я заинтересовался и пригласил его в гости. – Джовейн улыбнулся. – Он до сих пор обитает у меня.
Только не думай, что это свихнувшийся тощий аскет. Маттас наслаждается жизнью. Мне бы хотелось обладать его способностью. Он заложил росток: доказал мне, что жизнь не пустая череда событий и не прихоть некоего сверхчеловеческого интеллекта. Она творит, обладая собственным смыслом, судьбой и целью. – Голос его смягчился. – Вот тогда я и обрел внутренний мир. Неужели тебя может удивить, что я стремлюсь разделить его со своими соотечественниками?
– Ах, Джовейн! – Она потянулась, чтобы обнять его. И тут с гневом и облегчением одновременно Фейлис заметила появившуюся внезапно возле входа пару. Рыжеватый блондин, в котором черты фламандца смешивались с обликом аэрогена, в простой одежде этой древней страны: вне сомнения, Маартенс из Клана Дикенскит. Женщина, невысокая и смуглая, явно принадлежала к Зильберам, хотя фамилия в данном случае была не столь очевидна.
– Приветствуем вас, сэр и леди, – провозгласил мужчина с акцентом: наверное, ему не часто приходилось оставлять родовое поместье своих предков. – Мы не собирались мешать вам.
– Этот уголок принадлежит всем. – Поднявшись и поклонившись, Джовейн исправил неловкость. – Позвольте приветствовать вас. Отсюда открывается необычайный вид. Мы уже намеревались оставить беседку, что и делаем по своей доброй воле.
Фейлис последовала его примеру. После нескольких подобавших ситуации любезностей она присоединилась к Джовейну.
Они пошли вперед. Когда его уже не могли услышать в беседке, Джовейн произнес:
– Ну, вот видишь, какое невезение: даже вдвоем нельзя побыть.
– Но нам еще нужно о стольком поговорить, – посетовала она. – Срок твоего пребывания здесь заканчивается через неделю. Когда-то мы еще встретимся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84