Даав почти улыбнулся и оставил в покое свою серьгу.
— И ты в последнее время виделась с Пат Рином?
— Я видела его совсем недавно — еще и дюжины дней не прошло, — ответила она несколько раздраженно.
— Настолько недавно. Тогда ты сможешь рассказать мне о его новом увлечении.
— Его увлечении? — Карин отвела взгляд. — Ну, он увлечен своими занятиями, естественно, хотя я должна сказать, что Люкен бел-Тарда не настаивает на том уровне успехов, который я считаю…
Она замолчала ненадолго, задышав чуть быстрее, и потеребила пальцами брошь у ворота.
— Он вечно бродит на улице, так что, полагаю, как все мальчики, он любит падать в ручьи и… и лазать по деревьям, и снимать птичьи гнезда…
— Оружие, — мягко проговорил Даав.
Голова Карин дернулась в его сторону так, словно он дернул ее за веревочку.
— Оружие? — недоуменно повторила она.
— Он обещает стать экспертом по оружию, — сообщил ей Даав. — Его интересует в нем все. Как оно действует. Почему один вид превосходит другой. Как его собирать. Как его разбирать. Относительное преимущество скорострельности по сравнению с размером заряда. Теория меткой стрельбы. — Он чуть поклонился. — Когда я в прошлый раз навестил его, то принес ему пистолет для начинающих, и мы немного постреляли в цель. Я сказал бы, что если его интерес не угаснет, то он обещает стать хорошим снайпером.
— Снайпером!
Карин даже не попыталась скрыть прозвучавшее в ее голосе отвращение.
Даав выгнул одну бровь.
— Наша мать состояла в «Тэй Дор», так ведь? И в течение пяти лет успешно подтверждала свое место чемпиона клуба. Почему бы Пат Рину не оказаться таким же способным — или даже способнее? Или по крайней мере не получить возможности полностью удовлетворить свой интерес?
— Но тебя такие вещи совершенно не интересуют, — вернулся он к прежней теме. — Тебе, вполне естественно, интересно узнать, будет ли принято твое предложение об услуге. — Он сделал жест отрицания. — Твоя цена слишком высока.
— Вот что! — Она почти зашипела. — Эр Тому йос-Галану будет позволен бастард-полукровка, и от него даже не потребуют поклона в сторону общества! А я, выполняя только свой долг и желая только служить клану, должна терпеть, что моего сына отдают на воспитание без моего согласия, единственно потому, что ты решил…
— Я напомню тебе, что решение принял Делм, — прервал ее Даав. — А еще я дам тебе два совета. Первый состоит в том, чтобы ты успокоилась. Второй — чтобы ты удалила из своего словаря выражения «бастард» и «полукровка». Имя ребенка — Шан йос-Галан. Он — сын Эр Тома йос-Галана и Энн Дэвис, и оба признают его своим, так что, как видишь, слово «бастард» здесь не подходит.
— А вот «полукровка» — это только правда! — вскрикнула Карин, видимо, решив игнорировать его первый совет.
— Я нахожу это слово оскорбительным, — ровным голосом сказал Даав и резко вздохнул. — Полно, Карин, будь рассудительна! Тебя волнует то, что те, кому нечем заняться, кроме как поисками неприятностей, просмотрят старые выпуски «Газеты» и обнаружат, что между Эр Томом йос-Галаном и Энн Дэвис не было контракта с условием, что ребенок отойдет к Корвалу. Да?
— Да, конечно…
— И тем не менее ты считаешь нужным игнорировать тот факт, что те же личности без труда найдут сообщение о том, что Пат Рина йос-Фелиума взяли из приемной семьи и вернули матери. И они сразу скажут себе: «Взятка».
— А ты считаешь себя способным взяться за задачу очищения меланти Корвала перед Высокими Домами…
— Я еще раз напоминаю тебе, что я — Делм, — прервал ее Даав с исключительной мягкостью. — Если меланти Корвала будет нуждаться в ремонте, то моим долгом будет позаботиться о том, чтобы этот ремонт был проведен. Однако никаких починок не требуется. Клан принимает кого хочет, и вне Клана никакие объяснения не нужны.
Он осторожно перевел дыхание.
— Я рекомендую тебе меня оставить, Карин. Немедленно.
Ее губы приоткрылись, но ничего не было произнесено.
Спустя мгновение она уже кланялась ему.
— Доброго дня, — проговорила она настолько нейтральным тоном, что его можно было назвать лишенным модальности.
А потом она оставила его — быстро, сотрясая тяжелыми шагами мощеную дорожку.
Даав стоял на месте, пока не услышал, как включился двигатель — далеко внизу. Тогда, и только тогда, он позволил своей спине потерять непреклонную прямизну и, снова натянув на руки рабочие перчатки, принялся убирать по местам инструменты.
Они проснулись рано, вместе выпили немного утреннего вина и приняли неспешный чувственный душ. А потом, словно дети, тайком устроившие себе каникулы, отправились осматривать дом.
Энн вскоре совершенно заблудилась: в ее голове воцарилась полная неразбериха из Гостиных, Салонов и Приемных. Остановившись наконец в центре большого и пышно убранного зала, она расхохоталась.
— Не бросай меня, любимый, потому что иначе мне никогда не найти моих комнат! — Она покачала головой. — Вижу, что мне придется носить с собой мешочек с хлебными крошками и не забывать щедро ими сыпать!
— Да, но, видишь ли, слуги у нас хорошо вышколены, — отозвался Эр Том и придвинулся ближе, чтобы улыбнуться ей. — Очень может быть, что все крошки будут сметены задолго до того, как ты пожелаешь вернуться.
— Тогда я пропала! Если, конечно, ты не нарисуешь мне карту.
— Если хочешь, — ответил он.
Она посмотрела на него — экзотичного и щемяще прекрасного в вышитом шлафроке. Он откинул назад широкие рукава и поймал ее руки.
— Показать тебе еще одну вещь? — спросил он, и в глазах его еще светились остатки улыбки. — А потом обещаю отвести тебя завтракать.
— Еще одну вещь, — согласилась она, строго напомнив себе: «Не смей на него глазеть, Энн Дэвис!»
— Тогда нам сюда, — сказал Эр Том, крепко ухватив ее за руку и держась так близко от нее, что полы его шлафрока грозили опутать ей ноги.
Однако они прошли по коридору без происшествий, а потом — до половины следующего, немного не такого длинного.
Шагнув вперед, он повернул окаймленную золотом фарфоровую ручку и отступил, гибко поклонившись.
— Входи, пожалуйста.
Энн на секунду замялась. Поклон выражал глубокое почтение, но в глазах Эр Тома горело ожидание, больше всего похожее на голод. Чуть улыбнувшись, она прошла в комнату.
Стены были обтянуты матовым бронзовым шелком, пол — упругой травяной циновкой цвета листьев Джелаза Казон. На комоде у дальней стены стояли две небольшие лампы, а на стенах на равных интервалах были закреплены бронзовые бра. Три ряда из двенадцати стульев каждый были расставлены ровным полукругом перед…
— Какая красота! — выдохнула она, двигаясь по плетеному покрытию так, словно омнихора схватила ее за руку и потянула к себе.
Энн погладила полированное дерево, отодвинула крышку и благоговейно провела пальцами по чистейшим клавишам из слоновой кости.
— Она тебе нравится? — спросил Эр Том у ее плеча.
— Нравится? Она поражает! Такой инструмент…
— Попробуй ее, — тихо предложил он.
Она бросила на него быстрый взгляд и, покачав головой, сняла пальцы с молчащих клавиш.
— Не соблазняй меня, — попросила она, и он услышал в ее голосе желание, — иначе мы весь день отсюда не уйдем.
Он поймал ее руку, вернул на клавиатуру и провел пальцами по тыльной стороне ее кисти.
— Включи ее, — прошептал он. — Сыграй для меня, Энн. Пожалуйста.
Большего поощрения ей не нужно было: она и так жаждала услышать голос омнихоры, испытать ее дух — и свой собственный. Она заиграла ему свою любимую вещь, «Токкату и фугу ре-минор», древнее произведение, предназначавшееся для предшественника омнихоры, органа. Это был смелый выбор, потому что перед ней не было нот, но оказалось, что ее пальцы ничего не забыли, бросая музыку на безупречную клавиатуру.
Музыка наполнила комнату, словно океан, захлестывая исполнительницу, поднимая вверх на волне звука и чувства, пока ей не показалось, что она вот-вот умрет здесь. Музыка была так близко, что невозможно было бы сказать, где кончается мелодия и начинается Энн Дэвис.
В конце концов она нашла конец и разрешила нотам стихнуть, позволила себе выйти из великолепия и посмотрела на Эр Тома сквозь пелену слез. Откинув намокшие от пота волосы со лба, она улыбнулась ему.
— Какой прекрасный инструмент!
— Ты хорошо им владеешь, — отозвался он, и его негромкий голос прозвучал хрипловато.
Он сделал шаг и остановился рядом с ней. Только теперь Энн заметила, что его бьет дрожь.
— Эр Том…
Тревога прогнала прочь все другие мысли и чувства. Она развернулась на табурете, протягивая к нему руки.
— Тише. — Он поймал протянутые к нему пальцы, позволил ей притянуть его ближе. — Энн…
Он прижался щекой к ее волосам, мягко высвободил одну руку и погладил ее по плечу.
— Все хорошо, — прошептал он, ощущая, как ее мышцы дрожат от напряжения, передавшегося от него. Он отступил назад, заставил себя улыбнуться ради нее и ласково потянул за руку. — Давай пойдем и позавтракаем. Ладно?
— Ладно, — согласилась она после секундной паузы и повернулась, чтобы отключить омнихору и закрыть сверкающие клавиши.
Они сидели в столовой, занятые друг другом. Рядом с ними по столу были расставлены всевозможные блюда. На Эр Томе был домашний халат, на землянке — простая рубаха и брюки.
Петрелла несколько минут прожигала их взглядом, впиваясь пальцами в руку господина пак-Оры. Когда она наконец убедилась в том, что ни ее сын, ни его гостья в ближайшее время не повернут головы и не заметят ее в соответствии с приличиями, она с силой ударила в пол своей палкой.
Тогда к ней повернулись обе головы, но ей был нужен взгляд Эр Тома.
— Вы, сударь! — рявкнула она. — На пару слов, будьте любезны.
И она заковыляла прочь, удостоив гостью одним только приветственным кивком.
Эр Том едва слышно вздохнул и отложил салфетку в сторону.
— Прости меня, друг, — мягко сказал он и ушел следом за матерью.
Глава двадцать четвертая
Дракон во всем следует своей необходимости и либо склоняется перед Обществом, либо нет. И неразумно оспаривать избранный Драконом путь или пытаться заставить его свернуть.
Из «Лиадийскои книги Драконов»
— Ты будешь любезен объяснить, — объявила Петрелла, как только дверь веранды закрылась за дворецким, — почему три послания, отправленные на твой личный экран, остались без ответа с момента их отсылки и по сю пору?
Эр Том поклонился.
— Несомненно, потому, что я не заходил в свои комнаты с момента за час до главной трапезы вчерашнего вечера и не запрашивал послания из домашней базы.
Петрелла глубоко вздохнула, и ее пальцы угрожающе стиснули ручку палки. Ветерок секунду поиграл с цветами на краю веранды, бросил их, чтобы подергать рукава халата Эр Тома, потом снова свернул, осыпав Петреллу ароматами лепестков, и, наконец, умчался прочь.
— Матушка, позвольте я вас усажу, — пробормотал он, заботливо подхватывая ее под руку. — Вы переутомитесь.
Именно такое нежное внимание она привыкла видеть с его стороны. Петрелла приняла его услугу, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами, хотя она не смогла бы сказать, были ли то слезы ярости или любви.
Была ли то любовь или ярость, но когда она снова заговорила, голос у нее дрожал.
— Если ты думаешь, что я закрою глаза на любую непристойность, которую ты и эта… личность пожелаете себе позволить в этом доме…
— Простите меня.
Он не повысил голоса, но едва заметная резкость, немедленно узнаваемая всеми, кто принадлежал к Клану Корвал — и теми, кто имел с ними дела, — заставила ее замолчать.
— Филолог Дэвис — гость этого Дома, — продолжил он спустя пару мгновений, все так же мягко. — Кодекс учит нас, что благополучие гостя свято. В некотором отношении профессор Дэвис привыкла… полагаться на меня как на опору. Она чувствовала себя растерянной, оказавшись среди незнакомых людей, в мире, который совершенно не похож на ее собственный. Мне следовало обречь ее на бессонницу и тревогу из-за соображений благопристойности? Или все же мне следовало предложить привычное и очень необходимое утешение, чтобы ей было спокойно в нашем Доме?
— И все это — из-за заботы о госте! — саркастически откликнулась Петрелла. — Ты меня просветил! Кто бы мог ожидать, что у тебя хватит гениальности извратить Кодекс подобным образом, и все ради того, чтобы достичь своих целей! Я считала тебя человеком меланти, но теперь я вижу, что это мнение — как и мнение твоей приемной матери — было ошибочным. Я вижу, что имею дело с хитрым недоростком, который кичится своим положением и выставляет свои убогие мыслишки на потеху всему свету! Не беспокойся, мне хватит здоровья на то, чтобы дать урок непослушному мальчишке. Дай мне кольцо!
Эр Том застыл. На побледневшем лице широко открытые глаза казались еще больше.
— Ну, сударь? Заставишь меня просить во второй раз? Тогда он медленно поднял руки и так же медленно снял с пальца аметистовое кольцо мастер-купца. Шагнув вперед, он поклонился и бережно положил кольцо ей на ладонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— И ты в последнее время виделась с Пат Рином?
— Я видела его совсем недавно — еще и дюжины дней не прошло, — ответила она несколько раздраженно.
— Настолько недавно. Тогда ты сможешь рассказать мне о его новом увлечении.
— Его увлечении? — Карин отвела взгляд. — Ну, он увлечен своими занятиями, естественно, хотя я должна сказать, что Люкен бел-Тарда не настаивает на том уровне успехов, который я считаю…
Она замолчала ненадолго, задышав чуть быстрее, и потеребила пальцами брошь у ворота.
— Он вечно бродит на улице, так что, полагаю, как все мальчики, он любит падать в ручьи и… и лазать по деревьям, и снимать птичьи гнезда…
— Оружие, — мягко проговорил Даав.
Голова Карин дернулась в его сторону так, словно он дернул ее за веревочку.
— Оружие? — недоуменно повторила она.
— Он обещает стать экспертом по оружию, — сообщил ей Даав. — Его интересует в нем все. Как оно действует. Почему один вид превосходит другой. Как его собирать. Как его разбирать. Относительное преимущество скорострельности по сравнению с размером заряда. Теория меткой стрельбы. — Он чуть поклонился. — Когда я в прошлый раз навестил его, то принес ему пистолет для начинающих, и мы немного постреляли в цель. Я сказал бы, что если его интерес не угаснет, то он обещает стать хорошим снайпером.
— Снайпером!
Карин даже не попыталась скрыть прозвучавшее в ее голосе отвращение.
Даав выгнул одну бровь.
— Наша мать состояла в «Тэй Дор», так ведь? И в течение пяти лет успешно подтверждала свое место чемпиона клуба. Почему бы Пат Рину не оказаться таким же способным — или даже способнее? Или по крайней мере не получить возможности полностью удовлетворить свой интерес?
— Но тебя такие вещи совершенно не интересуют, — вернулся он к прежней теме. — Тебе, вполне естественно, интересно узнать, будет ли принято твое предложение об услуге. — Он сделал жест отрицания. — Твоя цена слишком высока.
— Вот что! — Она почти зашипела. — Эр Тому йос-Галану будет позволен бастард-полукровка, и от него даже не потребуют поклона в сторону общества! А я, выполняя только свой долг и желая только служить клану, должна терпеть, что моего сына отдают на воспитание без моего согласия, единственно потому, что ты решил…
— Я напомню тебе, что решение принял Делм, — прервал ее Даав. — А еще я дам тебе два совета. Первый состоит в том, чтобы ты успокоилась. Второй — чтобы ты удалила из своего словаря выражения «бастард» и «полукровка». Имя ребенка — Шан йос-Галан. Он — сын Эр Тома йос-Галана и Энн Дэвис, и оба признают его своим, так что, как видишь, слово «бастард» здесь не подходит.
— А вот «полукровка» — это только правда! — вскрикнула Карин, видимо, решив игнорировать его первый совет.
— Я нахожу это слово оскорбительным, — ровным голосом сказал Даав и резко вздохнул. — Полно, Карин, будь рассудительна! Тебя волнует то, что те, кому нечем заняться, кроме как поисками неприятностей, просмотрят старые выпуски «Газеты» и обнаружат, что между Эр Томом йос-Галаном и Энн Дэвис не было контракта с условием, что ребенок отойдет к Корвалу. Да?
— Да, конечно…
— И тем не менее ты считаешь нужным игнорировать тот факт, что те же личности без труда найдут сообщение о том, что Пат Рина йос-Фелиума взяли из приемной семьи и вернули матери. И они сразу скажут себе: «Взятка».
— А ты считаешь себя способным взяться за задачу очищения меланти Корвала перед Высокими Домами…
— Я еще раз напоминаю тебе, что я — Делм, — прервал ее Даав с исключительной мягкостью. — Если меланти Корвала будет нуждаться в ремонте, то моим долгом будет позаботиться о том, чтобы этот ремонт был проведен. Однако никаких починок не требуется. Клан принимает кого хочет, и вне Клана никакие объяснения не нужны.
Он осторожно перевел дыхание.
— Я рекомендую тебе меня оставить, Карин. Немедленно.
Ее губы приоткрылись, но ничего не было произнесено.
Спустя мгновение она уже кланялась ему.
— Доброго дня, — проговорила она настолько нейтральным тоном, что его можно было назвать лишенным модальности.
А потом она оставила его — быстро, сотрясая тяжелыми шагами мощеную дорожку.
Даав стоял на месте, пока не услышал, как включился двигатель — далеко внизу. Тогда, и только тогда, он позволил своей спине потерять непреклонную прямизну и, снова натянув на руки рабочие перчатки, принялся убирать по местам инструменты.
Они проснулись рано, вместе выпили немного утреннего вина и приняли неспешный чувственный душ. А потом, словно дети, тайком устроившие себе каникулы, отправились осматривать дом.
Энн вскоре совершенно заблудилась: в ее голове воцарилась полная неразбериха из Гостиных, Салонов и Приемных. Остановившись наконец в центре большого и пышно убранного зала, она расхохоталась.
— Не бросай меня, любимый, потому что иначе мне никогда не найти моих комнат! — Она покачала головой. — Вижу, что мне придется носить с собой мешочек с хлебными крошками и не забывать щедро ими сыпать!
— Да, но, видишь ли, слуги у нас хорошо вышколены, — отозвался Эр Том и придвинулся ближе, чтобы улыбнуться ей. — Очень может быть, что все крошки будут сметены задолго до того, как ты пожелаешь вернуться.
— Тогда я пропала! Если, конечно, ты не нарисуешь мне карту.
— Если хочешь, — ответил он.
Она посмотрела на него — экзотичного и щемяще прекрасного в вышитом шлафроке. Он откинул назад широкие рукава и поймал ее руки.
— Показать тебе еще одну вещь? — спросил он, и в глазах его еще светились остатки улыбки. — А потом обещаю отвести тебя завтракать.
— Еще одну вещь, — согласилась она, строго напомнив себе: «Не смей на него глазеть, Энн Дэвис!»
— Тогда нам сюда, — сказал Эр Том, крепко ухватив ее за руку и держась так близко от нее, что полы его шлафрока грозили опутать ей ноги.
Однако они прошли по коридору без происшествий, а потом — до половины следующего, немного не такого длинного.
Шагнув вперед, он повернул окаймленную золотом фарфоровую ручку и отступил, гибко поклонившись.
— Входи, пожалуйста.
Энн на секунду замялась. Поклон выражал глубокое почтение, но в глазах Эр Тома горело ожидание, больше всего похожее на голод. Чуть улыбнувшись, она прошла в комнату.
Стены были обтянуты матовым бронзовым шелком, пол — упругой травяной циновкой цвета листьев Джелаза Казон. На комоде у дальней стены стояли две небольшие лампы, а на стенах на равных интервалах были закреплены бронзовые бра. Три ряда из двенадцати стульев каждый были расставлены ровным полукругом перед…
— Какая красота! — выдохнула она, двигаясь по плетеному покрытию так, словно омнихора схватила ее за руку и потянула к себе.
Энн погладила полированное дерево, отодвинула крышку и благоговейно провела пальцами по чистейшим клавишам из слоновой кости.
— Она тебе нравится? — спросил Эр Том у ее плеча.
— Нравится? Она поражает! Такой инструмент…
— Попробуй ее, — тихо предложил он.
Она бросила на него быстрый взгляд и, покачав головой, сняла пальцы с молчащих клавиш.
— Не соблазняй меня, — попросила она, и он услышал в ее голосе желание, — иначе мы весь день отсюда не уйдем.
Он поймал ее руку, вернул на клавиатуру и провел пальцами по тыльной стороне ее кисти.
— Включи ее, — прошептал он. — Сыграй для меня, Энн. Пожалуйста.
Большего поощрения ей не нужно было: она и так жаждала услышать голос омнихоры, испытать ее дух — и свой собственный. Она заиграла ему свою любимую вещь, «Токкату и фугу ре-минор», древнее произведение, предназначавшееся для предшественника омнихоры, органа. Это был смелый выбор, потому что перед ней не было нот, но оказалось, что ее пальцы ничего не забыли, бросая музыку на безупречную клавиатуру.
Музыка наполнила комнату, словно океан, захлестывая исполнительницу, поднимая вверх на волне звука и чувства, пока ей не показалось, что она вот-вот умрет здесь. Музыка была так близко, что невозможно было бы сказать, где кончается мелодия и начинается Энн Дэвис.
В конце концов она нашла конец и разрешила нотам стихнуть, позволила себе выйти из великолепия и посмотрела на Эр Тома сквозь пелену слез. Откинув намокшие от пота волосы со лба, она улыбнулась ему.
— Какой прекрасный инструмент!
— Ты хорошо им владеешь, — отозвался он, и его негромкий голос прозвучал хрипловато.
Он сделал шаг и остановился рядом с ней. Только теперь Энн заметила, что его бьет дрожь.
— Эр Том…
Тревога прогнала прочь все другие мысли и чувства. Она развернулась на табурете, протягивая к нему руки.
— Тише. — Он поймал протянутые к нему пальцы, позволил ей притянуть его ближе. — Энн…
Он прижался щекой к ее волосам, мягко высвободил одну руку и погладил ее по плечу.
— Все хорошо, — прошептал он, ощущая, как ее мышцы дрожат от напряжения, передавшегося от него. Он отступил назад, заставил себя улыбнуться ради нее и ласково потянул за руку. — Давай пойдем и позавтракаем. Ладно?
— Ладно, — согласилась она после секундной паузы и повернулась, чтобы отключить омнихору и закрыть сверкающие клавиши.
Они сидели в столовой, занятые друг другом. Рядом с ними по столу были расставлены всевозможные блюда. На Эр Томе был домашний халат, на землянке — простая рубаха и брюки.
Петрелла несколько минут прожигала их взглядом, впиваясь пальцами в руку господина пак-Оры. Когда она наконец убедилась в том, что ни ее сын, ни его гостья в ближайшее время не повернут головы и не заметят ее в соответствии с приличиями, она с силой ударила в пол своей палкой.
Тогда к ней повернулись обе головы, но ей был нужен взгляд Эр Тома.
— Вы, сударь! — рявкнула она. — На пару слов, будьте любезны.
И она заковыляла прочь, удостоив гостью одним только приветственным кивком.
Эр Том едва слышно вздохнул и отложил салфетку в сторону.
— Прости меня, друг, — мягко сказал он и ушел следом за матерью.
Глава двадцать четвертая
Дракон во всем следует своей необходимости и либо склоняется перед Обществом, либо нет. И неразумно оспаривать избранный Драконом путь или пытаться заставить его свернуть.
Из «Лиадийскои книги Драконов»
— Ты будешь любезен объяснить, — объявила Петрелла, как только дверь веранды закрылась за дворецким, — почему три послания, отправленные на твой личный экран, остались без ответа с момента их отсылки и по сю пору?
Эр Том поклонился.
— Несомненно, потому, что я не заходил в свои комнаты с момента за час до главной трапезы вчерашнего вечера и не запрашивал послания из домашней базы.
Петрелла глубоко вздохнула, и ее пальцы угрожающе стиснули ручку палки. Ветерок секунду поиграл с цветами на краю веранды, бросил их, чтобы подергать рукава халата Эр Тома, потом снова свернул, осыпав Петреллу ароматами лепестков, и, наконец, умчался прочь.
— Матушка, позвольте я вас усажу, — пробормотал он, заботливо подхватывая ее под руку. — Вы переутомитесь.
Именно такое нежное внимание она привыкла видеть с его стороны. Петрелла приняла его услугу, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами, хотя она не смогла бы сказать, были ли то слезы ярости или любви.
Была ли то любовь или ярость, но когда она снова заговорила, голос у нее дрожал.
— Если ты думаешь, что я закрою глаза на любую непристойность, которую ты и эта… личность пожелаете себе позволить в этом доме…
— Простите меня.
Он не повысил голоса, но едва заметная резкость, немедленно узнаваемая всеми, кто принадлежал к Клану Корвал — и теми, кто имел с ними дела, — заставила ее замолчать.
— Филолог Дэвис — гость этого Дома, — продолжил он спустя пару мгновений, все так же мягко. — Кодекс учит нас, что благополучие гостя свято. В некотором отношении профессор Дэвис привыкла… полагаться на меня как на опору. Она чувствовала себя растерянной, оказавшись среди незнакомых людей, в мире, который совершенно не похож на ее собственный. Мне следовало обречь ее на бессонницу и тревогу из-за соображений благопристойности? Или все же мне следовало предложить привычное и очень необходимое утешение, чтобы ей было спокойно в нашем Доме?
— И все это — из-за заботы о госте! — саркастически откликнулась Петрелла. — Ты меня просветил! Кто бы мог ожидать, что у тебя хватит гениальности извратить Кодекс подобным образом, и все ради того, чтобы достичь своих целей! Я считала тебя человеком меланти, но теперь я вижу, что это мнение — как и мнение твоей приемной матери — было ошибочным. Я вижу, что имею дело с хитрым недоростком, который кичится своим положением и выставляет свои убогие мыслишки на потеху всему свету! Не беспокойся, мне хватит здоровья на то, чтобы дать урок непослушному мальчишке. Дай мне кольцо!
Эр Том застыл. На побледневшем лице широко открытые глаза казались еще больше.
— Ну, сударь? Заставишь меня просить во второй раз? Тогда он медленно поднял руки и так же медленно снял с пальца аметистовое кольцо мастер-купца. Шагнув вперед, он поклонился и бережно положил кольцо ей на ладонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47