Но если вдуматься, чем я хуже других?
— В списке наверняка есть лишние фамилии.
— Кое-кого недостает, но есть и лишние, вы правы. Впрочем, это могут быть члены другой экспертной группы.
— А прогноз? Что вы скажете о нем?
— Ничего, Дэвид. Я ведь не прогнозист, а космолог. Какие выводы сделали наверху, я не знаю. Могу предполагать, что не очень утешительные, скажем так. Я ведь судил только по поведению Льюина. Мы с ним встречались довольно часто, и менялся он на глазах.
— Расскажите подробнее, Рольф.
— Сначала, месяцев пять-шесть после нашего знакомства, это был уравновешенный человек, влюбленный в жизнь и науку. Послушали бы вы, как он возмущался, когда в Конгрессе прошел законопроект о возможности ограниченного ядерного удара против особо опасных режимов. Помните трагедию Ирака?.. А со временем… Он мрачнел. Я приписал это усталости. Он ведь занимался физикой, участвовал в работе комитета «Ученые за мир», входил в контрольную группу ООН, возился с нашими экспертными группами. И еще делал что-то в комиссии или комитете, где обрабатывались выводы экспертов. Позднее я понял, что это не усталость. Как-то он сказал: «Рольф, ваш академизм выглядит смешным. Мой тоже, так что не обижайтесь. Скажите лучше, как бы вы поступили, если бы узнали, что ваш любимый сын сооружает бомбу, чтобы взорвать собственный город?» — «У меня нет сына», — ответил я. — «Вы умеете мыслить абстрактно — вот вам задача». — «Отлупил бы его, отобрал все, что он сделал…» — «А он начал бы сначала, и чтобы предупредить дальнейшие вопросы, скажу: он будет начинать сначала после каждой вашей трепки. А слова на него не действуют». — «Не знаю», — сказал я. — «Если бы пришлось выбирать, — закончил разговор Льюин, — между жизнью вашего сына и жизнью всех жителей города?»
— Он ушел, и я забыл об этом разговоре. Через неделю он вернулся к своему вопросу, но я не смог ответить — честно говоря, вопрос казался мне бессмысленным. Льюин был расстроен, сказал что-то вроде: «Чего тогда вы все стоите, ученые, черт вас дери». Чувствовалось, что вопрос этот его буквально мучил. Позднее, анализируя, я подумал, что он, возможно, имел в виду собственного сына Роя, но бомба, конечно, ни при чем. Выражался он, скорее всего, фигурально… Уезжая, он сказал: «Я бы его убил». А в следующий приезд спросил: «Как по-вашему, Рольф, зачем мы живем? Не мы с вами лично, но все люди, человечество?» В общем, появился в нем какой-то надлом.
Работу мы закончили, я дал свой срез прогноза в области физических исследований, насколько вообще мог представить будущую физику по анкетам и собственным соображениям. Больше с Льюином не встречался. Когда же он начал публично призывать к войне… Я не удивился. Прежде всего, по-моему, это было просто глупо. Впрочем, то, что сделали со мной и всеми членами группы — не глупо? Нам говорили, что мы не должны распространяться о своей работе на «Лоусон», но подписки с нас никто не брал… Толку в этом нет.
— Действительно, — сказал Портер, — я тоже не вижу смысла. Скомпрометировали, судя по всему, всех. Почему? Если хотели бы угрожать, то угрожали бы иначе — держали бы на крючке, намекая на возможность скандала. А если скандал уже произошел — это ведь развязывает руки, а не связывает их. Так?
— Конечно, не так. Этот скандал — предупреждение. Я понял его так, и каждый из группы, думаю, испытал нечто подобное.
— Предупреждение — о чем?
— Выключите камеру, — сказал Патриксон резко.
— Пожалуйста.
— Между нами, Дэвид. Эта связь, из-за которой… В общем, она кончилась трагически. Мейбл… Господи, не могу об этом вспоминать… Когда мы расстались, Мейбл покончила с собой. И оставила записку. Думаю, что оставила, хотя сам не видел. Но в полиции мне дали понять… Меня в любую минуту могут привлечь за… Я не убивал ее своими руками, но…
— Я понимаю, Рольф, — тихо сказал Портер. — Не продолжайте.
— Теперь вы знаете, чем этот шантаж отличается от обычного. То, о чем разболтали газеты, — лишь вершина айсберга. А в глубине…
— Вы думаете, что каждый из вашей группы…
— Уверен. Нас и выбирали-то для работы на «Лоусон», зная, чем потом прижать.
— Почему же вы были так откровенны со мной?
— Откровенен? Я рассказал вам кое-что, больше из космологии. И это тоже вершина айсберга. Захотите копать дальше — ваше дело. Но не советую. Собственно, я уверен, что до истины вы не докопаетесь.
— Не докопаюсь до того, что сделала, в конце-то концов, фирма «Лоусон», или до причин странного поведения Льюина?
— Одно — следствие другого. Не докопаетесь потому, что это действительно сложно. Очень.
— А ваша космологическая проблема? Она имеет отношение к…
— Имеет. И моя сугубо, казалось бы, академическая проблема, и то, над чем работал Льюин, и… ну, неважно. Все сцеплено крепчайшим образом и совершенно однозначно. Поступки Льюина — прямое следствие. Плюс гипертрофированная совесть. Да, мне кажется, — именно совесть. Я только не понимаю, почему его не останавливают?
— Зачем? Вашим ястребам это очень импонирует. Сила Соединенных Штатов — в их ядерном щите, и все такое…
— При чем здесь наши ястребы? Кому они вообще интересны? Его должны остановить другие!
— Вы хотите сказать…
— Все, Дэвид. Я сказал достаточно. Вы меня поразили своим списком. Все.
— Все, Рольф?
— Ну, хорошо… По дороге отсюда, подумайте над вопросом: для чего живет человечество? Не каждый из нас, а все вместе. А?..
x x x
Портер остановил машину у кафе и зашел перекусить. День клонился к вечеру, и нужно было принять решение. Телефон Жаклин по-прежнему не отвечал. Видимо, не имело смысла двигаться дальше по цепочке и выуживать у каждого, кто упомянут в списке, крохи полезной информации. Работа фирмы, видимо, была организована на многих уровнях, а он пока топчется на низшем. Нужно искать людей, более тесно связанных с Льюином, или выходить на самого Льюина, что проще всего — отсюда до его дома не больше мили. Правда, сказать Льюину пока нечего. Может, поговорить о смысле жизни?
Почему и Жаклин, и Рольф придавали такое большое значение значение этому вопросу? Вряд ли у пресловутой фирмы, если она действительно занималась прогностической деятельностью, цель была так плохо сформулирована. Фирмы с большим капиталом и высокой секретностью не создаются для того, чтобы решать философские проблемы. Нечто конкретное. Нечто, сугубо вещественное, но почему-то связанное с сакраментальным вопросом, на который никто ответить не смог — за многие тысячелетия.
Неясно, кто такой Джеймс Скроч, единственный, кого вспомнила Жаклин. В списке его нет. Патриксон о нем не упомянул. Может именно Скроч стоял на вершине айсберга? Однако он ведь умер и довольно давно. Нужно заняться им, и это лучше сделает Воронцов.
Портер пешком дошел до банка и занял терминал в операционном зале. Он послал инструкцию Воронцову и вышел, напустив на себя вид финансиста, удовлетворенного состоянием своего счета. Ему казалось, что за ним не следили, но могло быть и иначе.
Портер вернулся в кафе. По телевидению передавали экспресс-информацию об атомном взрыве в Южной Африке, люди собрались перед аппаратом. Он так и не решил, что делать дальше. Возвращаться домой не стоило, и Портер направился в отель, расположенный поблизости. Сняв номер на восьмом этаже, он завалился в постель непривычно рано и сразу уснул, отложив до утра все проблемы.
x x x
Он проснулся среди ночи и понял, что больше не заснет. Встал и включил телевизор. Был второй час, передавали сообщение о заседании Совета безопасности. «Нужно бы дойти до ближайшего таксофона, — подумал Портер, — нет, не до ближайшего, а через несколько кварталов, и позвонить Жаклин».
В холле отеля никого не было, у конторки темнел дисплей, и Портеру пришло в голову задать Воронцову тот самый сакраментальный вопрос. Пусть и граф подумает, если воспримет всерьез. Портье клевал носом, он взглянул на Портера, но ничего не сказал.
Ключ от входной двери отеля выдавался в связке с ключом от номера, и Портер вышел на улицу. Автомобиль его стоял на противоположной стороне, под фонарем, и Портер сразу увидел, что за рулем кто-то сидит. Он прижался к стене за дверью — здесь было темно — и молил бога, чтобы его не заметили. Человек в машине возился с чем-то, потом минуту посидел, оглядываясь и тихо выскользнул из салона. Дверца щелкнула, мужчина быстрым шагом направился прочь.
Ни за какие деньги Портер теперь не подошел бы к машине, хотя и понимал, что это мог быть и заурядный грабитель. Он нырнул обратно в подъезд и поднялся в номер. Его била дрожь.
За ним следили. Значит… Возможно, они думают, что он спит, окна выходят во двор, шторы опущены. Он наделся, что до утра его оставили в покое. Может, уйти сейчас? Куда? В другой отель? Куда угодно, только подальше.
Он осмотрел содержимое сумки, все было на месте. С восьмого этажа он спустился пешком и пошел в сторону кухни. Подергал дверь — заперто. Заперт был и черный ход. Пришлось идти через холл. Портье все так же равнодушно окинул его взглядом.
Выйдя, Портер сразу скользнул в тень и огляделся. Было тихо. Он двинулся вдоль фасада, свернул за угол, постоял, прислушиваясь. Никого. Но теперь его настороженному вниманию чудились люди за каждым углом. По улице медленно проехало такси, машина была свободна, и это тоже показалось подозрительным. Портер пошел миновал несколько таксофонов и выбрал тот, что был почти невидим с мостовой.
Набрал номер Жаклин — трубку не брали. Портер позвонил Патриксону, он был уверен, что и космолог не ответит. Патриксон снял трубку, голос его был сонным и недовольным.
— Я думал, вы смотрите телевизор, — сказал Портер облегченно. — Си Би Эс передает о взрыве в Африке.
— Передавала, — поправил Патриксон. — Заседание закончилось. А вопрос? Вы на него ответили?
— Вы шутите, Рольф…
— Возможно, вопрос не вполне корректно сформулирован, — сказал космолог. — Видите ли, чтобы правильно поставить вопрос, нужно хоть немного знать ответ.
— Вы знаете ответ, Рольф?
— Любопытный у нас разговор среди ночи. Смысл жизни по телефону…
— Я могу приехать к вам.
— Нет, не нужно. Знаете что, Дэвид? Задайте этот вопрос Льюину. А чтобы у него не возникло сомнений, сформулируйте его так: для чего живет человечество, если оно создано, чтобы погубить Вселенную?
— И такую постановку вопроса вы называете корректной?
— Дэвид, вопрос может оказаться некорректным для одного и корректным для другого. Для Льюина это очень четко, я думаю.
x x x
До утра Портер бродил по улицам. Никто за ним не шел, но он все же сомневался в том, что его оставили в покое. Перед рассветом он набрел на пункт проката и выбрал себе довольно старый и невзрачный «форд». В шестом часу, когда начало светать, он выехал на федеральное шоссе, дорога была прямой как линейка до самого горизонта. Проехав миль пять, Портер свернул на обочину и стал ждать. Через несколько минут из города показалась первая машина — огромный автофургон. Шофер не обратил на Портера никакого внимания.
Немного успокоившись, Портер достал из сумки термос с кофе и сэндвичи, которые приобрел в пункте проката. Шоссе понемногу оживало, Портер развернул машину и вернулся в город.
У дома Льюина он был в семь часов. За платанами трудно было разглядеть фасад — свет, как показалось Портеру, горел лишь в двух комнатах на первом этаже. Врываться к физику, чтобы в столь ранний час задать глупейший вопрос, вряд ли стоило. Портер решил подождать.
Минут через двадцать к дому подъехали две машины и остановились перед воротами. Портер вжался в спинку сидения, он видел, как четверо гостей подошли к дому, один из них позвонил и сказал что-то в интерком. Дверь открылась, но вошли трое, четвертый остался на пороге.
Еще через несколько минут свет в окнах погас, и на улице появились двое мужчин. За ними шел Льюин. Он был сосредоточен, сутулился, руки держал за спиной. Сзади, почти прижавшись к Льюину, шел третий из гостей. Дверь захлопнулась.
Льюина посадили в первую машину, которая тут же рванулась и исчезла за поворотом. Оставшиеся, не торопясь, обошли свой автомобиль. Портер молил Бога, чтобы его не заметили. Наконец и эта машина умчалась.
«Жаль, что не удалось заснять,»подумал Портер. Страха уже не было, появился азарт погони. Это с ним уже бывало, он еще со вчерашнего дня ждал прихода такого состояния — когда после неуверенности, нерешительности, опасений за последствия своих действий возникает спокойствие и понимание каждого следующего шага. Так было, когда он гонялся за секретными документами ЦРУ. «Пепел Крафта стучит в мое сердце», — подумал он.
Портер отогнал эту мысль. Патетика сейчас была ни к чему. Неплохо бы покопаться в бумагах Льюина — похоже, что в доме никого нет. Входить Портеру не хотелось. Взлом и попытка ограбления — здесь не отговориться поиском информации. К тому же, могут вернуться те, кто увез Льюина.
Портер задумался. Если идея, туманно забрезжившая в мозгу, верна, то информация похитителям не нужна, они и так все знают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— В списке наверняка есть лишние фамилии.
— Кое-кого недостает, но есть и лишние, вы правы. Впрочем, это могут быть члены другой экспертной группы.
— А прогноз? Что вы скажете о нем?
— Ничего, Дэвид. Я ведь не прогнозист, а космолог. Какие выводы сделали наверху, я не знаю. Могу предполагать, что не очень утешительные, скажем так. Я ведь судил только по поведению Льюина. Мы с ним встречались довольно часто, и менялся он на глазах.
— Расскажите подробнее, Рольф.
— Сначала, месяцев пять-шесть после нашего знакомства, это был уравновешенный человек, влюбленный в жизнь и науку. Послушали бы вы, как он возмущался, когда в Конгрессе прошел законопроект о возможности ограниченного ядерного удара против особо опасных режимов. Помните трагедию Ирака?.. А со временем… Он мрачнел. Я приписал это усталости. Он ведь занимался физикой, участвовал в работе комитета «Ученые за мир», входил в контрольную группу ООН, возился с нашими экспертными группами. И еще делал что-то в комиссии или комитете, где обрабатывались выводы экспертов. Позднее я понял, что это не усталость. Как-то он сказал: «Рольф, ваш академизм выглядит смешным. Мой тоже, так что не обижайтесь. Скажите лучше, как бы вы поступили, если бы узнали, что ваш любимый сын сооружает бомбу, чтобы взорвать собственный город?» — «У меня нет сына», — ответил я. — «Вы умеете мыслить абстрактно — вот вам задача». — «Отлупил бы его, отобрал все, что он сделал…» — «А он начал бы сначала, и чтобы предупредить дальнейшие вопросы, скажу: он будет начинать сначала после каждой вашей трепки. А слова на него не действуют». — «Не знаю», — сказал я. — «Если бы пришлось выбирать, — закончил разговор Льюин, — между жизнью вашего сына и жизнью всех жителей города?»
— Он ушел, и я забыл об этом разговоре. Через неделю он вернулся к своему вопросу, но я не смог ответить — честно говоря, вопрос казался мне бессмысленным. Льюин был расстроен, сказал что-то вроде: «Чего тогда вы все стоите, ученые, черт вас дери». Чувствовалось, что вопрос этот его буквально мучил. Позднее, анализируя, я подумал, что он, возможно, имел в виду собственного сына Роя, но бомба, конечно, ни при чем. Выражался он, скорее всего, фигурально… Уезжая, он сказал: «Я бы его убил». А в следующий приезд спросил: «Как по-вашему, Рольф, зачем мы живем? Не мы с вами лично, но все люди, человечество?» В общем, появился в нем какой-то надлом.
Работу мы закончили, я дал свой срез прогноза в области физических исследований, насколько вообще мог представить будущую физику по анкетам и собственным соображениям. Больше с Льюином не встречался. Когда же он начал публично призывать к войне… Я не удивился. Прежде всего, по-моему, это было просто глупо. Впрочем, то, что сделали со мной и всеми членами группы — не глупо? Нам говорили, что мы не должны распространяться о своей работе на «Лоусон», но подписки с нас никто не брал… Толку в этом нет.
— Действительно, — сказал Портер, — я тоже не вижу смысла. Скомпрометировали, судя по всему, всех. Почему? Если хотели бы угрожать, то угрожали бы иначе — держали бы на крючке, намекая на возможность скандала. А если скандал уже произошел — это ведь развязывает руки, а не связывает их. Так?
— Конечно, не так. Этот скандал — предупреждение. Я понял его так, и каждый из группы, думаю, испытал нечто подобное.
— Предупреждение — о чем?
— Выключите камеру, — сказал Патриксон резко.
— Пожалуйста.
— Между нами, Дэвид. Эта связь, из-за которой… В общем, она кончилась трагически. Мейбл… Господи, не могу об этом вспоминать… Когда мы расстались, Мейбл покончила с собой. И оставила записку. Думаю, что оставила, хотя сам не видел. Но в полиции мне дали понять… Меня в любую минуту могут привлечь за… Я не убивал ее своими руками, но…
— Я понимаю, Рольф, — тихо сказал Портер. — Не продолжайте.
— Теперь вы знаете, чем этот шантаж отличается от обычного. То, о чем разболтали газеты, — лишь вершина айсберга. А в глубине…
— Вы думаете, что каждый из вашей группы…
— Уверен. Нас и выбирали-то для работы на «Лоусон», зная, чем потом прижать.
— Почему же вы были так откровенны со мной?
— Откровенен? Я рассказал вам кое-что, больше из космологии. И это тоже вершина айсберга. Захотите копать дальше — ваше дело. Но не советую. Собственно, я уверен, что до истины вы не докопаетесь.
— Не докопаюсь до того, что сделала, в конце-то концов, фирма «Лоусон», или до причин странного поведения Льюина?
— Одно — следствие другого. Не докопаетесь потому, что это действительно сложно. Очень.
— А ваша космологическая проблема? Она имеет отношение к…
— Имеет. И моя сугубо, казалось бы, академическая проблема, и то, над чем работал Льюин, и… ну, неважно. Все сцеплено крепчайшим образом и совершенно однозначно. Поступки Льюина — прямое следствие. Плюс гипертрофированная совесть. Да, мне кажется, — именно совесть. Я только не понимаю, почему его не останавливают?
— Зачем? Вашим ястребам это очень импонирует. Сила Соединенных Штатов — в их ядерном щите, и все такое…
— При чем здесь наши ястребы? Кому они вообще интересны? Его должны остановить другие!
— Вы хотите сказать…
— Все, Дэвид. Я сказал достаточно. Вы меня поразили своим списком. Все.
— Все, Рольф?
— Ну, хорошо… По дороге отсюда, подумайте над вопросом: для чего живет человечество? Не каждый из нас, а все вместе. А?..
x x x
Портер остановил машину у кафе и зашел перекусить. День клонился к вечеру, и нужно было принять решение. Телефон Жаклин по-прежнему не отвечал. Видимо, не имело смысла двигаться дальше по цепочке и выуживать у каждого, кто упомянут в списке, крохи полезной информации. Работа фирмы, видимо, была организована на многих уровнях, а он пока топчется на низшем. Нужно искать людей, более тесно связанных с Льюином, или выходить на самого Льюина, что проще всего — отсюда до его дома не больше мили. Правда, сказать Льюину пока нечего. Может, поговорить о смысле жизни?
Почему и Жаклин, и Рольф придавали такое большое значение значение этому вопросу? Вряд ли у пресловутой фирмы, если она действительно занималась прогностической деятельностью, цель была так плохо сформулирована. Фирмы с большим капиталом и высокой секретностью не создаются для того, чтобы решать философские проблемы. Нечто конкретное. Нечто, сугубо вещественное, но почему-то связанное с сакраментальным вопросом, на который никто ответить не смог — за многие тысячелетия.
Неясно, кто такой Джеймс Скроч, единственный, кого вспомнила Жаклин. В списке его нет. Патриксон о нем не упомянул. Может именно Скроч стоял на вершине айсберга? Однако он ведь умер и довольно давно. Нужно заняться им, и это лучше сделает Воронцов.
Портер пешком дошел до банка и занял терминал в операционном зале. Он послал инструкцию Воронцову и вышел, напустив на себя вид финансиста, удовлетворенного состоянием своего счета. Ему казалось, что за ним не следили, но могло быть и иначе.
Портер вернулся в кафе. По телевидению передавали экспресс-информацию об атомном взрыве в Южной Африке, люди собрались перед аппаратом. Он так и не решил, что делать дальше. Возвращаться домой не стоило, и Портер направился в отель, расположенный поблизости. Сняв номер на восьмом этаже, он завалился в постель непривычно рано и сразу уснул, отложив до утра все проблемы.
x x x
Он проснулся среди ночи и понял, что больше не заснет. Встал и включил телевизор. Был второй час, передавали сообщение о заседании Совета безопасности. «Нужно бы дойти до ближайшего таксофона, — подумал Портер, — нет, не до ближайшего, а через несколько кварталов, и позвонить Жаклин».
В холле отеля никого не было, у конторки темнел дисплей, и Портеру пришло в голову задать Воронцову тот самый сакраментальный вопрос. Пусть и граф подумает, если воспримет всерьез. Портье клевал носом, он взглянул на Портера, но ничего не сказал.
Ключ от входной двери отеля выдавался в связке с ключом от номера, и Портер вышел на улицу. Автомобиль его стоял на противоположной стороне, под фонарем, и Портер сразу увидел, что за рулем кто-то сидит. Он прижался к стене за дверью — здесь было темно — и молил бога, чтобы его не заметили. Человек в машине возился с чем-то, потом минуту посидел, оглядываясь и тихо выскользнул из салона. Дверца щелкнула, мужчина быстрым шагом направился прочь.
Ни за какие деньги Портер теперь не подошел бы к машине, хотя и понимал, что это мог быть и заурядный грабитель. Он нырнул обратно в подъезд и поднялся в номер. Его била дрожь.
За ним следили. Значит… Возможно, они думают, что он спит, окна выходят во двор, шторы опущены. Он наделся, что до утра его оставили в покое. Может, уйти сейчас? Куда? В другой отель? Куда угодно, только подальше.
Он осмотрел содержимое сумки, все было на месте. С восьмого этажа он спустился пешком и пошел в сторону кухни. Подергал дверь — заперто. Заперт был и черный ход. Пришлось идти через холл. Портье все так же равнодушно окинул его взглядом.
Выйдя, Портер сразу скользнул в тень и огляделся. Было тихо. Он двинулся вдоль фасада, свернул за угол, постоял, прислушиваясь. Никого. Но теперь его настороженному вниманию чудились люди за каждым углом. По улице медленно проехало такси, машина была свободна, и это тоже показалось подозрительным. Портер пошел миновал несколько таксофонов и выбрал тот, что был почти невидим с мостовой.
Набрал номер Жаклин — трубку не брали. Портер позвонил Патриксону, он был уверен, что и космолог не ответит. Патриксон снял трубку, голос его был сонным и недовольным.
— Я думал, вы смотрите телевизор, — сказал Портер облегченно. — Си Би Эс передает о взрыве в Африке.
— Передавала, — поправил Патриксон. — Заседание закончилось. А вопрос? Вы на него ответили?
— Вы шутите, Рольф…
— Возможно, вопрос не вполне корректно сформулирован, — сказал космолог. — Видите ли, чтобы правильно поставить вопрос, нужно хоть немного знать ответ.
— Вы знаете ответ, Рольф?
— Любопытный у нас разговор среди ночи. Смысл жизни по телефону…
— Я могу приехать к вам.
— Нет, не нужно. Знаете что, Дэвид? Задайте этот вопрос Льюину. А чтобы у него не возникло сомнений, сформулируйте его так: для чего живет человечество, если оно создано, чтобы погубить Вселенную?
— И такую постановку вопроса вы называете корректной?
— Дэвид, вопрос может оказаться некорректным для одного и корректным для другого. Для Льюина это очень четко, я думаю.
x x x
До утра Портер бродил по улицам. Никто за ним не шел, но он все же сомневался в том, что его оставили в покое. Перед рассветом он набрел на пункт проката и выбрал себе довольно старый и невзрачный «форд». В шестом часу, когда начало светать, он выехал на федеральное шоссе, дорога была прямой как линейка до самого горизонта. Проехав миль пять, Портер свернул на обочину и стал ждать. Через несколько минут из города показалась первая машина — огромный автофургон. Шофер не обратил на Портера никакого внимания.
Немного успокоившись, Портер достал из сумки термос с кофе и сэндвичи, которые приобрел в пункте проката. Шоссе понемногу оживало, Портер развернул машину и вернулся в город.
У дома Льюина он был в семь часов. За платанами трудно было разглядеть фасад — свет, как показалось Портеру, горел лишь в двух комнатах на первом этаже. Врываться к физику, чтобы в столь ранний час задать глупейший вопрос, вряд ли стоило. Портер решил подождать.
Минут через двадцать к дому подъехали две машины и остановились перед воротами. Портер вжался в спинку сидения, он видел, как четверо гостей подошли к дому, один из них позвонил и сказал что-то в интерком. Дверь открылась, но вошли трое, четвертый остался на пороге.
Еще через несколько минут свет в окнах погас, и на улице появились двое мужчин. За ними шел Льюин. Он был сосредоточен, сутулился, руки держал за спиной. Сзади, почти прижавшись к Льюину, шел третий из гостей. Дверь захлопнулась.
Льюина посадили в первую машину, которая тут же рванулась и исчезла за поворотом. Оставшиеся, не торопясь, обошли свой автомобиль. Портер молил Бога, чтобы его не заметили. Наконец и эта машина умчалась.
«Жаль, что не удалось заснять,»подумал Портер. Страха уже не было, появился азарт погони. Это с ним уже бывало, он еще со вчерашнего дня ждал прихода такого состояния — когда после неуверенности, нерешительности, опасений за последствия своих действий возникает спокойствие и понимание каждого следующего шага. Так было, когда он гонялся за секретными документами ЦРУ. «Пепел Крафта стучит в мое сердце», — подумал он.
Портер отогнал эту мысль. Патетика сейчас была ни к чему. Неплохо бы покопаться в бумагах Льюина — похоже, что в доме никого нет. Входить Портеру не хотелось. Взлом и попытка ограбления — здесь не отговориться поиском информации. К тому же, могут вернуться те, кто увез Льюина.
Портер задумался. Если идея, туманно забрезжившая в мозгу, верна, то информация похитителям не нужна, они и так все знают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17