Мы боимся, как бы агрессивность или депрессия не сделались настолько подавляющими, что мы утратим способность нормально функционировать, разучимся чистить зубы, звонить по телефону.
Существует опасение, что эмоции могут стать чрезмерными, что мы можем поддаться им и утратить свое достоинство, свою роль человеческих существ. Трансмутация является полным изживанием такого страха. Будьте внутри эмоции, пройдите через нее, отдайтесь ей, испытайте ее. И вот вы начинаете идти навстречу эмоции, а не просто переживать ее приближение к вам. Начинают развиваться особые взаимоотношения, как бы некий танец. Тогда могущественнейшие энергии становятся абсолютно пригодными для работы; они не захватывают вас, потому что им нечего захватывать, если вы не оказываете сопротивления. Там, где нет противодействия, возникает ритм; там одновременно раздается музыка и совершается танец. Это и есть рычание льва. Все, что возникает в сансарическом уме, рассматривается как путь; все годится для работы. Это бесстрашное провозглашение — это львиное рычание. До тех пор пока мы создаем «заплаты», чтобы прикрывать то, что считаем непригодным для работы с ситуациями, — метафизические, философские, религиозные заплаты, — наше действие не будет львиным рычанием. Оно будет визгом труса — очень патетическим визгом.
Обыкновенно, во всех случаях, когда мы чувствуем, что не можем с чем-то работать, мы автоматически оглядываемся, стараясь найти какие-то внешние ресурсы, какую-то заплату, чтобы прикрыть свою неспособность. Мы заботимся о том, чтобы спасти лицо, избежать затруднений, избежать вызова со стороны своих эмоций. Как бы нам поставить еще одну заплату на ту, которая уже есть, как бы нам выпутаться из этого положения. Мы могли бы навалить на себя тяжесть миллионов и миллионов заплат, лежащих одна на другой. Если первая из них оказалась чересчур тонкой, то вторая может быть покрепче, так что, в конце концов, мы создаем целый костюм из заплат, настоящие доспехи. Но при этом у нас возникают некоторые проблемы. Сочленения доспехов начинают скрипеть, а возле них появляются дыры. Трудно накладывать заплаты на сочленения, потому что мы все еще хотим двигаться, хотим танцевать; а вот издавать скрип нам не хочется. Нам нужны сочленения, чтобы двигаться. Таким образом, если мы не полностью мумифицированы — что значит умереть, стать трупом, — то у нас нет способа полностью прикрыть себя. Для живого человека стать собранием заплат — идея абсолютно непрактичная.
Поэтому понятно, что с такой точки зрения буддха-дхарма без подтверждений — это то же самое, что львиное рычание. Мы больше не нуждаемся в заплатах. Мы смогли трансмутировать вещество эмоций, и это представляет собой чрезвычайно мощный акт. В индийском искусстве эпохи Ашоки львиное рычание изображено в виде четырех львов, которые глядят в четырех направлениях, символизируя идею неуязвимости. Любое направление перед нами — это символ всепроникающего сознания. Бесстрашие покрывает все направления. Если вы начинаете излучать бесстрашие, оно становится всепроникающим, распространяясь во всех направлениях. В традиционной иконографии некоторые будды изображены с тысячами или миллионами лиц, которые смотрят во всех направлениях во всеохватывающем осознании. Поскольку они видят во всех направлениях, то ничего не нужно защищать.
Львиное рычание — это бесстрашие в том смысле, что любая жизненная ситуация пригодна для работы. Ничто не отбрасывается как плохое, ничто не является предметом желания как хорошее. Но все, что мы переживаем в наших жизненных ситуациях, эмоции любого типа — все пригодно для работы. Мы с полной ясностью видим, что попытки пользоваться опорными точками или подтверждениями не приносят пользы. Мы должны по-настоящему, основательно и исчерпывающе проработать ситуацию. Если нам очень хочется есть, если мы действительно голодны, не время читать меню: нам нужно есть. Если мы хотим подлинного общения с пищей — нужно забыть о меню. Здесь непосредственный интерес, прямые взаимоотношения.
Основной смысл понятия львиное рычание заключается в том, что если мы способны иметь дело непосредственно с эмоциями, способны относиться к ним как к материалу для работы, то нет никакой надобности во внешней помощи, в наставлениях. Ситуация станет саморегулирующейся, и любая помощь от посторонних окажется подтверждением. Таким образом вырабатывается подлинная самопомощь. И теперь уже не нужно избегать проблемы подтверждений, потому что для спекуляций и рассуждений не остается места. Все становится очевидным и немедленным, все доступно для работы. Нет возможности, нет времени, нет пространства для размышлений о том, как представиться знающим, как изучать других людей, ибо ситуация совершенно открыта. Поэтому нет и мысли о том, как изобразить себя знающим человеком, — нет места для самой идеи хитрости.
Работа с негативностью
Мы все переживаем негативность; сущность ее — наше глубоко агрессивное желание, чтобы вещи были иными, чем они есть. Мы привязываемся, защищаем, нападаем — и во всем этом присутствует чувство собственной неполноценности; другими словами, мы браним мир за свою боль. Это и есть негативность. Мы переживаем ее как что-то Ужасно неприятное, как дурной запах, как нечто такое, от чего мы хотим избавиться. Но, вглядевшись пристальнее, мы обнаружим, что оно обладает очень сочным ароматом, оно очень живое. Негативное состояние не является плохим само по себе, оно представляет собой нечто живое и точное; оно связано с реальностью.
Негативное состояние порождает напряжение, трение, пустую болтовню, недовольство; но кроме того, оно оказывается точным, намеренным и глубоким. К несчастью, тяжеловесные толкования и суждения, которые мы выносим на счет этих переживаний, бросают тень на самый факт. Эти толкования и суждения можно назвать «негативной негативностью»: мы наблюдаем за своим негативным настроением, а затем оправдываем его появление в данной ситуации. Тогда негативное настроение кажется нам вполне естественным, и мы усматриваем в нем всевозможные хорошие качества: мы похлопываем его по спине, охраняем и оправдываем. Или слышим порицания и нападки других — и истолковываем их негативное отношение как благоприятное для нас. В каждом из таких случаев, комментируя, объясняя и вынося суждения, наблюдатель прикрывает и углубляет свое негативное состояние.
Негативная негативность относится к философским системам и объяснениям, которыми мы пользуемся, когда хотим оправдать стремление уклониться от собственного страдания. Нам хотелось бы изобразить дело так, что эти «дурные» и «дурно пахнущие» аспекты нас самих и нашего мира в действительности не существуют или что их не должно быть — или даже что они должны быть. Таким образом, негативная негативность обычно оказывается самооправданием — и самоограничением. Она ничему не позволяет проникать сквозь свою защитную оболочку. Это путь лицемерия, это старание притвориться, что вещи таковы, какими мы хотели бы их видеть, а не таковы, какие они есть.
Этот второстепенный, комментирующий вид разума двойной негативности весьма осторожен и труслив, а также легкомыслен и эмоционален. Он мешает отождествлению с энергией и разумом основной глубинной негативности. Поэтому забудем о самооправданиях, о попытках внушить самим себе, что мы хороши.
Изначальная честность и простота негативного состояния может стать творческой силой как в обществе, так и в личных взаимоотношениях. Глубинное негативное состояние весьма откровенно, остро и точно; оставив его в роли глубинной негативности, не прикрывая концепциями, мы увидим природу его разума. Негативное состояние порождает большой объем энергии; и когда эту энергию видят ясно, она становится разумом. Если мы оставляем энергии такими, какие они есть, с их естественными качествами, они живут, не превращаясь в понятия, и укрепляют нашу повседневную жизнь.
Необходимо преодолеть понятийную негативность. Она заслуживает безусловной смерти под резким ударом глубинного разума — праджня-парамита. Вот для чего существует праджня — чтобы прорваться сквозь разум, когда он пускается в интеллектуальные спекуляции, когда он ищет опору в какого-то рода верованиях. Верования бесконечно подкрепляются другими верованиями и догмами, теологическими или моральными, практическими или деловыми. Этот вид разума следует убивать на месте без всякого сожаления — как раз тот случай, когда сострадание не должно быть идиотским. Эту интеллектуальную энергию следует поразить насмерть, убить, раздавить, стереть в порошок, уничтожить на месте одним ударом.
Удар глубинного разума в действительности есть прямое сострадание. Способ его осуществления вытекает не из рассуждений и не из попыток самооправдания; он просто приходит как заключение глубинного разума, возникает из ощущения текущей ситуации.
Например, когда вы шагаете по снегу или по льду, вы ощущаете его текстуру в тот самый момент, когда ставите ногу. Вы чувствуете, удержится или поскользнется ваш башмак. Мы говорим именно об ощущении текстуры, о ее богатстве. И если перед нами предстает негативная негативность, то существуют и определенные способы раздавить ее или убить. Необходимые для этого энергии каким-то образом приходят из самой глубинной негативности, а не создаются специальной техникой или способностью к убийству. Бывает время для того, чтобы проявить мягкость; бывает также время, когда надо забыть о сострадании, стать безжалостным, если мы имеем дело с подобными легкомысленными ситуациями.
Под легкомыслием здесь подразумеваются лишние и ненужные умственные и физические действия, которыми мы поддерживаем свою занятость, чтобы не видеть того, что в действительности происходит. Всякий раз, когда возникает легкомысленная эмоциональная ситуация, а из нее произрастают мыслительные процессы, необходимо выбивать из-под них почву прямым ударом, т. е. ясно видеть то, что неправильно и нездорово. Это и есть так называемый Меч Манджушри, который одним взмахом рассекает корень дуалистический концептуализации. Здесь человек должен быть по-настоящему безжалостным, алогичным. Подлинная цель такого действия — просто раздавить легкомыслие, кажущееся разумным нежелание видеть вещи такими, каковы они есть в действительности. Легкомыслие неспособно по-настоящему ощутить почву в целом; оно чрезмерно занято реагированием на ваши проекции, когда те отражаются на вас же. Подлинная спонтанность ощущает текстуру ситуации, потому что она менее вовлечена в самоосознание, в стремление обезопасить себя в складывающихся обстоятельствах.
Очевидно, что, когда вы в самом деле раздавливаете легкомыслие, вы должны ощущать боль, поскольку существует известное тяготение к тому, чтобы заниматься легкомысленными действиями. Раздавив легкомыслие, вы полностью устраняете это занятие. Вы чувствуете, что вам больше не за что держаться, а это довольно страшно и больно. И вот, угасив все, что же вы делаете дальше? Дальше вам нельзя продолжать жить в своем героизме, в своем достижении; необходимо просто танцевать с непрерывным потоком энергии, освобожденной в результате такого разрушения.
Тантристская традиция буддизма описывает четыре действия, или четыре карма-йоги. Первое действие есть умиротворение ситуации — если она неправильна. Умиротворение — это стремление очень мягко почувствовать почву. Вы ощущаете ситуацию все глубже и глубже; вы не просто добиваетесь поверхностного успокоения, а охватываете ситуацию в целом, полностью ощущаете ее. Затем вы распространяете на всю целостность свое обширное, полное достоинства и богатства качество. Это — вторая карма, обогащение. Если она не оказывает действия, тогда следует третья карма, магнетизация. Вы сводите воедино элементы ситуации. Почувствовав их умиротворенными и обогатив, вы затем их сводите воедино. Если и это не принесло успеха, тогда совершается действие разрушения, или аннулирования, — четвертая карма.
Все четыре кармы тесно связаны с процессом подхода к негативному состоянию и так называемым проблемам. Сначала умиротворите, потом обогатите, затем магнетизируйте — и если это не действует, в конце концов полностью угасите, уничтожьте. Последнее необходимо, только если негативная негативность пользуется сильной псевдологикой, псевдофилософским подходом, или концептуализмом. Это необходимо, когда существует особого рода мнение, которое влечет за собой целую последовательность других мнений, что напоминает чешуйки луковицы; или когда мы пользуемся логикой и способами самооправдания, так что ситуация становится очень тяжелой и плотной. Мы знаем, что существует тяжесть, но одновременно морочим себе голову, чувствуем наслаждение от тяжести этой логики, чувствуем, что нам необходимо иметь какое-то занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Существует опасение, что эмоции могут стать чрезмерными, что мы можем поддаться им и утратить свое достоинство, свою роль человеческих существ. Трансмутация является полным изживанием такого страха. Будьте внутри эмоции, пройдите через нее, отдайтесь ей, испытайте ее. И вот вы начинаете идти навстречу эмоции, а не просто переживать ее приближение к вам. Начинают развиваться особые взаимоотношения, как бы некий танец. Тогда могущественнейшие энергии становятся абсолютно пригодными для работы; они не захватывают вас, потому что им нечего захватывать, если вы не оказываете сопротивления. Там, где нет противодействия, возникает ритм; там одновременно раздается музыка и совершается танец. Это и есть рычание льва. Все, что возникает в сансарическом уме, рассматривается как путь; все годится для работы. Это бесстрашное провозглашение — это львиное рычание. До тех пор пока мы создаем «заплаты», чтобы прикрывать то, что считаем непригодным для работы с ситуациями, — метафизические, философские, религиозные заплаты, — наше действие не будет львиным рычанием. Оно будет визгом труса — очень патетическим визгом.
Обыкновенно, во всех случаях, когда мы чувствуем, что не можем с чем-то работать, мы автоматически оглядываемся, стараясь найти какие-то внешние ресурсы, какую-то заплату, чтобы прикрыть свою неспособность. Мы заботимся о том, чтобы спасти лицо, избежать затруднений, избежать вызова со стороны своих эмоций. Как бы нам поставить еще одну заплату на ту, которая уже есть, как бы нам выпутаться из этого положения. Мы могли бы навалить на себя тяжесть миллионов и миллионов заплат, лежащих одна на другой. Если первая из них оказалась чересчур тонкой, то вторая может быть покрепче, так что, в конце концов, мы создаем целый костюм из заплат, настоящие доспехи. Но при этом у нас возникают некоторые проблемы. Сочленения доспехов начинают скрипеть, а возле них появляются дыры. Трудно накладывать заплаты на сочленения, потому что мы все еще хотим двигаться, хотим танцевать; а вот издавать скрип нам не хочется. Нам нужны сочленения, чтобы двигаться. Таким образом, если мы не полностью мумифицированы — что значит умереть, стать трупом, — то у нас нет способа полностью прикрыть себя. Для живого человека стать собранием заплат — идея абсолютно непрактичная.
Поэтому понятно, что с такой точки зрения буддха-дхарма без подтверждений — это то же самое, что львиное рычание. Мы больше не нуждаемся в заплатах. Мы смогли трансмутировать вещество эмоций, и это представляет собой чрезвычайно мощный акт. В индийском искусстве эпохи Ашоки львиное рычание изображено в виде четырех львов, которые глядят в четырех направлениях, символизируя идею неуязвимости. Любое направление перед нами — это символ всепроникающего сознания. Бесстрашие покрывает все направления. Если вы начинаете излучать бесстрашие, оно становится всепроникающим, распространяясь во всех направлениях. В традиционной иконографии некоторые будды изображены с тысячами или миллионами лиц, которые смотрят во всех направлениях во всеохватывающем осознании. Поскольку они видят во всех направлениях, то ничего не нужно защищать.
Львиное рычание — это бесстрашие в том смысле, что любая жизненная ситуация пригодна для работы. Ничто не отбрасывается как плохое, ничто не является предметом желания как хорошее. Но все, что мы переживаем в наших жизненных ситуациях, эмоции любого типа — все пригодно для работы. Мы с полной ясностью видим, что попытки пользоваться опорными точками или подтверждениями не приносят пользы. Мы должны по-настоящему, основательно и исчерпывающе проработать ситуацию. Если нам очень хочется есть, если мы действительно голодны, не время читать меню: нам нужно есть. Если мы хотим подлинного общения с пищей — нужно забыть о меню. Здесь непосредственный интерес, прямые взаимоотношения.
Основной смысл понятия львиное рычание заключается в том, что если мы способны иметь дело непосредственно с эмоциями, способны относиться к ним как к материалу для работы, то нет никакой надобности во внешней помощи, в наставлениях. Ситуация станет саморегулирующейся, и любая помощь от посторонних окажется подтверждением. Таким образом вырабатывается подлинная самопомощь. И теперь уже не нужно избегать проблемы подтверждений, потому что для спекуляций и рассуждений не остается места. Все становится очевидным и немедленным, все доступно для работы. Нет возможности, нет времени, нет пространства для размышлений о том, как представиться знающим, как изучать других людей, ибо ситуация совершенно открыта. Поэтому нет и мысли о том, как изобразить себя знающим человеком, — нет места для самой идеи хитрости.
Работа с негативностью
Мы все переживаем негативность; сущность ее — наше глубоко агрессивное желание, чтобы вещи были иными, чем они есть. Мы привязываемся, защищаем, нападаем — и во всем этом присутствует чувство собственной неполноценности; другими словами, мы браним мир за свою боль. Это и есть негативность. Мы переживаем ее как что-то Ужасно неприятное, как дурной запах, как нечто такое, от чего мы хотим избавиться. Но, вглядевшись пристальнее, мы обнаружим, что оно обладает очень сочным ароматом, оно очень живое. Негативное состояние не является плохим само по себе, оно представляет собой нечто живое и точное; оно связано с реальностью.
Негативное состояние порождает напряжение, трение, пустую болтовню, недовольство; но кроме того, оно оказывается точным, намеренным и глубоким. К несчастью, тяжеловесные толкования и суждения, которые мы выносим на счет этих переживаний, бросают тень на самый факт. Эти толкования и суждения можно назвать «негативной негативностью»: мы наблюдаем за своим негативным настроением, а затем оправдываем его появление в данной ситуации. Тогда негативное настроение кажется нам вполне естественным, и мы усматриваем в нем всевозможные хорошие качества: мы похлопываем его по спине, охраняем и оправдываем. Или слышим порицания и нападки других — и истолковываем их негативное отношение как благоприятное для нас. В каждом из таких случаев, комментируя, объясняя и вынося суждения, наблюдатель прикрывает и углубляет свое негативное состояние.
Негативная негативность относится к философским системам и объяснениям, которыми мы пользуемся, когда хотим оправдать стремление уклониться от собственного страдания. Нам хотелось бы изобразить дело так, что эти «дурные» и «дурно пахнущие» аспекты нас самих и нашего мира в действительности не существуют или что их не должно быть — или даже что они должны быть. Таким образом, негативная негативность обычно оказывается самооправданием — и самоограничением. Она ничему не позволяет проникать сквозь свою защитную оболочку. Это путь лицемерия, это старание притвориться, что вещи таковы, какими мы хотели бы их видеть, а не таковы, какие они есть.
Этот второстепенный, комментирующий вид разума двойной негативности весьма осторожен и труслив, а также легкомыслен и эмоционален. Он мешает отождествлению с энергией и разумом основной глубинной негативности. Поэтому забудем о самооправданиях, о попытках внушить самим себе, что мы хороши.
Изначальная честность и простота негативного состояния может стать творческой силой как в обществе, так и в личных взаимоотношениях. Глубинное негативное состояние весьма откровенно, остро и точно; оставив его в роли глубинной негативности, не прикрывая концепциями, мы увидим природу его разума. Негативное состояние порождает большой объем энергии; и когда эту энергию видят ясно, она становится разумом. Если мы оставляем энергии такими, какие они есть, с их естественными качествами, они живут, не превращаясь в понятия, и укрепляют нашу повседневную жизнь.
Необходимо преодолеть понятийную негативность. Она заслуживает безусловной смерти под резким ударом глубинного разума — праджня-парамита. Вот для чего существует праджня — чтобы прорваться сквозь разум, когда он пускается в интеллектуальные спекуляции, когда он ищет опору в какого-то рода верованиях. Верования бесконечно подкрепляются другими верованиями и догмами, теологическими или моральными, практическими или деловыми. Этот вид разума следует убивать на месте без всякого сожаления — как раз тот случай, когда сострадание не должно быть идиотским. Эту интеллектуальную энергию следует поразить насмерть, убить, раздавить, стереть в порошок, уничтожить на месте одним ударом.
Удар глубинного разума в действительности есть прямое сострадание. Способ его осуществления вытекает не из рассуждений и не из попыток самооправдания; он просто приходит как заключение глубинного разума, возникает из ощущения текущей ситуации.
Например, когда вы шагаете по снегу или по льду, вы ощущаете его текстуру в тот самый момент, когда ставите ногу. Вы чувствуете, удержится или поскользнется ваш башмак. Мы говорим именно об ощущении текстуры, о ее богатстве. И если перед нами предстает негативная негативность, то существуют и определенные способы раздавить ее или убить. Необходимые для этого энергии каким-то образом приходят из самой глубинной негативности, а не создаются специальной техникой или способностью к убийству. Бывает время для того, чтобы проявить мягкость; бывает также время, когда надо забыть о сострадании, стать безжалостным, если мы имеем дело с подобными легкомысленными ситуациями.
Под легкомыслием здесь подразумеваются лишние и ненужные умственные и физические действия, которыми мы поддерживаем свою занятость, чтобы не видеть того, что в действительности происходит. Всякий раз, когда возникает легкомысленная эмоциональная ситуация, а из нее произрастают мыслительные процессы, необходимо выбивать из-под них почву прямым ударом, т. е. ясно видеть то, что неправильно и нездорово. Это и есть так называемый Меч Манджушри, который одним взмахом рассекает корень дуалистический концептуализации. Здесь человек должен быть по-настоящему безжалостным, алогичным. Подлинная цель такого действия — просто раздавить легкомыслие, кажущееся разумным нежелание видеть вещи такими, каковы они есть в действительности. Легкомыслие неспособно по-настоящему ощутить почву в целом; оно чрезмерно занято реагированием на ваши проекции, когда те отражаются на вас же. Подлинная спонтанность ощущает текстуру ситуации, потому что она менее вовлечена в самоосознание, в стремление обезопасить себя в складывающихся обстоятельствах.
Очевидно, что, когда вы в самом деле раздавливаете легкомыслие, вы должны ощущать боль, поскольку существует известное тяготение к тому, чтобы заниматься легкомысленными действиями. Раздавив легкомыслие, вы полностью устраняете это занятие. Вы чувствуете, что вам больше не за что держаться, а это довольно страшно и больно. И вот, угасив все, что же вы делаете дальше? Дальше вам нельзя продолжать жить в своем героизме, в своем достижении; необходимо просто танцевать с непрерывным потоком энергии, освобожденной в результате такого разрушения.
Тантристская традиция буддизма описывает четыре действия, или четыре карма-йоги. Первое действие есть умиротворение ситуации — если она неправильна. Умиротворение — это стремление очень мягко почувствовать почву. Вы ощущаете ситуацию все глубже и глубже; вы не просто добиваетесь поверхностного успокоения, а охватываете ситуацию в целом, полностью ощущаете ее. Затем вы распространяете на всю целостность свое обширное, полное достоинства и богатства качество. Это — вторая карма, обогащение. Если она не оказывает действия, тогда следует третья карма, магнетизация. Вы сводите воедино элементы ситуации. Почувствовав их умиротворенными и обогатив, вы затем их сводите воедино. Если и это не принесло успеха, тогда совершается действие разрушения, или аннулирования, — четвертая карма.
Все четыре кармы тесно связаны с процессом подхода к негативному состоянию и так называемым проблемам. Сначала умиротворите, потом обогатите, затем магнетизируйте — и если это не действует, в конце концов полностью угасите, уничтожьте. Последнее необходимо, только если негативная негативность пользуется сильной псевдологикой, псевдофилософским подходом, или концептуализмом. Это необходимо, когда существует особого рода мнение, которое влечет за собой целую последовательность других мнений, что напоминает чешуйки луковицы; или когда мы пользуемся логикой и способами самооправдания, так что ситуация становится очень тяжелой и плотной. Мы знаем, что существует тяжесть, но одновременно морочим себе голову, чувствуем наслаждение от тяжести этой логики, чувствуем, что нам необходимо иметь какое-то занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18