.. красненьким.
Вадковский почувствовал, что совершенно протрезвел, и это его обрадовало.
Трудно сказать, сколько было ниже нуля. Может быть, минус тридцать. Может быть, ниже. Он половчее взялся за пистолет, по уже сформировавшейся привычке поднял его к правому плечу. Теперь оружие казалось очень ладным, в меру тяжелым, удобно устроившимся в руке — только страшно холодным. Вадковский чувствовал себя спокойнее, поглаживая спусковой крючок.
Где-то рядом послышался шорох, короткий и несерьезный. Может быть, камешек на склоне прокатился сквозь траву, но Вадковский вжался в скалу, на короткий промежуток потеряв ощущение времени. Он даже забыл о сведенных от холода щеках и пальцах. Пялился широко раскрытыми глазами во тьму, но не видел ничего. Вроде тихо. Повернул голову, шагнул от стены. Костер пылал далеко, шагах в двадцати. Подошва ботинка Трайниса все так же торчала из пещерки. Похоже, Гинтас не пошевелился с тех пор, как Вадковский вышел наружу. Роман хотел было ему крикнуть, но сдержался, и медленно, по стеночке, пошел назад. Шум, который он сейчас производил, осторожно наступая на заиндевелый щебень и иногда задевая задубевшим рукавом комбинезона по скале, казался недопустимо громким. Какая ерунда! Их костер сейчас как маяк в ночи. И опять ни одной мошки не вьется у огня. Правда, мошек мог загнать в их теплые щели свалившийся неизвестно откуда мороз.
— Как там обстановочка? — Трайнис посмотрел снизу и убрал ладонь с рукоятки тесака.
— Все тихо, — ответил Вадковский, поспешно глотая теплый воздух.
Только окунувшись в тепло костра, Роман понял, как все выстужено снаружи. Он присел на корточки, потер совершенно нечувствительные уши, протянул руки к огню. Что-то вроде холодного отчужденного анализа овладело им. Словно мороз настроил на серьезный ход мысли.
— Гинтас, надо решить, что делать дальше. Нельзя просто тупо идти вперед.
Трайнис молча сел рядом, подтянув к груди колени, положил подбородок на сцепленные пальцы.
— Урежем порции.
— Я не об этом. Впрочем, и об этом тоже. Я о ситуации вообще. Мне здесь не нравится.
Трайнис несколько секунд покачивался, обняв колени:
— Тип биосферы феноменально идентичен земному. К сожалению, походный анализатор сдох вместе со всем снаряжением, проверять местную флору и фауну на съедобность нечем. Но я надеюсь, мы сможем прокормиться охотой.
— Ты серьезно? Ты уверен, что то, с чем мы столкнулись днем, можно есть?
— Ну...
— Так-то.
— Кстати, ты видел вечером в луче света...
— Да. Похоже, насекомые здесь все же есть. Должна быть на планете с такими лесами пищевая пирамида. Я убежден. Надо искать. Мы обязательно найдем. Мы пока только шли, не глядя по сторонам. В том ручье могла быть рыба. Почему все вокруг спит или попряталось? Очень странно.
— Слабо сказано — «странно».
Помолчали.
Вадковский заговорил:
— Голод — не самое страшное. Пеший поход оказывается сложнее, чем мы рассчитывали. Мы обязаны признать присутствие неизвестного фактора. Рискну сказать, враждебного фактора. Мы должны учитывать его в своих действиях, иначе... иначе мы не дойдем. Я никогда не паникую, вы знаете. Но уже несколько раз мы едва не погибли. По-моему, пока нам просто везло.
Уткнувшись носом в сплетенные пальцы, Трайнис, как из-за бруствера, смотрел в огонь. Грязные разводы на его лбу были похожи на боевую раскраску индейца, вышедшего на тропу войны. Он устало потерся лбом о сцепленные ладони и разводы на лбу изменились.
— Рома, нельзя учитывать неизвестно что. Я признаю присутствие на планете активного фактора. Но что это? Ты можешь объяснить? Не можешь. Нет системы. Без системы все проявления этого фактора будут для нас постоянно неожиданны.
— Система есть, — твердо сказал Вадковский.
Трайнис промолчал.
— То есть я думаю над ней, — поправился Вадковский. — Не хватает маленького кусочка, фрагмента.
— Всегда кажется, что решение где-то рядом. В СКАДе умные люди сидят. Так вот, эти умные люди даже не дернулись, потеряв здесь свой спутник. Никаких ответных действий не предпринято. Твоя система это может объяснить? Действия СКАДа легко предсказуемы. Его императив — тактическая и стратегическая защита человечества. Поверь, отсутствие на Камее десантников и исследователей невероятнее сместившегося вектора гравитации.
— Может быть, СКАД не знает про спутник?
Трайнис посмотрел на Романа:
— Знает.
Вадковский задумчиво покивал.
— Тогда почему они не спасают нас? Не знают, что мы здесь?
Трайнис мучительно покряхтел и проворчал:
— Скорее всего, не знают. Ничем иным я не могу это объяснить.
— Значит, СКАД не ведет наблюдений за планетой.
Вадковский оглянулся на Лядова:
— Славка, что скажешь? Давай свою безумную идею. Ты у нас на это мастер. Это я в порядке комплимента.
Лядов молчал. Трайнис и Вадковский терпеливо ждали. Мнение Лядова показалось вдруг очень важным. Иррациональным образом увязывалось происходящее на Камее с первоначальной идеей побега. В конце концов, именно Лядов предложил лететь. Впрочем, Камею выбрали Трайнис с Вад-ковским.
Наконец Лядов оторвался от созерцания языков пламени и нехотя сказал:
— Это не враждебность. Это что-то другое.
И замолчал. Снова он был сам не свой. «Может быть, биопласт не справился с болью, — подумал Трайнис. — Вот Славка и терпит, даже с лица спал. Да нет, по всем косвенным признакам идет на поправку. Просто усталость».
Вадковский остекленело смотрел на Лядова.
— Рома, дыру протрешь, — проворчал тот.
— Верно, — воскликнул Вадковский, — это не враждебность. Есть цепь случайных маловероятных событий. Естественно, в память врезаются самые опасные. А сколько раз нам везло за эти сутки? Ведь везло, вспомните.
— Так-то оно так, — протянул Трайнис. — Но везениекакое-то нелепое. Сначала чуть не убило своим же глайдером, а через полдня вдруг — бревно через каньон. Отличный мост. Причем появился он недавно. Этому дереву, должно быть, лет двести, и ничто ему не мешало расти дальше.
— Как только мы перешли, пожар сразу сам прекратился, — напомнил Вадковский.
— А начался разве не сам?
— Стоп, — пробормотал Вадковский. — Кажется, понял.
— Ну?
— Не стоит целью нас уничтожить. Нам не дают долго задерживаться на одном месте. Мы все время должны двигаться. К кораблю. Кто-то хочет, чтобы мы улетели с Камеи! Сначала не пускали на планету, а теперь заставляют улететь. Пожар согнал нас с места, а бревно помогло преодолеть помеху в пути.
— Ишь ты, «кто-то хочет», — фыркнул Трайнис. — Позволь с тобой категорически не согласиться. Если бы это нечто хотело нашего скорейшего ухода с планеты, то не чинило бы препятствий. Зачем было нападать на Славу? Пройди коготь чуть левее и глубже — мы до сих пор шли бы по лесу с носилками. Извини, Славка.
— Возможно, стычка с обезьянам — чистая случайность. Мы их разбудили. Стоило нам обойти верхушку холма…
— Ладно, с животными пример неудачен. Но со скалы тебя, Рома, совершенно явным и пошлым образом хотели столкнуть... хотело... это нечто... Тьфу! О чем я говорю? Вот не думал, что докачусь до мистики. Но ведь было, все видели. Нет, я отказываюсь понимать. Если планета пуста, почему тут не работают ученые? Здесь же бездна интересного. Если здесь есть разум, почему СКАД не оградил планету от вмешательства? Но Камею забыли, как ненужный пустырь, Земле стало все равно, что здесь творится. — Трайнис схватился за подбородок. Сдвинул брови, лоб прорезала морщина. — Не понимаю.
Вадковский в глубокой задумчивости смотрел в огонь.
— Гинтас, я знаю, ты не любишь домыслы, но, похоже, нам действительно пытались помешать. Давайте вспомним все. На подлете к Камее — шальной метеорит, раз. На поверхности — отказал зонд, два. Отключилась энергоустановка глайдера, отключилось все технически сложное — три. На утро — взрыв в районе оставленного глайдера, обломки почему-то летят прямиком к нам.
— Да, да, — нетерпеливо сказал Трайнис. — А если бы командирский пульт не сдох, мы бы давно уже были на Земле. Ну, где здесь система? Или ты предложишь вариант наличия двух противоборствующих... э-э... систем? Одна выгоняет, другая устраивает мелкие пакости?
Повисла тишина и взоры обратились к контейнеру. Трайнис пожал плечами, откинул крышку, достал командирский пульт.
Всем на миг представились огни спускающейся из ночного неба «Артемиды». От тепла костра пахнуло уютом кают-компании.
Трайнис поднес черный параллелепипед к губам и, завороженно глядя в ночь, сказал несколько стандартных фраз телеуправления. Пульт молчал.
Трайнис опустил руку. Моргая, посмотрел сквозь пламя вверх, на звезды. Жар костра быстро высушил навернувшиеся слезы. Никто их не заметил. Он почувствовал себя оскорбленным собственным техническим бессилием. «Хорошо быть десантником. Ты экипирован до зубов, все снаряжение работает исправно, рядом десяток таких же, как ты, — сильных и уверенных. Глайдер может выдержать прямое попадание молнии, на орбите висит базовый корабль, способный садится в озеро кипящей лавы, система безопасности скафандра чутко смотрит вокруг и транслирует на экранчик забрала любую движущуюся цель, которую ты не заметил. Так любой сможет. А вы попробуйте как мы сейчас. Мы попробовали. И что? Хорошо, что Славка не задумал сымитировать каменный век. Ей-богу, остались бы мы в чаще в одних набедренных повязках и с пустыми руками. Нет, не с пустыми — у каждого имелось бы каменное рубило, неуклюжее, — тяжеленное и тупое. И тут мы встречаем обезьян или с неба падает мороз».
— Конечно, две системы псевдоноогепных феноменов на одной планете — это перебор, — медленно согласился Вадковский, наблюдая, как Трайнис с убитым видом возвращает пульт в контейнер.
— Поговорили, — резюмировал Лядов. — От чего ушли, к тому вернулись.
Интонация его была совершенно непонятна. Явно недоволен. Но чем? Усталым можно сейчас быть, испуганным. Но недовольным? Чем-то это напоминало детскую обиду на весь мир.
— Слава, как самочувствие? — Трайнис, понурившись, сидел над раскрытым контейнером, тщетно рассчитывая обнаружить там что-то новое.
— Ребята, с плечом все нормально, не беспокойтесь. Мне вдруг стало очень тошно.
Трайнис поднял голову:
— Может быть, неизвестный яд на когтях.
Он потрогал Лядову лоб.
— Да нет же. — Лядов отмахнулся. — Не то, Гинтас. Я словно отдалился от решения поставленной задачи. Как будто мы никуда не улетали. Снова то же самое растущее напряжение от бездействия, что и несколько дней назад на Земле.
— Мало приключений? — изумился Вадковский. — Слава, запомни этот миг — ты меня поразил. Неужели в твоем любимом веке не было тихих спокойных мест, где можно отдохнуть, выспаться... хм, поесть, помыться. Давай для разнообразия повторим и эту сторону жизни прошлого.
Лядов упрямо сказал:
— Видимо, мы делаем не то, что следует делать.
— Как это — следует? — спросил Вадковский.
— Не придирайся. Это фигура речи.
— Не понимаю я, Славка, — вздохнул Вадковский.
— Я тоже, — сказал Лядов. — Это и бесит.
— Не прощу, если корабль погиб, — тихо произнес Трайнис.
Никто не стал уточнять, кому именно не будет прощено. Может быть, Трайнис имел в виду себя. Да и что толку говорить о корабле? Вызвать его все равно нельзя. Главное — дойти. А там видно будет.
— Взрыва или столба дыма в направлении места посадки не замечено, — сказал Вадковский.
Он хотел успокоить Трайниса, но получилось наоборот — все сразу подумали о надежнейшем глайдере, который дважды едва их не угробил. И опять развивать тему «что делать, если корабль вышел из строя или уничтожен» никто не стал. Какой в этом толк? На самом деле страшно было даже представить, что оборвана единственная ниточка к Земле.
— Слушайте, — страшным шепотом произнес Вадковский, — я все понял. Мы забыли, это же псевдоноогенные феномены. Активные проявления лишь похожи на плоды действия разума, но в своей массе являются абсолютной случайностью и никакой системе не подвластны.
— И как же это нам может помочь? — поинтересовался Трайнис. Шевеля губами, он пересчитывал фляги и упаковки пищевых концентратов.
— Не знаю, — сказал Вадковский. — Но эта фраза в отчете с глубоким подтекстом.
— А как же твое убеждение в существовании все объясняющей системы? — Трайнис досчитал и теперь что-то прикидывал в уме. Лицо его помрачнело.
— Эта нелогичность и является системой. Вернее, следствием. Суть системы скрыта, поэтому проявление ее активности кажется абсурдом. Или мы не те события увязываем вместе. Слыхал о параллельной причинности?
Трайнис покачал головой:
— Извини, Рома, слишком заумно. Так любое фантастическое предположение можно объяснить допущением неограниченной сложности.
— Нет-нет, именно так! — оживился Лядов. — Мне тоже показалось, видим мы достаточно, но выводы делаем не те. Почему мы...
Трайнис вдруг поднял палец и застыл. Вадковский почувствовал изменение обстановки, но еще не успел оценить в чем оно заключается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Вадковский почувствовал, что совершенно протрезвел, и это его обрадовало.
Трудно сказать, сколько было ниже нуля. Может быть, минус тридцать. Может быть, ниже. Он половчее взялся за пистолет, по уже сформировавшейся привычке поднял его к правому плечу. Теперь оружие казалось очень ладным, в меру тяжелым, удобно устроившимся в руке — только страшно холодным. Вадковский чувствовал себя спокойнее, поглаживая спусковой крючок.
Где-то рядом послышался шорох, короткий и несерьезный. Может быть, камешек на склоне прокатился сквозь траву, но Вадковский вжался в скалу, на короткий промежуток потеряв ощущение времени. Он даже забыл о сведенных от холода щеках и пальцах. Пялился широко раскрытыми глазами во тьму, но не видел ничего. Вроде тихо. Повернул голову, шагнул от стены. Костер пылал далеко, шагах в двадцати. Подошва ботинка Трайниса все так же торчала из пещерки. Похоже, Гинтас не пошевелился с тех пор, как Вадковский вышел наружу. Роман хотел было ему крикнуть, но сдержался, и медленно, по стеночке, пошел назад. Шум, который он сейчас производил, осторожно наступая на заиндевелый щебень и иногда задевая задубевшим рукавом комбинезона по скале, казался недопустимо громким. Какая ерунда! Их костер сейчас как маяк в ночи. И опять ни одной мошки не вьется у огня. Правда, мошек мог загнать в их теплые щели свалившийся неизвестно откуда мороз.
— Как там обстановочка? — Трайнис посмотрел снизу и убрал ладонь с рукоятки тесака.
— Все тихо, — ответил Вадковский, поспешно глотая теплый воздух.
Только окунувшись в тепло костра, Роман понял, как все выстужено снаружи. Он присел на корточки, потер совершенно нечувствительные уши, протянул руки к огню. Что-то вроде холодного отчужденного анализа овладело им. Словно мороз настроил на серьезный ход мысли.
— Гинтас, надо решить, что делать дальше. Нельзя просто тупо идти вперед.
Трайнис молча сел рядом, подтянув к груди колени, положил подбородок на сцепленные пальцы.
— Урежем порции.
— Я не об этом. Впрочем, и об этом тоже. Я о ситуации вообще. Мне здесь не нравится.
Трайнис несколько секунд покачивался, обняв колени:
— Тип биосферы феноменально идентичен земному. К сожалению, походный анализатор сдох вместе со всем снаряжением, проверять местную флору и фауну на съедобность нечем. Но я надеюсь, мы сможем прокормиться охотой.
— Ты серьезно? Ты уверен, что то, с чем мы столкнулись днем, можно есть?
— Ну...
— Так-то.
— Кстати, ты видел вечером в луче света...
— Да. Похоже, насекомые здесь все же есть. Должна быть на планете с такими лесами пищевая пирамида. Я убежден. Надо искать. Мы обязательно найдем. Мы пока только шли, не глядя по сторонам. В том ручье могла быть рыба. Почему все вокруг спит или попряталось? Очень странно.
— Слабо сказано — «странно».
Помолчали.
Вадковский заговорил:
— Голод — не самое страшное. Пеший поход оказывается сложнее, чем мы рассчитывали. Мы обязаны признать присутствие неизвестного фактора. Рискну сказать, враждебного фактора. Мы должны учитывать его в своих действиях, иначе... иначе мы не дойдем. Я никогда не паникую, вы знаете. Но уже несколько раз мы едва не погибли. По-моему, пока нам просто везло.
Уткнувшись носом в сплетенные пальцы, Трайнис, как из-за бруствера, смотрел в огонь. Грязные разводы на его лбу были похожи на боевую раскраску индейца, вышедшего на тропу войны. Он устало потерся лбом о сцепленные ладони и разводы на лбу изменились.
— Рома, нельзя учитывать неизвестно что. Я признаю присутствие на планете активного фактора. Но что это? Ты можешь объяснить? Не можешь. Нет системы. Без системы все проявления этого фактора будут для нас постоянно неожиданны.
— Система есть, — твердо сказал Вадковский.
Трайнис промолчал.
— То есть я думаю над ней, — поправился Вадковский. — Не хватает маленького кусочка, фрагмента.
— Всегда кажется, что решение где-то рядом. В СКАДе умные люди сидят. Так вот, эти умные люди даже не дернулись, потеряв здесь свой спутник. Никаких ответных действий не предпринято. Твоя система это может объяснить? Действия СКАДа легко предсказуемы. Его императив — тактическая и стратегическая защита человечества. Поверь, отсутствие на Камее десантников и исследователей невероятнее сместившегося вектора гравитации.
— Может быть, СКАД не знает про спутник?
Трайнис посмотрел на Романа:
— Знает.
Вадковский задумчиво покивал.
— Тогда почему они не спасают нас? Не знают, что мы здесь?
Трайнис мучительно покряхтел и проворчал:
— Скорее всего, не знают. Ничем иным я не могу это объяснить.
— Значит, СКАД не ведет наблюдений за планетой.
Вадковский оглянулся на Лядова:
— Славка, что скажешь? Давай свою безумную идею. Ты у нас на это мастер. Это я в порядке комплимента.
Лядов молчал. Трайнис и Вадковский терпеливо ждали. Мнение Лядова показалось вдруг очень важным. Иррациональным образом увязывалось происходящее на Камее с первоначальной идеей побега. В конце концов, именно Лядов предложил лететь. Впрочем, Камею выбрали Трайнис с Вад-ковским.
Наконец Лядов оторвался от созерцания языков пламени и нехотя сказал:
— Это не враждебность. Это что-то другое.
И замолчал. Снова он был сам не свой. «Может быть, биопласт не справился с болью, — подумал Трайнис. — Вот Славка и терпит, даже с лица спал. Да нет, по всем косвенным признакам идет на поправку. Просто усталость».
Вадковский остекленело смотрел на Лядова.
— Рома, дыру протрешь, — проворчал тот.
— Верно, — воскликнул Вадковский, — это не враждебность. Есть цепь случайных маловероятных событий. Естественно, в память врезаются самые опасные. А сколько раз нам везло за эти сутки? Ведь везло, вспомните.
— Так-то оно так, — протянул Трайнис. — Но везениекакое-то нелепое. Сначала чуть не убило своим же глайдером, а через полдня вдруг — бревно через каньон. Отличный мост. Причем появился он недавно. Этому дереву, должно быть, лет двести, и ничто ему не мешало расти дальше.
— Как только мы перешли, пожар сразу сам прекратился, — напомнил Вадковский.
— А начался разве не сам?
— Стоп, — пробормотал Вадковский. — Кажется, понял.
— Ну?
— Не стоит целью нас уничтожить. Нам не дают долго задерживаться на одном месте. Мы все время должны двигаться. К кораблю. Кто-то хочет, чтобы мы улетели с Камеи! Сначала не пускали на планету, а теперь заставляют улететь. Пожар согнал нас с места, а бревно помогло преодолеть помеху в пути.
— Ишь ты, «кто-то хочет», — фыркнул Трайнис. — Позволь с тобой категорически не согласиться. Если бы это нечто хотело нашего скорейшего ухода с планеты, то не чинило бы препятствий. Зачем было нападать на Славу? Пройди коготь чуть левее и глубже — мы до сих пор шли бы по лесу с носилками. Извини, Славка.
— Возможно, стычка с обезьянам — чистая случайность. Мы их разбудили. Стоило нам обойти верхушку холма…
— Ладно, с животными пример неудачен. Но со скалы тебя, Рома, совершенно явным и пошлым образом хотели столкнуть... хотело... это нечто... Тьфу! О чем я говорю? Вот не думал, что докачусь до мистики. Но ведь было, все видели. Нет, я отказываюсь понимать. Если планета пуста, почему тут не работают ученые? Здесь же бездна интересного. Если здесь есть разум, почему СКАД не оградил планету от вмешательства? Но Камею забыли, как ненужный пустырь, Земле стало все равно, что здесь творится. — Трайнис схватился за подбородок. Сдвинул брови, лоб прорезала морщина. — Не понимаю.
Вадковский в глубокой задумчивости смотрел в огонь.
— Гинтас, я знаю, ты не любишь домыслы, но, похоже, нам действительно пытались помешать. Давайте вспомним все. На подлете к Камее — шальной метеорит, раз. На поверхности — отказал зонд, два. Отключилась энергоустановка глайдера, отключилось все технически сложное — три. На утро — взрыв в районе оставленного глайдера, обломки почему-то летят прямиком к нам.
— Да, да, — нетерпеливо сказал Трайнис. — А если бы командирский пульт не сдох, мы бы давно уже были на Земле. Ну, где здесь система? Или ты предложишь вариант наличия двух противоборствующих... э-э... систем? Одна выгоняет, другая устраивает мелкие пакости?
Повисла тишина и взоры обратились к контейнеру. Трайнис пожал плечами, откинул крышку, достал командирский пульт.
Всем на миг представились огни спускающейся из ночного неба «Артемиды». От тепла костра пахнуло уютом кают-компании.
Трайнис поднес черный параллелепипед к губам и, завороженно глядя в ночь, сказал несколько стандартных фраз телеуправления. Пульт молчал.
Трайнис опустил руку. Моргая, посмотрел сквозь пламя вверх, на звезды. Жар костра быстро высушил навернувшиеся слезы. Никто их не заметил. Он почувствовал себя оскорбленным собственным техническим бессилием. «Хорошо быть десантником. Ты экипирован до зубов, все снаряжение работает исправно, рядом десяток таких же, как ты, — сильных и уверенных. Глайдер может выдержать прямое попадание молнии, на орбите висит базовый корабль, способный садится в озеро кипящей лавы, система безопасности скафандра чутко смотрит вокруг и транслирует на экранчик забрала любую движущуюся цель, которую ты не заметил. Так любой сможет. А вы попробуйте как мы сейчас. Мы попробовали. И что? Хорошо, что Славка не задумал сымитировать каменный век. Ей-богу, остались бы мы в чаще в одних набедренных повязках и с пустыми руками. Нет, не с пустыми — у каждого имелось бы каменное рубило, неуклюжее, — тяжеленное и тупое. И тут мы встречаем обезьян или с неба падает мороз».
— Конечно, две системы псевдоноогепных феноменов на одной планете — это перебор, — медленно согласился Вадковский, наблюдая, как Трайнис с убитым видом возвращает пульт в контейнер.
— Поговорили, — резюмировал Лядов. — От чего ушли, к тому вернулись.
Интонация его была совершенно непонятна. Явно недоволен. Но чем? Усталым можно сейчас быть, испуганным. Но недовольным? Чем-то это напоминало детскую обиду на весь мир.
— Слава, как самочувствие? — Трайнис, понурившись, сидел над раскрытым контейнером, тщетно рассчитывая обнаружить там что-то новое.
— Ребята, с плечом все нормально, не беспокойтесь. Мне вдруг стало очень тошно.
Трайнис поднял голову:
— Может быть, неизвестный яд на когтях.
Он потрогал Лядову лоб.
— Да нет же. — Лядов отмахнулся. — Не то, Гинтас. Я словно отдалился от решения поставленной задачи. Как будто мы никуда не улетали. Снова то же самое растущее напряжение от бездействия, что и несколько дней назад на Земле.
— Мало приключений? — изумился Вадковский. — Слава, запомни этот миг — ты меня поразил. Неужели в твоем любимом веке не было тихих спокойных мест, где можно отдохнуть, выспаться... хм, поесть, помыться. Давай для разнообразия повторим и эту сторону жизни прошлого.
Лядов упрямо сказал:
— Видимо, мы делаем не то, что следует делать.
— Как это — следует? — спросил Вадковский.
— Не придирайся. Это фигура речи.
— Не понимаю я, Славка, — вздохнул Вадковский.
— Я тоже, — сказал Лядов. — Это и бесит.
— Не прощу, если корабль погиб, — тихо произнес Трайнис.
Никто не стал уточнять, кому именно не будет прощено. Может быть, Трайнис имел в виду себя. Да и что толку говорить о корабле? Вызвать его все равно нельзя. Главное — дойти. А там видно будет.
— Взрыва или столба дыма в направлении места посадки не замечено, — сказал Вадковский.
Он хотел успокоить Трайниса, но получилось наоборот — все сразу подумали о надежнейшем глайдере, который дважды едва их не угробил. И опять развивать тему «что делать, если корабль вышел из строя или уничтожен» никто не стал. Какой в этом толк? На самом деле страшно было даже представить, что оборвана единственная ниточка к Земле.
— Слушайте, — страшным шепотом произнес Вадковский, — я все понял. Мы забыли, это же псевдоноогенные феномены. Активные проявления лишь похожи на плоды действия разума, но в своей массе являются абсолютной случайностью и никакой системе не подвластны.
— И как же это нам может помочь? — поинтересовался Трайнис. Шевеля губами, он пересчитывал фляги и упаковки пищевых концентратов.
— Не знаю, — сказал Вадковский. — Но эта фраза в отчете с глубоким подтекстом.
— А как же твое убеждение в существовании все объясняющей системы? — Трайнис досчитал и теперь что-то прикидывал в уме. Лицо его помрачнело.
— Эта нелогичность и является системой. Вернее, следствием. Суть системы скрыта, поэтому проявление ее активности кажется абсурдом. Или мы не те события увязываем вместе. Слыхал о параллельной причинности?
Трайнис покачал головой:
— Извини, Рома, слишком заумно. Так любое фантастическое предположение можно объяснить допущением неограниченной сложности.
— Нет-нет, именно так! — оживился Лядов. — Мне тоже показалось, видим мы достаточно, но выводы делаем не те. Почему мы...
Трайнис вдруг поднял палец и застыл. Вадковский почувствовал изменение обстановки, но еще не успел оценить в чем оно заключается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52