Заметил ли это Филип Мэтьюз? Она отметила это место стенограммы желтым маркером.
Молли Лэш не убивала своего мужа, Гэри Лэша. Фрэн подумала, что начинает в это верить. Так, теперь можно сделать еще один шаг вперед. Предположим, что кто-то другой убил Гэри Лэша и ему несказанно повезло, что приехала Молли и нашла мужа. Она была в шоке и повела себя так, чтобы подозрение пало на нее. Она трогала орудие убийства, прикасалась к голове и лицу мужа, испачкалась в его крови.
Так, а если Гэри Лэш был еще жив, успел ли он что-то сказать Молли? Если в доме находился кто-то посторонний, то, очевидно, Молли появилась всего через несколько минут после того, как Гэри нанесли смертельный удар.
Может быть, Молли приехала, вошла в дом, прошла в кабинет и обнаружила еще живого мужа? Это бы объяснило тот факт, что она прикасалась к нему и что ее рот и лицо были испачканы его кровью. Может быть, она попыталась оживить его?
Или Молли пыталась оживить его после того, как поняла, что с ним сделала?
«Если принять за истину тот факт, что Молли невиновна, то теперь кто-то наверняка очень и очень нервничает», — подумала Фрэн.
Уверенность в том, что Молли грозит опасность, захлестнула ее. Если Гзри Лэш был один в доме, где все двери были заперты, и не услышал, если верить уликам, как вошел его убийца, то с Молли может произойти то же самое.
Фрэн потянулась к телефону. «Она решит, что я сошла с ума, но все-таки позвоню».
Молли явно куда-то спешила.
— Фрэн, у меня будут гости. Собирался приехать Филип Мэтьюз, а Дженна и Кел настояли на том, что зайдут выпить по коктейлю. И мне только что позвол Питер Блэк. Он не обрадовался известию о том, что ты намерена с ним побеседовать, но разговаривал вполне цивилизованно. Он тоже заедет.
— Тогда я не стану тебя задерживать, — сказала Фрэн, — но я вот о чем подумала. От миссис Барри я узнала, что ты не поменяла замки на дверях с того времени, как купила дом, верно?
— Именно так.
— Послушай, мне кажется, тебе пора их сменить.
— Я об этом не думала.
— Сколько человек имеют ключи?
— Это не ключи, а один ключ. У кухонной и парадной дверей одинаковый замок. Двери во внутренний дворик и в подвал всегда заперты и закрыты на задвижку изнутри. Существуют всего четыре ключа: мой, Гэри, миссис Барри и еще один, который я прячу в саду.
— Кто знает о ключе в саду?
— Вряд ли кто-то об этом знает. Я держала его на тот случай, если мы с Гэри забудем ключ. Но этого никогда не случалось. Миссис Барри вообще никогда ни о чем не забывает. Фрэн, пожалуйста, извини меня, но я должна идти.
— Молли, позвони слесарю сразу в понедельник. Прошу тебя.
— Фрэн, мне ничто не грозит, если только...
— Если только ты не оказалась настолько невезучей, что появилась на месте преступления сразу после убийства и получила шок, а теперь кто-то страшно боится того, что ты вдруг все вспомнишь.
Фрэн услышала, как Молли ахнула. Потом взяла себя в руки и сказала:
— Впервые за последние шесть лет я услышала, как кто-то предположил, что я могу быть невиновна.
— Значит, ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты сменила замки? И давай договоримся о встрече в понедельник.
— Давай. У меня могут появиться интересные новости для тебя, — пообещала Молли.
Опуская трубку, Фрэн гадала, что бы это могло значить.
31
Тим Мейсон собирался в выходные покататься на лыжах в Вермонте, но ему позвонил двоюродный брат Майкл, живущий в Гринвиче, и планы изменились. Мать их общего школьного приятеля Билли Галло умерла от сердечного приступа. Майкл решил, что Тим захочет присутствовать на бдении у гроба.
Вот почему в субботу вечером Тим оказался на Меррит-парквей. Он направлялся в Южный Коннектикут и вспоминал школьные годы, когда они с Майклом и Билли Галло играли в одном музыкальном ансамбле. Билли уже тогда был настоящим музыкантом. Они решили организовать собственную группу, и репетиции всегда проходили в доме Билли.
Миссис Галло, сердечная, гостеприимная женщина, всегда приглашала их остаться на ужин. Ей никогда не приходилось их долго уговаривать. Кухня манила ребят запахом свежеиспеченного хлеба, чеснока и кипящего томатного соуса. Тим не забыл, как мистер Галло возвращался с работы и шел прямиком на кухню, как будто боялся, что жены там не окажется. Как только он ее видел, на его лице появлялась широкая улыбка, и он всегда говорил: "Джози, ты снова открыла консервы! "
Тим с тоской подумал о собственных родителях и о годах перед их разводом. В то время он был рад убежать из дома, чтобы не чувствовать нарастающей холодности между ними.
Мистер Галло повторял всегда одну и ту же шутку, а миссис Галло смеялась, словно слышала ее впервые. Они были без ума друг от друга. Правда, мистер Галло никогда не был близок с Билли. Он считал, что Билли даром теряет время, потому что сын хотел стать музыкантом.
Тим вел машину, вспоминал далекие годы, и тут в памяти всплыла картина еще одних похорон, на которых он побывал в Гринвиче. Тогда он уже работал репортером в городской газете.
Он снова видел перед собой убитую горем Фрэн Симмонс. В церкви ее приглушенные рыдания были слышны во время всей поминальной службы. А потом, когда гроб подняли на катафалк, он набрасывал заметки, пока фотографы делали снимки, и чувствовал себя праздным зевакой.
Прошедшие четырнадцать лет изменили Фрэн Симмонс. Она не только повзрослела. В ней появился холодный профессионализм, окруживший ее невидимыми доспехами. Он почувствовал это, когда они встретились в кабинете Гаса. Тим ощутил неловкость, когда понял, что, знакомясь с ней, вспомнил в первую очередь о ее отце и о том, что тот оказался мошенником. Откуда это странное желание извиниться перед ней?
Тим так погрузился в свои мысли, что едва не пропустил поворот на Норт-стрит. Через три минуты он уже подъезжал к похоронному залу.
Там оказалось множество друзей и знакомых семьи Галло. Тим увидел знакомые лица людей, с которыми он давно потерял связь. Некоторые подошли поговорить, пока он стоял в очереди, чтобы выразить соболезнования мистеру Галло и Билли. Многие хвалили его репортажи, но сразу же за похвалами следовали распросы о Фрэн Симмонс, потому что теперь они работали в одной программе.
— Это та самая Фрэн Симмонс, чей отец опустошил библиотечный фонд? — спросила сестра миссис Галло.
— Моей тете показалось, что она видела ее в кафетерии клиники Лэша, — раздался чей-то голос. — Что, ради всего святого, ей могло там понадобиться?
Этот вопрос был задан Тиму в ту самую минуту, когда он оказался лицом к лицу с Билли Галло, который тоже его услышал. Его глаза опухли от слез, он сжал Тиму руку.
— Если Фрэн Симмонс расследует что-то в клинике, попроси ее выяснить, почему пациенты у них умирают без помощи, — с горечью произнес он.
Тони Галло коснулся его рукава:
— Билли, сынок, на все божья воля.
— Нет, папа, это не так. Многих людей, переживших сердечный приступ, спасают. — Голос Билли, напряженный, взволнованный, зазвучал громче. — Мама могла прожить еще по крайней мере лет двадцать. Докторам в клинике было на все наплевать. Они просто позволили ей умереть. — Он почти рыдал. — Тим, ты, и Фрэн Симмонс, и все остальные репортеры из вашей программы должны обратить на это внимание. Вы должны выяснить, почему они так долго ждали, почему ее вовремя не послали к специалистам!
Билли Галло глухо застонал, закрыл лицо руками и дал волю слезам, которые он сдерживал изо всех сил. Тим крепко обнял друга и не отпускал до тех пор, пока его рыдания не успокоились. Наконец печальным, тихим голосом Билли попросил:
— Тим, скажи правду. Ты когда-нибудь пробовал соус для спагетти лучше, чем тот, что готовила моя мать?
32
«Я не знаю, как могла это допустить», — подумала Молли, ставя поднос с крекерами и сыром на стол в маленькой гостиной. При виде Питера и Кела, сидевших рядом, она расстроилась больше, чем ожидала. Покой, комфорт, которые она обрела в собственном доме, неожиданно исчезли. Словно кто-то грубо влез в ее личную жизнь. Молли сразу же вспомнила, как часто эти двое бывали в их доме, беседовали с мужем, закрывшись в его кабинете. Они втроем решали все вопросы, относящиеся к ХМО «Ремингтон». Остальные члены совета всегда лишь соглашались с ними.
Эти несколько дней, что Молли провела дома после тюрьмы, принесли ощущение, будто пять с половиной тюремных лет изменили ее восприятие собственной прошлой жизни.
Пока Гэри был жив, Молли думала, что счастлива. Она искренне верила, что ее неудовлетворенность — следствие невозможности родить желанного ребенка.
И вот теперь, в присутствии Питера и Кела, она ощущала, как знакомое тяжелое чувство неудовольствия наваливается на нее. Она поняла, что Дженна заметила перемену в ее настроении и занервничала. Она прошла следом за Молли в кухню, настояла на том, чтобы помочь ей порезать сыр, разложила крекеры на подносе, сложила салфетки.
По телефону Питер Блэк говорил очень вежливо. Войдя в дом, он поцеловал Молли в щеку, сжал ее пальцы. Всем своим видом он давал понять: давай обо всем забудем, страшная трагедия осталась в прошлом.
Молли гадала, так ли это. Где та волшебная палочка, по мановению которой убийство, годы, проведенные в тюрьме, вдруг возьмут и исчезнут, словно их никогда не было? Оглядывая своих старых друзей (если они были друзьями), Молли поняла, что не может с этим согласиться.
Она посмотрела на Питера Блэка. Ему определенно было не по себе. Почему он настоял на том, чтобы прийти?
Только Филип Мэтьюз чувствовал себя в своей тарелке. Он приехал первым, переступил порог ровно в семь часов, держа в руках горшок с амариллисом.
— Я знаю, что вам не терпится заняться садом, — сказал он. — Может, там найдется место и для амариллиса.
Огромный нежно-красный цветок был удивительно изысканным.
— Будьте осторожны, — предупредила его Молли. — Амариллис еще называют белладонной, а белладонна ядовита.
Чувство легкости, которое Молли испытывала в начале вечера, бесследно испарилось. Теперь она ощущала, что сам воздух в ее доме отравлен. Кел Уайтхолл и Питер Блэк пришли не за тем, чтобы обсуждать вопросы ХМО. Это было ясно с самого начала. У них была своя программа на этот вечер. Вот почему так нервничала Дженна, догадалась Молли. Именно ее подруга устроила эту встречу.
Молли захотелось сказать Дженне, что все в порядке. Она понимала, что Кела не остановить и если он решил прийти, Дженна бы ни за что не сумела ему помешать.
Причина этого визита быстро стала ей ясна. Кел первым заговорил об этом:
— Молли, вчера эта репортерша Фрэн Симмонс заходила в кафетерий клиники и задавала вопросы. Это ты ей предложила туда отправиться?
— Нет, я не знала, что Фрэн туда пойдет, — ответила Молли, пожав плечами, — но не возражаю.
— Молли, прошу тебя, — проговорила Дженна. — Неужели ты не понимаешь, что с собой делаешь?
— Я все понимаю, Джен, — спокойно, но твердо сказала Молли.
Кел резко поставил стакан на стол, так что пролилось несколько капель.
Молли устояла перед порывом немедленно вытереть их, перед импульсивным желанием сделать что угодно, только бы прекратить этот кошмар. Вместо этого она посмотрела на мужчин, бывших когда-то партнерами ее мужа.
Кел заметил лужицу на столе. Он вскочил, пробормотав:
— Я принесу бумажное полотенце.
В кухне он огляделся, нашел рулон бумажных полотенец. Возвращаясь назад, Кел остановился, заметив запись на настенном календаре. Он внимательно прочитал ее.
Щеки Питера Блэка пылали. Определенно, это был не первый его стакан за вечер.
— Молли, ты же знаешь, что мы обсуждаем приобретение нескольких менее крупных ХМО. Если ты будешь настаивать на том, чтобы программа вышла в эфир, ты не могла бы по крайней мере попросить Фрэн Симмонс попридержать лошадей до завершения сделки?
Так вот из-за чего весь сыр-бор, поняла Молли. Они боятся, что если она вскроет старые раны, то инфекция перекинется и на них.
— Разумеется, нам нечего скрывать, — подчеркнул Питер. — Но разговоры, пересуды, сплетни свели на нет немало деловых соглашений.
Блэк пил чистое шотландское виски, и Молли наблюдала, как быстро он опустошает свой стакан. Она вспомнила, что он и раньше любил выпить. Значит, ничего не изменилось.
— И прошу тебя, Молли, не ищи Анна-Марию Скалли, — взмолилась Дженна. — Если она узнает о будущей телепрограмме, то может выложить все какой-нибудь скандальной газетенке.
Молли сидела и молчала, разглядывая всех троих, чувствуя, как возвращаются к ней прежние страхи и сомнения, как они кипят под внешней безмятежностью, которую ей удавалось сохранить в течение всего вечера.
— Я полагаю, что суть дела изложена. — Филип Мэтьюз нарушил неловкое молчание. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Вскоре Питер, Дженна и Кел ушли. Филип дождался, пока за ними закроется дверь, и спросил:
— Молли, может быть, отложим ужин? Я отправлюсь восвояси и не буду вам мешать.
Еле сдерживая слезы, Молли кивнула, а потом все же сумела произнести:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Молли Лэш не убивала своего мужа, Гэри Лэша. Фрэн подумала, что начинает в это верить. Так, теперь можно сделать еще один шаг вперед. Предположим, что кто-то другой убил Гэри Лэша и ему несказанно повезло, что приехала Молли и нашла мужа. Она была в шоке и повела себя так, чтобы подозрение пало на нее. Она трогала орудие убийства, прикасалась к голове и лицу мужа, испачкалась в его крови.
Так, а если Гэри Лэш был еще жив, успел ли он что-то сказать Молли? Если в доме находился кто-то посторонний, то, очевидно, Молли появилась всего через несколько минут после того, как Гэри нанесли смертельный удар.
Может быть, Молли приехала, вошла в дом, прошла в кабинет и обнаружила еще живого мужа? Это бы объяснило тот факт, что она прикасалась к нему и что ее рот и лицо были испачканы его кровью. Может быть, она попыталась оживить его?
Или Молли пыталась оживить его после того, как поняла, что с ним сделала?
«Если принять за истину тот факт, что Молли невиновна, то теперь кто-то наверняка очень и очень нервничает», — подумала Фрэн.
Уверенность в том, что Молли грозит опасность, захлестнула ее. Если Гзри Лэш был один в доме, где все двери были заперты, и не услышал, если верить уликам, как вошел его убийца, то с Молли может произойти то же самое.
Фрэн потянулась к телефону. «Она решит, что я сошла с ума, но все-таки позвоню».
Молли явно куда-то спешила.
— Фрэн, у меня будут гости. Собирался приехать Филип Мэтьюз, а Дженна и Кел настояли на том, что зайдут выпить по коктейлю. И мне только что позвол Питер Блэк. Он не обрадовался известию о том, что ты намерена с ним побеседовать, но разговаривал вполне цивилизованно. Он тоже заедет.
— Тогда я не стану тебя задерживать, — сказала Фрэн, — но я вот о чем подумала. От миссис Барри я узнала, что ты не поменяла замки на дверях с того времени, как купила дом, верно?
— Именно так.
— Послушай, мне кажется, тебе пора их сменить.
— Я об этом не думала.
— Сколько человек имеют ключи?
— Это не ключи, а один ключ. У кухонной и парадной дверей одинаковый замок. Двери во внутренний дворик и в подвал всегда заперты и закрыты на задвижку изнутри. Существуют всего четыре ключа: мой, Гэри, миссис Барри и еще один, который я прячу в саду.
— Кто знает о ключе в саду?
— Вряд ли кто-то об этом знает. Я держала его на тот случай, если мы с Гэри забудем ключ. Но этого никогда не случалось. Миссис Барри вообще никогда ни о чем не забывает. Фрэн, пожалуйста, извини меня, но я должна идти.
— Молли, позвони слесарю сразу в понедельник. Прошу тебя.
— Фрэн, мне ничто не грозит, если только...
— Если только ты не оказалась настолько невезучей, что появилась на месте преступления сразу после убийства и получила шок, а теперь кто-то страшно боится того, что ты вдруг все вспомнишь.
Фрэн услышала, как Молли ахнула. Потом взяла себя в руки и сказала:
— Впервые за последние шесть лет я услышала, как кто-то предположил, что я могу быть невиновна.
— Значит, ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты сменила замки? И давай договоримся о встрече в понедельник.
— Давай. У меня могут появиться интересные новости для тебя, — пообещала Молли.
Опуская трубку, Фрэн гадала, что бы это могло значить.
31
Тим Мейсон собирался в выходные покататься на лыжах в Вермонте, но ему позвонил двоюродный брат Майкл, живущий в Гринвиче, и планы изменились. Мать их общего школьного приятеля Билли Галло умерла от сердечного приступа. Майкл решил, что Тим захочет присутствовать на бдении у гроба.
Вот почему в субботу вечером Тим оказался на Меррит-парквей. Он направлялся в Южный Коннектикут и вспоминал школьные годы, когда они с Майклом и Билли Галло играли в одном музыкальном ансамбле. Билли уже тогда был настоящим музыкантом. Они решили организовать собственную группу, и репетиции всегда проходили в доме Билли.
Миссис Галло, сердечная, гостеприимная женщина, всегда приглашала их остаться на ужин. Ей никогда не приходилось их долго уговаривать. Кухня манила ребят запахом свежеиспеченного хлеба, чеснока и кипящего томатного соуса. Тим не забыл, как мистер Галло возвращался с работы и шел прямиком на кухню, как будто боялся, что жены там не окажется. Как только он ее видел, на его лице появлялась широкая улыбка, и он всегда говорил: "Джози, ты снова открыла консервы! "
Тим с тоской подумал о собственных родителях и о годах перед их разводом. В то время он был рад убежать из дома, чтобы не чувствовать нарастающей холодности между ними.
Мистер Галло повторял всегда одну и ту же шутку, а миссис Галло смеялась, словно слышала ее впервые. Они были без ума друг от друга. Правда, мистер Галло никогда не был близок с Билли. Он считал, что Билли даром теряет время, потому что сын хотел стать музыкантом.
Тим вел машину, вспоминал далекие годы, и тут в памяти всплыла картина еще одних похорон, на которых он побывал в Гринвиче. Тогда он уже работал репортером в городской газете.
Он снова видел перед собой убитую горем Фрэн Симмонс. В церкви ее приглушенные рыдания были слышны во время всей поминальной службы. А потом, когда гроб подняли на катафалк, он набрасывал заметки, пока фотографы делали снимки, и чувствовал себя праздным зевакой.
Прошедшие четырнадцать лет изменили Фрэн Симмонс. Она не только повзрослела. В ней появился холодный профессионализм, окруживший ее невидимыми доспехами. Он почувствовал это, когда они встретились в кабинете Гаса. Тим ощутил неловкость, когда понял, что, знакомясь с ней, вспомнил в первую очередь о ее отце и о том, что тот оказался мошенником. Откуда это странное желание извиниться перед ней?
Тим так погрузился в свои мысли, что едва не пропустил поворот на Норт-стрит. Через три минуты он уже подъезжал к похоронному залу.
Там оказалось множество друзей и знакомых семьи Галло. Тим увидел знакомые лица людей, с которыми он давно потерял связь. Некоторые подошли поговорить, пока он стоял в очереди, чтобы выразить соболезнования мистеру Галло и Билли. Многие хвалили его репортажи, но сразу же за похвалами следовали распросы о Фрэн Симмонс, потому что теперь они работали в одной программе.
— Это та самая Фрэн Симмонс, чей отец опустошил библиотечный фонд? — спросила сестра миссис Галло.
— Моей тете показалось, что она видела ее в кафетерии клиники Лэша, — раздался чей-то голос. — Что, ради всего святого, ей могло там понадобиться?
Этот вопрос был задан Тиму в ту самую минуту, когда он оказался лицом к лицу с Билли Галло, который тоже его услышал. Его глаза опухли от слез, он сжал Тиму руку.
— Если Фрэн Симмонс расследует что-то в клинике, попроси ее выяснить, почему пациенты у них умирают без помощи, — с горечью произнес он.
Тони Галло коснулся его рукава:
— Билли, сынок, на все божья воля.
— Нет, папа, это не так. Многих людей, переживших сердечный приступ, спасают. — Голос Билли, напряженный, взволнованный, зазвучал громче. — Мама могла прожить еще по крайней мере лет двадцать. Докторам в клинике было на все наплевать. Они просто позволили ей умереть. — Он почти рыдал. — Тим, ты, и Фрэн Симмонс, и все остальные репортеры из вашей программы должны обратить на это внимание. Вы должны выяснить, почему они так долго ждали, почему ее вовремя не послали к специалистам!
Билли Галло глухо застонал, закрыл лицо руками и дал волю слезам, которые он сдерживал изо всех сил. Тим крепко обнял друга и не отпускал до тех пор, пока его рыдания не успокоились. Наконец печальным, тихим голосом Билли попросил:
— Тим, скажи правду. Ты когда-нибудь пробовал соус для спагетти лучше, чем тот, что готовила моя мать?
32
«Я не знаю, как могла это допустить», — подумала Молли, ставя поднос с крекерами и сыром на стол в маленькой гостиной. При виде Питера и Кела, сидевших рядом, она расстроилась больше, чем ожидала. Покой, комфорт, которые она обрела в собственном доме, неожиданно исчезли. Словно кто-то грубо влез в ее личную жизнь. Молли сразу же вспомнила, как часто эти двое бывали в их доме, беседовали с мужем, закрывшись в его кабинете. Они втроем решали все вопросы, относящиеся к ХМО «Ремингтон». Остальные члены совета всегда лишь соглашались с ними.
Эти несколько дней, что Молли провела дома после тюрьмы, принесли ощущение, будто пять с половиной тюремных лет изменили ее восприятие собственной прошлой жизни.
Пока Гэри был жив, Молли думала, что счастлива. Она искренне верила, что ее неудовлетворенность — следствие невозможности родить желанного ребенка.
И вот теперь, в присутствии Питера и Кела, она ощущала, как знакомое тяжелое чувство неудовольствия наваливается на нее. Она поняла, что Дженна заметила перемену в ее настроении и занервничала. Она прошла следом за Молли в кухню, настояла на том, чтобы помочь ей порезать сыр, разложила крекеры на подносе, сложила салфетки.
По телефону Питер Блэк говорил очень вежливо. Войдя в дом, он поцеловал Молли в щеку, сжал ее пальцы. Всем своим видом он давал понять: давай обо всем забудем, страшная трагедия осталась в прошлом.
Молли гадала, так ли это. Где та волшебная палочка, по мановению которой убийство, годы, проведенные в тюрьме, вдруг возьмут и исчезнут, словно их никогда не было? Оглядывая своих старых друзей (если они были друзьями), Молли поняла, что не может с этим согласиться.
Она посмотрела на Питера Блэка. Ему определенно было не по себе. Почему он настоял на том, чтобы прийти?
Только Филип Мэтьюз чувствовал себя в своей тарелке. Он приехал первым, переступил порог ровно в семь часов, держа в руках горшок с амариллисом.
— Я знаю, что вам не терпится заняться садом, — сказал он. — Может, там найдется место и для амариллиса.
Огромный нежно-красный цветок был удивительно изысканным.
— Будьте осторожны, — предупредила его Молли. — Амариллис еще называют белладонной, а белладонна ядовита.
Чувство легкости, которое Молли испытывала в начале вечера, бесследно испарилось. Теперь она ощущала, что сам воздух в ее доме отравлен. Кел Уайтхолл и Питер Блэк пришли не за тем, чтобы обсуждать вопросы ХМО. Это было ясно с самого начала. У них была своя программа на этот вечер. Вот почему так нервничала Дженна, догадалась Молли. Именно ее подруга устроила эту встречу.
Молли захотелось сказать Дженне, что все в порядке. Она понимала, что Кела не остановить и если он решил прийти, Дженна бы ни за что не сумела ему помешать.
Причина этого визита быстро стала ей ясна. Кел первым заговорил об этом:
— Молли, вчера эта репортерша Фрэн Симмонс заходила в кафетерий клиники и задавала вопросы. Это ты ей предложила туда отправиться?
— Нет, я не знала, что Фрэн туда пойдет, — ответила Молли, пожав плечами, — но не возражаю.
— Молли, прошу тебя, — проговорила Дженна. — Неужели ты не понимаешь, что с собой делаешь?
— Я все понимаю, Джен, — спокойно, но твердо сказала Молли.
Кел резко поставил стакан на стол, так что пролилось несколько капель.
Молли устояла перед порывом немедленно вытереть их, перед импульсивным желанием сделать что угодно, только бы прекратить этот кошмар. Вместо этого она посмотрела на мужчин, бывших когда-то партнерами ее мужа.
Кел заметил лужицу на столе. Он вскочил, пробормотав:
— Я принесу бумажное полотенце.
В кухне он огляделся, нашел рулон бумажных полотенец. Возвращаясь назад, Кел остановился, заметив запись на настенном календаре. Он внимательно прочитал ее.
Щеки Питера Блэка пылали. Определенно, это был не первый его стакан за вечер.
— Молли, ты же знаешь, что мы обсуждаем приобретение нескольких менее крупных ХМО. Если ты будешь настаивать на том, чтобы программа вышла в эфир, ты не могла бы по крайней мере попросить Фрэн Симмонс попридержать лошадей до завершения сделки?
Так вот из-за чего весь сыр-бор, поняла Молли. Они боятся, что если она вскроет старые раны, то инфекция перекинется и на них.
— Разумеется, нам нечего скрывать, — подчеркнул Питер. — Но разговоры, пересуды, сплетни свели на нет немало деловых соглашений.
Блэк пил чистое шотландское виски, и Молли наблюдала, как быстро он опустошает свой стакан. Она вспомнила, что он и раньше любил выпить. Значит, ничего не изменилось.
— И прошу тебя, Молли, не ищи Анна-Марию Скалли, — взмолилась Дженна. — Если она узнает о будущей телепрограмме, то может выложить все какой-нибудь скандальной газетенке.
Молли сидела и молчала, разглядывая всех троих, чувствуя, как возвращаются к ней прежние страхи и сомнения, как они кипят под внешней безмятежностью, которую ей удавалось сохранить в течение всего вечера.
— Я полагаю, что суть дела изложена. — Филип Мэтьюз нарушил неловкое молчание. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Вскоре Питер, Дженна и Кел ушли. Филип дождался, пока за ними закроется дверь, и спросил:
— Молли, может быть, отложим ужин? Я отправлюсь восвояси и не буду вам мешать.
Еле сдерживая слезы, Молли кивнула, а потом все же сумела произнести:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43