Я считаю, кто во что верит, в том и живет.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но, все равно, как бы нам ни хотелось, существует одна, единая для всех, абсолютная реальность.
– И где она, в какой директории?
– Хм! Давай выпьем, – Дан немного подумал и добавил, – за маленький островок в безбрежном океане изменчивой и непонятной реальности. Островок, где мы сейчас находимся, это будет наша с тобой маленькая собственная реальность.
– Давай. Мне нравится этот тост. – Они выпили, – Дан, а что ты имел в виду вчера, когда сказал: «Нет ничего хуже, чем испорченное хорошее»?
– Ну, это что-то из той оперы, что ученого учить, только портить.
– А почему ты сказал это именно вчера?
– Да так. Это было что-то вроде продолжения моих мыслей. Понимаешь, была у меня обычная нормальная жизнь. Своя, как ты говоришь, реальность. Но кое-кому захотелось меня осчастливить. Вот этот кое-кто и осчастливил меня так, что я до сих пор не могу прийти в себя.
Олеся смотрела на него, и сердце у нее колотилось в два раза сильнее обычного. Почему-то несчастные мужчины, страдающие от неразделенной любви, притягивают девушек. Наверное, в женском сердце просыпается чисто материнский инстинкт – пожалеть, приласкать. Или в их подсознании срабатывает логика: «Если он может так любить ее, значит, он сможет полюбить точно так же и меня». Как бы там ни было, Олеся едва сдерживала свои чувства, чтобы они случайно не выпорхнули наружу.
– Дан, а как ты думаешь, если человек во что-то очень сильно верит, то он может изменять окружающую действительность? Я имею в виду, ничего не предпринимая физически, а только на основании очень сильной веры.
– Превратить воду в вино, я уверен, не может. Но внушить это людям верующим, вполне возможно.
– Да нет, я не про это. В сказки про Христа я тоже не верю. Понимаешь, мне кажется, если человеку удастся у себя в голове очень точно сформировать какой-то образ и поверить в него, то он через некоторое время должен материализоваться в реальности.
– Давай выпьем. Как говорил герой твоих любимых романов Шерлок Холмс, эта задача ровно на две трубки.
– Ну, значит, они и твои любимые, если ты про это помнишь.
– С некоторых пор я помню все.
– Это как?
– Да неважно, давай выпьем.
Они выпили, и Дан ушел в себя. Олеся сидела тихонечко и наблюдала, как под закрытыми веками Дана бегают маленькие бугорки. Наконец, она не выдержала:
– Ну и чё-ё, кончились твои трубки?
– Знаешь, ты права, это действительно возможно: если человек во что-то очень сильно поверит, то он может изменить окружающую действительность. Вот, смотри: если, например, выйти в интерпространство и бродить по лабиринту коридоров в поисках чего-либо или кого-либо, то на эти поиски можно потратить целую вечность. Но если включить специальную поисковую систему и правильно сформулировать вопрос, то поисковая система очень быстро вытянет из интерпространства именно то, что ты запрашивал. Примерно то же самое происходит и у нас в головах. Если тебе очень четко и правильно удастся сформировать в голове определенный образ чего-либо, то сильная вера сработает как код, запускающий поисковую систему. Энергия веры притянет из бесконечности эфира именно то, что нужно. Но это возможно только при наличии сразу трех вещей: сильной веры, ясного и четкого образа и… как бы тебе это правильно сказать? Надо быть подключенным к интерпространству окружающего нас эфира.
– Это как?
– Ну, что-то вроде как находиться с ним в резонансе, на одной волне.
– А ты находишься с ним в резонансе?
– Не знаю. Скорее всего, нет.
– А я, наверное, нахожусь.
– …?
– Это ты.
– Что я?
– Ты – мой образ, который я сформировала у себя в голове, и который теперь вот материализовался.
– Да, но ведь я и раньше существовал. – Изобразил несуществующую обиду Дан.
– Ты был другим. От того, каким ты был раньше, ничего не осталось.
– Да, я изменился, но это не твоя заслуга…
– Я видела тебя во сне. Это был ты, сейчас в этом нет никаких сомнений. Мы с тобой разговаривали во сне. И вот сейчас ты мне говоришь про резонанс, а мне кажется, что ты мне это уже говорил. У меня все это уже было в голове, где-то в подсознании. Именно в таком виде, как ты мне только что говорил сейчас, ты мне говорил об этом во сне.
– Де-жа-вю.
– Нет, – Олеся топнула ножкой, по-детски нахмурив брови, – не спорь со мной. Я не очень точно помню, о чем мы с тобой говорили во сне, но я прекрасно помню глаза, – она протянула руку в его сторону, – вот эти глаза. У тебя их не было раньше. Они появились совсем недавно. Я могу ошибаться насчет слов, что ты говорил, но образ… я его действительно сформировала очень четко… это ты, Дан.
– Надо выпить.
– Давай.
Они выпили. После этого признания Дан почувствовал себя несколько неловко. Он знал, что она ждет от него тоже каких-то откровений. Он должен ей в чем-то признаться. Что-то сказать.
– Ты знаешь, последствия работы твоей «поисковой системы» оказались довольно разрушительными.
– Что ты имеешь в виду?
– Та девушка, Влада, она погибла.
Руки Олеси взметнулись и обхватили голову с двух сторон. Пальцы сдавили виски. Глаза испуганно смотрели на Дана.
– Не может быть?!
– Да, она действительно погибла, но, естественно, ты здесь ни при чем.
Олеся вскочила, подбежала к Дану и, присев рядышком на диван, обняла за плечи.
– Прости, я не знала, это ужасно…
– Перестань, это, как говорится, было давно и неправда, – соврал Дан, чтобы разрядить атмосферу. – Что мы все о грустном да о грустном. Давай… во что-нибудь поиграем.
– Давай, а во что?
– Не знаю. Ну-у…
– Я знаю! Давай задавать друг другу вопросы и честно отвечать на них, только честно-честно.
– Давай попробуем.
– Нет, ты поклянись, что на любой вопрос, на любой, на любой, будешь отвечать честно, откровенно и ничего не скрывая, даже маленьких мелочей.
Дан улыбнулся, набрал полную грудь воздуха и, быстро выдохнув, сказал:
– Клянусь, клянусь, клянусь.
– Нет, ты серьезно поклянись.
– Я серьезно, Олеся, правда, спрашивай, что хочешь.
Олеся закрыла глаза и, немного подумав, спросила:
– Тебе как больше нравится целоваться, взасос или так, слегка касаясь друг друга губами?
– Ты знаешь, до сих пор в реальности у меня была только одна девушка. Я вообще не помню, чтобы мне нравилось с ней целоваться. Я имею в виду не Владу, а ту, что была до нее. А с Владой у меня это было только раз, и я не успел ничего осознать, потому что она погибла в тот же день… в тот же час.
– Ужасно! Извини, я опять тебе напомнила все это. Теперь твоя очередь спрашивать.
– Давай выпьем.
– Давай.
Они выпили. Теперь Дан закрыл глаза и задумался.
– Ты говоришь, что мы с тобой разговаривали во сне. А сексом мы во сне занимались?
– Нет. Никогда.
– Значит у тебя ко мне чисто платоническое влечение? – спросил Дан без тени разочарования.
– Не знаю. Наверно. Честно говоря, я пока не представляю нас… ну это…
– А целоваться, по-твоему, это секс или еще нет?
– Целоваться это любовь. Ты ведь не любил ту девушку? Ты ведь просто с ней встречался ради секса. Да?
– Да.
– Я считаю, если люди продолжают жить вместе и даже продолжают заниматься сексом, но не целуют друг друга в губы, значит, любовь покинула их, и они живут вместе просто по инерции.
– Да. Наверно в этом что-то есть. А ты представляешь нас целующимися?
– Это нечестно, ты мне задал уже больше вопросов, чем я тебе задала.
– Ну, ладно, твоя очередь.
– А ты представляешь нас целующимися?
– Ах, ты хитруля! Ла-адно. – Дан прищурил глаза. – Представь себе, представляю.
– И как тебе это?
– А это уже второй вопрос.
– Ах, ты-ы! – Олеся схватила его за плечи и повалила на спину. Потом, схватив его за запястья, прижала руки к дивану. – Отвечай на вопрос немедленно. Я нарушаю правила по праву сильного.
Дан резко опустил руки к бедрам. Олеся, потеряв опору, упала ему на грудь, машинально отпустив запястья его рук. Он обнял ее за плечи, преградив возможность отступа.
– Не хочу гадать. Лучше проверить на практике. – И с этими словами поцеловал ее в губы. Поцелуй был долгим, очень долгим. Потому что каждый из них не знал, что делать дальше. Олеся спасла ситуацию. Она резко выпрямилась и, усевшись ему прямо на ЭТО место, повелительным тоном сказала:
– Ты нарушил правила игры и будешь наказан!
Скромность, застенчивость и просто слабость характера часто прячутся за напускную храбрость и дерзость. Олесе просто было легче общаться с Даном в подобной обстановке, слегка превращая все в безобидную детскую игру.
– Я готов понести наказание. – Поддержал игру Дан, понимая, куда эта игра поворачивает.
Олеся вдруг вся залилась краской. Она почувствовала, как ЭТО, на чем она сидит, начало увеличиваться и твердеть у нее между ног. Она быстро встала и, выходя из комнаты, сказала:
– Мне надо сходить в одно место. Сейчас приду. А тебе приказываю лежать и не шевелиться.
Она вернулась минут через пять.
– Я придумала тебе наказание. Ты должен будешь мне рассказать по всех подробностях, как у тебя это… ну понимаешь, было в первый раз.
– Честно? – Дан немного помолчал, потом, пожав плечами, сказал. – Ничего романтического. Это случилось, когда я путешествовал в интерпространстве. Однажды я каким-то чудом попал в закрытый взрослый клуб и увидел, что они там вытворяют! У меня в штанах все заколыхалось и завибрировало, а через несколько мгновений я осознал, что мои трусы стали мокрыми. Вот и все, и вся любовь.
– Понятно. – Немного помолчав, как бы решаясь на что-то, Олеся сказала. – У меня первый раз ЭТО случилось тоже почти виртуально.
– Это как?
– Дело было летом, далеко от города, в лесу, в лагере отдыха. Мне было, кажется, лет двенадцать. Однажды, совершенно случайно, я подслушала разговор мальчишек. Они шептались о том, чтобы пойти подсматривать в баню за девочками. Дело в том, что хоть в бане и было два отделения – мужское и женское – мальчики и девочки ходили в баню по очереди, потому что деревянная перегородка между отделениями была вся усыпана дырочками от выбитых сучков. Девчонки просто отказывались мыться в бане параллельно с мальчишками. И вот я услышала, как мальчишки строят план как проникнуть в баню заранее, где притаиться и потом подсмотреть, как девчонки будут мыться. Сначала я была очень возмущена и хотела пожаловаться вожатой. Но, если я пожалуюсь, их поймают и накажут, а меня все станут считать ябедой и предательницей. А ребята были очень хорошие, я сама даже с ними много общалась. И вот я понуро иду вместе со всеми девочками в баню как на казнь. Когда вошли и разделись, я поначалу сидела на лавке, полностью зажавшись, стараясь согнуться так, чтобы они не могли меня разглядеть. Но постепенно обстановка стала вызывать во мне совсем другие чувства. Я смотрела на голых девчонок, которые вели себя как обычно – бегали, толкались, обливались водой, и понимала, что мальчишки их сейчас видят всех совершенно голых. Это вызвало во мне какие-то новые, неведомые ранее мне чувства. Потом потихоньку я стала успокаиваться, и мне показалось глупым продолжать сидеть и зажиматься. Я тоже начала свободно ходить по залу, набирала воду, намыливалась, вела себя естественно, а новые ощущения не проходили, а, наоборот, только усиливались. Мысленно глядя на себя со стороны, я представляла, что мальчишки могут видеть у меня именно сейчас, что они при этом чувствуют. Неожиданно в голову стало приходить кое-что из ночных девичьих шептаний у нас в палате, которые раньше меня не очень интересовали. Я вдруг представила, как они смотрят на меня в дырочки и у них от этого начинают торчать их «штучки», как они в волнении их сжимают или теребят, отталкивают друг друга, чтобы лучше видеть… Каждая такая мысль волновала меня всё больше и вдохновляла на новые «подвиги». Мне захотелось, чтобы меня увидели всю, во всех подробностях. И я осмелилась – легла на лавку, согнула в коленках ноги и развела их в стороны, чтобы они могли увидеть всё. Я чувствовала себя, словно под острым душем их взглядов и просто нежилась в этом душе, а воображение рисовало волнующие картины: я представляла, что мальчишки делают, глядя на меня. И это надолго осталось самым запоминающимся эротическим впечатлением в моей жизни.
– Надо выпить…
Они опять напились и, что самое смешное, опять проснулись на диване в квартире у Дана.
Гаснет свеча на ветру
Ему снилась галактика, гигантская спиралевидная галактика. Ощущение было такое, будто бы Дан переместился из земного времени во время макробесконечности. Галактика крутилась вокруг своего ядра. Она вращалась и достаточно быстро перемещалась по какой-то невидимой поверхности. Эта поверхность была чем-то вроде прозрачного стекла, уходящего своими краями в безбрежные горизонты. Она хоть и была прозрачной, но не была твердой как стекло. Со стороны казалось, будто галактика слегка покачивается на волнах невидимой поверхности гигантского океана. Сон был настолько реальным, что Дан испытывал нечто подобное тому, когда в далеком детстве родители впервые водили его в настоящий цирк с настоящими слонами, тиграми и обезьянами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но, все равно, как бы нам ни хотелось, существует одна, единая для всех, абсолютная реальность.
– И где она, в какой директории?
– Хм! Давай выпьем, – Дан немного подумал и добавил, – за маленький островок в безбрежном океане изменчивой и непонятной реальности. Островок, где мы сейчас находимся, это будет наша с тобой маленькая собственная реальность.
– Давай. Мне нравится этот тост. – Они выпили, – Дан, а что ты имел в виду вчера, когда сказал: «Нет ничего хуже, чем испорченное хорошее»?
– Ну, это что-то из той оперы, что ученого учить, только портить.
– А почему ты сказал это именно вчера?
– Да так. Это было что-то вроде продолжения моих мыслей. Понимаешь, была у меня обычная нормальная жизнь. Своя, как ты говоришь, реальность. Но кое-кому захотелось меня осчастливить. Вот этот кое-кто и осчастливил меня так, что я до сих пор не могу прийти в себя.
Олеся смотрела на него, и сердце у нее колотилось в два раза сильнее обычного. Почему-то несчастные мужчины, страдающие от неразделенной любви, притягивают девушек. Наверное, в женском сердце просыпается чисто материнский инстинкт – пожалеть, приласкать. Или в их подсознании срабатывает логика: «Если он может так любить ее, значит, он сможет полюбить точно так же и меня». Как бы там ни было, Олеся едва сдерживала свои чувства, чтобы они случайно не выпорхнули наружу.
– Дан, а как ты думаешь, если человек во что-то очень сильно верит, то он может изменять окружающую действительность? Я имею в виду, ничего не предпринимая физически, а только на основании очень сильной веры.
– Превратить воду в вино, я уверен, не может. Но внушить это людям верующим, вполне возможно.
– Да нет, я не про это. В сказки про Христа я тоже не верю. Понимаешь, мне кажется, если человеку удастся у себя в голове очень точно сформировать какой-то образ и поверить в него, то он через некоторое время должен материализоваться в реальности.
– Давай выпьем. Как говорил герой твоих любимых романов Шерлок Холмс, эта задача ровно на две трубки.
– Ну, значит, они и твои любимые, если ты про это помнишь.
– С некоторых пор я помню все.
– Это как?
– Да неважно, давай выпьем.
Они выпили, и Дан ушел в себя. Олеся сидела тихонечко и наблюдала, как под закрытыми веками Дана бегают маленькие бугорки. Наконец, она не выдержала:
– Ну и чё-ё, кончились твои трубки?
– Знаешь, ты права, это действительно возможно: если человек во что-то очень сильно поверит, то он может изменить окружающую действительность. Вот, смотри: если, например, выйти в интерпространство и бродить по лабиринту коридоров в поисках чего-либо или кого-либо, то на эти поиски можно потратить целую вечность. Но если включить специальную поисковую систему и правильно сформулировать вопрос, то поисковая система очень быстро вытянет из интерпространства именно то, что ты запрашивал. Примерно то же самое происходит и у нас в головах. Если тебе очень четко и правильно удастся сформировать в голове определенный образ чего-либо, то сильная вера сработает как код, запускающий поисковую систему. Энергия веры притянет из бесконечности эфира именно то, что нужно. Но это возможно только при наличии сразу трех вещей: сильной веры, ясного и четкого образа и… как бы тебе это правильно сказать? Надо быть подключенным к интерпространству окружающего нас эфира.
– Это как?
– Ну, что-то вроде как находиться с ним в резонансе, на одной волне.
– А ты находишься с ним в резонансе?
– Не знаю. Скорее всего, нет.
– А я, наверное, нахожусь.
– …?
– Это ты.
– Что я?
– Ты – мой образ, который я сформировала у себя в голове, и который теперь вот материализовался.
– Да, но ведь я и раньше существовал. – Изобразил несуществующую обиду Дан.
– Ты был другим. От того, каким ты был раньше, ничего не осталось.
– Да, я изменился, но это не твоя заслуга…
– Я видела тебя во сне. Это был ты, сейчас в этом нет никаких сомнений. Мы с тобой разговаривали во сне. И вот сейчас ты мне говоришь про резонанс, а мне кажется, что ты мне это уже говорил. У меня все это уже было в голове, где-то в подсознании. Именно в таком виде, как ты мне только что говорил сейчас, ты мне говорил об этом во сне.
– Де-жа-вю.
– Нет, – Олеся топнула ножкой, по-детски нахмурив брови, – не спорь со мной. Я не очень точно помню, о чем мы с тобой говорили во сне, но я прекрасно помню глаза, – она протянула руку в его сторону, – вот эти глаза. У тебя их не было раньше. Они появились совсем недавно. Я могу ошибаться насчет слов, что ты говорил, но образ… я его действительно сформировала очень четко… это ты, Дан.
– Надо выпить.
– Давай.
Они выпили. После этого признания Дан почувствовал себя несколько неловко. Он знал, что она ждет от него тоже каких-то откровений. Он должен ей в чем-то признаться. Что-то сказать.
– Ты знаешь, последствия работы твоей «поисковой системы» оказались довольно разрушительными.
– Что ты имеешь в виду?
– Та девушка, Влада, она погибла.
Руки Олеси взметнулись и обхватили голову с двух сторон. Пальцы сдавили виски. Глаза испуганно смотрели на Дана.
– Не может быть?!
– Да, она действительно погибла, но, естественно, ты здесь ни при чем.
Олеся вскочила, подбежала к Дану и, присев рядышком на диван, обняла за плечи.
– Прости, я не знала, это ужасно…
– Перестань, это, как говорится, было давно и неправда, – соврал Дан, чтобы разрядить атмосферу. – Что мы все о грустном да о грустном. Давай… во что-нибудь поиграем.
– Давай, а во что?
– Не знаю. Ну-у…
– Я знаю! Давай задавать друг другу вопросы и честно отвечать на них, только честно-честно.
– Давай попробуем.
– Нет, ты поклянись, что на любой вопрос, на любой, на любой, будешь отвечать честно, откровенно и ничего не скрывая, даже маленьких мелочей.
Дан улыбнулся, набрал полную грудь воздуха и, быстро выдохнув, сказал:
– Клянусь, клянусь, клянусь.
– Нет, ты серьезно поклянись.
– Я серьезно, Олеся, правда, спрашивай, что хочешь.
Олеся закрыла глаза и, немного подумав, спросила:
– Тебе как больше нравится целоваться, взасос или так, слегка касаясь друг друга губами?
– Ты знаешь, до сих пор в реальности у меня была только одна девушка. Я вообще не помню, чтобы мне нравилось с ней целоваться. Я имею в виду не Владу, а ту, что была до нее. А с Владой у меня это было только раз, и я не успел ничего осознать, потому что она погибла в тот же день… в тот же час.
– Ужасно! Извини, я опять тебе напомнила все это. Теперь твоя очередь спрашивать.
– Давай выпьем.
– Давай.
Они выпили. Теперь Дан закрыл глаза и задумался.
– Ты говоришь, что мы с тобой разговаривали во сне. А сексом мы во сне занимались?
– Нет. Никогда.
– Значит у тебя ко мне чисто платоническое влечение? – спросил Дан без тени разочарования.
– Не знаю. Наверно. Честно говоря, я пока не представляю нас… ну это…
– А целоваться, по-твоему, это секс или еще нет?
– Целоваться это любовь. Ты ведь не любил ту девушку? Ты ведь просто с ней встречался ради секса. Да?
– Да.
– Я считаю, если люди продолжают жить вместе и даже продолжают заниматься сексом, но не целуют друг друга в губы, значит, любовь покинула их, и они живут вместе просто по инерции.
– Да. Наверно в этом что-то есть. А ты представляешь нас целующимися?
– Это нечестно, ты мне задал уже больше вопросов, чем я тебе задала.
– Ну, ладно, твоя очередь.
– А ты представляешь нас целующимися?
– Ах, ты хитруля! Ла-адно. – Дан прищурил глаза. – Представь себе, представляю.
– И как тебе это?
– А это уже второй вопрос.
– Ах, ты-ы! – Олеся схватила его за плечи и повалила на спину. Потом, схватив его за запястья, прижала руки к дивану. – Отвечай на вопрос немедленно. Я нарушаю правила по праву сильного.
Дан резко опустил руки к бедрам. Олеся, потеряв опору, упала ему на грудь, машинально отпустив запястья его рук. Он обнял ее за плечи, преградив возможность отступа.
– Не хочу гадать. Лучше проверить на практике. – И с этими словами поцеловал ее в губы. Поцелуй был долгим, очень долгим. Потому что каждый из них не знал, что делать дальше. Олеся спасла ситуацию. Она резко выпрямилась и, усевшись ему прямо на ЭТО место, повелительным тоном сказала:
– Ты нарушил правила игры и будешь наказан!
Скромность, застенчивость и просто слабость характера часто прячутся за напускную храбрость и дерзость. Олесе просто было легче общаться с Даном в подобной обстановке, слегка превращая все в безобидную детскую игру.
– Я готов понести наказание. – Поддержал игру Дан, понимая, куда эта игра поворачивает.
Олеся вдруг вся залилась краской. Она почувствовала, как ЭТО, на чем она сидит, начало увеличиваться и твердеть у нее между ног. Она быстро встала и, выходя из комнаты, сказала:
– Мне надо сходить в одно место. Сейчас приду. А тебе приказываю лежать и не шевелиться.
Она вернулась минут через пять.
– Я придумала тебе наказание. Ты должен будешь мне рассказать по всех подробностях, как у тебя это… ну понимаешь, было в первый раз.
– Честно? – Дан немного помолчал, потом, пожав плечами, сказал. – Ничего романтического. Это случилось, когда я путешествовал в интерпространстве. Однажды я каким-то чудом попал в закрытый взрослый клуб и увидел, что они там вытворяют! У меня в штанах все заколыхалось и завибрировало, а через несколько мгновений я осознал, что мои трусы стали мокрыми. Вот и все, и вся любовь.
– Понятно. – Немного помолчав, как бы решаясь на что-то, Олеся сказала. – У меня первый раз ЭТО случилось тоже почти виртуально.
– Это как?
– Дело было летом, далеко от города, в лесу, в лагере отдыха. Мне было, кажется, лет двенадцать. Однажды, совершенно случайно, я подслушала разговор мальчишек. Они шептались о том, чтобы пойти подсматривать в баню за девочками. Дело в том, что хоть в бане и было два отделения – мужское и женское – мальчики и девочки ходили в баню по очереди, потому что деревянная перегородка между отделениями была вся усыпана дырочками от выбитых сучков. Девчонки просто отказывались мыться в бане параллельно с мальчишками. И вот я услышала, как мальчишки строят план как проникнуть в баню заранее, где притаиться и потом подсмотреть, как девчонки будут мыться. Сначала я была очень возмущена и хотела пожаловаться вожатой. Но, если я пожалуюсь, их поймают и накажут, а меня все станут считать ябедой и предательницей. А ребята были очень хорошие, я сама даже с ними много общалась. И вот я понуро иду вместе со всеми девочками в баню как на казнь. Когда вошли и разделись, я поначалу сидела на лавке, полностью зажавшись, стараясь согнуться так, чтобы они не могли меня разглядеть. Но постепенно обстановка стала вызывать во мне совсем другие чувства. Я смотрела на голых девчонок, которые вели себя как обычно – бегали, толкались, обливались водой, и понимала, что мальчишки их сейчас видят всех совершенно голых. Это вызвало во мне какие-то новые, неведомые ранее мне чувства. Потом потихоньку я стала успокаиваться, и мне показалось глупым продолжать сидеть и зажиматься. Я тоже начала свободно ходить по залу, набирала воду, намыливалась, вела себя естественно, а новые ощущения не проходили, а, наоборот, только усиливались. Мысленно глядя на себя со стороны, я представляла, что мальчишки могут видеть у меня именно сейчас, что они при этом чувствуют. Неожиданно в голову стало приходить кое-что из ночных девичьих шептаний у нас в палате, которые раньше меня не очень интересовали. Я вдруг представила, как они смотрят на меня в дырочки и у них от этого начинают торчать их «штучки», как они в волнении их сжимают или теребят, отталкивают друг друга, чтобы лучше видеть… Каждая такая мысль волновала меня всё больше и вдохновляла на новые «подвиги». Мне захотелось, чтобы меня увидели всю, во всех подробностях. И я осмелилась – легла на лавку, согнула в коленках ноги и развела их в стороны, чтобы они могли увидеть всё. Я чувствовала себя, словно под острым душем их взглядов и просто нежилась в этом душе, а воображение рисовало волнующие картины: я представляла, что мальчишки делают, глядя на меня. И это надолго осталось самым запоминающимся эротическим впечатлением в моей жизни.
– Надо выпить…
Они опять напились и, что самое смешное, опять проснулись на диване в квартире у Дана.
Гаснет свеча на ветру
Ему снилась галактика, гигантская спиралевидная галактика. Ощущение было такое, будто бы Дан переместился из земного времени во время макробесконечности. Галактика крутилась вокруг своего ядра. Она вращалась и достаточно быстро перемещалась по какой-то невидимой поверхности. Эта поверхность была чем-то вроде прозрачного стекла, уходящего своими краями в безбрежные горизонты. Она хоть и была прозрачной, но не была твердой как стекло. Со стороны казалось, будто галактика слегка покачивается на волнах невидимой поверхности гигантского океана. Сон был настолько реальным, что Дан испытывал нечто подобное тому, когда в далеком детстве родители впервые водили его в настоящий цирк с настоящими слонами, тиграми и обезьянами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27