Думаю, что необходимо позвонить капитану порта и сообщить, что вы в безопасности.
Он отставил стул и встал.
— О, не думаю, что это необходимо, — сказала Саманта довольно настойчиво, и рот ее стал жестким, что не осталось незамеченным. — Честно говоря, никто не знает, куда мы отправились.
— Кроме того человека, у которого вы наняли лодку, — Фрэнк встретился с ней взглядом и не опустил глаз. — Он, может быть, с ума сходит. Я позвоню ему, иначе будут неприятности, может быть, это будет стоить людям жизни. — И не пытайся ты, черт возьми, останавливать меня в собственном доме, подумал он.
Саманта пожала плечами, лицо ее внезапно помрачнело. Она ведь вожатая скаутов, не привыкла, очевидно, чтобы ей перечили, решил Фрэнк. Он подошел к телефону. Он знал номер конторы порта на память: Альвер, 458. Он стал его набирать, но не успел закончить, как понял, что что-то не так. Проклятье, тон сначала был, но теперь исчез. Телефон мертв. Он нахал на рычаг; тона не последовало. Тишина. Ничего — даже треска нет.
— Что-то не так? — в голосе Саманты послышался слабый намек на сарказм.
— Кажется, телефон не работает. Странно, сегодня он работал, потому что я звонил на материк, чтобы сделать дополнительный заказ продуктов на завтра.
— Нельзя надеяться на телефонный кабель, проложенный под водой, — опять он почувствовал, что она насмехается над ним. Дьявол, и он не нашелся, что ответить этой притворно вежливой суке. — Ничего, паром завтра придет.
— Если шторм утихнет.
Их глаза встретились, взгляды скрестились. Он почувствовал, как вверх по спине у него вновь пробежал холодок. Они все неотрывно глядели на него. Эту девчонку надо бы отшлепать как следует, подумал он, что это она так ухмыляется. Он пробормотал:
— Вам придется здесь переночевать. Все равно бы пришлось, потому что уехать сегодня вы не смогли бы, даже если бы и телефон работал.
— Вы ужасно добры, — она повернулась к остальным. — Девочки, будем устраиваться на ночлег. К сожалению, у нас нет с собой спальных мешков, но...
— Ничего, — сказал он. Надеюсь, вы вызоветесь помыть посуду, подумал он про себя. — Двое из вас могут расположиться в моей комнате, и у меня есть пара лишних матрасов и несколько одеял, так что я смогу устроиться в свободной комнате и...
— Господи, да мы и так уже достаточно злоупотребили вашим гостеприимством, не хватало еще вас выгонять из собственной постели. Нет, это мы будем спать здесь внизу у огня на матрасах.
— Уверяю вас, я часто сплю внизу, — еще одно столкновение характеров, как будто эта высокомерная женщина испытывает его. Ну, во всяком случае, я пытался дозвониться, несмотря на все ее слова, подумал он, но будь я проклят, если мне начнут указывать, где мне спать.
— Мы будем спать внизу, да, девочки? — обратилась она к остальным, не обращая на него внимания.
— Да, Саманта, — хор был слишком уж детским для подростков; Фрэнка он заставил вздрогнуть; как будто бы все они были у нее под каблуком, и не только потому, что она их вожатая.
— Тогда решено, — она самодовольно повернулась к нему. — Доставайте матрасы и одеяла, мы постелим себе здесь, Фрэнк. Я думаю, вы рано ложитесь, вы же фермер, вам надо вставать на рассвете.
Он напрягся, подумав: «Черт бы тебя побрал, черт бы вас всех побрал! Вы вломились ко мне в дом, захватили его, а теперь пытаетесь мной командовать, как будто я один из ваших скаутов-идиотов. И если эта девчонка не уберет со своего лица эту ухмылку, я сделаю это сам!»
Эллен молча злорадствовала, переводя взгляд с Саманты на Фрэнка, как будто подбадривала свою вожатую, чтобы та не сдавалась, преодолевала все возводимые им преграды. И Джейк снова стал тихо и угрожающе рычать. Ясно, что пес его был прав с самого начала — от этой компании во главе с лгуньей-вожатой добра не жди. Они могут оказаться кем угодно, даже сбежавшими из тюрьмы.
— Я предпочитаю спать внизу, — он хотел, чтобы его слова прозвучали уверенно и веско, но голос его был слаб, и сказанное скорее походило на неудачную отговорку, заранее безуспешную.
— Ну, вы будете спать наверху в собственной постели, — предполагалось, что это прозвучит добродушно, вроде бы гостья не желает стеснять хозяина, но тон был командный: Делай так, как тебе велят!
— Ладно, — он был раздосадован на себя, что уступил, а ведь запросто мог бы послать их ко всем чертям, пусть убирались бы. — Если вы настаиваете.
— Настаиваем. Нам тут будет очень удобно, я вас уверяю. Только подумайте: ведь мы могли бы ночевать в вереске в такую бурю. Ночлег на кухне фермерского дома — это просто роскошь! Так что идите, ложитесь спать, не обращайте на нас внимания.
— Я принесу матрасы и одеяла, — он пошел к лестнице, но едва успел подняться на вторую ступеньку, как почувствовал, что Джейк идет за ним по пятам, держась как можно ближе. А Джейка не так-то легко напугать.
— Вот, пожалуйста, — Фрэнк положил спальные принадлежности на пол кухни, отметив с удовольствием, что две старшие девочки начали мыть посуду. Саманта стояла спиной к открытой печной дверце, грея свой зад. Он поднял глаза, вздрогнул, ему едва удалось скрыть свое замешательство. Она сняла свой свитер и развесила его на спинке стула, а пуговицы на ее блузке были расстегнуты. Блузка раскрылась, и перед его взором предстала ее обнаженная грудь — лифчика не было — гладкая и упругая, соски стоят, как будто она возбуждена желанием. Без всякого смущения ее пальцы ухватились за пояс джинсов, как будто она собиралась снять и их.
И, о Боже, Рут тоже начала раздеваться!
— Я вас оставлю тогда, — он отошел к лестнице, чувствуя, как у него слегка кружится голова. — Крикните, если что-то понадобится. — Но в душе добавил: ради Бога, не надо!
— Доброй ночи, Фрэнк! — сладкий хор девичьих голосов сопровождал его, когда он поднимался по лестнице. Он споткнулся и чуть было не упал.
Джейк лежал на полу в ногах кровати, на его черно-белой морде отразилось собачье облегчение, когда Фрэнк вошел в спальню и закрыл дверь. Когда-то на двери был засов — там все еще оставались дырочки от винтов — но он не считал раньше нужным снова его ставить. До сих пор. Вспотевший и дрожащий, он схватил стул и с облегчением обнаружил, что тот как раз подпирает дешевую ручку двери. Он облизал губы, попытался увлажнить пересохший рот. В кои-то веки колли позвали ночевать в спальню, еще несколько часов назад он бы на это ни за что не пошел.
У Фрэнка мелькнула мысль: заряженное ружье все еще стояло за кухонной дверью. Что ж, так им и надо, черт возьми, если они вдруг станут трогать его и прострелят себе башку!
Когда он разделся, то его ждало еще одно тревожное открытие, заставившее его уставиться на нижнюю часть своего тела в совершенном изумлении. У него произошла эрекция, полная! Первый раз за целый год. И эта полуодетая сука, греющая свой красивый зад у плиты, тому причиной. Он взмолился, чтобы паром завтра пришел.
9
За пару дней двухкомнатный домик стал довольно уютным по стандартам восемнадцатого века. Зок поддерживал огонь, регулярно притаскивая куски дерева, прибитые к берегу — их там было достаточно после каждого отлива. Пока горела одна порция, другая сохла у печи. Он нарезал и привез на тележке траву и камыш, сделал из них мягкие тюфяки.
Мари настояла, что она с дочерьми займет неотделанную гостиную, будут там находиться ночью и днем, прогнав своего спутника в комнату рядом, которая на деле была зимним стойлом для скота.
Они высушили свою одежду в первый вечер у трескучего огня, студившись нагишом вокруг яркого пламени, чтобы согреться. В дальнейшем с одеждой будут трудности — когда она износится, ее нечем заменить. Может быть, подумала Мари, в теплую погоду они смогут ходить очень легко одетыми, возможно, обнаженными — в середине лета, сохраняя теплую одежду для зимы.
Через день после их прибытия на остров Зок поймал кролика, изготовив для него ужасный капкан: огромный плоский камень, установленный на кроличьей тропке в высокой траве. Камень подпирала ветка, к которой Зок приделал веревку, сплетенную из камыша. Ничего не подозревающий зверек задевал за веревку, и тяжелый камень убивал его. Так добывалось свежее мясо. Зок пользовался этой же хитростью для ловли морских птиц, применяя тот же камень и ту же сплетенную из камыша веревку, а приманкой служили шкурка и кости кролика. Чайки слетались попировать падалью и были наказаны за свою жадность. У подножия холма росли земляные каштаны, их надо было выкапывать, и разные травы, известные только лодочнику; их можно было варить, получая превосходный напиток, или же тушить и есть вместо овощей, чтобы смягчить резкий привкус мяса чаек и ворон.
После жизни в замке Альвер их новое существование временами оказывалось даже приятным, расслабляющим, когда погода стояла теплая и сухая. Здесь они наслаждались тем, в чем им было отказано в замке — свободой. Они делали то, что хотели, не было лэрда, чтобы ругать их, требовать покорности от жены и дочерей, проклинать их за то, что они родились на свет женщинами. Только Идис была недовольна.
— Когда мы сможем вернуться домой, мама? — постоянно спрашивала она мрачно. — Мне здесь ужасно не нравится.
— Когда-нибудь, может быть, — Мари смотрела на море. Она боялась одного: что в один прекрасный день появится лодка, чтобы увезти их обратно на материк; это мог бы быть странный каприз ее мужа, которому стало не хватать объекта своей жестокости. Или же жертв для своих гнусных сатанинских обрядов. Но лодка не появлялась, и Идис становилась все мрачнее день ото дня. Она взяла в привычку сопровождать Зока.
— Идис, мне не нравится, что ты проводишь столько времени с Зоком, — сказала ей как-то Мари, когда они вечером сидели у яркого огня, обгрызая косточки баклана. Лодочник, вероятно, спал в своей комнате, но она все же понизила голос — не стоит восстанавливать против себя слугу.
— Почему это? — девочка вызывающе вскинулась на мать, выплюнула кусочек хрящика и надулась.
— Потому что, — черт побери эту девчонку, она ничего не принимает на веру. — Я не думаю, что тебе это идет на пользу.
— Почему мне это не идет на пользу?
Мари вздохнула, стала тщательно подбирать слова; Идис скоро минет двенадцать — они не могут от нее все время скрывать.
— Потому что твой отец занимался ужасными обрядами, он поклонялся дьяволу, убивал цыплят и пил их кровь, а Зок помогал ему. Твой отец хотел, чтобы мы умерли на этом острове с голоду, но я перерезала трос и лодка разбилась, иначе бы Зок оставил нас здесь одних. Зок так же сильно хотел нас убить, как и твой отец. Он... недобрый. У него просто сейчас нет иного выхода, как заботиться о нас. Если бы он нашел средство к спасению. оставив нас умирать с голоду, у меня нет ни малейшего сомнения, что он этим бы воспользовался. Мы не можем доверять ему. Вот почему я не хочу, чтобы ты проводила с ним слишком много времени.
Идис продолжала смотреть на мать совершенно спокойно. Никаких признаков того, что она встревожена, напугана заговором об убийстве женщин рода Альвер. Может быть, она не совсем поняла, а если поняла, то не поверила, подумала Мари. Девочка молча продолжала есть: она не задавала вопросов, но и не показывала согласия подчиниться матери. Ее отрицательная реакция приводила Мари в замешательство.
Утром, когда они отправились на берег, чтобы понежиться на солнце в расселине, превращавшейся в шторм и в сильный прилив в бушующий Котел, Идис вновь исчезла. Мари подумала было пойти поискать свою младшую дочь, но решила не делать этого; очень скоро она займется воспитанием Идис. По всей вероятности, девочка пошла с Зоком на Торфяное болото резать камыш — она занималась этим всю прошлую неделю, так что вряд ли еще один день имеет большое значение.
На самом же деле Идис отправилась с их странным слугой к подножию холма, чтобы помочь ему выкапывать земляные каштаны. Она присела на корточки, нагая, свободная в своей невинности, наблюдая за тем, как ее обезьяноподобный спутник отрезает луковицы, похожие на артишок, острым осколком скалы, складывает их на камень, чтобы высушить на солнце. Он забавлял ее тем, что сопел через нос, кривил лицо и кряхтел каждый раз, когда требовалось сделать физическое усилие. С Зоком было гораздо интереснее, чем с ее мрачными матерью и сестрами, которые так серьезно относились к жизни. Они такие глупые — спешат одеться, если завидят Зока, как будто боятся, что он увидит их голыми.
— Моя мать говорит, что ты и отец собирались бросить нас умирать на острове, — внезапно сказала Идис, выпалив слова, над которыми думала все утро. — Это правда?
Зок вздрогнул, чуть не выронил свой самодельный инструмент для рытья, но когда поднял голову, на лице его было возмущение.
— Это подлая ложь, дитя, — пробормотал он. — Но ты не должна говорить матери, а то она рассердится на тебя. Она могла бы сбросить нас обоих со скалы в Котел.
Идис побледнела и ответила:
— Нет, я не скажу ей. Но почему она врет мне, Зок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Он отставил стул и встал.
— О, не думаю, что это необходимо, — сказала Саманта довольно настойчиво, и рот ее стал жестким, что не осталось незамеченным. — Честно говоря, никто не знает, куда мы отправились.
— Кроме того человека, у которого вы наняли лодку, — Фрэнк встретился с ней взглядом и не опустил глаз. — Он, может быть, с ума сходит. Я позвоню ему, иначе будут неприятности, может быть, это будет стоить людям жизни. — И не пытайся ты, черт возьми, останавливать меня в собственном доме, подумал он.
Саманта пожала плечами, лицо ее внезапно помрачнело. Она ведь вожатая скаутов, не привыкла, очевидно, чтобы ей перечили, решил Фрэнк. Он подошел к телефону. Он знал номер конторы порта на память: Альвер, 458. Он стал его набирать, но не успел закончить, как понял, что что-то не так. Проклятье, тон сначала был, но теперь исчез. Телефон мертв. Он нахал на рычаг; тона не последовало. Тишина. Ничего — даже треска нет.
— Что-то не так? — в голосе Саманты послышался слабый намек на сарказм.
— Кажется, телефон не работает. Странно, сегодня он работал, потому что я звонил на материк, чтобы сделать дополнительный заказ продуктов на завтра.
— Нельзя надеяться на телефонный кабель, проложенный под водой, — опять он почувствовал, что она насмехается над ним. Дьявол, и он не нашелся, что ответить этой притворно вежливой суке. — Ничего, паром завтра придет.
— Если шторм утихнет.
Их глаза встретились, взгляды скрестились. Он почувствовал, как вверх по спине у него вновь пробежал холодок. Они все неотрывно глядели на него. Эту девчонку надо бы отшлепать как следует, подумал он, что это она так ухмыляется. Он пробормотал:
— Вам придется здесь переночевать. Все равно бы пришлось, потому что уехать сегодня вы не смогли бы, даже если бы и телефон работал.
— Вы ужасно добры, — она повернулась к остальным. — Девочки, будем устраиваться на ночлег. К сожалению, у нас нет с собой спальных мешков, но...
— Ничего, — сказал он. Надеюсь, вы вызоветесь помыть посуду, подумал он про себя. — Двое из вас могут расположиться в моей комнате, и у меня есть пара лишних матрасов и несколько одеял, так что я смогу устроиться в свободной комнате и...
— Господи, да мы и так уже достаточно злоупотребили вашим гостеприимством, не хватало еще вас выгонять из собственной постели. Нет, это мы будем спать здесь внизу у огня на матрасах.
— Уверяю вас, я часто сплю внизу, — еще одно столкновение характеров, как будто эта высокомерная женщина испытывает его. Ну, во всяком случае, я пытался дозвониться, несмотря на все ее слова, подумал он, но будь я проклят, если мне начнут указывать, где мне спать.
— Мы будем спать внизу, да, девочки? — обратилась она к остальным, не обращая на него внимания.
— Да, Саманта, — хор был слишком уж детским для подростков; Фрэнка он заставил вздрогнуть; как будто бы все они были у нее под каблуком, и не только потому, что она их вожатая.
— Тогда решено, — она самодовольно повернулась к нему. — Доставайте матрасы и одеяла, мы постелим себе здесь, Фрэнк. Я думаю, вы рано ложитесь, вы же фермер, вам надо вставать на рассвете.
Он напрягся, подумав: «Черт бы тебя побрал, черт бы вас всех побрал! Вы вломились ко мне в дом, захватили его, а теперь пытаетесь мной командовать, как будто я один из ваших скаутов-идиотов. И если эта девчонка не уберет со своего лица эту ухмылку, я сделаю это сам!»
Эллен молча злорадствовала, переводя взгляд с Саманты на Фрэнка, как будто подбадривала свою вожатую, чтобы та не сдавалась, преодолевала все возводимые им преграды. И Джейк снова стал тихо и угрожающе рычать. Ясно, что пес его был прав с самого начала — от этой компании во главе с лгуньей-вожатой добра не жди. Они могут оказаться кем угодно, даже сбежавшими из тюрьмы.
— Я предпочитаю спать внизу, — он хотел, чтобы его слова прозвучали уверенно и веско, но голос его был слаб, и сказанное скорее походило на неудачную отговорку, заранее безуспешную.
— Ну, вы будете спать наверху в собственной постели, — предполагалось, что это прозвучит добродушно, вроде бы гостья не желает стеснять хозяина, но тон был командный: Делай так, как тебе велят!
— Ладно, — он был раздосадован на себя, что уступил, а ведь запросто мог бы послать их ко всем чертям, пусть убирались бы. — Если вы настаиваете.
— Настаиваем. Нам тут будет очень удобно, я вас уверяю. Только подумайте: ведь мы могли бы ночевать в вереске в такую бурю. Ночлег на кухне фермерского дома — это просто роскошь! Так что идите, ложитесь спать, не обращайте на нас внимания.
— Я принесу матрасы и одеяла, — он пошел к лестнице, но едва успел подняться на вторую ступеньку, как почувствовал, что Джейк идет за ним по пятам, держась как можно ближе. А Джейка не так-то легко напугать.
— Вот, пожалуйста, — Фрэнк положил спальные принадлежности на пол кухни, отметив с удовольствием, что две старшие девочки начали мыть посуду. Саманта стояла спиной к открытой печной дверце, грея свой зад. Он поднял глаза, вздрогнул, ему едва удалось скрыть свое замешательство. Она сняла свой свитер и развесила его на спинке стула, а пуговицы на ее блузке были расстегнуты. Блузка раскрылась, и перед его взором предстала ее обнаженная грудь — лифчика не было — гладкая и упругая, соски стоят, как будто она возбуждена желанием. Без всякого смущения ее пальцы ухватились за пояс джинсов, как будто она собиралась снять и их.
И, о Боже, Рут тоже начала раздеваться!
— Я вас оставлю тогда, — он отошел к лестнице, чувствуя, как у него слегка кружится голова. — Крикните, если что-то понадобится. — Но в душе добавил: ради Бога, не надо!
— Доброй ночи, Фрэнк! — сладкий хор девичьих голосов сопровождал его, когда он поднимался по лестнице. Он споткнулся и чуть было не упал.
Джейк лежал на полу в ногах кровати, на его черно-белой морде отразилось собачье облегчение, когда Фрэнк вошел в спальню и закрыл дверь. Когда-то на двери был засов — там все еще оставались дырочки от винтов — но он не считал раньше нужным снова его ставить. До сих пор. Вспотевший и дрожащий, он схватил стул и с облегчением обнаружил, что тот как раз подпирает дешевую ручку двери. Он облизал губы, попытался увлажнить пересохший рот. В кои-то веки колли позвали ночевать в спальню, еще несколько часов назад он бы на это ни за что не пошел.
У Фрэнка мелькнула мысль: заряженное ружье все еще стояло за кухонной дверью. Что ж, так им и надо, черт возьми, если они вдруг станут трогать его и прострелят себе башку!
Когда он разделся, то его ждало еще одно тревожное открытие, заставившее его уставиться на нижнюю часть своего тела в совершенном изумлении. У него произошла эрекция, полная! Первый раз за целый год. И эта полуодетая сука, греющая свой красивый зад у плиты, тому причиной. Он взмолился, чтобы паром завтра пришел.
9
За пару дней двухкомнатный домик стал довольно уютным по стандартам восемнадцатого века. Зок поддерживал огонь, регулярно притаскивая куски дерева, прибитые к берегу — их там было достаточно после каждого отлива. Пока горела одна порция, другая сохла у печи. Он нарезал и привез на тележке траву и камыш, сделал из них мягкие тюфяки.
Мари настояла, что она с дочерьми займет неотделанную гостиную, будут там находиться ночью и днем, прогнав своего спутника в комнату рядом, которая на деле была зимним стойлом для скота.
Они высушили свою одежду в первый вечер у трескучего огня, студившись нагишом вокруг яркого пламени, чтобы согреться. В дальнейшем с одеждой будут трудности — когда она износится, ее нечем заменить. Может быть, подумала Мари, в теплую погоду они смогут ходить очень легко одетыми, возможно, обнаженными — в середине лета, сохраняя теплую одежду для зимы.
Через день после их прибытия на остров Зок поймал кролика, изготовив для него ужасный капкан: огромный плоский камень, установленный на кроличьей тропке в высокой траве. Камень подпирала ветка, к которой Зок приделал веревку, сплетенную из камыша. Ничего не подозревающий зверек задевал за веревку, и тяжелый камень убивал его. Так добывалось свежее мясо. Зок пользовался этой же хитростью для ловли морских птиц, применяя тот же камень и ту же сплетенную из камыша веревку, а приманкой служили шкурка и кости кролика. Чайки слетались попировать падалью и были наказаны за свою жадность. У подножия холма росли земляные каштаны, их надо было выкапывать, и разные травы, известные только лодочнику; их можно было варить, получая превосходный напиток, или же тушить и есть вместо овощей, чтобы смягчить резкий привкус мяса чаек и ворон.
После жизни в замке Альвер их новое существование временами оказывалось даже приятным, расслабляющим, когда погода стояла теплая и сухая. Здесь они наслаждались тем, в чем им было отказано в замке — свободой. Они делали то, что хотели, не было лэрда, чтобы ругать их, требовать покорности от жены и дочерей, проклинать их за то, что они родились на свет женщинами. Только Идис была недовольна.
— Когда мы сможем вернуться домой, мама? — постоянно спрашивала она мрачно. — Мне здесь ужасно не нравится.
— Когда-нибудь, может быть, — Мари смотрела на море. Она боялась одного: что в один прекрасный день появится лодка, чтобы увезти их обратно на материк; это мог бы быть странный каприз ее мужа, которому стало не хватать объекта своей жестокости. Или же жертв для своих гнусных сатанинских обрядов. Но лодка не появлялась, и Идис становилась все мрачнее день ото дня. Она взяла в привычку сопровождать Зока.
— Идис, мне не нравится, что ты проводишь столько времени с Зоком, — сказала ей как-то Мари, когда они вечером сидели у яркого огня, обгрызая косточки баклана. Лодочник, вероятно, спал в своей комнате, но она все же понизила голос — не стоит восстанавливать против себя слугу.
— Почему это? — девочка вызывающе вскинулась на мать, выплюнула кусочек хрящика и надулась.
— Потому что, — черт побери эту девчонку, она ничего не принимает на веру. — Я не думаю, что тебе это идет на пользу.
— Почему мне это не идет на пользу?
Мари вздохнула, стала тщательно подбирать слова; Идис скоро минет двенадцать — они не могут от нее все время скрывать.
— Потому что твой отец занимался ужасными обрядами, он поклонялся дьяволу, убивал цыплят и пил их кровь, а Зок помогал ему. Твой отец хотел, чтобы мы умерли на этом острове с голоду, но я перерезала трос и лодка разбилась, иначе бы Зок оставил нас здесь одних. Зок так же сильно хотел нас убить, как и твой отец. Он... недобрый. У него просто сейчас нет иного выхода, как заботиться о нас. Если бы он нашел средство к спасению. оставив нас умирать с голоду, у меня нет ни малейшего сомнения, что он этим бы воспользовался. Мы не можем доверять ему. Вот почему я не хочу, чтобы ты проводила с ним слишком много времени.
Идис продолжала смотреть на мать совершенно спокойно. Никаких признаков того, что она встревожена, напугана заговором об убийстве женщин рода Альвер. Может быть, она не совсем поняла, а если поняла, то не поверила, подумала Мари. Девочка молча продолжала есть: она не задавала вопросов, но и не показывала согласия подчиниться матери. Ее отрицательная реакция приводила Мари в замешательство.
Утром, когда они отправились на берег, чтобы понежиться на солнце в расселине, превращавшейся в шторм и в сильный прилив в бушующий Котел, Идис вновь исчезла. Мари подумала было пойти поискать свою младшую дочь, но решила не делать этого; очень скоро она займется воспитанием Идис. По всей вероятности, девочка пошла с Зоком на Торфяное болото резать камыш — она занималась этим всю прошлую неделю, так что вряд ли еще один день имеет большое значение.
На самом же деле Идис отправилась с их странным слугой к подножию холма, чтобы помочь ему выкапывать земляные каштаны. Она присела на корточки, нагая, свободная в своей невинности, наблюдая за тем, как ее обезьяноподобный спутник отрезает луковицы, похожие на артишок, острым осколком скалы, складывает их на камень, чтобы высушить на солнце. Он забавлял ее тем, что сопел через нос, кривил лицо и кряхтел каждый раз, когда требовалось сделать физическое усилие. С Зоком было гораздо интереснее, чем с ее мрачными матерью и сестрами, которые так серьезно относились к жизни. Они такие глупые — спешат одеться, если завидят Зока, как будто боятся, что он увидит их голыми.
— Моя мать говорит, что ты и отец собирались бросить нас умирать на острове, — внезапно сказала Идис, выпалив слова, над которыми думала все утро. — Это правда?
Зок вздрогнул, чуть не выронил свой самодельный инструмент для рытья, но когда поднял голову, на лице его было возмущение.
— Это подлая ложь, дитя, — пробормотал он. — Но ты не должна говорить матери, а то она рассердится на тебя. Она могла бы сбросить нас обоих со скалы в Котел.
Идис побледнела и ответила:
— Нет, я не скажу ей. Но почему она врет мне, Зок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25