— Есть товар!...
— А кто же тебе сказал, — Бандура тяжело сплюнул не то чтобы под ноги Гарику, но и не в сторону, — что Бандура берет товар посреди ночи? Я вот что тебе скажу: ты вообще плохо ведешь себя, Трюкач...
— Срочный товар, Банджи! Можно за дешево взять — но налом...
— Ах, налом, — безразлично прогудел Бандура, разворачивая Гарика лицом к двери. — Ну так я тебе скажу, что нал на хазе в наши дни держат только исключительно идиоты. И...
— Если нала нет, то можно ведь карту зачистить... — уперся у порога Гарик. — Ты ведь можешь, Банджи, а? Меня Толстяк послал...
Последнее несколько меняло дело. Бандура вытянул из горы сваленных на кресле одежек блок связи, набрал номер и, дождавшись, пока на том конце снимут трубку, основательно прочистил горло и спросил:
— Это ты, Финни? — Потом после ряда невнятных междометий добавил: — Да... Ты тут послал ко мне одного чудака... Да... Гм...
Наконец Корявый Банджи бросил трубку. Потом основательно уселся на постель и апатично процедил:
— Ну, вываливай барахло.
Гарик с готовностью стащил с плеча и поставил перед ним тяжеловатую объемистую, добротно сделанную сумку из кожи пещерного вепря. Сумка глухо звякнула.
* * *
Утро, как ему и подобало в Южном полушарии Малой Колонии, было серовато-серебряным, мокрым и отрочески оптимистичным. Уходящие с небосклона волнистые гряды подсвеченных восходящим светилом облаков просились на полотно художника. На очистившейся кромке горизонта пейзаж украшали обе местные луны. Город был еще только ночной тенью самого себя — молчаливой и полной тайны. Приглядевшись, можно было увидеть в причудливых контурах составлявших его зданий — смеси всех стилей периода звездной экспансии человечества — даже некое подобие архитектурного замысла.
Размышления Уолта над сложившейся ситуацией лишены были того элегического изящества, которое являл раскрывавшийся перед ним из окна кабинета редактора «Дейли эдвенчер» пейзаж. Он с отвращением посмотрел на плещущийся на дне чашки кофе и утопил в нем окурок. Не то чтобы сготовленный Энни кофе был плох или табак в Малой Колонии подкачал — просто за истекшие четыре часа Уолт сильно злоупотребил и тем и другим. Физиономия его была сера и помята. Не лучше смотрелись и лица двоих его собеседников — весьма консервативно одетых джентльменов среднего возраста малозапоминающейся наружности. На полу у кресла каждого из троих собеседников громоздились забитые окурками разовые чашечки. За плотно закрытой дверью мерил шагами пространство комнаты дежурный редактор, и то сидела, то вскакивала и норовила заглянуть в кабинет Энни.
В оборот Уолта, как он и ожидал, взяли быстро — не успел он перешагнуть порог редакции. Взяли бы и быстрее, если бы он загодя — еще только покинув башню Департамента науки, не ткнул несколько раз карманным ножиком один из микрочипов в своем блоке связи — надежный способ вывести из строя свое «электронное эхо» — прекрасный инструмент поиска потерявшихся абонентов. Судя по тому, что поджидавшие его господа что ни на есть всерьез проявили интерес к его регистратору, Уолту приходилось благодарить Господа за то, что он успел сбросить сегодняшние записи через эфир на свой анонимный «почтовый ящик». Битый час ему удавалось разыгрывать из себя чистейшую бестолочь, не понимающую, чего, собственно, от него хотят. Однако расчет на то, что пребывающие, судя по всему, в довольно высоких рангах гости редакции пожалеют своего времени и отвяжутся от явного дебила, не оправдался.
Незваные гости, видно, не зря заработали свои простым смертным незримые погоны, да и дела у следствия, видно, шли из рук вон плохо, так что прицепились они к Уолту почище любых пиявок. Еще полтора часа ушло на тошнотворную демагогию о правах прессы и о непозволительном вмешательстве правоохранительных органов в дела оной. Еще какое-то время удалось продержаться, городя ерунду о полном отказе давать показания в отсутствие своего адвоката. Теперь наступил полный кризис.
Подмоги оставалось ожидать только извне — и тут, кажется, на что-то можно было надеяться: Энни, прежде чем ее выперли из кабинета, всем своим видом дала ему понять, что какой-то план на этот счет у нее был.
* * *
— К вам посетитель, мистер Каттаруза. Он говорит, что это очень срочно.
Мистер Каттаруза приподнял левую бровь, выражая недоуменное недовольство. Шестеро строго одетых господ, занимавших места напротив него — вдоль огромного, под красное дерево сработанного стола совещаний, укоризненно воззрились на дюжего телохранителя, посмевшего прервать срочное и сугубо конфиденциальное совещание столпов Семьи с ее главой. Впрочем, чего было ждать от новичка...
— Это Трюкач — Аванесян Гарик, — поспешил ответить на немой вопрос шефа смущенный боевик.
Недовольство Джанфранко Каттарузы — самого великого Папы Юго-Западного побережья перешло все границы: высочайший конфиданс пыталась нарушить не просто мелкая сошка, но к тому же еще и сошка из людей Григоряна. Это крупно пахло провокацией. Телохранитель все понял без слов и бесшумно ретировался, по всей видимости, разъяснять Гарику бестактность его поступка.
— Итак, — продолжил прерванный монолог шеф, — мне не надо, думаю, долго втолковывать вам, что этой ночью нас с вами поставили в чрезвычайные условия работы. Собственно, ни о какой нормальной работе и речи не будет, пока господа из банков и, извините за выражение, правительства не решат своей проблемы с Дьяволовым Камнем. Та сволочь, что увела Вещь, должна быть кончена, а Камень должен быть найден. Иначе копы вместе с федералами и военной разведкой не уберутся с транспорта и с узловых терминалов. Вся сеть наших перевозок практически блокирована с этой полуночи. Все сколько-нибудь солидные банковские операции взяты под контроль. Шестерых наших региональных руководителей взяла на глубокое потрошение армейская контрразведка. А мы с ней сроду дела не имели со времен последней воины... Короче, вы поняли, чего я хочу от вас?
— Залетную сволочь найти и кончить, — эхом отозвался Генри-Борода. — Вещь просто найти.
— Ты всегда правильно понимал меня, старина. — Каттаруза поднялся с места и стал неторопливо раскуривать сигару на свече из сала мышевидного гризли. — Но я жду конструктивных мыслей...
— Я хотел бы уяснить главное, шеф, — аккуратно, не отрывая взгляда от какого-то несовершенства в маникюрной отделке ногтей своей левой верхней конечности, осведомился Фай Адриатика. — Если Вещь будет найдена... Достаточно просто помочь копам с этим делом? Или Вещь нужна нам?
— Всегда ценил хорошие вопросы... — пыхнул ароматным дымом Капо ди Тутти Капи. — Предлагаю всем вам задуматься над тем, как старина Фай завернул проблему... А призадумавшись, сообразить, что никогда не было в Семье и не будет стукачей! Может, копы и получат Вещь... Но только вот с этого, — чугунный кулак Папы обрушился на имитацию драгоценной древесины, — стола! И заплатят ровно столько, сколько, — покрытый жесткой черной щетиной палец Каттарузы ткнул в его же седеющий висок, — сколько решит эта вот голова!
Последовала пауза, долженствовавшая способствовать усвоению руководителями основных ветвей Семьи генеральной линии руководства.
— Теперь — детали, — молвил шеф, украсив пространство над столом облаком табачного дыма. — Есть основания полагать, что поработала с Камушком какая-то темная лошадка, — это по твоей части, Карло. Пройдись с частой гребенкой по всем залетным, каких знаешь, а каких не знаешь — узнай. Теперь Лорд — у кого, как не у тебя, полная информация по транспорту. Дело, понятно, нелегкое: придется крутиться под носом у всех копов, какие только есть. Но эта публика может прошляпить массу щелей и щелочек… Тебе лучше знать...
Адриатика, сдерживая зевоту, дождался, пока все направления работы Семьи будут озадачены соответственно их возможностям в поисках идиотской драгоценности — от банковского дела (Димитриадис-Шахматист) до домов терпимости (Чичо — Большая Мама). Он выслушал и свою номинальную нагрузку — «...поставить на уши наших ребят, внедренных... Ты помнишь, Фай, у кого работают люди, готовые помочь нам?..» — и, поднявшись вместе со всеми, откланялся, как и все, и, как и все, двинулся к выходу.
— Действуйте, господа, — сухо и энергично напутствовал их Папа. — И если Вещь окажется в руках у кого-нибудь из вас — упаси его бог начинать свою игру... Хотя такой позыв обязательно будет... О Камне это рассказывают. И уж, во всяком случае, надеюсь, ни одному идиоту не придет в голову взгромоздить себе эту штуку на палец... А ты задержись на минуту, Адриатика...
Оставшись с глазу на глаз, они минуты три созерцали струйку ароматного дыма, вытекавшую из положенной на край малахитовой пепельницы сигары, порядком потраченной зубами Папы. Затем Каттаруза откашлялся:
— Это не для всяких ушей, Фай. Короче говоря, я хотел бы, чтобы никаких недоразумений не осталось между нами относительно тех ребят, что ты сосватал весной старому Бонифацию. Это я к тому, что больно уж совпало — история с Камушком и инфаркт у нашего общего друга... Внешне, конечно, никакой взаимосвязи, но мы-то с тобой знаем, какому богу молился старый жулик.
— Вам лучше знать, шеф. Я, скажу вам честно, не верю ни в Бога, ни в черта, а уж тем более не сую нос в дела Черной Церкви. Тогда вы не захотели путать никого из наших людей в Большую Затею — Бонифаций так это называл — Большая Затея. Ну и я — с вашей подачи — сосватал ему залетного. Конкретно про Камень никто никого не спрашивал... Просто я знаю, где лежат чьи интересы.
— А я, как видишь, знаю, что знаешь... А ты знаешь, что я знаю... — Каттаруза вновь взял сигару и пахнул дымом не то чтобы в лукаво-безразличную физиономию Адриатики, а так просто — в пространство между ними.
— Однако мне сдается, что вы все-таки еще чего-то от меня хотите, шеф, — наклонил Фай голову набок.
— Я хочу, разумеется, чтобы ты вышел на твоего залетного.
— Естественное желание, шеф. Но очень трудно исполнимое. Как вы понимаете, отметившись этак... Если это, конечно, их рук дело... Одним словом, вся эта компания легла на дно и не позаботилась оставить нам адресок.
— Однако другой адресок я тебе могу дать, Фай. — Каттаруза тоже наклонил голову набок, то ли заглядывая Адриатике в глаза, то ли поддразнивая. — Госпиталь Марии Магдалены, четырнадцатый этаж, палата сто восемь...
Фай кашлянул:
— Вы хотите, чтобы я навестил старину Мелканяна с букетом цветов?
— Да нет, Адриатика, с цветами в неврологическое отделение тебя, пожалуй, не пропустят. А вот «пушку» с собой прихвати — чтоб разговор вышел, что называется, по душам. И лучше, если разговор этот у вас выйдет без свидетелей.
Секунд пятнадцать Каттаруза помолчал, посасывая сигару, а потом добавил:
— Меня, знаешь ли, интуиция подводила редко... Так вот, она мне и говорит теперь — моя интуиция — что, может, Бонифаций сам пойдет в руки. Сдается мне, что у этих ребят вышла какая-то накладка.
— Хреновые бывают накладки с Камушком... — мрачно заметил Адриатика и, откланявшись, вышел в тяжелую, украшенную резьбой дверь.
Убедившись, что это антикварное изделие вновь прочно изолировало его от чересчур догадливого вассала, Каттаруза подошел к небольшому, еще более затейливой резьбы шкафчику, отпер потайной замок и некоторое время молча изучал его содержимое — черного дерева перевернутый крест, укрепленный на противоположной стенке, тяжелое серебряное блюдечко — чаша, которой надлежало бы быть заполненной свежей кровью, и еще пара малоаппетитных реликвий — свидетельства принадлежности их владельца к Серому Кругу Галактической Черной Церкви.
Ни сумасшедшим, ни тем более фанатиком Джанфранко Каттаруза не был и быть не собирался. Просто из чисто деловых соображений водил дружбу с адептами Ложного Учения, среди которых оказались и весьма полезные люди, поддержавшие его восемь лет назад, когда решался вопрос о престолонаследии в Семье. Тогда он искренне считал, что «Париж стоит мессы». Теперь он частенько признавался себе, что черные мессы, оказывается, обходятся дороговато. Впрочем, полноценным грешником он себя не считал и, вопреки католическому воспитанию, к Богу относился скорее на протестантский манер — считал, что свои дела с Ним он всегда уладит без вмешательства посторонних и к обоюдному удовольствию. Он размышлял на подобные темы, когда во внутреннюю дверь вновь постучал, вошел и замер на почтенном удалении за его спиной Паоло. Папа без лишней спешки прикрыл дверцы и вновь запер Черный Алтарь.
— Этот Аванесян все не унимается, — доложил телохранитель. — Очень хочет говорить с вами.
«Перебежчик или провокатор, — зло подумал Каттаруза. — Началось... Впрочем, не помешает прощупать. Вдруг через армянскую диаспору удастся сойтись с людишками, осведомленными о затее Мелканяна?»
— Обыщи и проводи сюда, — распорядился он.
* * *
Зуммер дешевенького блока связи наконец-то запел, и Клайд поспешил вытащить плоский коробок из кармана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68