Он мечтал о новых дальних плаваниях, об изучении неведомых земель и народов. Но совершить далекий поход ему больше не удалось, поскольку в 1832 году царь Николай I оказал ему высокое доверие, назначив его воспитателем одного из своих сыновей.
Когда в 1850 году Литке освободился от обязанностей воспитателя великого князя, ему было уже 53 года. Мог ли он в эти годы думать о дальних плаваниях? К тому же воспитанник Литке, великий князь Константин Николаевич, произведенный в генерал-адмиралы и поставленный царем во главе всего военного флота, не отпускал своего наставника далеко от себя, так как постоянно нуждался в его советах и помощи.
В годы Крымской войны Литке назначили главным командиром и военным губернатором Кронштадтского порта. Вскоре на Балтике появился неприятельский англо-французский флот. Литке разработал план обороны Кронштадта и всего русского балтийского побережья, в котором предусмотрел использование изобретенного в России минного оружия. Этот план был блестяще претворен в жизнь, более сильный флот противника не смог подойти к русским берегам и с позором отступил.
27 марта 1855 года Литке был произведен в адмиралы и назначен членом Государственного совета. Однако с гораздо большим энтузиазмом занялся он своим любимым делом — наукой.
Еще в 1845 году, пользуясь своим положением во дворце, Литке добился осуществления давнишней мечты русских географов — организации Русского Географического общества. Президентом общества царь назначил своего восемнадцатилетнего сына. Вице-председателем, то есть фактическим руководителем этой научной организации, ученые избрали Литке.
В то время как за границей подобные общества занимались преимущественно географией зарубежных стран, устав Русского Географического общества, автором которого был Литке, требовал от своих членов изучения своего отечества.
«Наше Отечество, простираясь по долготе более нежели на полуокружность Земли, — говорил Литке на первом собрании Общества, — представляет нам само по себе особую часть света, со всеми свойственными такому огромному протяжению различиями в климатах, отношениях геогностических, явлениях органической природы, с многочисленными племенами и т. д. и, прибавим, часть света сравнительно еще весьма мало исследованную. Такие совершенно особые условия указывают прямо, что главным предметом Русского Географического общества должно быть возделывание географии России».
Во главе Русского Географического общества Литке стоял до 1873 года, пока он сам не вынужден был с сожалением признать, что «всему есть конец, и старость, со всеми своими последствиями, всегда берет свое». Большие заслуги его перед русской географической наукой были признаны еще при его жизни. В 1872 году была учреждена золотая медаль его имени, которой до сих пор награждаются выдающиеся отечественные географы-исследователи.
Федор Петрович Литке умер 8 августа 1882 года в возрасте 85 лет. Имя этого выдающегося мореплавателя-исследователя, посвятившего всю свою жизнь самоотверженному труду во славу отечественной науки и русского военного флота, увековечено потомками. Оно было присвоено одному из советских ледоколов и четырнадцать раз повторяется на карте мира. Именем Литке названы: пролив между Камчаткой и островом Карагинским, гора, залив, полуостров, губа и мыс на Новой Земле, один из островов Земли Франца-Иосифа, мыс одного из Алеутских островов, остров в Карском море, течение в Баренцевом море, банка в Белом море, группа островов в архипелаге Норденшельда, мыс на острове Врангеля и мыс в Беринговом проливе.
Петр Пахтусов
С незапамятных времен предпринимались попытки пробиться на суда к восточному берегу Новой Земли без карт и лоций. Немногим смельчакам посчастливилось прорваться сквозь Карские Ворота. Из поколения в поколение передавались имена отважных, которые, зазимовав на Новой Земле, невредимыми возвращались домой.
Думал о путешествии на Новую Землю и молодой кондуктор корпуса флотских штурманов Петр Кузьмич Пахтусов. Это был человек высокого роста, могучего здоровья и несокрушимой настойчивости.
«Заботы и физические труды, неизбежные в сборах в такую дальнюю дорогу, — писал он в своем дневнике, — казались для меня легки. Я чувствовал себя здоровее и веселее, чем когда-либо».
Пахтусов прожил недолгую, но насыщенную самоотверженным трудом жизнь. Он родился в Кронштадте в 1800 году. Отец Пахтусова весь свой век прослужил во флоте и, выйдя в преклонных годах в отставку, получил самый что ни на есть низший чин шкипера 13-го класса. Старик с семьей переехал в Сольвычегодск, где жить было дешевле. Там Пахтусовы, перебиваясь на маленькой пенсии, едва сводили концы с концами.
Семи лет мальчик осиротел: умер отец. Единственной кормилицей осталась мать. В поисках работы она перебралась в Архангельск, где после долгих хлопот ей удалось определить сына в военно-сиротскую школу. Семья бедствовала, жила впроголодь. Способного, не по летам физически сильного и усердного ученика отличило начальство. Кто-то замолвил доброе словцо, и шестнадцати лет он получил направление в Кронштадтское штурманское училище. Юношу отправили на попутном военном корабле. Три года молодой человек овладевал навигационной наукой, изучал математику, физику, географию. В свободные часы его нельзя было оторвать от книг. Он зачитывался историей исследования полярного бассейна, мечтал над картой Ледовитого океана, пестревшей «белыми пятнами», восстанавливал маршруты старинных мореплавателей. И в нем все больше и больше крепла мысль попробовать свои силы на этом трудном и славном поприще.
В летние месяцы будущий штурман участвовал в учебных плаваниях к берегам Испании и Франции. В 1820 году Петр Пахтусов, успешно сдав выпускные экзамены, получил звание штурманского помощника унтер-офицерского класса. По его личной просьбе он был направлен в Архангельск, куда давно рвался всем сердцем. Здесь и началась его служба в качестве штурманского помощника на гидрографическом судне.
Одиннадцать лет провел Пахтусов в неустанных плаваниях, занимался сложной топографической съемкой дельты Печоры и берегов Северного Ледовитого океана от Канина Носа до острова Вайгач, приобрел огромный опыт. Когда начали картографирование острова Колгуев, он охотно вызвался идти в экспедицию. Ему принадлежат многие гидрографические описания и первые измерения глубин Белого моря.
В 1828 году за добросовестное выполнение заданий Пахтусова произвели в прапорщики, а три года спустя — в подпоручики корпуса флотских штурманов.
Офицера-гидрографа поздравляли друзья, однако он искренно говорил, что был бы больше рад, если бы приняли его проект изучения восточного побережья Новой Земли, посланный им в Петербург в Гидрографический департамент. Проект одобрили, но… отложили до лучших времен по причине «отсутствия потребных ассигнований». И это несмотря на то, что экспедиция должна была обойтись неслыханно дешево, требовалось всего несколько тысяч рублей. Гидрографический департамент, очевидно, побоялся отпустить средства на осуществление проекта никому не ведомого штурмана, да и вообще сомневался в возможности проникнуть к восточному побережью Новой Земли. Но Пахтусов не сдавался. Он решил организовать экспедицию на частные средства и стал упорно искать человека, который бы разделял его взгляды на необходимость снаряжения такой экспедиции. Вскоре такое лицо нашлось. Это был советник Северного округа корабельных лесов П. Клоков, ученый лесничий, которого самого давно увлекала мысль возобновить старинный морской путь на Восток. Новая Земля представляла собой как бы промежуточную станцию на этой дороге.
В начале 1832 года образовалась торгово-промышленная компания архангельского купца Брандта и Клокова. Она-то и взяла на себя расходы по снаряжению и укомплектованию экспедиции. За это компания получала у царского правительства привилегию свободного промысла морского зверя в Северном Ледовитом океане в течение четверти века.
В экспедицию, которую снаряжала компания, входило два отряда. Один из них под командованием лейтенанта Кротова должен был на шхуне «Енисей» отправиться из Архангельска к проливу Маточкин Шар, пройти проливом в Карское море, а затем следовать к устью Енисея.
Другой отряд — Пахтусова — должен был произвести опись восточного берега Новой Земли. Полностью осуществить этот замысел не удалось — судно Кротова разбилось у западного входа в Маточкин Шар, и вся его команда погибла.
Назначенный начальником экспедиции, Пахтусов чувствовал себя бесконечно счастливым. Денег на постройку судна было отпущено в обрез, и Пахтусов сам работал над чертежами одномачтового карбаса.
Длина карбаса была 12,7, ширина 4,3, осадка 1,8 метра. В корме и на носу под палубой имелись крошечные каюты. Среднюю часть судна палуба не закрывала, ее заменяли брезенты, перекрывавшие друг друга. В наши дни на подобном кораблике не каждый даже опытный моряк решится выйти хотя бы просто порыбачить. А Пахтусова ожидал Ледовитый океан.
Вечером 1 августа 1832 года карбас, названный «Новой Землей», имея на борту, кроме начальника, девять человек команды, покинул Архангельск.
Море встретило смельчаков шквальными ветрами и сильным волнением, сменившимся густым туманом. 9 августа, когда рассеялся туман, вдали показался остров Колгуев.
В штурманской рубке, раскрыв свой дневник, Пахтусов перечел краткий и выразительный эпиграф, размашисто выведенный им на первой странице: «Я расскажу как было, а вы судите как угодно» . Под свежим впечатлением пережитого шторма он записал:
«Казалось, что каждый находящий на нас вал старается покрыть судно наше седым своим гребнем, но бот наш гордо рассекал валы и несся на хребтах их, не страшась ярости бури».
Вечером впереди показалась полоска Новой Земли. Пока судно лавировало среди льдин, выискивая разводья и узкие полоски чистой воды, Пахтусов на шлюпке пошел осматривать пролив между островом и мысом.
«Не более как в час, — отметил он в дневнике, — убили мы тут 12 гагар и сварили их в братском нашем котле. Эта пища показалась нам очень вкусною».
«Братский котел» символизирует дружеские отношения между членами команды. Эти отношения, созданные Пахтусовым, никогда не нарушались, что не в малой мере способствовало успеху экспедиции.
Погода ухудшилась. Короткое и холодное северное лето было на исходе. Чем дальше на восток уходил карбас, тем непреодолимее становились препятствия. Но Пахтусов не хотел возвращаться назад, второй такой случай мог представиться не скоро.
«Частые неудачи в описи от туманов, дождей и большей частью от льдов, — записал он в дневнике, — делали положение наше для меня невыносимым. Мысль, что, несмотря на раннее еще время, придется нам зимовать, не увидев восточного берега, меня крайне беспокоила. Только примеры предшествовавших экспедиций в полярные страны несколько ободряли меня. Я знал, что и в позднюю осень Карские Ворота бывают иногда чисты ото льда».
В губе Каменка он нашел ветхую избу, ставленную, как гласила надпись на стоявшем рядом кресте, лет за семьдесят пять до этого. Решив здесь зазимовать, Пахтусов привел избу в порядок.
Команда без малейшего ропота переносила трудности:
«Все, — отмечал Пахтусов, — были веселы и шутили над своим положением».
Через десять лет, когда в «Записках Гидрографического департамента» были опубликованы «Дневные записки, веденные подпоручиком Пахтусовым при описи восточного берега Новой Земли в 1832 и 1833 годах», к этим строкам было сделано такое примечание:
«Пахтусов с самого начала похода имел одинаковую пищу с командою и во всех трудных работах участвовал лично. Известным своим присутствием духа снискал он полное послушание и доверенность команды».
Обновленная изба, хотя и была сделана добротно, оказалась не очень вместительной. Однако выбора не было. Рядом поставили русскую баню и соединили ее с избой своеобразным коридором-сенями из досок, бочек и ящиков с провизией. Затем разгрузили, очистили ото льда и вытащили на берег карбас.
С первых же дней зимовки Пахтусов строго следил за чистотой, за разнообразием пищи, старался сберечь здоровье и силы команды. Ежедневно совершались прогулки. Их могла «отменить» только сильная пурга. Без дела «дома» никто не сидел: чинили одежду, готовили пищу, мастерили капканы для ловли зверей.
Только во второй половине марта Пахтусов смог возобновить гидрографические работы. Он приступил к картографированию Никольского Шара. Опись пролива, усеянного островками, с линией берега, изрезанной заливами, требовала исключительного внимания. Смерзшийся снег, отражая яркие солнечные лучи, слепил глаза. Выручало пахтусовское упорство и находчивость. Опись продвигалась вперед. Отважных исследователей на каждом шагу подстерегала опасность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Когда в 1850 году Литке освободился от обязанностей воспитателя великого князя, ему было уже 53 года. Мог ли он в эти годы думать о дальних плаваниях? К тому же воспитанник Литке, великий князь Константин Николаевич, произведенный в генерал-адмиралы и поставленный царем во главе всего военного флота, не отпускал своего наставника далеко от себя, так как постоянно нуждался в его советах и помощи.
В годы Крымской войны Литке назначили главным командиром и военным губернатором Кронштадтского порта. Вскоре на Балтике появился неприятельский англо-французский флот. Литке разработал план обороны Кронштадта и всего русского балтийского побережья, в котором предусмотрел использование изобретенного в России минного оружия. Этот план был блестяще претворен в жизнь, более сильный флот противника не смог подойти к русским берегам и с позором отступил.
27 марта 1855 года Литке был произведен в адмиралы и назначен членом Государственного совета. Однако с гораздо большим энтузиазмом занялся он своим любимым делом — наукой.
Еще в 1845 году, пользуясь своим положением во дворце, Литке добился осуществления давнишней мечты русских географов — организации Русского Географического общества. Президентом общества царь назначил своего восемнадцатилетнего сына. Вице-председателем, то есть фактическим руководителем этой научной организации, ученые избрали Литке.
В то время как за границей подобные общества занимались преимущественно географией зарубежных стран, устав Русского Географического общества, автором которого был Литке, требовал от своих членов изучения своего отечества.
«Наше Отечество, простираясь по долготе более нежели на полуокружность Земли, — говорил Литке на первом собрании Общества, — представляет нам само по себе особую часть света, со всеми свойственными такому огромному протяжению различиями в климатах, отношениях геогностических, явлениях органической природы, с многочисленными племенами и т. д. и, прибавим, часть света сравнительно еще весьма мало исследованную. Такие совершенно особые условия указывают прямо, что главным предметом Русского Географического общества должно быть возделывание географии России».
Во главе Русского Географического общества Литке стоял до 1873 года, пока он сам не вынужден был с сожалением признать, что «всему есть конец, и старость, со всеми своими последствиями, всегда берет свое». Большие заслуги его перед русской географической наукой были признаны еще при его жизни. В 1872 году была учреждена золотая медаль его имени, которой до сих пор награждаются выдающиеся отечественные географы-исследователи.
Федор Петрович Литке умер 8 августа 1882 года в возрасте 85 лет. Имя этого выдающегося мореплавателя-исследователя, посвятившего всю свою жизнь самоотверженному труду во славу отечественной науки и русского военного флота, увековечено потомками. Оно было присвоено одному из советских ледоколов и четырнадцать раз повторяется на карте мира. Именем Литке названы: пролив между Камчаткой и островом Карагинским, гора, залив, полуостров, губа и мыс на Новой Земле, один из островов Земли Франца-Иосифа, мыс одного из Алеутских островов, остров в Карском море, течение в Баренцевом море, банка в Белом море, группа островов в архипелаге Норденшельда, мыс на острове Врангеля и мыс в Беринговом проливе.
Петр Пахтусов
С незапамятных времен предпринимались попытки пробиться на суда к восточному берегу Новой Земли без карт и лоций. Немногим смельчакам посчастливилось прорваться сквозь Карские Ворота. Из поколения в поколение передавались имена отважных, которые, зазимовав на Новой Земле, невредимыми возвращались домой.
Думал о путешествии на Новую Землю и молодой кондуктор корпуса флотских штурманов Петр Кузьмич Пахтусов. Это был человек высокого роста, могучего здоровья и несокрушимой настойчивости.
«Заботы и физические труды, неизбежные в сборах в такую дальнюю дорогу, — писал он в своем дневнике, — казались для меня легки. Я чувствовал себя здоровее и веселее, чем когда-либо».
Пахтусов прожил недолгую, но насыщенную самоотверженным трудом жизнь. Он родился в Кронштадте в 1800 году. Отец Пахтусова весь свой век прослужил во флоте и, выйдя в преклонных годах в отставку, получил самый что ни на есть низший чин шкипера 13-го класса. Старик с семьей переехал в Сольвычегодск, где жить было дешевле. Там Пахтусовы, перебиваясь на маленькой пенсии, едва сводили концы с концами.
Семи лет мальчик осиротел: умер отец. Единственной кормилицей осталась мать. В поисках работы она перебралась в Архангельск, где после долгих хлопот ей удалось определить сына в военно-сиротскую школу. Семья бедствовала, жила впроголодь. Способного, не по летам физически сильного и усердного ученика отличило начальство. Кто-то замолвил доброе словцо, и шестнадцати лет он получил направление в Кронштадтское штурманское училище. Юношу отправили на попутном военном корабле. Три года молодой человек овладевал навигационной наукой, изучал математику, физику, географию. В свободные часы его нельзя было оторвать от книг. Он зачитывался историей исследования полярного бассейна, мечтал над картой Ледовитого океана, пестревшей «белыми пятнами», восстанавливал маршруты старинных мореплавателей. И в нем все больше и больше крепла мысль попробовать свои силы на этом трудном и славном поприще.
В летние месяцы будущий штурман участвовал в учебных плаваниях к берегам Испании и Франции. В 1820 году Петр Пахтусов, успешно сдав выпускные экзамены, получил звание штурманского помощника унтер-офицерского класса. По его личной просьбе он был направлен в Архангельск, куда давно рвался всем сердцем. Здесь и началась его служба в качестве штурманского помощника на гидрографическом судне.
Одиннадцать лет провел Пахтусов в неустанных плаваниях, занимался сложной топографической съемкой дельты Печоры и берегов Северного Ледовитого океана от Канина Носа до острова Вайгач, приобрел огромный опыт. Когда начали картографирование острова Колгуев, он охотно вызвался идти в экспедицию. Ему принадлежат многие гидрографические описания и первые измерения глубин Белого моря.
В 1828 году за добросовестное выполнение заданий Пахтусова произвели в прапорщики, а три года спустя — в подпоручики корпуса флотских штурманов.
Офицера-гидрографа поздравляли друзья, однако он искренно говорил, что был бы больше рад, если бы приняли его проект изучения восточного побережья Новой Земли, посланный им в Петербург в Гидрографический департамент. Проект одобрили, но… отложили до лучших времен по причине «отсутствия потребных ассигнований». И это несмотря на то, что экспедиция должна была обойтись неслыханно дешево, требовалось всего несколько тысяч рублей. Гидрографический департамент, очевидно, побоялся отпустить средства на осуществление проекта никому не ведомого штурмана, да и вообще сомневался в возможности проникнуть к восточному побережью Новой Земли. Но Пахтусов не сдавался. Он решил организовать экспедицию на частные средства и стал упорно искать человека, который бы разделял его взгляды на необходимость снаряжения такой экспедиции. Вскоре такое лицо нашлось. Это был советник Северного округа корабельных лесов П. Клоков, ученый лесничий, которого самого давно увлекала мысль возобновить старинный морской путь на Восток. Новая Земля представляла собой как бы промежуточную станцию на этой дороге.
В начале 1832 года образовалась торгово-промышленная компания архангельского купца Брандта и Клокова. Она-то и взяла на себя расходы по снаряжению и укомплектованию экспедиции. За это компания получала у царского правительства привилегию свободного промысла морского зверя в Северном Ледовитом океане в течение четверти века.
В экспедицию, которую снаряжала компания, входило два отряда. Один из них под командованием лейтенанта Кротова должен был на шхуне «Енисей» отправиться из Архангельска к проливу Маточкин Шар, пройти проливом в Карское море, а затем следовать к устью Енисея.
Другой отряд — Пахтусова — должен был произвести опись восточного берега Новой Земли. Полностью осуществить этот замысел не удалось — судно Кротова разбилось у западного входа в Маточкин Шар, и вся его команда погибла.
Назначенный начальником экспедиции, Пахтусов чувствовал себя бесконечно счастливым. Денег на постройку судна было отпущено в обрез, и Пахтусов сам работал над чертежами одномачтового карбаса.
Длина карбаса была 12,7, ширина 4,3, осадка 1,8 метра. В корме и на носу под палубой имелись крошечные каюты. Среднюю часть судна палуба не закрывала, ее заменяли брезенты, перекрывавшие друг друга. В наши дни на подобном кораблике не каждый даже опытный моряк решится выйти хотя бы просто порыбачить. А Пахтусова ожидал Ледовитый океан.
Вечером 1 августа 1832 года карбас, названный «Новой Землей», имея на борту, кроме начальника, девять человек команды, покинул Архангельск.
Море встретило смельчаков шквальными ветрами и сильным волнением, сменившимся густым туманом. 9 августа, когда рассеялся туман, вдали показался остров Колгуев.
В штурманской рубке, раскрыв свой дневник, Пахтусов перечел краткий и выразительный эпиграф, размашисто выведенный им на первой странице: «Я расскажу как было, а вы судите как угодно» . Под свежим впечатлением пережитого шторма он записал:
«Казалось, что каждый находящий на нас вал старается покрыть судно наше седым своим гребнем, но бот наш гордо рассекал валы и несся на хребтах их, не страшась ярости бури».
Вечером впереди показалась полоска Новой Земли. Пока судно лавировало среди льдин, выискивая разводья и узкие полоски чистой воды, Пахтусов на шлюпке пошел осматривать пролив между островом и мысом.
«Не более как в час, — отметил он в дневнике, — убили мы тут 12 гагар и сварили их в братском нашем котле. Эта пища показалась нам очень вкусною».
«Братский котел» символизирует дружеские отношения между членами команды. Эти отношения, созданные Пахтусовым, никогда не нарушались, что не в малой мере способствовало успеху экспедиции.
Погода ухудшилась. Короткое и холодное северное лето было на исходе. Чем дальше на восток уходил карбас, тем непреодолимее становились препятствия. Но Пахтусов не хотел возвращаться назад, второй такой случай мог представиться не скоро.
«Частые неудачи в описи от туманов, дождей и большей частью от льдов, — записал он в дневнике, — делали положение наше для меня невыносимым. Мысль, что, несмотря на раннее еще время, придется нам зимовать, не увидев восточного берега, меня крайне беспокоила. Только примеры предшествовавших экспедиций в полярные страны несколько ободряли меня. Я знал, что и в позднюю осень Карские Ворота бывают иногда чисты ото льда».
В губе Каменка он нашел ветхую избу, ставленную, как гласила надпись на стоявшем рядом кресте, лет за семьдесят пять до этого. Решив здесь зазимовать, Пахтусов привел избу в порядок.
Команда без малейшего ропота переносила трудности:
«Все, — отмечал Пахтусов, — были веселы и шутили над своим положением».
Через десять лет, когда в «Записках Гидрографического департамента» были опубликованы «Дневные записки, веденные подпоручиком Пахтусовым при описи восточного берега Новой Земли в 1832 и 1833 годах», к этим строкам было сделано такое примечание:
«Пахтусов с самого начала похода имел одинаковую пищу с командою и во всех трудных работах участвовал лично. Известным своим присутствием духа снискал он полное послушание и доверенность команды».
Обновленная изба, хотя и была сделана добротно, оказалась не очень вместительной. Однако выбора не было. Рядом поставили русскую баню и соединили ее с избой своеобразным коридором-сенями из досок, бочек и ящиков с провизией. Затем разгрузили, очистили ото льда и вытащили на берег карбас.
С первых же дней зимовки Пахтусов строго следил за чистотой, за разнообразием пищи, старался сберечь здоровье и силы команды. Ежедневно совершались прогулки. Их могла «отменить» только сильная пурга. Без дела «дома» никто не сидел: чинили одежду, готовили пищу, мастерили капканы для ловли зверей.
Только во второй половине марта Пахтусов смог возобновить гидрографические работы. Он приступил к картографированию Никольского Шара. Опись пролива, усеянного островками, с линией берега, изрезанной заливами, требовала исключительного внимания. Смерзшийся снег, отражая яркие солнечные лучи, слепил глаза. Выручало пахтусовское упорство и находчивость. Опись продвигалась вперед. Отважных исследователей на каждом шагу подстерегала опасность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83