Он все же достал его, этого летчика. По крайней мере, Туровский отчетливо видел, как тот дернулся и споткнулся. Но тут же выпрямился, заставив себя бежать дальше, достиг «вертушки» и прыгнул в кабину. Несколько секунд – и «вертушка» задрожала, несущий винт стал медленно раскручиваться, и вот уже не винт, а сплошной свистящий серый диск стоял перед глазами.
Взлететь угонщику не дали. Два грузовика с автоматчиками вылетели на поле, словно тараканы из спичечной коробки, и лихо развернулись, солдаты, тут же посыпались из кузова и залегли цепью, ощетинившись оружием. С БТРа забил пулемет, пули мигом распотрошили летчика, словно плюшевого мишку, на стекло брызнуло что-то густое, красно-рыжее, «вертушка» неуверенно подпрыгнула и встала, окутавшись дымом…
Туровский всего этого не видел. Бима укладывали на носилки, а уложив, зачем-то накрыли лицо серой простыней. «Ласкающий» удар, вызывающий мгновенную смерть.
А он все шел за носилками и просил хмурых санитаров:
– Осторожно! Не трясите, видите, ему плохо.
Он заставил себя посмотреть в мертвое лицо девочки и сказал:
– Ее убили где-то в людном месте. Скорее всего, на «ракете».
Ему не хотелось верить, что он проиграл. Его обуревала жажда действия, хоть какого-то, хоть совсем уж бестолкового… И он сдерживался с трудом, так как понимал: киллер ушел. Растворился в недрах миллионного города – не достанешь. Ни примет, ни словесного портрета, ни отпечатков пальцев… Ничего.
– Я отвозил ее на пристань. Я головой готов поклясться: на судно она заходила одна. Больше из санатория я там никого не видел.
– Значит, наша основная версия неверна, – откликнулся Ляхов. – Версия неверна, и убийца – человек посторонний, просто мы его просмотрели, все, кроме девочки. Она видела его в коридоре, потом встретила на «ракете» и догадалась…
– Вспомнила про телевизор, про скрип двери, а человека видела, но не придала значения и не сказала мне? – недоверчиво сказал Туровский.
Он ожесточенно, с силой провел ладонью по лицу. Возник и исчез какой-то проблеск, отголосок правильной мысли… Был – и нет. А ведь был рядом, только протяни руку.
«Наташа даже оперативникам, которые ее охраняли, открывала дверь только на условную фразу». – «А убийца мог ее подслушать?» – "Быстро ты соображаешь… Для книжного червя! Фразу мог произнести только знакомый голос. Слава или Борис ". – « Или ты».
Я спрашивал Светлану: может быть, ты встретила в коридоре горничную? Медсестру? Вахтера? Кого-то очень привычного, на кого не обратишь внимания? Нет. Беседовал с вахтером, верным стражем покоев отдыхающих (мать вашу, приехали отдыхать, так отдыхайте!): «Андрей Яковлевич, посторонний – это не обязательно тип в темных очках и с поднятым воротником». – «Нет, ну что вы, я же понимаю…»
Кто-то свой. Кто прошел невидимкой мимо вахтера, кому безгранично доверяла Светлана, кому безропотно открыла дверь Наташа, профессиональная телохранительница…
– В санатории все на месте? – спросил он.
– Все, – тихо ответил Борис Анченко. – Сидят как мышки.
– Никто не выходил?
– Только Колесников. Но он ведь, кажется, был вместе с вами.
Он меня догнал по дороге, вспомнил Сергей Павлович. А где он шлялся до этого момента – неясно.
– Мне надо поговорить с теми ребятами, – сказал Туровский, кивнув в сторону копошившихся с веревками скалолазов.
В лагере кипела организованная работа. Кто-то убирал на ночь снаряжение, кто-то возился с примусом. Три девушки готовили ужин. Туровский потянул носом: каша с тушенкой. Жизнь продолжается. Его заметили, пригласили «на огонек». Одна из девушек, красивая и с виду разбитная, стрельнула глазищами из-под челки:
– А я вас видела, вы утром вместе с нами приплыли на «ракете».
– Я помню, – кивнул Сергей Павлович. – Вы пели под гитару. У вас замечательный голос.
– Ой, ладно вам.
Он видел: девушка польщена.
– Вы всех тут знаете?
– Конечно.
– Двое: мужчина, около тридцати, худощавый, нос с горбинкой. Девушка – лет восемнадцати, длинные каштановые волосы, бело-оранжевая ветровка.
Она подумала и медленно покачала головой:
– Нет, это не наши, – и крикнула кому-то: – Валентина!
– Ау?
– У тебя есть бело-оранжевая ветровка?
– Смеешься? Откуда?
– Я серьезно. Тут спрашивают…
– А вы кто, собственно? – строго спросил какой-то парень, подойдя к Туровскому. Тот пожал плечами и вынул удостоверение. Смысла прятаться он не видел.
– Вон оно что. А какие к нам претензии?
– Никаких. Я ищу двух человек – мужчину и девушку.
– А в чем их обвиняют?
– Господи, – вздохнул Туровский. – Да ни в чем. Просто нужно с ними поговорить.
– Гена, не ерепенься, – проворковала Валентина и обратилась к Сергею Павловичу: – Где они стояли, ваши знакомые?
– Вон там, – показал он. – Кажется, у них была круглая палатка из синего капрона.
– Точно не наши. Мы люди скромные, где уж у нас капроновые палатки.
Ляхов в нетерпении переминался с ноги на ногу. Туровский подошел к нему и хмуро произнес:
– Странно. Именно те, кто был нужен – и как в воду канули.
– Нет уж, – суеверно отозвался Ляхов. – В воду – хватит. Едем обратно в санаторий? Или будем ждать «ракету»?
– В санаторий, – выдохнул Туровский.
Он вдруг почувствовал, как в каждую клеточку тела вливается холод, будто входишь в ледяную воду, медленно, без всплеска, замирая всем существом… Советская, 10, квартира 5. Маму зовут Надежда Васильевна, папу – Альфред Карлович. Я позвоню в дверь, представлюсь и скажу… Как скажу? Повернется ли язык?
– Подождите!
Он вздрогнул и обернулся. Ага, та, глазастенькая, что готовила ужин у примуса.
– Постойте, я вспомнила!
– Что?
– Да тех, о которых вы спрашивали. Я не сразу сообразила, потому что вы говорили о двоих, а их было трое.
– Трое?
– Мужчина, молодая женщина (я подумала, жена) и девочка.
Так, спокойно, приказал он себе и спросил:
– Как вас зовут?
– Варвара. Можно на «ты».
– Варвара, опиши мне девочку. Медленно, подробно.
Она наморщила лоб, вспоминая:
– Симпатичная. Но не яркая, понимаете, о чем я… Лет тринадцати, рост обычный, коса темная, а может, темно-русая. Кофточка, юбочка… Вообще-то я видела их мельком, издалека.
– У нее было что-нибудь в руках?
– Да. Мешочек из серой ткани. Узкий, продолговатый.
Туровский вынул из кармана выловленную в воде флейту.
– Похоже?
Она взяла ее в руки, поднесла к губам (он отнесся к этому спокойно: какие там отпечатки пальцев, все давно смыла вода).
– Похоже. Но не звучит почему-то.
– Может быть, ты не так держишь? Нужно параллельно губам, а ты торцом…
– Нет, это же блок-флейта. Видите, продольный сквозной канал. А отверстия наверху прикрываются пальцами. Я когда-то в детстве играла. Потом бросила, дура.
– Ты долго училась?
– Три класса окончила. Потом уперлась.
Света играла не так. Он постарался сосредоточиться. Вот она подносит к губам инструмент… Вот он следит, как флейта мягко, неуловимо скользит в пальцах… Потом перестает следить – сознание проваливается куда-то, будто в черную дыру. Душа наполняется мелодией – грустной, протяжной, словно плач…
У большеглазой скалолазочки Варвары так не получалось. Собственно, у нее не получалось совсем. Флейта издавала лишь жалобное шипение.
– Отверстия наверху чем-то залеплены, – сердито сказала она. – Илом, что ли?
– Почему ты так решила?
– Не знаю. Но мне кажется, ее испортил кто-то… Нарочно испортил!
– Нина Васильевна, мне нужно поговорить с Дашей.
Кларова поморщилась:
– Опять вы. Я думала, все уже закончилось.
– Я недолго.
На диване, открыв широкий беззубый рот, лежал чемодан. Юная Дарья деловито складывала туда свои наряды. Вещи Кларовой-старшей огромным тюком покоились рядом, накрытые яркой шалью.
– Съезжаете? – светски поинтересовался Сергей Павлович.
– Хорошего помаленьку. Прав был муж, в следующий отпуск поедем в Ялту, к морю. Надеюсь, хоть там не впутаюсь в уголовщину.
– Насчет уголовщины – это вы зря. Дело гораздо серьезнее… Даша!
– Ну, – буркнула та, не прерывая своего занятия.
– Скажи мне еще раз, в котором часу вы со Светой пришли с прогулки.
– Я говорила, пятнадцать минут десятого.
– Дядя Слава пришел до вас?
– Они с мамой сидели на диване…
– Прекратите! – взорвалась Нина Васильевна. – Как вам не стыдно! Она еще ребенок.
– Когда ушла Света?
Даша задумалась.
– Сразу. Почти сразу…
– Через пять минут? Через десять?
– Может, и меньше. Я не засекала.
– Что было потом?
– Я пошла вниз, к дяде Андрею.
– К вахтеру Андрею Яковлевичу? – уточнил Туровский. – Тебя мама отослала?
– Нет, я сама.
Кларова-старшая вцепилась ему в рукав, словно разъяренная кошка.
– Не смейте! – Лицо ее стало красным. Волосы растрепались, глаза метали молнии. – Не смейте! Ваши действия насквозь противозаконны!
– А как насчет ваших действий? – хищно улыбнулся Туровский. – Вы отправили девочку к незнакомому человеку…
– Не лезьте в мою жизнь.
– Я не лезу. Меня интересует совсем другое. Света, выйдя от вас, прошла мимо пустого холла… Наш оперативник в этот момент был в номере убитых, относил им завтрак. Это было ровно в девять тридцать. Получается, Света находилась у вас целых пятнадцать минут. А Даша утверждает, что она ушла сразу… Так кто из вас врет? Вы или Козаков?
Запал ее кончился. Она безвольно опустила руки и отвернулась к стене.
– Вы пугаете меня.
– А вы заставляете меня предположить, что вы действовали в сговоре с Козаковым, – зло сказал Туровский. – Хотя я и уверен, что это не так. Он просто использовал вас для создания себе алиби.
Она вдруг заплакала – по-детски беспомощно, не вытирая слез.
– Это сон… Стасик – убийца… Не верю. Поймите, это так нереально!
– Смерть Светланы – это очень реально. Она слышала скрип двери за спиной… Когда Козаков ушел от вас?
– Быстро. Он как-то сразу смутился… Раньше за ним такого не водилось, он легко относится к разным условностям. Это и понятно, он одинок…
– От кого он узнал, где поселили женщин?
– От Даши.
Глава 9
БЛИЗОСТЬ УСТРЕМЛЕНИЙ
Рассвет на исходе лета – зыбкий и тихий, словно присмиревший ребенок. Полшестого утра, самый сон – для всех людей с чистой совестью (или без таковой вообще). Из обитателей санатория в эту ночь не ложился ни один. Одних будоражила нераскрытая тайна, усугубленная древним страхом темноты. А ночь – черт возьми, какая это была ночь! Природа словно взбесилась от такого святотатства – убийство девочки, ребенка, никому не успевшего сделать зла… Ливень обрушивался сверху, гремя по железной крыше, как по барабану в театре абсурда, мокрые ветви хлестали по окнам… Жутко! Другие были тоже объяты холодком ужаса, но – земного, безо всякой мистики: следователь меня подозревает… Алиби нет, кабы знал, заготовил бы заранее. Конечно, я не убийца, но начнут копать – такое выкопают… У каждого в шкафу хранится свой взвод скелетов.
Туровский не выдержал, вышел в коридор, ярко освещенный среди ночи. Слава КПСС мерил шагами ковровую дорожку, словно фамильное замковое привидение, Борис Анченко, нахохлившись, сидел в глубоком кресле перед неработающим телевизором и вертел в руках какую-то вещицу… Наташин медальон с крошечной фотографией внутри. Чужая и давняя трагедия на миг всколыхнула душу, представилась ясная картина, та, которую застала Наташа, прибежав домой десять лет назад: маленький мальчик с пушистыми светлыми волосами на манер головки одуванчика, кажется: дунешь – и разлетится… возле самой двери, умирающий от шока, задыхающийся, личико уже посинело… Страшный отец, пьяный, ломающий руки в угаре: «Это я его убил! Я! Я-ааа!» Убил – надо думать, в смысле напугал: на теле мальчика не было обнаружено ни одного повреждения. Чем напугал?
Не отвлекаться, приказал себе Туровский. Не отвлекаться…
Он с неприязнью взглянул на Колесникова, который смущенно топтался за спиной.
– Шел бы ты спать, Игорь, – устало сказал он.
– О чем ты, господи…
– О сне. Выпей таблетку и ложись, не действуй на нервы.
– Зря ты от меня отмахиваешься.
– Ну вот что, – раздельно произнес Сергей Павлович. – Ты просил, чтобы я тебя выслушал. Я выслушал. В блуждающих духов я не верю, уж прости.
– Вот как. Чему же ты веришь?
– Фактам. Козаков утверждает, что пришел к Кларовой в девять. Даша показала, что Светлана ушла от них быстро (засмущалась), и было это в половине десятого. Что же получается, она сидела и глазела на влюбленную пару целых полчаса?
– Нестыковка, – пробормотал Колесников. – Но она объясняется, я уверен… Мне только надо подумать. Чуточку!
И – исчез, будто растаял в воздухе.
Козаков, само собой, не спал. Лежал на разобранной постели, закинув ноги в ботинках на спинку кровати. Жорж Сименон карманного формата в мягкой обложке совершенно терялся в мощных ладонях. Игорь Иванович вошел в номер, подошел к кровати и тихонько тронул соседа за плечо. Тот подпрыгнул от неожиданности:
– Тьфу на тебя!
– Чего пугаешься?
– А, – Козаков махнул рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59